Об этом принято молчать

Переживает ли Чонгук по поводу того, что собирается разделить постель с отцом своего лучшего друга, когда этот самый друг сейчас самозабвенно посапывает в соседней комнате? Ну, вообще-то, очень переживает. Но когда горячие губы так приятно скользят по его шее, задевая каждую чувствительную зону, от навязчивых мыслей мало что остаётся. — Так мы ещё не рисковали, да? — Тэхён шепчет в порозовевшее ухо, ненадолго оторвавшись от уже вспотевшей кожи. Шея Чонгука покрывается множеством мурашек от низкого голоса, и Ким, замечая это, хищно скалится, проходясь языком немного выше ключицы, чем вызывает рваный выдох сверху. — Заткнись, — шипит Чонгук, на секунду приоткрывая глаза со вздохом. Он несколько раз моргает, потому что картинка перед глазами плывёт, мешая рассмотреть даже лицо напротив. — Скалишь зубки? — Тэхён немного отодвигается от Чонгука, с любопытством и неизменной хищной ухмылкой заглядывая в его глаза. Чонгук невольно сравнивает Кима с диким зверем, сумевшим загнать маленькую беззащитную птичку в клетку. И по-хорошему, ему должно стать страшно от осознания, что он и есть эта самая птичка, только… — Не советую, зайчик, — брюнет тянется рукой к его лицу, и Чонгук замирает, опуская глаза в пол, когда он заправляет прядь, выпавшую из маленького хвостика. …почему это так возбуждает? — А то что? — проснувшаяся как некстати смелость только и делает, что распаляет Тэхёна. Он скалится, а Чонгук вздрагивает, когда Ким вновь наклоняется к тому уху, за которое только что убрал его волосы, и шепчет: — Рекомендую подумать над тем, каким образом ты будешь закрывать себе рот, если я свяжу тебе руки, — Тэхён запускает руку в волосы, сжимая их в районе заплетённого хвоста, и оттягивает, вынуждая посмотреть прямо в глаза. — Ты ведь так не хочешь, чтобы Ёнджун и Мингук услышали твои сладкие стоны, когда я буду брать тебя, правда? Тэхён говорит это прямо в чужие покрасневшие от покусываний и припухшие от поцелуев губы, и едва касается их своими — влажными и тёплыми, заставляя Чона хрипло выдохнуть и практически закатить глаза от нарастающего возбуждения. Колени подкашиваются, и ему приходится схватиться руками за предплечья брюнета. Желание опустится на пол, встав на эти самые колени, с каждой секундой становится всё сильнее. Окончательно затвердевший член неприятно упирается в ткань нижнего белья и домашних штанов, вынуждая Чона время от времени шипеть, не имея возможности поправить спортивки. Он, блять, еле сдерживает себя о того, чтобы позорно не застонать в голос, умоляя трахнуть его. Мешает только гордость, которая не позволяет Чонгуку самостоятельно рыть себе могилу, с потрохами сдавая Тэхёну все свои тайные желания (будто он не знает их), и ещё… Понимание того, что в соседней комнате спят его, Чонгука, четырёхлетний брат и лучший друг, тревожат в несколько раз больше, чем близкая связь Чона с мужчиной, который почти вдвое старше его самого. То, что Мингук или Ёнджун могут услышать его голос сквозь даже толстые стены, пугает. И если младший Чон в силу возраста явно не поймёт, что за звуки доносятся из комнаты рядом, то какой реакции ждать от Ёнджуна, если что-то пойдёт не так, Чонгук понятия не имеет. Как и то, каким образом ему потом объяснять свои отношения. — Так что? — чужой голос вырывает его из мыслей, Чонгук смотрит на Тэхёна непонимающим взглядом, — Придумал? — ему требуется несколько секунд, чтобы понять, о чём говорит старший. Чонгук краснеет, отводя глаза. — Н-не надо, — мямлит Чонгук, устремляя взгляд в пол. Картина перед глазами меняется уже через пару секунд, когда Тэхён хватает его за подбородок, заставляя поднять голову, — пожалуйста… — Что не надо, зайчонок? — Связывать… — шепчет Чонгук, во рту становится сухо от прожигающих все внутренности глаз старшего, — ты знаешь, я не люблю, — он хрипло дышит в лицо Тэхёна горячим воздухом, позорно осознавая, что с треском провалил свою негласную для себя миссию. Не показывать Тэхёну, в какую лужу он превращается, оказываясь в его руках. — Тогда я могу рассчитывать на послушание с твоей стороны, маленький? — Да… — шёпот на грани тишины вместе с лёгким кивком головы, и Тэхён довольно улыбается. То, с какой скоростью Чонгук каждый раз отдаёт власть над собой в его руки, выглядя при этом таким красиво разрушенным с этими выпяченными губами и помутневшими от возбуждения глазами, заставляет Кима буквально вскипать изнутри. Он кое-как сдерживает в себе желание развернуть Чона к себе спиной, прижать лицом к ближайшей стене и трахать его так хорошо и так долго, пока он не сможет стоять на своих трясущихся от нескольких оргазмов подряд ногах. Тэхён отлично знает, какой Чонгук становится чувствительным после разрядки, как сладко он может плакать от удовольствия и стонать высоким голосом, когда наслаждение полностью окутывает его. Тэхёну не терпится поскорее увидеть своего полностью разбитого маленького зайчонка и сегодня. — Молодец, я очень рад этому, — Чонгук пунцовеет от похвалы, сверкая своими, как часто любит называть его глаза Тэхён, чёрными бусинами, и слабо улыбается, ловя такую же улыбку напротив. — Тогда раздевайся и ложись на кровать, жди меня попкой к верху, я приду через пару минут. Чонгук смотрит на старшего недоумённо, но Тэхён больше ничего не объясняет, лишь чмокает его в нос и действительно тихо выходит из комнаты, грациозно проскальзывая в дверь. Чону не остаётся ничего, кроме как покорно начать раздеваться. Укладываясь на пока что холодную простынь, в голове снова всплывают мысли о том, что они не одни в квартире, и, возможно, стоит остановиться, пока они не дошли до точки невозврата. Жаль, Чонгук не понимает того, что достиг этой точки ещё в тот момент, когда появился на пороге комнаты Тэхёна. Он чувствует, как смятая под его весом постель постепенно начинает нагреваться, и он с блаженным вдохом зарывается носом в чужие подушки, полной грудью вдыхая запах, впитавшийся в наволочки. От них пахнет стиральным порошком и кондиционером для белья, а ещё Тэхёном: его гелем для душа вперемешку с парфюмом, что заставляет бабочек внутри трепетать, а разум — ложно думать, будто Тэхён рядом. Чонгук как можно глубже тянет носом смесь ароматов и, наконец, выполняет вторую просьбу Тэхёна — приподнимает задницу наверх, вставая на колени, и чуть раздвигает ноги в сторону. Возбуждённый член теперь наконец-то ничего не стесняет, Чон тихо стонет на выдохе, когда замечает, как увесистый ствол немного покачивается, и заливается краской, как только в поле зрения попадает маленькое пятнышко на постели, очевидно оставленное смазкой, стекающей с его члена. Вместе со смущением тело затапливает ещё более сильной волной возбуждения, что плавно перетекает в низ живота, расползаясь там сладкой тянущей болью. Чонгуку хочется потянуться рукой прямо к изнывающему возбуждению, чтобы обхватить ладонью длину и довести себя до долгожданной разрядки, но он понимает, что Тэхён, вернувшись к нему, явно не будет доволен тем, что он своевольничает. Всё что ему остаётся делать в этой ситуации — терпеливо ждать старшего, который обязательно поможет ему достичь звёзд в глазах. Однако он не может удержать от того, чтобы немного шире раздвинуть подрагивающие колени и опуститься ниже на постель, чтобы возбуждённый, текущий орган слегка касался сбитой собственноручно простыни. Чонгук мягко ёрзает по кровати, покачиваясь вперёд-назад и слабо потираясь головкой о простынь, стараясь не делать более сильных движений, чтобы случайно не кончить, и сбито дышит в подушки, всё ещё помня, что сегодня ему категорически нельзя стонать. Сердце колотится где-то в пятках, а в ушах громко гудит кровь, из-за чего он пропускает тот момент, когда Тэхён словно мышь проскальзывает в комнату и, остановившись возле двери, наблюдает довольно занимательную картину. — Чем это ты тут занимаешься, зайчик? Движение на кровати замирает моментально. Чонгук не показывает головы, продолжая смущённо зарываться носом в подушки, но Тэхёну и не требуется смотреть на его лицо, чтобы представить, насколько то красное от робкого румянца и возбуждения. Ким с наслаждением разглядывает вспотевшую спину, часто вздымающуюся от сбитого дыхания, и буквально на языке чувствует привкус манящей и наверняка солоноватой кожи. Во рту скапливается слюна, Ким медленно сглатывает, собираясь продолжить говорить. — Насколько мне помнится, я просил лишь раздеться и лечь на кровать, — Тэхён делает небольшой шаг в сторону кровати, — А ещё я помню, как один чудесный зайчонок обещал слушаться. Ты обманул меня, Чонгукки? Чонгук отчаянно мотает головой, ещё сильнее стыдясь показывать лицо старшему. Ким продолжает медленно двигаться, и теперь младший замечает его шаги, потому что с каждой секундой воздух вокруг начинает давить на него всё сильнее. — Почему ты не поднимаешь голову, крошка? — Тэхён останавливается возле изножья кровати, аккуратно поднимая колено, выглядывающее из-под халата, и ставит его на матрас, рядом с ногой Чонгука. Последний окончательно замирает, когда чувствует, как пышущее жаром тело нависает прямо над ним. Следующее, что он ощущает — горячие губы, касающиеся мочки его покрасневшего уха, и, шепчущие таким голосом, что Чонгук практически умирает на месте, — Тебе так стыдно признать, что ты обманул своего папочку? Чонгук в действительности стыдливо скулит, когда Тэхён называет себя папочкой. Этим до ужаса смущающим прозвищем, которое обычно используют в грязном порно, где предыстория гласит о каком-нибудь богаче, обслуживающим свою сахарную детку. У них с Тэхёном совсем не такие отношения. Нет, Тэхён, конечно, тот ещё богач, но вот Чонгук никакая не сахарная детка, готовая прогнуться под деньги. Но, твою мать… Он мысленно брыкается, душа в себе эту назойливую мысль о том, как сильно Тэхёну подходит эта роль властного, опытного и страстного мужчины (что говорить про роль, когда Ким действительно является таким). Да и старший прекрасно знает, как это действует на Чона, хоть второй из раза в раз утверждает, что такие игры — это совсем не для него, и называть Кима папочкой он не станет ни за что в жизни. Тэхён чувствует, как его маленький вновь начинает елозить по кровати, только теперь уже для того, чтобы притереться ближе к горячей, тяжело вздымающейся груди. Тело Тэхёна, по сравнению с его собственным, просто огромное, и Чону хочется позорно пищать от осознания этой разницы. Он ближе пристраивается к Тэхёну, останавливаясь лишь тогда, когда буквально задницей чувствует упирающийся в ягодицы стояк. Тэхён рычаще шипит, когда чужая обнажённая попка неосознанно трётся о его возбуждение, и нетерпеливо хватает Чонгука за влажные волосы, потянув на себя так, чтобы голова младшего оказалась практически на его плече. Покрасневшее лицо оказывается практически впритык, а Ким теряет практически последние капли самообладания. — Я удостоюсь чести услышать твой голос сегодня? — Чонгук нервно сглатывает, когда над ухом звучит устрашающе властный голос, отчётливо дающий понять, кого именно здесь нужно слушаться, — Или мы так и продолжим играть в молчанку? — Н-нет, — находя в себе последние силы отвечает Чонгук, — я не хотел обманывать…п-прости меня, Тэ… Чон практически взвизгивает, когда чужая широкая ладонь с громким шлепком неожиданно оказывается на его обнажённой половинке. Если бы не тэхёновы губы, так вовремя накрывшие его собственные, он бы точно, не сдержавшись, болезненно простонал. Но Тэхён так хорошо целует его, поочерёдно захватывая в горячий плен мягкие розоватые губы, что он едва ли не тает прямо в его руках, отчаянно отвечая на поцелуй и поскуливая прямо в рот Кима. Посторонние мысли отходят на дальний план, и даже жгучее чувство, растекающееся по правой ягодице, кажется не таким болезненным, Чонгук просто плавится под Тэхёном. Ким перестаёт терзать его рот, когда понимает, что кислорода в лёгких перестаёт хватать, и неохотно отстраняется, заглядывая на загнанно дышащего младшего, что, кажется, совсем потерял связь с этим миром. Тэхёну точно не кажется, что он сейчас потеряет рассудок. — Мне придётся научить тебя быть послушным, поднимайся, — Тэхён не ждёт, когда Чогук переварит информацию, и тянет его на себя за локоть, вынуждая принять вертикальное положение, опираясь спиной на его грудь. Чон позволяет лепить из себя всё что угодно, становясь мягким и податливым, и покорно принимает положение, в которое ставит его старший. — Руки наверх, Чонгук, хватайся ими за изголовье. Сказанное тут же исполняется, Чонгук, насколько это сейчас позволяют дрожащие в предвкушении руки, крепко ухватывается за белого цвета спинку кровати. Приходится немного прогнуться в пояснице, чтобы дотянутся на неё, и Чонгук абсолютно не замечает жадно скользящего по нему взгляда, будучи сосредоточенным на выполнении приказа. Тэхён, сидящий рядом и ожидающий, пока Чонгук примет указанную позу, с каждой секундой всё больше готов плюнуть с высокой колокольни на то, что, вообще-то, собирался младшего хорошенько подразнить, довести до состояния нестояния, до слабого скулежа под конец. Оттянуть разрядку настолько, что, кончая, Чонгук забудет вообще обо всём. — С этого момента ты не опускаешь их оттуда, понял? — в ответ кивок. Нет, Тэхён прекрасно помнит, что сегодня лишён возможности услышать голос младшего в полном его проявлении, но ведь в этом и заключается его коварный план — заставить Чонгука переживать все их игры практически молча. Отвлечься приходится, когда Чонгук начинает нетерпеливо вертеть задницей и на грани шёпота звать Кима. Тэхён поднимается на колени, ближе подползая к уже не соображающему Чону. Он прижимается грудью к обнажённой влажной спине, попутно скользя руками по подкаченным бёдрам, оглаживая нежную кожу горячими ладонями. Чон недовольно пыхтит и что-то бурчит, пытаясь притереться спиной к груди Тэхёна, скрытой под тканью шёлкового халата. — С-сними… — мычит Чон, закатывая глаза, когда Тэхён переходит влажными ладонями на талию, мягко оглаживая бока, и, поднявшись выше, задевает вставшие, чувствительные донельзя соски. Чонгуку настолько хорошо от рук Кима, что становится плохо. Хочется унизительно скулить, растечься по постели и умолять прекратить это всё. Чонгук уже не знает, о чём именно просит, шепча на выдохе, — пожалуйста… Тэхён не перестаёт обласкивать тело руками, чувствуя, как Чонгук в его руках начинает мелко дрожать и тихонько, скорее всего, даже не осознавая этого, хныкать себе под нос. Ким слышит его тихую просьбу, но не исполняет её полностью. Всего лишь растягивает полы запахнутого халата в стороны, обнажая грудь, и прижимается теперь уже так. Спереди слышится благодарный хриплый стон. Стон превращается в высокий скулёж, как только рука, что ещё пару мгновений назад гладила соски, плотно обхватывает кольцом из пальцев чонгуков текущий член, мелко надрачивая и размазывая выделившийся предэякулят по налившемуся кровью стволу. Чонгук извивается и дрожит уже совсем не мелко, он практически складывается пополам и отпускает руки с изголовья кровати, но именно в этот момент Тэхён убирает руку с его возбуждения. Младший шипит неудовлетворённо, дышит совсем сбито, а выглядит так затраханно, что создаётся ощущение, будто Тэхён не выпускает его из постели уже несколько часов кряду. А ведь они даже не начали. Тэхёну до безумия нравится эта нежная сторона Чонгука. Его тактильность и чувствительность пробуждали внутри что-то такое, что ранее ни физически, ни морально было неизвестно. Но это абсолютно не пугало, наоборот — побуждало Тэхёна заботится, поддерживать, ласкать тело и душу, чтобы видеть на красивом лице Чонгука яркую счастливую улыбку. Волновало ли Тэхёна, что Чонгук младше почти на двадцать лет? Да ни капли на самом деле. Больше он переживал из-за загонов младшего по поводу их разницы. Особенно, когда они только начинали встречаться. Тэхён знал, как того терзали сомнения, и нет, не в отношении Кима, в отношении себя. Будучи наученным родителями тому, что всё в этой жизни необходимо сделать так, чтобы все были довольны, он с детства вводил себя в рамки, учил себя угождать всем и каждому. Чонгук знал, как общество относится к подобного рода связям, и это угнетало. Тэхёну приходилось много разговаривать с ним, из раза в раз убеждая в том, что Чонгук волен строить свою жизнь так, как ему нравится, и с тем, с кем ему комфортно. В каждой такой беседе он не уставал повторять о ценности и важности Чона в своей жизни, вселяя в младшего уверенность, и давая полностью понять серьёзность своих намерений. Тэхёну тридцать девять лет, он давно пережил тот возраст, когда хочется чего-то спонтанного и импульсивного, страстного и горячего настолько, что член в штанах стоит 25/8, когда гормоны беснуются и заставляют тело действовать на опережение мозгу, а мимолётные интрижки с ярко вспыхивающими, но стремительно затухающими, чувствами стоят в приоритете. Он хочет немного спокойствия в этом мире полном суеты и беготни, бытовых и рабочих проблем. Хочет иметь свой маленький островок тепла и заботы, где можно скрыться ото всего на свете. И Чонгук внезапно оказался для него именно тем островком, что он искал. Для Тэхёна эти отношения не были никаким порывом страсти и безумия. Просто однажды на пороге его дома появился этот чудесный парень, немного позже перевернувший внутренний мир одного сурового и строгого бизнесмена с ног на голову, чему последний, на удивление самому себе в первую очередь, не был против. Ким отстраняется от разомлевшего Чонгука, чтобы немного вытащить подушку и удобнее расположить её на кровать меж достаточно широко разведённых коленей младшего. Второй непонимающе наблюдает за действиями Тэхёна лениво опустив голову вниз и всё ещё пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Всё становится предельно понятно, когда Тэхён, наконец разобравшись с подушкой, садится на кровать спиной к нему, а после… «Только не это…». …укладывается головой прямо на удобно устроенную мягкость, располагаясь прямо под Чонгуком. Последний нещадно краснеет от осознания, в какой позе они находятся, и с какого ракурса Тэхён рассматривает его. Однако тот не даёт далеко уйти в свои мысли, ловко обхватывая чонгуковы вмиг напрягшиеся бёдра, заставляя младшего дёрнуться. — Ну же, зайчонок, я знаю, как сильно ты любишь прыгать, — на чём именно не уточняется, всё и так понятно, когда два человека находятся в такой откровенной позе. Впрочем, Чонгуку уточнений и не требуется, чтобы покрыться очаровательными румяными пятнами, Тэхён не видит, но отчётливо может представить эту картину, от которой низ живота сводит в возбуждении, а член, скрытый под тканью боксеров, нетерпеливо дёргается, продолжая пачкать бельё предэякулятом. Ким с тихим стоном легко дёргает младшего за бёдра, заставляя опуститься ниже. — Давай, Гу, присаживайся. Он морально уже не вывозит этот тон старшего, в котором сквозит что-то от ласковых до властных, холодных ноток. Чонгуку не остаётся ничего, кроме как робко, даже стеснительно, выдохнуть и согнуть колени, опустившись ниже. С каждым сантиметром он, в буквальном смысле этого слова, задницей чует подступающий пиздец. Тёплое дыхание ощущается теперь ещё ярче, и Чонгук немного нетерпеливо вертит бёдрами под довольное рычание Тэхёна. Тот отпускает его бёдра из рук, кладя их на упругие ягодицы, аккуратно оглаживая и даря по нежному поцелую каждой из половинок. Сверху слышится рваный выдох. — Расслабься, Гукки, — Тэхён похлопывает по слишком напряженной ягодице, побуждая успокоиться и наконец поддаться желанию. Чонгук не понимает, как и когда это происходит, но в какой-то момент он находит себя буквально сидящим на лице у Тэхёна, усердно работающего языком меж его половинок. Младшему так стыдно признаваться в том, как сильно ему нравятся такие откровенные позы. Как сильно нравится быть подчинённым, быть таким уязвимым и беззащитным в глазах старшего, даже если тот находится под ним. Он судорожно выдыхает сквозь зубы, стараясь подавить в себе рвущиеся наружу всхлипы, и продолжает плавно двигать бёдрами под одобрительные стоны Тэхёна. Тот не перестаёт вылизывать покрасневшую и раскрытую под напором его языка дырочку, иногда нежно прикусывая края входа, чем вынуждает Чонгука тихо скулить под нос ругательства вперемешку с просьбами повторить и словами благодарности. Отвлекаться приходится лишь изредка, чтобы сделать вдох не хватающего сейчас воздуха, и покрыть молочную кожу ягодиц парой тройкой укусов или поцелуев. Потому что наблюдать за тем, как Чонгук застенчиво, но так старательно ёрзает попой по его губам, пытаясь доставить себе больше удовольствия, становится просто невыносимо. Член младшего трётся о лоб Кима, принося ещё больше наслаждения, истекая смазкой, и пачкая смуглую кожу и светлые волосы Тэхёна. Уже утром Чонгуку обязательно будет стыдно за это перед старшим, но сейчас он просто не может удержать себя от ещё одного неритмичного толчка. Тэхён с ещё большей силой прижимается губами к обласканной дырочке, надавливая на податливые стенки входа напряжённым языком, немного проникая внутрь. Он оглаживает самым кончиком мягкие стенки, через мгновение выходя, а после присасывается к краям сфинктера, достаточно громко хлюпая смазкой, чтобы заставить Чона красиво алеть щеками. В его голове лишь желание довести Чонгука до такого состояния, что от одного взгляда на разрушенного зайчонка, самому придётся сдерживаться, чтобы не обкончаться как подросток в период полового созревания. В голове Чонгука пустота, перемешанная с ругательствами и мольбой не останавливаться. А ещё такие постыдные мысли, касающиеся Тэхёна, что он закатывает глаза и покрывается розовыми пятнами. Изо рта так и грозится предательски вырваться то самое слово, которое Чонгук так старательно гонит прочь, всё ещё убеждая себя, что в извращённые игры он по-прежнему не играет. Но назвать Тэхёна этим пошлым прозвищем хочется до звёзд перед глазами, просто до ёбанного блеска, который заставит жмурить глаза. Чтобы полностью прочувствовать ту власть, которую имеет над ним Тэхён, ещё и вслух. За этой борьбой с самим собой, он не замечает, как отпускает ладонь с кровати и тянется ей к лицу, чтобы скорее закрыть рот, обезопасив тем самого себя от ещё большего позора. — Руку на место, — прилетает почти моментально снизу. Голос Тэхён так звучит хрипло и властно, что Чонгук обязательно бы свёл колени, если бы его положение того позволяло. Чонгуков член возбуждённо пульсирует, и это (конечно же) не укрывается от Кима, ожидающего, пока его слова будут выполнены. Рука вновь оказывается на спинке кровати, язык Тэхёна в горячей и пульсирующей припухшей дырочке Чонгука, а сам Чонгук — практически в шаге от того, чтобы забыться в удовольствии, и наконец застонать в голос, да так, чтобы все соседи, живущие рядом, знали, как хорошо ему с Тэхёном. Он перестаёт понимать, что происходит вокруг, пуская всё на самотёк, и уже совсем бесстыдно трётся о лицо Тэхёна, доставляя себе наслаждение дополнительной стимуляцией. Ким не останавливает, наоборот — поощрительно сжимает потную кожу на бёдрах и поднимается ладонями выше, поглаживая пышные ягодицы. Всё случается в какую-то жалкую секунду, мелькнувшее мгновение, когда Тэхён особенно приятно толкается языком в жаркую узость. Чонгук совсем не успевает ничего не сделать, полностью потерявшись в приятных ощущениях. — Папочка… Он обязательно подумает над тем, как докатился до такого в свои двадцать лет, обязательно будет краснеть всем чем сможет от стыда, когда пелена наслаждения слетит с глаз, обнажая жестокую реальность, где Чонгук ведёт себя… так распутно. Но всё это будет завтра, потому что здесь и сейчас Чонгук позволяет себе забыться и отдаться моменту. Тяжёлые веки сами собой опускаются вниз, а губы — размыкаются, когда он беззвучно стонет от мысли о том, как, оказывается, приятно звучит это развратное слово в отношении Тэхёна. Тот мычит в его промежность, получая слуховые оргазмы от этих тихих звуков, что вылетают изо рта Чонгука. Смазанные пальцы, толкнувшиеся в и без того мокрую дырочку, не становятся неожиданностью. Чонгук с благодарностью принимает в себя указательный и средний, так хорошо растягивающие его и подводящие к точке наслаждения. Тэхён гладит горячие стенки изнутри и разводит пальцы в стороны, раскрывая дырочку и ныряя туда языком, присоединяясь к пальцам. Он трахает его так уверенно, давно изучив каждую его эрогенную зону, что у Чонгука глаза слезятся, а член снова дёргается в предвкушении взрыва. — Мне хочется, Тэ… — Чонгук крепче хватается за кровать, потому что ноги начинают обессиленно трястись от стремительно приближающегося оргазма. — П-папочка, мне нужно кончить, — голос всё-таки срывается на скулёж, а у Тэхёна срываются нервы от его маленького измотанного зайчонка, — пожалуйста, папочка… — Можно, Чонгукки, — он отрывается от истерзанного губами сфинктера и задирает голову немного выше, тут же проходясь языком по нежному шву между мошонкой и промежностью, а руку просовывает между ног Чонгука, чтобы прикоснуться к изнывающему, текущему члену. Хватает всего пары движений вдоль ствола, чтобы Чонгук сверху, сотрясаясь всем телом, кончил в кулак старшего, пачкая спермой себя и кожаную спинку кровати. Горячее семя попадает даже на волосы и лицо Тэхёна, но никто из них, кажется, не замечает этого. Чонгук судорожно зажимает голову старшего между бёдер, пытаясь удержаться на трясущихся коленях. Он не перестаёт подрагивать, шумно втягивая спёртый воздух, насквозь пропитанный их общими феромонами. В голове не осталось ни одной разумной мысли, оставив вместо себя лишь желание и похоть, что всё ещё тянут Чонгука в свои манящие руки. Тэхён гладит его по дрожащим ногами, успокаивая, а после, когда кислорода перестаёт хватать, несильно хлопает по заднице, призывая выпустить из пленительного жара его мясистых бёдер. Когда Чонгук расслабляет ноги, он вылезает из-под юноши, чтобы через несколько секунд прижаться грудью к потной спине младшего, как делал это буквально десять минут назад, но к ещё более-менее разумно мыслящему Чонгуку, и обвивает талию своими большими ладонями — Хочешь продолжить? — губы касаются горячей мочки уха, но Тэхён не уверен, долетает ли смысл до Чонгука. Он немного выглядывает, чтобы увидеть лицо младшего. У того прикрыты глаза, влажные от небольшого количества слёз ресницы подрагивают, распухшие губы соблазнительно приоткрыты, втягивая необходимые порции кислорода. — Или совсем устал? Разницу между тоном Тэхёна десять минут назад и сейчас можно прочувствовать буквально кончиками пальцев. Теперь он звучит тихо, будто бы убаюкивающе, с заметно чувствующейся нежностью. У Чонгука внутри все бабочки, наверное, с ума сошли от этого, иначе как объяснить то, что у него дрожит каждая частичка его тела? — Да, я хочу, пожалуйста… — Тэхён аккуратно укладывает его спиной на кровать, нависая сверху и заглядывая в чёрные бездонные глаза, так же смотрящие в ответ. Губы Чонгука, через секунду накрывшие тэхёновы, кажутся сейчас особенно сладкими, Ким мысленно умирает, пропуская язык в податливый рот и сплетаясь с языком младшего, и удовлетворённо стонет, непроизвольно толкаясь пахом меж разведённых ног. — Расскажешь мне, чего именно хочешь? — Тэхён отстраняется ненадолго, чтобы скинуть с себя окончательно развязавшийся халат и вылезти из белья, неприятно давящего на член. — Войди в меня, Тэ, — Чон разводит шире ноги, открывая вид на красную дырку с припухлыми краями, такую же истерзанную, как и его губы. Он краснеет от мысли, что это всё с ним сделал один и тот же рот. Его член снова практически окреп и сейчас совсем не спокойно лежал на животе, дёргаясь каждый раз, когда Чонгук ловил горящие взгляды Тэхёна. — Твоя дырка такая жадная, да? — он урчит и опять оказывается слишком близко, склоняясь ниже, перед этим поставив руки с двух сторон от головы Чонгука. Слишком буквально настолько, что младший ощущает тепло плеч Тэхёна своими. — Она только что сидела у меня на языке, а уже готова принять в себя мой член? Чонгук хватается за шею Кима, закрывает глаза и измученно машет головой в знак согласия. Тэхён скалится, опускается ещё ниже, кусая за розовое ухо. — Словами, — шепчет, Чонгук в поражении вздыхает. — Я уже готов, — он сглатывает, — принять в себя твой член… Тэхён победно усмехается. Следующее, что чувствует Чонгук — головка, приставленная ко входу. Он крепче обвивает шею Тэхёна и сипло стонет, раскрывая рот. Ким входит медленно, сантиметр за сантиметром растягивая тугие, но не напряжённые стенки. Через пару минут, Чонгук запускает руку в его волосы, немного болезненно сжимая, и давая понять, что старший может двигаться. Тэхён, правильно расценив этот жест, аккуратно не полностью выходит, оставляя внутри головку, а после вновь толкается, выбивая из Чонгука задушенный всхлип. Тэхён трахает его так хорошо, что всё что он может делать, это хвататься за его широкую спину, впиваясь ногтями в смуглую потную кожу. Он выгибается в спине на особенно сильных и глубоких толчках и стонет тихо, но так отчаянно, когда Ким тоже стонет ему на ухо своим низким голосом, от чего огромное количество мурашек покрывает шею и руки Чонгука. Младший срывается на хрипы в момент, когда Тэхён увеличивает темп и ещё больше наваливается на тело под собой. Он закатывает глаза, открывает рот, хватая горячий воздух. Ему душно, кажется, что он сейчас задохнётся, но чужой член так приятно попадает по простате, что свою смерть он мог бы описать только как «счастливая». Чонгук не знает, как так сложились обстоятельства, но он безумно рад тому, что в прошлой жизни спас как минимум человечество, раз в этой ему достался этот невозможный мужчина. Такой по-особенному добрый, красивый и не обделённый чувством юмора, умный, но никогда не принижающий других. Он заботливый и чуткий в повседневной жизни, до трясучки во всём теле страстный и опытный в постели. Чонгук всегда боялся заглядываться на таких взрослых мужчин, считая себя слишком юным и наивным, но с Тэхёном эта разница не ощущается настолько, что Чон иногда забывает о том, что при особом желании и плохом зрении Кима можно принять за его отца. Он любит его так сильно, до нежного трепета внутри. И кто бы ни говорил о том, что в двадцать лет мозгов ещё не выросло, и всё это временное помутнение, Чонгук для Тэхёна всё сделает. И он точно знает, что это взаимно. Тэхён замедляется, принимаясь толкаться в Чонгука глубокими размашистыми движениями. В противовес грубым толчкам, он покрывает лицо младшего сладкими, любовными поцелуями, и Чонгук просто улетает от этого куда-то в космос. — Блять, хён… — Давай, Чонгукки, выпусти своих чертят, — голос Тэхёна вшивается Чонгуку куда-то под кожу, и какой же кайф он ловит от этого, — я знаю, как сильно ты хочешь. Тэхён знает, знает все его скрытые желания, пылившиеся на полках сознания до тех самых пор, пока не появился он. Чонгука размазывает. — Папочка… — Да, маленький, — он не без удовольствия рычит, хватая крепкой ладонью за бедро, — папочка здесь. Чонгук скулит. Высоко, надрывно, почти не скрывая голоса. Становится вообще всё равно, и на лучшего друга, и на его реакцию, и на то, что ведёт себя так. Он просто отдаётся желанию, откидывая все ненужные мысли в дальний ящик. В глазах копится влага, и он совсем ничего не может с этим поделать. Лишь цепляться за Тэхёна, будто он здесь — последние нитки здравого рассудка. — Кончишь для меня, зайчонок? Младший дёргает головой, обозначая согласие, и Тэхён, чувствуя приближение собственной разрядки, крепче впивается в пышные бёдра руками и вновь наращивает темп, шлёпая яйцами о ягодицы. Он не знает, как смог так долго продержаться, однако теперь, когда оргазм оттягивать не нужно, Тэхён выкладывается на максимум и, полностью растворяя своё маленькое чудо в удовольствии, растворяется в нём и сам. — Пожалуйста… папочка. В эту ночь Чонгук идёт спать в комнату к младшему брату, чтобы не вызывать вопросов утром. Тэхён, укладывая его в постель, шёпотом желает спокойной ночи и, плотнее подтыкая одеяло, целует в тёплую щёку. Младший, разнеженный и заласканный в душе, слабо улыбается, млея от ласковых губ у себя на лице. Глаза нещадно слипаются, последнее, что он успевает сделать — пожелать в ответ сладких снов, и проследить взглядом, как Тэхён выходит из комнаты, тихо прикрывая за собой дверь.

***

Чонгук просыпается от того, что чьи-то нежные пальчики аккуратно проходятся по его щекам и носу, ласково оглаживая мягкую кожу. Кажется, кто-то пытается его разбудить, и делает это максимально осторожно. Первое, что он видит, приоткрыв один глаз, это сосредоточенного и даже немного серьёзного Мингука, который, осознав, что Чонгук уже не спит, тут же растягивает губы в солнечно-яркой улыбке, сверкая своими кроличьими зубками и заставляя старшего Чона улыбнуться ему в ответ точно так же. — Доброе утро, хён! — радостно вскрикивает малыш, и Чонгук немного морщится от столь громких звуков, но всё ещё не перестаёт улыбаться, притягивая младшего брата в тёплые объятия. — Доброе утро, Минни, — хрипло отвечает он. Младший Чон обнимает его маленькими ладошками, вызывая в Чонгуке приступ умиления. Он крепче прижимает к себе крошечного брата и зарывается носом в его вкуснопахнущие волосы. — Ёнджун-хён просил разбудить тебя на завтрак, — Чонгук на его слова понятливо кивает и отправляет Мингука на кухню, говоря, чтобы тот ждал его там. Когда мальчик убегает, Чонгук тянется к телефону, чтобы узнать время, и с приятным удивлением отмечает, что ему дали выспаться аж до одиннадцати часов, что в этом доме позволяется слишком редко в связи с одной шумной проблемой, носящую имя Ёнджун, а после он наконец-то поднимается с постели. Потягиваясь, Чон чувствует, как в пояснице немного болезненно тянет, но вместо того, чтобы сморщится, он, закрыв глаза улыбается. Это не тот вид боли, от которой хочется кривить лицо. Наоборот, Чонгук такую боль любит, она, каждый раз напоминая о себе, не даёт забыть о том, как хорошо ему было ночью. Стоя перед зеркалом с щёткой во рту, он тщательно осматривает своё тело на предмет подозрительных объектов вроде засосов или следов от чужих пальцев. Кожа оказывается полностью чиста, и Чонгук в мыслях искренне благодарит Тэхёна за то, что тот был так аккуратен. Лишь на внутренней стороне бёдер и ягодицах обнаруживаются слабые следы от зубов, словно кое-кто пытался сделать его своим поздним ужином. Впрочем, Чонгука это не особо беспокоит, — он и не собирался ни перед кем светится голышом. Ни перед кем, кроме одного неприлично красивого и горячего мужчины. Тот, кстати, обнаруживается в гостиной, мимо которой Чон шлёпает по холодной плитке. Тэхён сидит на диване с ноутбуком на коленях, с самого утра по уши заваленный работой. Но как только в его поле зрения мелькает излюбленная фигура, он отрывает взгляд от экрана и переводит его на юношу, стоящего на пороге комнаты. Они обмениваются улыбками (Чонгук розовеет, когда перед глазами мелькают кадры их совместной ночи) и желают друг другу доброго утра. На большее, к сожалению, привилегий нет. Хочется нырнуть в большие надёжные руки и с головой утонуть в Тэхёне, зарывшись носом куда-нибудь в ключицы, но пока их отношения носят статус «строго засекречено», они могут лишь вот так вот кидать друг в друга взгляды, наполненные огромным спектром эмоций. Чонгук далеко не в первый раз осознаёт то, что нужно наконец-то набраться смелость и рассказать всё Ёнджуну. Так всем будет проще. За этими переглядками они не замечают, как странно на них смотрит Мингук, до этого тихонько строящий башни из кубиков, а на подошедшего с кухни Ёнджуна отвлекаются в последний момент. — Ты чё тут встал, есть пошли, — недовольный парень хлопает Чонгука по плечу полотенцем, — я скоро сдохну голодной смертью, а ты не шеперишься! Чон смеётся с его слов и, подняв руки в сдающимся жесте, послушно идёт на кухню за другом, в последний раз кинув взгляд на тоже посмеивающегося Тэхёна. За завтраком к ним присоединяется Мингук. Они втроём уплетают панкейки, приготовленные собственноручно младшим из Кимов, забавляясь с того, как самый маленький из них нахваливает приготовленную еду, будто ест такое впервые в жизни. Чонгук отхлёбывает из кружки, после протягивая её брату, когда тот уверенно заявляет, что «пить из чужой посуды намного вкуснее». Чон без тени сомнений называет это утро одним из лучших за последнее время. Первые пару минут он, конечно, с подозрением наблюдает за Ёнджуном, пытаясь понять по его поведению, знает ли он что-нибудь из того, чего ему знать не обязательно. Но тот ведёт себя как обычно, травит свои тупые шутки и смеётся в голос со всего подряд. Чонгук окончательно успокаивается. Подстава приходит с той стороны, с которой Чонгук ждёт её меньше всего. Мингук, проглатывающий очередной кусок панкейка, вдруг становится задумчивым и, сделав глоток тёплого чая, поворачивается на стуле всем телом к брату. — Чонгукки, а разве Тэхён-хён отец не только Ёнджун-хёна? — в этом «разве» Чонгук чует подвох моментально. По бёдрам от непонятно откуда возникшей нарастающей паники бегут мурашки, и он на секунду замирает, но быстро берёт себя в руки, метнув взгляд на залипшего в телефоне друга, а после переводит глаза на брата. — Хён только его отец, — коротко отвечает старший Чон, — почему ты спрашиваешь? — Просто я подумал, что он и наш папа тоже, — пожимает плечами Мингук и снова отпивает из кружки. — Почему ты так подумал? — в диалог двух братьев подключается Ёнджун, видимо, посчитавший тему интересной, и теперь предвкушающий какую-нибудь забавную историю. Чонгук мысленно молится о том, чтобы это была забавная история. — Так Чонгукки сказал, — он снова поднимает плечи вверх, будто не видит в этом ничего удивительного, но когда видит вопросительный взгляд Ёнджуна, он поясняет, — когда я спал ночью, мне захотелось писать, поэтому я встал, чтобы разбудить хёна. У Чонгука внутри всё холодеет. Нет, это точно никакая не весёлая история. Он практически кончиками пальцев ощущает начало пиздеца, поэтому бегает паникующими глазами от внимательно слушающего младшего Чона Ёнджуна, до открытой двери на кухню, по всей видимости, уже строя у себя в голове план побега. — Но его не было в комнате, — продолжает Мингук, — поэтому я решил, что смогу сходить сам, я ведь взрослый, — мальчик гордо поднимает подбородок вверх, улыбаясь, а Чонгук наоборот сдувается прямо на глазах, понимая, что последует дальше, — и когда я пошёл, услышал, что Чонгукки был в комнате Тэхён-хёна и говорил, что он его папочка. Вот и всё. На кухне виснет оглушительная тишина, Мингук несколько секунд ждёт реакции, но после, насупившись, опускает глаза вниз, с обидой рассматривая пальчики на руках. А Чон вдруг ловит на себе нечитаемый взгляд лучшего друга, под которым инстинктивно ёжится и смущённо краснеет. Что теперь делать и как выкручиваться непонятно. Ему кажется, что Ёнджун смотрит на него уже целую вечность, и эта вечность становится для Чонгука невыносимым испытанием, он старается извлечь из взгляда друга хотя бы что-то, но из-за стрессового состояния, у него не получается ровным счётом ничего. На деле проходит всего пара секунд, потому что со стороны гостиной неожиданно доносится громкий басистый смех, дающий понять, что свою историю Мингук рассказал достаточно громко, чтобы и Тэхён невольно стал её слушателем. — Ёнджун-а, м-мне пора идти, р-родители помочь просили, — изо рта бежит какая-то околесица, но Чонгук сейчас вообще ничего не соображает; он икает и пятится по диванчику в сторону, чтобы вылезти из-за стола и покинуть комнату, — п-пусть Мингук побудет у вас, пожалуйста я его заберу в-вечером. Ёнджун приходит в себя, когда Чонгук дёргается в сторону выхода, порываясь сбежать — А ну стоять, Чон Чонгук! — он срывается за ним, видя, как друг забежал в гостиную. Ох, Чонгук, кажется, собраться с мыслями для разговора придётся намного раньше.