в ожидании стекла.

серый город обездвиженный непрекращающимся моросящим дождем своим существованием просто раздражает. пора бы съехать из него. спрятаться среди живого мира, да начать писать новую книгу, где не будет места пряткам от силуэта, от тени, от воспоминаний, где будет идеальный мир, в котором не будет места прошлому, только настоящее и будущее. мысль об этом приобретает радужные краски, даже рисует улыбку, на мгновение может показаться, что солнышко пробивает лучик в густом покрывале из облаков и освящает планы, благославляет на исполнение, однако мелкие стеклянные крупицы образуют пленочку на языке. она царапает щеки, те кровоточат, и мозг подкидывает и переворачивает запекшиеся мысли, возвращает парня на землю, а тот осознает, что никогда не сможет выбраться из серости вокруг. она приелась слишком. сначала залилась в глаза, потом через нос попала в лёгкие и в конечном итоге забралась в самое сердце, намертво связав Лирина с этим городом, с этими ебланскими качелями в форме корзинки. да и не только его. каждый, кто побывает здесь, попадётся под проклятье. на привязи сидит пёсик, лелеет свою уходящую юность и убивает себя сердечной болезнью. скрывая за маской, за патлами свое лицо, он ищет очертания макушки, плеч, отпечаток голоса, вибраций, эхо. фантом вечно преследует его и напоминает о едкой утрате, саднящей в области груди. Артём не в силах себя сдерживать, чиркает зажигалкой и дымит прям в пыльное небо, что отвечает ему усиливающимся дождём. он хочет видеть все, кроме потухшего взгляда. знает, что тот похож на город, сгоревший до тла, ещё тёплые обугленные стены жилого дома, в который никто больше не зайдёт, там хранится только печаль, прошедшая злость, там пустота, готовая сожрать и поглотить. одного только упоминания, что обладатель этого взгляда в порядке, хватает, чтобы покрыться мурашками. и все же эти глазки хочется найти среди поседевших душ горожан, страшно с ними столкнуться, но лишь выбрав свет в глубине толпы, он ощутит себя на пару секунд живым. как раньше живым. как вечер, скрывающий свои тайны во тьме, в душе узревается долгая печаль, безмолвно переплетающаяся с воспоминаниями о былом первобытном романе. отшумевший шепот нежности, что разливался из его губ, теперь лишь эхом звучит в ушах, словно музыка, никогда не зазвучавшая в полную силу. минувшие чувства, либо же их полупрозрачный призрак, как затененная луна, лежит теперь на дне сердца, но все еще излучает свой бледный, оплаканный свет. ощущается, как погас блеск в зрачках, порой сверкающий как звезда, но теперь преображенный в забытый бриллиант, покрытый слезами и пылью времени. вспоминая чужие руки, что нежно покоились на кистях, Лирин ощущает их отсутствие покалыванием, словно потерянный оазис в пустыне сокрушений. все теперь переполнено горечью разочарования, мрачными оттенками тоски и надеждой, увядщей, как умирает лист на дереве осенью. Тема видел, как росли и черствели его черты, стараясь запомнить каждую из них, но теперь они лишь мелькают перед внутренним взором, словно сломанный фрагмент старинной картинки. он видел, как ступил на заведомо убийственную тропу Чуйко, ощущал полной грудью, как тот запах мертвечиной. в его сердце засела гнусная боль, словно насекомое, изъедающее жизнь постепенно, но неотвратимо, личинок оно не оставляет благо, правда вгрызается лапками так умело, что плоть рвётся адски нестерпимо, жаль только душевно, на деле ни одного пореза, только фантомная боль, сносящая крышу. привязанность обжигает до жути до сих пор. тысячи слов вылетали из губ, тысячи мерзких фраз в ответ на тёплую руку, тысячи оскорблений, на которые тоже сыпались оскорбления, как тупо он слился, как долго злоба и ярость кидала в жар, и как быстро из феникса он превратился в авгурию. только улыбка остаётся такой же звериной, клыки стали острее, а на запястья красуется три пореза — вечная память первым неудавшимся отношениям, которые полтора года не отпускают. все это лишь медленная пытка, либо способ свести Диму в дурку, а может сразу в могилу. он уже превратился в овоща, раз не может без таблеток для здоровья даже встать с кровати, где в объятиях простыней загибается от тревоги, что Темы рядом нет, и больше не будет, что ближе чем на метр, как рандомные покупатели в магазине, им больше не быть. и будущего без темноволосого тоже не будет, он как пират украл все сокровище — любовь, магнитит к себе чувства, развращает, опошляет, перерабатывая в вязкий мусор, что по цвету похожи на волосы Чуйко. после случайной встречи вот уж год прошёл, а он все ещё ищет Лирина меж прилавков, скитаясь по пропахшему хлоркой магазину, то и дело засматриваясь в лица прохожих, глубоко внутри надеясь на благосклонность судьбы. но её не было. это была издевка, чтоб снова подколоть и без того пораненную душу, напоминающую губочку у швеи, полностью покрытую иголками и булавки. соврать не удастся, было очень страшно возвращаться из раза в раз в магазин, и также тревожно выходить, зная, что Лирин может объявиться в любой момент. ебаные кошки мышки давят на мозги. Дима в очередной раз выходит гулять в дождь, чтобы найти его тело в луже, может только там под скатерью ядовитого мира его ненависть и спокойствие обретёт форму нежнейших касаний. как было года два назад. горька и тошнотворна пелена воспоминаний, что плотно обнимает душу, словно паутину невидимую, узирающую вглубь самых глубин. время, безжалостное к услышанным молитвам, раскрывает свои жерла, выковывая из памяти отрывки былого, наполняющие сознание одиночеством и бесконечным медным вкусом на языке. запечатлелись в разуме счастливые моменты, теплота которых теперь окутывает существование, вызывая слезы печали и нелепую скорбь и ненависть. воспоминания, словно стрелы страданий, проникают в сон и привносят привкус тоски в отдых, как терпкий яд, пронизывающий внутренности. улыбки, что когда-то ярко сияли на лице, теперь изменили свое значение, словно погрузились в череду невзгод, оставив мрак на своем следу. нежность, что затронула его, словно взъерошивание волос по весеннему ветру, теперь замерла в прошлом, став венцом потухших черт души. горечь от воспоминаний сожгло все изнутри, словно забытое в жаркой печке масло. Дима ощущает, как страдания отражаются в каждом вздохе, в каждом движении руки, как ниемущее красное пятно на чистом листе бумаги, как полные безнадежности слезы школьницы, падающие на учебник по математике. так продолжается этот танец флешбеков, который шепчет в его ухо о потерянных моментах, о пересказанных словах и мечтах, разбитых о скалы жизни. Дима в ожидании стекла. уверен, что встретит на следующей случайности словесные пули и ножевые ласковые поглаживания щеки одним лишь взглядом. мир внутри хрустальный, весь в заплатках, перемотанный бинтами. похож на бокал, склеенный скотчем, в который нельзя налить больше вина: все вытечет. сплитовый как бокал, где ещё в трещинках и на самом дне остались следы красного полусладкого — любовь. она толкает его шагать к качелям, на которых его уже ждут, как ждали тогда в магазине, как ждали на ужин после работы. даже колкие капли ледяного дождя не кажутся такими холодными, как момент, в котором остановилось время и пространство. зрачки расширяются при одном выгляде на зеленоволосую макушку. Чуйко дезориентирутся и не видит ничего кроме него: машины, панельки, дороги, — все исчезло, он в абсолютной серой пустоте с островком, на котором едва помещалось основание качелей из четырёх столбов. на самой корзинке докуривает сигарету парень, чей запах так и остался несколько мускатным и отдающим пеплом. навевает на горькие, как и его губы воспоминания. глаза покрылись пылью, отсырели, постарели и заполнились бездной, как улицы окурками по весне. по спине пробегает табун болезненных мурашек. меньше метра расстояние, все как наяву, живое и потрясающее во плоти прямо перед носом, до боли безотказен, пока не начнёт блевать. Лирин по своему обыкновению роняет пряди волос на лицо, а Чуйко приходится сесть перед ним на колени и потянуть на себя за подбородок. на приоткрытых его губах ещё не успели сойти следы зубов, чем наслаждается Тема, языком надменно вновь изучает выемки. не глядя, выкидывает сигарету прям на асфальт, точно как мысли о том, как неправильно целовать своего бывшего на детской площадке под усиливающийся ливень и вот-вот начинающуюся грозу. действия в моменте склоняют к неожиданным поворотам, открывают тайные закоулки сознания, где в тупиках находятся сокровища. столкновение языками, неаккуратные касания, мурчание смешивающееся с рычанием — глоток воды в жару под сорок градусов. подрагивание колен делает совсем Чуйко неустойчивым, но его подхватывает за щеки зеленоволосый, продолжая странно выцеловывать каждый его миллиметр губ. как же долго копилось ожидание под сердцем, как тяжёл был мешок надежд испепелившихся после встречи в магазине. потерянное, стало найденным, а страдания растворяются, пока ебанутый сплитовый рядом. тысячи слов выливаются через движения требовательные, пытливые укусы и жаркие для знобящей погоды касания. на контрасте с хлестающей водой биение сердца ощущается особенно сильно, а кровь будто закипает, чтоб два почти убитых тела не стали жертвами не щадящей природы. Лирин особенно рад. два года в разьедающей кислотный обстановке очень чётко дали понять, что ненависть, собирающаяся в нем месяцами, бесценна, чиста, но абсолютно бессмысленна, ровно как и абсурдна причина пустых страданий. все время он думал, что дело в его одиночестве и привычке, потому никто другой не латал его душу, но тут спрятано что-то глубиное, точнее кто-то. кто-то с янтарно карими глазами и характером, присущий быкам. Чуйко готов поклясться, что по-настоящему ощущал шершавые губы на своих, слышал мысли парня напротив и застал его победу над сломавшейся жизнью, однако не существует вселенной, в которой Дима сделает шаг навстречу. прошла не минута, даже не пара, сердце забилось пару раз, разревелось, и ноги понесли его прочь. быстрый шаг сменился на бег, а дождик в отместку кончился, отказавшись оправдывать слезы на его лице. в сознании на всю стену его жизни отпечатался вид спины и тлеющей сигареты, от которой тошнит. может быть когда-нибудь он освободится от оков, но пока что заново повторится круг, а потом может и ещё раз. в реальной жизни он убьет себя ожиданием стекла, где раз в два года будет сталкиваться лишь с оболочкой эпицентра своих мыслей. он все готов отдать, лишь бы не видеть этих глаз, но снова в них заглянуть и провалиться в бездну, что за секунды переполза в грудную клетку. позади несвойственные пустой улице резкие и громкие шаги вызывают недоверие, и пусть Лирину поебать на окружающее серое месиво, он оборачивается, чтоб пожалеть об этом. импульсы бьют по мозгу, что не в силах сразу переварить происходящее. и лишь когда названный прохожий скрылся за поворотом, родная паника накрыла лоб Темы ледяной ладонью и погрузила в смолистую гущу тревог цвета облаков. бездна вырывается из глаз и стекает по щекам, по плечам на асфальт, образуя огромную невидимую лужу. и мириады лишних слов не будут лишними, если бы не прошли мимо друг друга они в тишине. если бы не бежали друг от друга, повторяя собственные ошибки, в которых копится страх. жизненная сила комками слепляется и закупоривает вены. Лирин клянётся самому себе, что убьет себя на этих качелях, задыхаясь от вновь проявившейся в гуще скукоты злости. любовные серенады подтрунивают и вихрями кружат над ушами, щекочя и кусая мочки, повторяя движения зубов Чуйко, когда они были вместе. скрипучие песни дерут голову, а в царапинки проникает яд. сломать его оказалось слишком легко, лишь показавшись спустя год с лишним на глаза, убегая от него. не уберет его бездну никакое существо и чудо, лишь одному Диме под силу впитать её, поглотить и стать сильнее, чтоб зеленоволосый по-хозяйски его раздел и вкусил, переходя на новый уровень развития. остаётся разбитым висеть на тросах и буквально, и морально на ниточках нервов, что ещё не самоуничтожились. второй далеко отсюда сгибается и воет, потеряв веру в себя. а может быть снова зажгли бы огни в темноте они разбитыми душами, но оказывается слишком сложно допустить приближение диалогов без обид. бесконечность променяли бы на друг друга, только не готовы обменять страдания на нескончаемую жизнь.