а чё)))
денисом отправляется вслед за стикером. сообщения подозрительно быстро, на вкус коломийца, отмечаются прочитанными. коломийцу, наконец набравшему сил, чтобы тихонько избавиться от уличного бомбера (к вечеру начинало холодеть), становилось не по себе от всплывающего и тут же исчезающего «печатает». он переключился на другие вкладки. так сказать, подальше от греха. да так просто недавно видел у ксюхиного подъезда еще удивился только не додумался подойти там поздороваться всё любопытнее и любопытнее, денис от вовлечённости держит нижнюю губу под зубами и в воздухе мотает ногой. прям заметил? прям у ксюхиного дома? прям не додумался поздороваться? он начинает жалеть, что с такой периодичностью останавливался у дома подруги и не способен с точностью определить дату, о которой этот абгвсешка – знакомый? приятель? прохожий? – говорил. напрямую спросить – совсем не в прикол, а ответ на уму не складывается. денис переворачивается на кровати с живота, поправляя мятую ткань, и задумается, что стоило бы пройтись до выключателя и прилечь поспать, расслабиться. мысли перебивает новое соо. бля футболка на тебе пиздатая такая с непонятным принтом запомнил её почему-то ахаха коломиец серыми глазками и лопнувшими капиллярами в них хлопает-хлопает, смотрит на себя, приложив подбородок к груди в хлопке, и усмехается.типо чёрная? с хуйней в виде ино надписей?
мем.
я сейчас в ней, третьи-четвёртые сутки уже ношу и вроде
не жалуюсь.
и, недолго думая о дозволенности в фамильярностях, сразу добавляет.треш. чёто даже для себя какой-то слишком вонючий.
весь в ёбаном поту.
ахаха.
ранее набиравший что-то аноним замолчал, но не пропал из онлайна. как персона простая и до одури ранимая, денис сразу же почуял неладное: может, на другом конце сети брюзга, не приемлющая излишние детали, или, что ещё хуже, тёлка – из тех, что в любом неприкаенном взгляде могут отыскать флирт? денис от неконтролируемого раздражения дёргает глазом. заветные три точечки высветились под скупой на информацию иконкой. коломиец не может не расширить глаза в полушоке, неверии и удержать нервный оскал. даже если бы денис наплёл про то, что ожидал многого за кротким звуковым сигналом и синей циферкой в окружности, когда на деле его черепная коробка оставалась такой воздушно незаполненной и чистой, что было практически больно, предположение о таком оставалось бы на самых задворках сознания, в самом конце очереди, и всё равно не смогло бы сравниться с сюрреальным мандражем от предстоящего. денис гадал, смеяться ему или корчить отвращенную гримасу. в мысленных противоборствах победила нейтрального обозначения реакция «молнией». надо же было додуматься это отправлять. нежданно негаданно ответом на самый первый комм – не тот, который из предосторожности и славной животинки – была отправлена фотография: нормальная, несмазанная и даже с поставленным освещением, и было бы хорошо, просто отлично, если бы это было всё, что смог в ней подметить денис. но было не очень, потому что на дениса смотрели – не преувеличение! он ощущал, как на него пялятся в упор – выступающие темные вены, крайняя плоть, молочная плитка фоном и совершенно нелепая и неуместная подпись «через плечо». денису бы спокойно отшутиться, что неизвестный за безликими буквами ошибся номером, но относительно твёрдый и толстый член с неправильной грамотностью вписывался в контекст. осознание давалось ещё сложнее: ну не тёлка же денис, которая за любой издёвкой видела двойное дно, но отчаяние точно загоняло его в мысль, что внезапный дикпик равносилен только флирту и никак не мог быть кинут в рофл. или мог. рассуждения приводят к головокружениям, поэтому коломиец решает относиться ко всему не всерьёз.ничё такой.
не самый большой, конечно, который я видел.
охуел? ебало у тебя ничё такое, а хуй у меня самый красивый ну ваще надеюсь ты знаешь что размер в этом деле не решает)))))))) надежды на кристально гетеросексуальный диалог вконец растворяются в странных намёках. денис слепой деткой держится за мираж, что это всё ему непонятная метаирония, поэтому не сбавляет оборот.
бля боюсь тогда спросить но
что решает?
денис осознает: назад пути нет. он своей рукой, самостоятельно и по собственной воле нажал на рычаг. ожидает чего-то конкретного. всматривается в глубину своих внутренностей, задается вопросом, а почем поступает так? почему не закроет диалог? ответ намечается настолько элементарным, что к горлу подступают тошноты. иногда человек излишне любопытное сознание. и любит, когда прожекторы направлены прямо на него. знаешь я бы с радостью тебе показал есть что-то очень человеческое и не слишком честное в том, как тело реагирует на сообщения: у дениса начинает вырабатываться павловский инстинкт. «мило», – вкрадчиво заключила метафорическая арина, смакуя судьбоносные слоги своим лелейным, сладким, девичьим голоском. «не совсем», – отозвались совсем не теоретические мурашки под кожей денисова живота. он задерживается пальцами над поцарапанным стеклом непозволительно долго. интерес коломийца не про сексуальность и про интервенцию, она про что-то другое, уместившееся под селезёнками: про особенный, неразборчивый (или разборчивый, слишком понятный, стеклянно чистый и от того всё менее невинный) тон, оттенки и послевкусия признаков внимания. денису не противно, если говорить не про себя, денису кисло, и горько, и пряно, и ропотно под ребром. ноги у тебя пиздец углубляется дыхание. такбы и улжился между ними на кровати п4ред тобй коломиец не знает, что от него ждут. он непроизвольно начинает теребить край темной ткани и разбивается о жар своих рук. зая фу красивая девочка мерзко я хочу посмотреть какой мокрой ты можешь быть тут там денис молниеносно нажимает на кнопку выключения и бьётся о дерево изголовья. безутешно всматривается в белый потолок. в его дурном, крохотном черепе головы разразилось сомнительное: «как? что? зачем? он не это имеет в виду, это кринжатина и прикол.» это нездОрово и нездорОво, но в его другой, сравнительно крупной и даже более дурной головке кипит и раздувается. коломиец ненавидит себя и ёрзает по матрасу бедром. конечно, так с ним и про него шутили и раньше: про ноги, про «выебать» и со всеми вытекающими. но никогда так дико и так фривольно, никогда так напрямую, открыто, бешено, потому и реакция у него, дениса, выстраивается совсем по-новому, по-другому. побойся иисуса, спрячь(ся) от большого брата и кипящего отражения лица в зеркале над выбранным мамкой комодом. безобразное щекочет под грудными косточками, свободной резинкой спортивных шорт: на душе по-особенному гаденько и отвратно, но этот же непонятный сам его совращал и растлил, да? денис пугается эрекции допубертатным ребенком, кусает губы до боли и металлического привкуса полосы. не помогает. отвлечься не получается, и денис с силой стискивает веки до красочной, почти ожившей темноты, считает одним пересохшим ртом до заветной десятки . видит под веками приспущенные джинсы, небритую дорожку из темных, жёстких волос и коренастую руку, придерживающую у основания: красивый ракурс – никто из его знакомых так не парится над интимками, если парится вообще – и красивый пенис, пригибающийся к небольшому животу, красивая линия ладони и парадоксально красивые, действующие слова. денис не девочка, чтобы от подобного плавится, не арина, чтобы ему такое посвящать, но и под трусами у него не нежный клитор, тугие стенки вагины, а он же всё равно опускается к ним. пальцы безбожно трясутся. в голове нет места для отвращения, она переполнена ватой и бесполезным ожиданием, эндорфином, дофамином и немного желанием себя убить. он априори не может быть там мокрым, не совсем, не как женщина, но подклад темного белья весь в вязком предэякуляте, от чего денису на удивление не холодно и не жарко. денис не успевает испытывать стыд. денис издает жалкий всхлип, когда проводит по щели головки. плоть теплая и сухая, коломиец пытается поймать привычный ритм: у него, в отличие от незнакомца, нет волос и кожа светлей, и на свой пенис будто смотреть неудобнее, нелепей. на секунду прерывается, чтобы провести языком по всей поверхности руку, отчего легче и приятнее водится по длине. один раз, два раза, третий шумят оповещения: они не прекращаются, пока пальцы отводят необрезанную крайнюю плоть, чтобы обвести особенно отзывчивое место, таз вбивается навстречу кулаку. это даже немного подбадривает, куражирует дениса: о нём не забыли, о нём думают, ему посвящают комплимент за комплиментом. это льстит и дурманит сознание, кружит голову и как-то особенно сильно, особенно отчетливо начинает пугать. коломиец не знает, куда ему деться. он отвечает на второй гудок неожиданно даже для себя, и чувства его накрывают. тревожат до того, что он почти плачет: для коломийца непосильна концентрации хаоса, сюрпризов, внезапностей про собственную натуру. прекрасно, что на другой стороне трубки звучат желающими, возбуждением пропитаны рваные глотки воздуха, тишина просторного помещения, хлюпающие хлопки и бескомпромиссно девичьи выкрики. скрипит постель, денис расхлопывает глаза в непонимании – а во что с ним, собственно, играются? – и теряет возможность мыслить, когда раздаётся его стон. определённого понимания, кто он, у коломийца не было – но ему даже этого, кажется, не нужно было совсем. ему жизненно необходимы чужие придыхания, слышимая усмешка в голосе и неотразимая болезнь в голове. он болен, это невозможно отрицать, но болен так изысканно, даже невыносимо искусно, что денису приходится закрывать собственный рот рукой. девочка. красивая, нежная, маленькая, я так хочу мрамор твоих ног, я так хочу тебя всю, хорошую, хрупкую, симпатичную, капризную исключительно себе. денис отключается. у него затаился свет в конце туннеля перед зрачком, прозрачная вязь меж треморными пальцами и последний позорный, протяжный, сливающийся с женским в трубке стон, который ставит конечную точку на дне и адекватности дениса. сразу же после того, как закончить звонок, коломиец блокирует анонима.***
на следующий день, несмотря на свои нескончаемые жалобы, денис опять стоит и мёрзнет – как за день успела так резко ухудшить погода!? – у подъезда ксюхи. забивает нужные цифры в домофон и длинными ногами перепрыгивает через бетонные ступеньки. хочется согреться – хоть приторной эссой, но лучше компанией перекрасившейся шикиной, которую просто незаконно не любить. с ней обнимается в прохожей, ей говорит, что «ну да, ничё так, симпатично», с ней проходит в зал. и, лишь на секунду отрываясь от арининого ангельски открытого лица, натыкается на фигуру, о которой и думать забыл, хотя ей несказанно радуется. – ого, – смотрит ровно в чужие глаза с шальным огоньком, почти не смущаясь. – сколько зим, сколько лет, серёжа. тяжёлая рука хватает поверх худи. – и тебе не хворать, ден, – заговорчески улыбается. – нихуя себе на тебе шортики, мальчик, коленки не обдул? какое счастье, что денис достаточно глупый, чтобы не узнать этот голос и тон.***