Шёлковое сердце

Птица приземляется на подоконник и вежливо стучит в окно. На десятый стук вежливости в ней остаётся на йоту, и стекло буквально трещит под её клювом. "Хорошо, хорошо, Мерлин, хватит стучать! Прекрати этот звук сейчас же!" – доносится из глубины дома и на кухне появляется хозяин, которого так отчаянно требует красивая белая сова, всем своим видом соответствуя классу, который она обслуживает. Северус молниеносно оценивает обстановку: сова молодая и ухоженная, с идеальными перьями – неважно, сколько миль ей пришлось преодолеть, чтобы добраться до получателя, сейчас она во всеоружии – к её лапке привязан небольшой, но пухлый конверт с заграничными печатями. О, Северус догадывается, что там, и забирать письмо ему совсем не хочется. Но сова продолжает настойчиво, до трещин в кухонном окне, предлагать принять отправление, чтобы её работа с этим нерадивым получателем уже кончилась. Северус всё-таки открывает окно и забирает письмо – лишь бы звук прекратился. Сова в последний раз кидает в его сторону неодобрительный взгляд и улетает, оставляя на руке Снейпа тёплую вонючую бомбочку. Кипя негодованием на сову, которая – теперь уже очевидно по её поведению – явно не соответствует обслуживаемому классу, и отправителя, решившего напомнить о себе в столь знакомой манере, Снейп тщательно вымыл руки. Под плотной пергаментной бумагой, осыпанной печатями иностранных государств, обнаруживается маленькое письмо, которое и письмом-то назвать сложно, скорее записка, и красивая чёрная бархатная коробочка. А в той коробочке – сложенный в идеальный прямоугольник лежит шёлковый платок. Северус сначала едва касается дрожащими пальцами головы ярко-зелёной змеи – она приятно холодит кожу, отчего бёдра покрываются мурашками – обводит крупные тёмные геометрические фигуры, меж которых змея прокладывает себе путь. Во рту становится сухо, когда Северус достаёт платок и любуется на тонкое змеиное тело, которое ползёт сквозь самую тёмную ночь. О, как же прекрасно это будет смотреться на его коже. Он прижимает нежный шёлк к своей щеке и медленно-медленно ведет головой вверх-вниз, желая прочувствовать каждой своей клеточкой волшебство, попавшее ему в руки. Северус подозрительно озирается во все стороны, проверяя, нет ли кого поблизости, словно тут, в маленьком ветхом домике в Паучьем Тупике, может быть кто-то ещё, кроме него самого. Он торопливо расстегивает рубашку, снимает её с плеч, вешает на спинку так удобно стоящего рядом стула и, затаив дыхание, плавно обводит шею, движется ниже, ласкает плечи шёлковой прохладой и спускается к трепетно поджимающемуся животу. Его руки в мурашках, как грудь и бёдра. Северус дрожит, словно стоит на утёсе, обдуваемом со всех сторон. Но нет, это всего лишь ткань ручной работы, прикасающаяся по мановению его рук то там, то тут. Наваждение проходит столь же стремительно, словно кто-то вылил на него котёл с остывшей дурманящей настойкой. Северус с ненавистью откидывает платок на стол, его ноздри в гневе раздуваются. Как посмел отправитель напомнить о источниках наслаждения Северуса? "Увидел этот шёлк и сразу вспомнил о тебе. Мы с семьёй возвращаемся через неделю. Могу я заглянуть к тебе одиноким вечером?

Поклонник твоих наслаждений Л. М. "

Вот, о чём гласила записка, уже скомканная и истлевшая от праведного огня в блюдце. Северус с презрением смотрит на платок, желая демонстративно выбросить его в окно, а лучше испачкать так, чтобы цвета уже никогда не были столь яркими. Но Снейп думает о том, как туго может обхватывать этот платок его запястья, плавно скользить прохладным ручьём меж пальцев. И от этих мыслей в животе завязывается узел. Северус решает, что отправлять язвительный ответ с категорическим отказом уже не имеет смысла. Скорее всего, писавший это письмо как приложение к дорогому подарку, уже вернулся в Англию со своей семьёй – совиная почта работает не так быстро, как всем хотелось бы. А значит, столь щедрый гость, ожидающий не менее щедрую благодарность, скоро появится на пороге дома Снейпа. От этой мысли дёргается левый глаз – Северус Снейп не девушка свободного поведения, уж кто-кто закрыт на все пуговки мантии, так это он. И как вульгарно намекать на всё, на что намекнул всего лишь четырьмя предложениями писавший письмо. Иди к Мерлину и Моргане, многонеуважаемый Л.М! Но рука сама вновь без воли хозяина тянется к смятому платку на столе, а тянущее ощущение появляется меж лопаток только от предвкушения. Северус с неудовольствием, но предвкушением барабанит пальцами по комоду в спальне. Он желает открыть верхний ящик комода, но в то же время стыдится этого желания. Яркий вихрь встречает его, когда он всё-таки решается осуществить задуманное. Здесь хранятся его лучшие платки, рисунки блещут своим разнообразием: павлиньи перья на молочном фоне, благородные тигры в орнаменте геометрии, журавли в светло-голубом небе, летящие в рассветное зарево, строгие бутоны камелии с жужащими над ними шмелями. Аккуратно сложенная в ровный прямоугольник змея в объятиях темно-синего ложится поверх другого ровного прямоугольника изысканных джунглей. Северус завороженно проводит пальцами по своей коллекции, а потом с громким звуком закрывает ящик, не желая иметь с этим ничего общего. Запросы Северуса меняются со временем, особенно с появлением в его жизни богатого спонсора, готового одарить Северуса тончайшим шёлком в желаемых количествах. Впервые он обнаруживает в себе эту страсть будучи ещё маленьким семилетним мальчиком, нашедшем в шкафу на полке материны чулки и колготки разной степени поношенности. Он затравленно озирается и, убедившись, что в доме он сейчас один, опускает руку в тонкий нейлон. Северус сначала просто натягивает то один чулок на руку, то другой, то оба сразу, вытягивает руки и смотрит на мир через чёрную мелкую сетку, надевает себе на голову, чтобы покрасоваться у зеркала длинными опущенными ушами. И за этими детскими играми он не сразу замечает притаившееся где-то очень глубоко томление. Его грудь сдавливает пронзительное желание продолжить, когда он крепко обматывает тонкий материал вокруг своего левого запястья. Он желает обездвижить себя. Он чувствует, что должен быть наказан. "Но зачем?" – стоит ему задаться вопросом. Вместо этого в его голове ярким заголовком стоит вопрос "Как это сделать?" Мальчик осматривает их маленькую гостиную, которая у левой стены топорно переходит в неказистую кухню. А на этой самой кухне стоит стол с крепкими высокими ножками, об которые не раз отец прикладывал юного Северуса. И мальчик делает простой логичный вывод, растягивая тонкие губы в улыбке. Он хватает ещё одну пару колготок и спешит к столу, подталкиваемый доселе неизвестным чувством. Быстро выясняется, что двух колготок недостаточно – его ноги крепко соединены, отчего лодыжки больно задевают друг друга, но это даже приятно, а вот его руки… Снейп чувствует, что ему необходимо крепко прижаться к ножке стола и связать свои руки за ней, чтобы можно было дёргать ими и понимать, что никак не выбраться и наслаждаться этим. Вот только связать свои же руки достаточно тяжело. Но Снейп очень упорный мальчик – он развязывает свои ноги, смотрит на часы, убеждаясь, что до прихода родителей ещё несколько часов, и бежит за остальными колготками, которые остались на полке. Северус быстро приходит к умозаключению, что связать запястья так туго, как хочется, у него не получится, поэтому он сосредотачивается на плечах, локтях, шее. И, сидя в доме, запертом на ключ, под столом у одной из ножек весь перетянутый колготками матери, он не до конца понимает, почему же ожидание было гораздо вкуснее реальности. Он забывает об этой странной игре на долгие годы, до первых разговоров в Хогвартсе о красоте едва наметившейся груди Лили Эванс и её длинных волосах. Снейп несколько обескуражен, как много времени его однокурсники начинают тратить на обсуждения, грустные вздохи и взгляды украдкой на представителей противоположного пола. Его увлекают книги, шаткая дружба с Эванс, открытое противостояние с Поттером, сходящего с ума от благосклонности Лили к Снейпу, а не к его очкастому величеству. Все же вокруг только и болтают о том, кого они зажали или хотят зажать в каменных коридорах замка. Это жужжание мух раздражает. Ну неужели нельзя заниматься чем-то действительно стоящим? Например, хоть раз в жизни сделать домашнее задание от и до, не списывая, а с усердием и внимательностью. Он обнаруживает с безразличием, что его не привлекают девушки, и с радостью – мальчики. Смотря, как воркуют друг с другом этот оборотень Люпин и противный в любом своём проявлении Блэк, Северус надеется, что его никогда не коснëтся эта чума чувств. Но пубертат берёт своё. И он, мало заинтересованный в людях, но желающий утолить внутреннее напряжение, вспоминает о том, чем занимался в возрасте семи лет. Он приходит к выводу, что верёвки ему не нравятся – больно впиваются в тело, имеют слишком маленькую площадь соприкосновения, ремни слишком плотные – да и у него всего один, чего недостаточно, остальные части одежды выглядят безвкусно и сложно приспосабливаемо. Все школьные годы Северуса Снейпа мучает неудовлетворённость – то он тайком пробирается в ванну старост, закрывая дверь всевозможными заклинаниями, то прячется в пыльных классах. Но все эти стыдливые встречи со своими желаниями приводят лишь к большим разочарованиям. Когда скрываешься в закрытых комнатах, в которых нет-нет, но можешь быть обнаружен, к сожалению, не только покалывающее возбуждение от соприкосновения с тонкими верёвками пронизывает голову, но и ужас быть застигнутым. И это прекращается только с окончанием школы, похоронами родителей и вступлением в права наследования маленького неприметного домика в Паучьем тупике. Это прекращается с началом его новой жизни, в которую он тащит старые привычки. Ему больше не надо скрывать свой интерес от знакомых и незнакомцев, если только от самого себя. И он надеется, что его новая компания не узнает о старых грязных привычках Северуса Снейпа. Но в его жизни мало что складывается так, как хочет он. Малфой, которому явно что-то нужно, и Мальсибер, который всегда ищет врагов среди своих, теперь его лучшие друзья. Малфой зовёт его на все светские встречи, проходящие в поместье, подливает вина в опустевший бокал, хвалится своим наследием и богатством. Нарцисса, жена Малфоя, беременеет в первый год брака, и новоиспечённый будущий отец с гордостью говорит о своём наследнике, как о самом грандиозном проекте. Северус сомневается, что к детям нужно относиться так, но его, собственно, никто не спрашивал. В очередную встречу, смакуя терпкое вино на языке, Люциус хвалится путешествием в далёкие земли, полные тонких искусных тканей, всевозможных золотых украшений и терпких специй, забивающих нос. Он благосклонно кивает Нарциссе и просит снять светлый платок, повязанный вокруг тонкой бледной шеи. – Смотри же, друг мой, какая работа! – с удовольствием говорит Люциус и протягивает платок Северусу. – Представь, сколько полукровок трудились изо дня в день, стирая руки в кровь, в надежде заработать гроши на свою жалкую жизнь, делая это искусство в твоих руках. Северус молчит, поражённый нежностью ткани в его пальцах. – Правильно, – продолжает Люциус с кровожадной улыбкой, не дожидаясь ни от кого ответа, – там им самое место – под моими… Под чем именно, Северус уже не слушает, увлечённый мыслями о том, как действительно стоит использовать эту вещь. Хотя несложно догадаться, под какими частями тела должны все недостойные, по мнению Малфоя, у него ходить. Снейп не может оторвать глаз от четырёх полосатых кошек, держащихся за передние лапы в причудливом танце, а рук – от гладкого материала, скользящего меж пальцев так правильно, что мурашки бегут по пояснице. Он не позволяет себе поднять платок на уровень глаз и смотреть, как тоненькими струйками сквозь него проникает солнечный свет или скрутить в плотный жгут и наблюдать заломы на ткани. Он не делает ничего из этого, но, кажется, всё же замирает, потому что не с первого раза реагирует на Малфоя, который обращается к нему по имени. И этот лукавый блеск, мелькнувший всего на секунду в глазах Люциуса, не сулит ничего хорошего. Северус получает свой первый подарок от новоявленного поклонника в пасмурную среду октября. И его настроение – стоит только взглянуть на содержимое подарочной коробки – очень быстро становится таким же серым, как тучи за окном. Люциус Малфой прислал ему голубой шёлковый шейный платок. Северус с большим неудовольствием, но вожделением складывает платок вдвое и обвязывает запястье, приходя к неутешительным выводам, что ощущения феерические и он не хочет их прекращать. К тому же в доме он совсем один-одинёшенек, никого не ждёт в гости, забыт всеми. И это так прекрасно, что губы предательски сами расползаются в предвкушающей улыбке. Нужно лишь запереть на всякий случай дверь и поплотнее задернуть шторы, потому что скрывать свои фантазии в тени кажется намного безопаснее, чем при свете дня. Северус раздевается быстрее, чем можно успеть произнести заклинание, а его член уже твёрдый и сочащийся предэкулятом только от одного предвкушения, бьющего яркими точками по всему телу. Его коллекция теперь полна разноцветного капрона и тонких ремешков, но все они меркнут перед элегантным шёлком. Северус ведёт платок по коже от плеча до сосков, превращающихся под пальцами в твердые бугорки, спускается дорожкой по рёбрам к животу, собирая по пути волны мурашек, невесомо проводит по члену и тихо скулит от щекочущих ощущений. Он научился крепко связывать себе руки, благодаря жизни волшебника, но использует этот приём крайне редко, потому что игра без хотя бы одной свободной руки теряет смысл. Северус раздумывает стоит ли привязать левую руку, когда слышится стук в дверь, заставляющий покрыться липким холодным потом. – У тебя было заперто, друг мой, – говорит Люциус, отпирая замок и открывая дверь. – Но ты же знаешь, для меня нет закрытых дверей. Я хотел… Люциус прерывается, когда в его поле зрения наконец попадает Снейп, связанный по ногам, с часто вздымающейся грудью, приветственно стоящим членом, пунцовыми щеками унижения и заляпанным платком в руках. – О, – тянет Малфой, оглядывая с интересом представшую взору картину, – так вот, чем ты занимаешься, когда отказываешься посещать бордели со мной и Мальсибером. Малфой захлопывает дверь и плотоядно улыбается, расстёгивая воротничок мантии. И эта улыбка не сулит ничего хорошего. Опытным путём выясняется, что заниматься подобными вещами удобнее вдвоем. Помимо отрезвляющего чувства отвращения от прикосновений чужих рук до собственного тела, есть и дурманящее чувство бесправности своего положения. Северус никогда не может предугадать, что дальше сделает или прошепчет Люциус. И от этого каждый нерв в его теле натянут тонкой струной. "Так вот, что скрывает наш молчаливый принц", – говорит Люциус медленно приближаясь к загнанной добыче. "Что ты…" – отчаянно кричит, теряя маску высокомерия, Малфой, освободившемуся от собственноручно созданных пут Северусу, тянущегося к своей мантии. И этот крик так пугающ, что Снейп останавливает свой порыв, позволяя Люциусу приблизиться вплотную. "Оставь… оставь, как тебе нравится", – говорит Малфой и только и может, что сглатывать. Он сначала прикасается к Северусу кожа к коже, но Снейпа так открыто передёргивает, что Люциус быстро находит выход из положения – разделяя тела благородным шёлком. "Так к тебе нельзя прикасаться?" – с грустной усмешкой говорит Люциус и разворачивает Снейпа к себе спиной. Опавшее естество даёт о себе знать, вновь занимая положение полной готовности. И, к своему ужасу, Северус чувствует желание Люциуса, упирающееся в обнажённое бедро. "Знаешь ли ты, как в мире ещё много шёлка, сделанного специально для тебя? Одними шёлковыми лентами я могу завалить весь твой дом. Только позволь!" – благоговейно шепчет Люциус и стягивает запястья Северуса тонким платком, отчего последний не может сдержать тихого стона, ощущая тугую хватку ткани. Горячая ладонь, сдерживаемая тонким шёлком опускается на изнывающий член Снейпа. И это одновременно приятно, потому что ему уделили внимание; ужасно, потому что нежный шёлк на тонкой коже ощущается грубым и не таким деликатным, как при встрече с другими частями тела Северуса; и удивительно, ведь на теле Снейпа до этого момента были только его руки. Это пьянящее ощущение движения чужих рук по телу. Северус дёргается от малейших прикосновений в страхе быть пойманным, словно он уже не. А Люциус, кажется, находится в экстазе от всей этой ситуации. И, слава Мерлину, этот экстаз скоро становится доступным и Северусу тоже. "Я подарю тебе всё платки мира", – шепчет Люциус, а его глаза сверкают так ярко, словно у маленького ребёнка, нашедшего свою любимую игрушку. От таких открытых вожделеющих взглядов Северусу становится не по себе и хочется убраться от чужих рук подальше, но ещё больше хочется упасть в открытые объятия. Северус мечтает, чтобы это быстрее закончилось, ему противны чужие руки даже через ткань, кожа горит в местах соприкосновения. Но ещё Снейп мечтает, чтобы Люциус никогда не убирал руку с его члена. И, оказывается, при должном усердии, которого Снейпу не занимать, к шёлковым рукам можно привыкнуть. "Клянусь, я куплю тебе всё, чего пожелаешь. Позволь же мне", – этот шёпот где-то рядом с ухом, но звучит словно в самой голове. Люциус так откровенно хочет его купить, а Северус настолько теряет связь с реальностью, утопая в ощущении крепких узлов на своём теле, что не может найти ни одной причины отказаться. И Снейп продаётся, кончая в подставленную ладонь, содрогаясь всем телом и ощущая крепкую хватку поперёк груди, которая вызывает рвотные позывы. После случившегося Северус ждёт, что его грязные тайны станут достоянием общественности в лице Пожирателей смерти, но отношение к нему не меняется, лишь домовики Люциуса подливают вино в его бокал чаще обычного. Совы с подарочными коробками прилетают время от времени к его дому и с большим достоинством, на какое только способна птица, вручают пухлые конверты. А через пару суток на пороге появляется и сам даритель – в наглухо застегнутой мантии и с атласными перчатками в кармане. Они делают всё так, как хочется Северусу, – Малфой не касается его обнажёнными руками, не раздевается и не лезет с поцелуями. Но вскоре выясняется, что Люциус понимает эти встречи иначе, чем Снейп. Люциус ждёт, когда кончится игра, эти разделённые тканью объятья и прикосновения, но для Снейпа же желанным являются только узелки на его теле, а не другой человек, жаждущий ответного тепла. Люциус тянется с поцелуями, но быстро прекращает этот вздор. Чужие губы отвратительно ощущаются на теле – мягкие, слюнявые, горячие и живые. Снейпа передёргивает, а эрекция теряет твёрдость в ласкающей ладони – Люциус с недовольством понятливо отодвигается. "Так живые люди в постели тебя так же не интересуют, как и в жизни?" – оскорбленно говорит Малфой, откидывая белоснежные волосы за спину. Он с пару секунд ещё смотрит на Снейпа, обвязанного подаренными платками на мягкой большой кровати, которую тоже купил Люциус, разворачивается и исчезает из поля зрения Северуса. Остаётся только слушать раздражённые шаги, направляющиеся, судя по всему, к кухонной зоне. Северус слышит, как гремит чайник, журчит вода и отодвигается тяжёлый стул – предположение про кухню подтвердилось. Снейп, оказавшись в столь бесправном положении с обиженным любовником в одной комнате, не чувствует себя виноватым согласно всем законам этой ситуации. В его голове скачут мысли одна безумнее другой: если Люциус действительно разозлится и оставит его в таком положении, уткнувшегося в стену, и хлопнет дверью, то что же он будет делать? Выбраться из крепких узлов Малфоя без помощи самого Малфоя очень тяжело. Ему, наверное, придётся довести себя до истощения, разодрать запястья в кровь, пытаясь освободиться. И эта мысль одновременно пугает, и бьёт ярким всполохом прямо в поджавшиеся яйца. Но Люциус не может оставить его на произвол судьбы. "Ладно, мы что-нибудь придумаем", – говорит он, больно хватая Северуса за волосы, заставляя откинуть голову. И этот шёпот не сулит ничего хорошего. Под "мы" Люциус очевидно имеет ввиду себя, потому что Северуса в данной ситуации уже всё устраивает, а чувствовать чужие губы на своём теле он не хочет ни при каких обстоятельствах. Все эти мысли, откровенные сцены, удовлетворяющие воспоминания проносятся в голове Снейпа до самого вечера четверга, когда щедрый даритель оказывается на его пороге и вежливо стучит в дверь, ожидая, когда ему позволят войти, словно раньше его это останавливало. Они пьют крепкий китайский чай с лепестками жасмина, который Люциус тоже привёз в подарок из далекой страны восходящего солнца. Малфой хвалится большим животом Нарциссы и подарками, которые присылают родственники ещё до рождения наследника. Бедный Драко ещё не родился, но у его отца так много на него планов, что, должно быть, младенец появится на свет со сломанными плечами, которые не выдержали столь тяжёлой ноши. И, наконец, Малфой прекращает распыляться в своей грандиозности, замолкает и смотрит в упор на Снейпа, прикрывая лукавую усмешку за фарфоровой чашкой. И они переходят к тому, чего Северус ждал с самого появления совы у него на подоконнике – в спальню к открытому верхнему ящику и высоким атласным, сегодня черным, перчаткам. "Я принёс ещё кое-что", – загадочно говорит Малфой и достаёт из складок мантии увесистый конверт. Северус загипнотизированно тянется к пухлому конверту, но получает лишь лёгкие шлепки по вытянутым рукам. "Я вскрою это сам, друг мой, когда настанет время", – говорит Люциус, зная, как изнывает Снейп от желания увидеть очередное шёлковое произведение искусства. Северус разворачивается к стене, покорно складывает руки за спиной, позволяя уложить их так, чтобы мышцы натянулись до зубного скрежета и дёрнувшегося в заинтересованности члена. Он слушает манящий шёпот и ощущает руки в перчатках, путешествующие по телу. – Не обязательно раздевать меня, – говорит Снейп, смотря сверху вниз на Люциуса, сидящего пред ним на коленях и растëгивающего его, Северуса, брюки. Малфой предпочитает промолчать и дать ответ через действия – через пару минут Северус Снейп остаётся совершенно обнаженным. Единственный зритель этой картины отходит на несколько шагов полюбоваться всё ещё присутствующим красным пятнам смущения на щеках и груди Снейпа. Казалось, сколько раз они уже проводили так вместе ночи, скрываясь в темноте за плотными портьерами, но Северус всё ещё умудряется стесняться своей наготы на контрасте с застегнутым на все пуговки Малфоем. И это стеснение вызывает ещё большее возбуждение. Он рвано дышит, толкаясь возбуждённым членом в руку Малфоя. Но Люциус сегодня просто издевается – он крепко держит Северуса, прижимая к своей часто вздымающейся груди, почти не двигает рукой, едва сжимая после трёх умоляющих просьб. У Северуса затекли руки, и он чувствует тысячи уколов в секунду, но это ни на йоту не приближает его к оргазму, а скорее отвлекает, делая наслаждение почти невозможным. "Время распечатывать подарки", – говорит Люциус и отпускает вытянувшегося на цыпочках Снейпа, отчего последний теряет точку опоры и кулём падает на кровать, больно ударяясь коленями об изножье. Малфой впервые с ним так груб, обычно он поёт дифирамбы его телу и желаниям, но не сегодня. Северус, преодолевая болезненное возбуждение, заполняющее каждую клеточку мозга, заключает, что Люциус обижен на пренебрежение к нему. Но это просто смешно! Снейп изначально ничего не обещает, он скорее вынужденно, а потом уже со смирением и определёнными выгодами принимает Малфоя, а тот, в свою очередь, видимо считает это недостаточным. Какая глупость – ожидать от человека, который избегает человеческих контактов в лабораториях, желания прикасаться к кому-то или позволять прикасаться к себе. Глупость, достойная Люциуса Малфоя. Но, к сожалению для Снейпа, происходящую ситуацию можно прочесть совсем иначе – как коварный план одного бедного слизеринца нажиться за счёт богатого аристократа, не дав ничего ему взамен. Но Северус забывает обо всём, когда видит шикарный палантин с нанесённым рисунком карты города с руслами рек, каменными стенами и памятниками, сходящихся к силуэту лошади в центре. Снейп распахивает глаза в изумлении, а во рту собирается слюна, которую трудно проглотить. Жёлтое полотно магнитом тянет к себе, и Северус под этой силой делает несколько неуклюжих движений вперёд. "Прекрасен, да?" – говорит Малфой, присаживаясь на край кровати и кладя голову Северуса на колени. "Прямо как ты", – слышит он восхищённый шёпот через толщу ткани, плотным коконом опустившуюся на его лицо. Малфой оборачивает вокруг головы Снейпа палантин и крепко зажимает рукой узел сбоку. Во рту становится сухо, а дышать – тяжелее, но эти ощущения томительно прекрасны. Снейп уверен, что не сможет задохнуться, и надеется, что Люциус этого не допустит. Но последнему доверять точно не стоит, поэтому Северус несколько раз нервно дёргается, пытаясь сбежать, но слышит лишь тонкий смех и ощущает крепкую хватку на груди и рядом с головой. Он тяжело сглатывает, боясь представить, что будет дальше. Но Малфой не даёт его фантазии разбушеваться – он медленно пальцами ведёт по губам Снейпа, заставляя их раскрыться, и опускает их в жар чужого рта на одну фалангу. Северус не может сказать, что это противно. Нет-нет, это приятно, он может дышать через раз, полностью подвластный желаниям другого человека, а прикасаются к нему только через слои ткани, и это главное условие его возбуждения. Но Малфой медлит, дразнит, то оттягивая плотный ряд узелков, то невесомо до щекотки водит пальцами по лицу. И, когда неизвестность и томление сливаются в одном танце, доводя Северуса до исступления, Малфой переходит к кульминации – прикасается своими губами к губам Снейпа, скрытым тонкой тканью. Это мокро, гадко и… возбуждающе. Язык Люциуса проводит мокрые дорожки по открытым губам Снейпа, и Северуса передёргивает. Малфой ласкает дрожащие губы Снейпа. И, даже лишённый зрения, Северус знает, что Малфой самодовольно улыбается в раскрытый, ловящий воздух рот. Люциус обхватывает двумя ладонями голову Снейпа и углубляет поцелуй. И в момент, когда горячий язык Люциуса находит его собственный и тонкий шёлк между ними намокает, Снейпа скручивает стремительная волна жара, проносящаясь через всё тело прямиком к члену и яичкам. Северуса подбрасывает на кровати раз и ещё раз прямо в объятья Малфоя. И через мгновение, ловя открытым ртом остатки истомы, Северус слышит шелест ткани, но его из плена никто не освобождает. Тут стоило бы напрячься – что это задумал Малфой? Раздеться, упаси Мерлин? – но тело ватное, а перед глазами пляшут всполохи света. После оргазма всегда так – ткань начинает впиваться в кожу до боли, неприятно натирая, тело ноет от зафиксированной позы – и всё это совсем не возбуждает, как минутами ранее. Палантин на лице неприятно сковывает дыхание, мокрое место от их шёлкового поцелуя прилипает к губам и вызывает дрожь омерзения. Северус дёргается в объятиях, намекая, что он уже своё получил и хочет вновь стать человеком без тайных желаний. Но не всё в его жизни идёт так, как ему хочется. "Тшш… ", – шипит Малфой, усиливая хватку рук, а через мгновение тихо вскрикивает и тёплые капли падают на лицо Снейпа, защищённое тонкой тканью. Северус чувствует растекающиеся лужи на своём лице и характерный запах, свидетельствующий, что, как бы сильно Снейп ни пытался себя уговорить, это не обильное слюноотделение Малфоя. Он дёргается раз и ещё раз, пока Люциус, придя в себя, не разжимает кулак, убирает палантин, давая полный доступ кислорода без примеси запаха спермы. Но вот незадача – вялый член Малфоя чуть мажет по оголенной коже щеки Снейпа. Северус сбегает в ванную, как только возможность самостоятельного передвижения вновь становится ему доступной. Он долго стоит под душем, трет лицо жёсткой губкой до красноты кожи. И каждый раз, когда Снейпу кажется, что он наконец-то отмыл щеку, картинка скукоженной крайней плоти вокруг красной головки, оставляющая влажный след на коже, всплывает в голове вновь. И Снейп выдавливает ещё мыла на губку. Он выходит из ванны совсем изможденный, следы чужой спермы и непрошенного поцелуя члена поблекли, но всё ещё ощущаются на коже неприятным зудом. Северус планирует спуститься в подвал, чтобы сварить какое-нибудь простенькое зелье, которое своей идеальностью поднимет его настроение на несколько минут, но планам его не суждено сбыться – Малфой всё ещё в его доме, вальяжно раскинулся на кресле и подтягивает вино из хрустального бокала. – Я налил и тебе, друг мой, – говорит Люциус и кивает в сторону второго бокала, наполненного оранжевой жидкостью. – Это вино я привёз, собственно, оттуда же, откуда и этот замечательный палантин, – на этом слове Снейпа передёргивает, – из провинции Сычуань. Лучший шёлк в мире и множество погребов с выдержанными винами. Северус присаживается в кресло напротив и, сдерживая дрожь в руке, берёт бокал. Вино терпкое с нотками сладкой сливы и марокканских мандаринов – так утверждает Малфой, но Северус чувствует лишь горечь на языке, делая большие глотки. – Уже поздно, – как бы невзначай говорит Северус, кидая взгляд в маленькое окно, за которым простирается звёздный вечер. – О, не волнуйся, я скоро уйду, – беспечно отвечает Малфой, с интересом разглядывая жилую комнату с потрёпаными обоями и старым ковром, словно он не бывал здесь последний год, и неожиданно говорит: – Ты не думаешь, что пора бы тебе перебраться в нормальное жилье? Домик родителей, конечно, навевает какие-то приятные воспоминания, но и тоску тоже. Я бы… – Что ты имеешь ввиду? – бесцеремонно перебивает его Снейп. Северус хочет принять Сонное зелье и провалиться в сон – на любезности нет ни сил, ни времени, потому что правой щекой он всё ещё ощущает чужой член. – Мой знакомый сдаёт замечательную квартирку под самой крышей в Косом переулке с мансардой, большими витражными окнами, горшками растений и прекрасным видом. Предвосхищаю твой вопрос: где же ты будешь варить свои зелья там? Ах, это всё решаемо, ведь у моего другого хорошего знакомого есть подвал, оборудованный как раз для этого. Думаю, о переезде можно договориться в… Северус перестает слушать щебетание Малфоя, который расписывает всю его жизнь на годы вперёд. И всё было бы даже не сильно плохо – вот Северус видит себя в новой твидовой мантии оттенка листвы в самую тёмную ночь, вот ест омаров и икру с золотых блюдецев, вот солнце освещает его просторные аппартаменты через разноцветные витражи, вот он, не задумываясь, покупает любую понравившуюся ему безделушку, даже не посмотрев на цену, вот он путешествует, вот в его доме полным-полно шёлковых платков и палантинов, которые он наконец-то выбрал сам, а в его кладовой всегда есть запас самых редких и дорогостоящих ингредиентов для зелий. Эта картинка даже выглядит удовлетворяющей, если бы не щека натертая до красноты и зуда. Снейп осматривает маленькую жилую комнату и останавливает взгляд на кровати, на которой только что произошло безумство: простыни смяты и то тут, то там виднеется разноцветные полосы шёлка, там же лежат атласные перчатки с белесыми разводами, а завершают картину красивейший жёлтый палантин у подножья кровати, смятый и использованный. С прискорбием, Снейп принимает тот факт, что больше никогда не сможет прикоснуться к нему. Вся картина выглядит постыдной и жалкой. – О, не волнуйся, Добби здесь всё приберëт, – отвлекаясь от рассуждений о хрустале в будущей квартире, с самособой разумеющимся тоном говорит Люциус, замечая искривленное лицо Снейпа, – впрочем, как и всегда. И, взвесив аргументы, Северус решает сказать свое веское слово: – Я думаю, нам нужно повременить с этим… со всем… – но, к несчастью для него, голос предательски надломлен. Люциус замолкает на полуслове о красивых французских вазах в магазине антиквариата, которые он присмотрел для квартирки в Косом переулке. Он хмурит брови всего на секунду, а потом его лицо озаряет блаженная улыбка. – Как думаешь, мой милый друг, Мальсибер отнесётся ко всему этому? – говорит Малфой, кивая головой в сторону кровати. Северус давится вином, громко отхаркивается и кашляет. Он переводит взгляд на уверенное лицо Малфоя с блаженной улыбкой на нём. Дышать становится труднее, словно Люциус надел ему на голову несколько платков одновременно и решил убить. Впрочем, последнее было бы лучше, чем то, что озвучил Люциус только что. – Я думаю, нам придётся хранить эту тайну, – поясняет Малфой, недовольный реакцией. – Но, чтобы её хранить, лично мне нужны какие-то стимулы, к тому же я щедро оплачиваю все твои капризы, поэтому твои слова так расстраивают меня. У Северуса по спине течет холодный пот. Капризы! Подумать только! Он может возразить, что не просил оплачивать его, как это Малфой выразился, капризы, не просил вообще ни о чем, и уж тем более о том, чтобы приезжать сюда и творить с его телом эти бесчинства. Но всё же Снейп не может отказаться от мысли, что он благосклонно принимал все знаки внимания, позволял присоединиться к своим, хм-м, увлечениям. И не заметил самого главного – коварства Малфоя, о котором ходили легенды. Люциусу не нужно говорить, что, если узнает Мальсибер, то узнают все: не только их ближайшие соратники, Пожиратели смерти, но и Орден Феникса, и простой прохожий-волшебник, никогда доселе не слышавший ничего о Северусе Снейпе и различных способах использования дорогостоящих шёлковых изделий. Враз становится нечем дышать, словно Люциус вновь плотно затянул несколько платков на голове. Кажется, Северус Снейп по собственной глупости позволил поймать себя в ловушку. Малфой лишь улыбается, делает глоток вина и говорит о персидских коврах, которыми можно украсить стену. И это не сулит ничего хорошего.