qu'est-ce que la justice?

Воздух с лёгким ароматом местных морей и затхлости холодит кожу – к этому Тарталья уже привык. Не привык он к стали, режущей запястья – и чёрт бы побрал эти наручники, навороченные, механические, как и всё в этом вычурном Фонтейне – так просто не снимешь. Да и Глаз Порчи изъяли. С тяжёлым вздохом Тарталья приваливается к железным прутьям решётки, скучающим взглядом созерцая широкую спину местного надзирателя. — Эй, начальник, – небрежно бросает Тарталья, на ответ и не надеясь, – Новости есть? Долго мне тут у вас торчать? Я, знаешь ли, человек важ... — Да помолчи ты уже, – почти что рычит высокий брюнет, недобро сверкнув сталью в серых глазах, – Я, знаешь ли, тоже не в восторге от твоей компании. Как новости будут – первым узнаешь. Тарталья примирительно поднимает ладони, настолько, насколько позволяет цепь, и широко улыбается: — Ну так бы сразу, а то и слова из тебя не вытянешь. И действительно, за эти тринадцать дней, утомительно долгих по ощущениям Тартальи, местный хмурый надзиратель – Ризли, кажется – едва ли вымолвил и пару полных предложений, видимо, не посчитав Тарталью достойным внимания. Чайльда это мало обижало, а вот скуку навевало несоразмерную. Свою поездку в Фонтейн он видел совсем иначе, но с момента внезапной поломки Глаза Бога трудности стали лишь множиться. Он имел проблемы посерьёзнее, и бывал в местах похуже, но просиживать своё время впустую – для Тартальи величайшая пытка. — ...вряд ли ты будешь так улыбаться, когда смертный приговор вынесут. Ризли позволяет себе ухмылку, больше напоминающую оскал, и теряет к диалогу всякий интерес, отвернувшись к своим записям. Тарталья закатывает глаза, тоже сочтя диалог малоприятным. Если осмелятся отправить на казнь – тогда и будет думать, как выкручиваться. Но эта мысль не особо пугает, Тарталья не гражданин Фонтейна, да и ситуация вышла крайне спорная. И невообразимо глупая, и даже сейчас, прокручивая её в своей голове, Тарталья испытывает раздражение, скребущее под рёбрами и царапающее безысходностью. Справедливость здесь такая же вычурная, от неё одно лишь слово. А верховный судья лишь безвольная пешка, слепо следующая указаниям бездушной машины. Мысли о нём лишь усиливают раздражение, и Тарталья, сжав кулаки, медленно сползает спиной по кирпичной стене. Во всём происходящем грань между подставой и глупой ошибкой довольно размыта, и яснее не становится, сколько бы Тарталья об этом не размышлял – а делать ему больше и нечего. Он мало верит в слова судьи о том, что в случае несправедливости они разберутся. А большего попросту не помнит, сознание отключилось слишком быстро, и причиной тому то ли влияние Глаза Порчи, что маловероятно – ведь Тарталья привык, то ли эта сила... Эта невероятная сила, от соприкосновения с которой Чайльд ощутил нечто давно знакомое. Нечто древнее, и по-настоящему опасное. — Мальчик, что же ты вечно влипаешь в неприятности? Тарталья, увлечённый собственными мыслями, вздрагивает от хорошо знакомого голоса, и резко вскидывает голову. И сперва ему кажется, что это галлюцинация. Мало ли что приспичит утомлённому сознанию в этих стенах? Но чужое лицо выглядит слишком настоящим, слишком реальным, и крайне не вписывающимся в местный пейзаж. Задержав дыхание, Тарталья вскакивает на ноги, и, пошатнувшись, почти грудью бросается на прутья, не до конца веря собственным глазам: — Господин Чжун Ли? Как Вы тут... — Тише, Чайльд, тише. Тарталья невольно замолкает, и губы мужчины изгибаются в лёгкой улыбке, но в остальном выражение его лица никак не меняется – он по-прежнему такой же, каким Тарталья его запомнил. Будто ничто в этом мире не способно пошатнуть его каменного спокойствия. Всё такой же статный, особенно на фоне растрёпанного, несколько измождённого Тартальи, с идеальной осанкой, гордо поднятым подбородком и обжигающим янтарным блеском во взгляде. У Тартальи от этого взгляда, нечитаемого, тяжёлого, невольно что-то под рёбрами сжимается. И в голове целый рой жалящих вопросов, что начинают давить на виски. Но ощутимее чем всё это – совсем другое чувство. Тарталья рад. Рад искренне и по-настоящему. Они не виделись давно, обстоятельства совсем не располагали, но Тарталья не раз вспоминал о Чжун Ли, не раз он возвращался сознанием в тёплые вечера Ли Юэ, пропитанные терпким вкусом дорогого вина, запахом скалистых просторов и ароматом трав. Не раз он вспоминал и не менее тёплые ночи, что быстро повышали свой градус до накала, наполнялись горячим шёпотом и взаимной жаждой. Их двоих связывали определённо странные взаимоотношения, в суть и природу которых Тарталья вдаваться не особо желал, как и сам Чжун Ли. Главное, что они оба наслаждались обществом друг друга, не задавали лишних вопросов, и даже внешние события на это не слишком повлияли. — Давно не виделись, – будто бы даже мягко произносит Чжун Ли, словно подтверждая мысли Тартальи, склоняет голову набок и прищуривается, что-то подмечая, – Весьма печально, что наша новая встреча происходит в таких обстоятельствах. Он с лёгкой небрежностью обводит рукой пространство местной тюрьмы, и Тарталья невольно усмехается – Чжун Ли любит роскошь, и находиться здесь ему явно малоприятно. И Тарталья лишь сильнее задумывается о том, что же сподвигло его проделать такой путь. Чайльд не настолько наивен, чтобы верить в то, что причиной стала пресловутая тоска. — У нас будет время пообщаться в более приятной обстановке, – добавляет Чжун Ли, словно вновь читая мысли Тартальи, и переводит взгляд на надзирателя, – Ризли? Только сейчас Чайльд вспоминает о его существовании. Ризли теперь выглядит несколько иначе – от былой расслабленности и безразличия не осталось и следа, а в серых глазах сквозит неприкрытая подозрительность, недоверие, и... страх? Даже мышцы его крепких рук напряжены больше нужного, и Тарталья может видеть на них проступившие вены. Он невольно задумывается в чём причина таких перемен – Ризли знает о чём-то, или просто чувствует... нечто? Повисшая тишина затягивается на пару секунд, и даже Тарталье становится не по себе от потемневшего взгляда Чжун Ли. Так что Ризли всё-таки спешит подняться с места, будто бы нервно звякнув связкой ключей, и в два движения отпирает осточертевшую решётку. Ловко расправляется и с наручниками, даже не взглянув на Тарталью, и молча возвращается на своё место. Чайльд провожает его озадаченным взглядом, машинально потирая саднящие запястья, исполосованные кровоподтёками, но только пожимает плечами, и с наслаждением покидает место своего заточения. Свежий воздух с непривычки царапает лёгкие и кружит голову, когда они вдвоём оказываются на улице, и Тарталья вдыхает полной грудью. — Как же приятно чувствовать свободу! – Чайльд разводит руки в стороны, звонко рассмеявшись, и вновь смотрит на Чжун Ли, не переставая радоваться тому, что тот находится рядом, здесь и сейчас, – Полагаю, я должен сказать спасибо своему неожиданному спасителю? — На то будет время, – коротко улыбается Чжун Ли, направляясь вперёд, – Идём. Тарталья послушно, и всё так же радостно, бросается следом. Они идут неспеша, будто как и раньше, наслаждаясь прогулкой, словно не было всех этих событий, и словно виделись они вчера последний раз. Обсуждение отдалённых тем – погоды, местного колорита, культуры – только усиливает это ощущение. И как бы Тарталья не хотел во всём разобраться, он даёт самому себе время отвлечься и спокойно насладиться долгожданной встречей со старым... другом. — Где мы? Тарталья рассматривает богатое убранство просторной комнаты, обращает внимание на дорогую мебель, изящно расшитое постельное бельё на широкой кровати, и задерживает взгляд на утончённой хрустальной вазе, в которой покоится аккуратный букет из местных цветов нежно-голубого оттенка. — В отеле. По рекомендации, – кратко бросает Чжун Ли, уже устроившийся в одном из кресел, закинув ногу на ногу, – Тебе нужно отдохнуть, привести себя в порядок. Не торопись, время есть. Его отстранённый взгляд направлен в широкое окно, открывающее вид на «Эпиклез». Этот злосчастный оперный театр, по совместительству являющийся залом суда. Туда смотреть Тарталья желания не имеет, так что продолжает сверлить взглядом мужчину, испытывая всё больше нетерпения. Но за столько времени он прекрасно понял, что торопить Чжун Ли не имеет смысла – из него ни единого ответа не вытянешь, пока он сам не решит, что настало время. Эта его загадочность, на удивление, никогда не раздражала нетерпеливого Тарталью, наоборот, вкупе с ощутимой, почти осязаемой силой Чжун Ли, она сочеталась весьма удачно. А значит, привлекала. Так что лишь хмыкнув, Тарталья покорно направляется в ванную комнату, и впрямь задумавшись о том, что длительное пребывание в темнице никому на пользу в этом смысле не шло. Тёплая вода, в уже любезно наполненной ванной, отдаёт расслабляющим цветочным ароматом, лижет изрезанные запястья, успокаивает уставшие мышцы и даже клонит в сон. Тарталья мечтает заснуть не на холодном каменном полу. Получить ответы он желает сильнее, и ажиотаж, вызванный неожиданным поворотом событий, лишь подгоняет. Так что с водными процедурами он не затягивает – поспешно использует все средства гигиены, всё так же любезно приготовленные, с наслаждением выдыхает, ведя ладонью по влажным волосам, и выходя из воды, бросает взгляд в напольное зеркало. Бледное лицо выглядит осунувшимся – о богатых ужинах, речи, очевидно, не шло, и залёгшие синяки под глазами только добавляют общему виду болезненности. Самого Тарталью это не сильно тревожит, вот только выглядеть плохо перед Чжун Ли ему неловко. Остаётся надеяться, что тому попросту всё равно, уж тем более при наличии такой... весомой причины. — Господин Чжун Ли, представляете, этот... Выходя из ванной, Тарталья чувствует себя ощутимо лучше, и уже на ходу заводит диалог: — ...пафосный, напыщенный, как они говорят... «месье», – он подчёркивает последнее слово, передразнивая раболепных фонтейнцев, – Тот, что верховный судья, он... — Что же он, этот пафосный месье? Тарталью прошибает на холодный пот, стоит ему заслышать этот голос. И после пары секунд замешательства он неловко стягивает с головы полотенце, которым вытирал по дороге волосы, и которое так предательски закрыло обзор. В такой неподходящий момент. Вальяжно расположившись во втором кресле, на Тарталью взирает злосчастный верховный судья. По крайней мере, его длинные белые волосы и надменный холодный взгляд Чайльд позабыть не успел. Нёвиллет, собственной персоной, приподнимает бровь, видимо, в ожидании ответа. Но Тарталья, по-прежнему нелепо сжимая полотенце в руке, и вообще, будучи полуобнажённым, вряд ли может вымолвить хоть слово. Даже для него подобный эффект неожиданности чересчур. Так что он только в немом вопросе переводит взгляд на Чжун Ли, который по-прежнему спокойно сидит на своём месте, и, судя по всему, обо всём в курсе. — Какая важная и весьма неожиданная встреча, – натянуто улыбнувшись, Тарталья поспешно берёт себя в руки, – Господин Чжун Ли, что же Вы не предупредили заранее? Неловко вышло. В его голосе звучит неприкрытый упрёк, но Чжун Ли только коротко усмехается, поднимаясь со своего места, и делает медленный шаг к Тарталье. — А ты пошёл бы за мной, предупреди я тебя? — Кажется, я явно чего-то не понимаю? Это непонимание вкупе с раздражением, с бессильной злобой, с неприятным послевкусием от испорченной долгожданной встречи, учащает сердцебиение Тартальи. Ему невыносима сама мысль о том, что его снова водят за нос, держат за дурачка, и всем известно, ради чего, всем, кроме него самого. Ещё невыносимее ему понимание того, что сейчас он бессилен, и положение его крайне невыгодно. С другой стороны, здесь Чжун Ли – хоть на его непредсказуемость трудно полагаться, а что касается Нёвиллета... если бы он имел намерение убить Тарталью, то наверняка осуществил бы это раньше. Ситуацию это не упрощает. И без того ослабевшее тело вдруг начинает подводить Тарталью, ноги немеют, и перед глазами вспыхивают разноцветные звёздочки. — Присядь, я всё объясню. Вкрадчивый шёпот опаляет ухо, и Чайльд только сейчас понимает, что упустил момент, когда Чжун Ли оказался позади, мягко обвив его рукой за пояс. Тело помнит эти прикосновения, но Тарталья душит неуместный ответный жар в зародыше – ситуация крайне несуразная, и, кажется, только набирает обороты. Тем не менее, он позволяет довести себя до освободившегося кресла, старательно игнорируя цепкий изучающий взгляд Нёвиллета. — Чжун Ли... Шутка затянулась, – Тарталья нервно улыбается, потирая лицо ладонями, и неверяще мотает головой, – Объяснитесь. — Нетерпеливый. Чжун Ли лишь пару секунд смотрит на него сверху вниз, так знакомо властно, что Тарталье вновь ничего не остаётся, кроме смирения. И, конечно же, терпения к присутствию третьего человека, в сторону которого Чайльд смотреть не хочет. — Видишь ли, Тарталья... – Чжун Ли складывает руки за спиной и отступает к окну, вновь устремляя взгляд на пейзаж, — Мне передали о твоём... печальном положении. Я был не в силах проигнорировать. Ну конечно, конечно он начал издалека – он делает так всегда, пытаясь к чему-то подвести, Тарталья это знает, и поэтому недоброе предчувствие начинает дёргать за нервы. — ...к тому же, я давно не был в Фонтейне. Счёл правильным совместить приятное с полезным. Терпение Тартальи ощущается словно тонкая нить, и хватит лёгкого движения, чтобы её разорвать. — Насладиться видами я пока не успел, зато я успел заключить сделку с многоуважаемым месье Нёвиллетом. — Подтверждаю. Вмешавшийся внезапно в диалог Нёвиллет становится тем самым движением, от которого терпение Тартальи рвётся подобно тонкой нити. Он вскакивает с места, угрожающе сверкнув взглядом. — Ну так и каким же образом я у ваших дел?! Тарталья переводит взгляд с одного на второго, не скрывая своего раздражения. Кровь закипает в его венах слишком быстро, и будь под его рукой Глаз Порчи, он бы без сомнения им воспользовался. Гнев с примесью адреналина затмевает рассудок, но разбивается о непоколебимость мужчин, ни один из которых не реагирует. И повисает тишина, в которой слышно лишь учащённое дыхание Тартальи. — ...а Вы оказались правы, теперь вижу. Дерзкий он. Даже в такой ситуации. Внезапная реплика Нёвиллета, обращённая даже не к нему, выбивает Тарталью из колеи окончательно, и он цепенеет, чувствуя, как гнев сменяется усилившимся троекратно недобрым предчувствием. — Так и есть, месье. Он вызывает этим... интерес. Чжун Ли разворачивается корпусом к Нёвиллету, они переглядываются, прежде чем второй кратко отвечает: — Соглашусь. Тарталья теперь чувствует себя не просто дурачком, он явно чувствует себя лишним, всё больше теряя связь с реальностью. — К чему вы оба, чёрт возьми, это ведёте? — не сдаётся он. — Научись дослушивать до конца, мальчик. Ответ Чжун Ли, похоже, устраивает только Нёвиллета — судя по его внезапной, но сдержанной улыбке. А Тарталья, возмущённо выдохнув, отступает на шаг назад, всё отчётливее понимая, как его не устраивает эта гнетущая атмосфера. Тело по-прежнему слушается плохо, перед глазами темнеет на миг, а Чжун Ли, явно уловив момент, вновь оказывается позади. Он, брезгуя правилами приличия, почти настойчиво вжимает Тарталью спиной в собственную грудь, давая почувствовать оголённой кожей размеренное сердцебиение. — Просто слушайся, и всё закончится хорошо, – его дыхание опаляет щёку Тартальи, вновь невольно, вновь неуместно возвращая к воспоминаниям, — И не будет никаких последствий. Его руки держат крепко, не настолько, чтобы нельзя было вырваться, но настолько, чтобы Тарталья сумел расслабиться, не боясь, что ставшие ватными ноги вдруг подведут. — Я не понимаю, зачем вы... — Дерзкий, но ведь не глупый, я вижу. Тарталья вздёргивает голову, сталкиваясь взглядом с пронзительными стальными глазами. Нёвиллет, вдруг оказавшийся прямо перед ним, явно ближе, чем следовало бы, смотрит пристально, изучающе, неотрывно. И Тарталья кожей чувствует, сколько угрозы в этом взгляде. — Месье прав. Ты умный мальчик, Тарталья, всегда им был, – шепчет на ухо Чжун Ли, вдруг прижимая крепче к своей груди, чем вызывает у Чайльда мурашки, – Не нужно больше глупостей. Не сегодня. Нёвиллет согласно кивает, и вдруг цепляет пальцами Тарталью за подбородок, заставляя поднять голову выше, заставляя не отводить взгляд: — Ты уже ничем не рискуешь, Тарталья. Чайльд слышит, кажется, лишь бешеный стук собственного сердца в висках, но взгляда не отводит. Однако, абсурдность ситуации достигает своего предела в миг, когда Нёвиллет, вдруг подавшись вперёд, припадает к его губам своими, и плотно смыкает пальцы на рёбрах. Широко раскрыв глаза, Тарталья забывает как дышать, и рефлекторно делает шаг назад – но лишь сильнее прижимается к непошатнувшемуся Чжун Ли. Его тихий бархатный смех тает в ушах, прежде чем Тарталья закрывает глаза, позволяя языку Нёвиллета ловко проскользнуть в свой рот. Судья целует настойчиво, влажно и умело, беря безоговорочный контроль, не оставляя места сопротивлению. Тарталья попросту задыхается от переизбытка ощущений, чувствуя растекающуюся волнами по телу слабость, до дрожи в коленях. Но Чжун Ли держит по-прежнему крепко, и это не мешает ему вдруг склониться и припасть губами к шее Тартальи, словно и не целуя, а кусая, почти моментально проходясь языком по опалённой коже. Тарталья мычит что-то нечленораздельное в настойчивый поцелуй, и дёргается в безуспешной, рефлекторной попытке высвободиться, на что Нёвиллет, тихо рыкнув, нависает лишь сильнее, коротко кусая за нижнюю губу и обрывая поцелуй. Чайльд дышит шумно, отчаянно пытаясь вернуть себе самоконтроль, провести границу меж разрозненными мыслями и реакциями собственного тела – но язык Чжун Ли, скользящий вдоль шеи и до мочки уха, его тихая усмешка, от которой бросает в дрожь – явно мешает сконцентрироваться. Дыхание Нёвиллета и вовсе ощущается на губах, он по-прежнему слишком близко, и по-прежнему смотрит внимательно. Словно выжидает, изучает. Фантомный след его поцелуя всё ещё жжёт губы Тартальи, и он, сглатывая, устало прикрывает глаза, опуская затылок на плечо Чжун Ли. Тарталье становится жарко, и целый рой ощущений нещадно сверлит сознание, в нём есть всё – растерянность, непонимание, абсолютная неловкость, и очень, очень предательское любопытство. — Я и подумать не смел, что... – шепчет Тарталья, посекундно вздрагивая от коротких поцелуев Чжун Ли, – ...что знатные господа предпочитают проводить своё время... вот так. Ответом ему приходится лишь внезапный укус в тыльную сторону шеи, но он и выдохнуть не успевает, как чувствует влажные касания уже к собственной груди. Тарталья распахивает глаза, и в них темнеет от вида склонившегося Нёвиллета, что с абсолютной сосредоточенностью обводит языком чувствительный сосок, свободной рукой плавно скользя ко второму, и цепко сжимая тот пальцами. И Тарталья дрожит под этими своеобразными ласками, ощущая распаляющийся жар внизу живота. Чжун Ли, словно не желая отставать, свободной рукой ведёт по бедру Тартальи, вдруг грубо сжимая пальцами его ягодицу. И лишь тогда до Чайльда доходит окончательное понимание – ему по-прежнему неведома причина происходящего, но что именно от него требуется, становится весьма очевидным. Ему остаётся довериться, остаётся, как и было велено, послушаться. Так что преодолевая путы неловкости, он вдруг зарывается пальцами в длинные волосы Нёвиллета – и тот даже на миг замирает, но лишь на миг, уже в следующий продолжая свои мучительно-аккуратные, выверенные ласки, периодически прикусывая сосок, плавно чередуя движения языка и пальцев. — Разумный выбор, Тарталья, – вдруг шепчет Чжун Ли. Его лица Чайльд не видит, но по довольному тембру чувствует – он улыбается. И Тарталья, судорожно выдыхая, сжимает пальцы, запутавшиеся в длинных белых волосах крепче, и поворачивает голову вбок. Чжун Ли склоняется к нему с готовностью, тут же увлекая в поцелуй, и в груди Тартальи вновь трепещут воспоминания о былом. Чжун Ли всегда целует уверенно, с толикой грубости, с очевидным намёком на то, что ослушаться не позволит. И в этом они с Нёвиллетом похожи. И до чего иронична судьба, раз сталкивает Тарталью с подобными личностями? И до чего она смешна, раз Тарталью неизбежно тянет к таким. Он погружается в собственное наваждение, отпуская вопросы, не цепляется за тающие мысли. Позволяет себе тонуть в расцветающем возбуждении, теряя самоконтроль и вверяя его другим. Чжун Ли по-хозяйски оглаживает изгибы его тела, а Нёвиллет не прекращает своей пытки, и Тарталья распаляется всё сильнее, отмечая ноющую, всё нарастающую тягу внизу живота. Но всё вдруг плавно обрывается. — Вот так, молодец, а теперь... Чжун Ли шепчет прямо в губы Тарталье, ловя его расфокусированный взгляд, прежде чем располагает ладони на его плечах, и давит вниз, мягко, но настойчиво. Вряд ли предоставляя выбор. Тарталья медленно опускается на колени, не отрывая взгляда от Нёвиллета, что смотрит с лёгким прищуром стальных глаз, в которых лишь на самом дне плещется едва уловимое сдерживаемое нетерпение. Или так кажется лишь самому Тарталье, пока он смотрит снизу вверх, чувствуя благосклонные поглаживания от Чжун Ли по своим волосам. — ...а теперь покажи месье Нёвиллету, как ты умеешь. И всё же Тарталья не удерживается от возмущённого, несколько удивлённого взгляда, бросая его в сторону Чжун Ли. Тот, словно и не обращая внимания, растягивает губы в улыбке и мягко продолжает трепать по рыжим волосам. Нёвиллет не двигается с места. Явно выжидает. И воздух вокруг него будто бы сгущается, искря всё тем же нетерпением, которое, похоже, Тарталье вовсе не привиделось. Судорожно выдыхая сквозь сжатые зубы, Чайльд всё-таки подползает ближе, настойчиво не поднимает глаз, оставляя их на уровне чужого паха. Колеблется пару секунд, прежде чем решительно вцепиться в дорогую ткань одеяний, в попытке с ней расправиться. И вот тогда по комнате прокатывается уже смех Нёвиллета – тихий, без издёвки, будто тот искренне наслаждается тем, что видит. Тарталья замирает, явно озадаченный, и нетерпеливо ёрзает на полу, сверля взглядом причудливую ткань. Нёвиллет неспешно, вот теперь уже будто издеваясь, скользит ладонями по своей одежде, заставляя Тарталью нервничать всё сильнее. И, похоже, сбитое дыхание Чайльда и его периодическая дрожь явно доставляют судье удовольствие, потому что он позволяет себе очередную усмешку, медленно высвобождая свой эрегированный член прямо перед лицом Чайльда. Тарталья нервно сглатывает. Подобным он занимался последний раз с Чжун Ли, и это было довольно давно. Чжун Ли сказал: слушайся, и последствий не будет. Будут ли они, если Тарталья справится плохо? Чужая ладонь ободряюще треплет по волосам вновь, и Чайльд поднимает взгляд, ловя терпеливую улыбку Чжун Ли. Ловя нетерпеливый блеск в глазах Нёвиллета. Глубоко вдыхая, собираясь с силами, Тарталья наконец обхватывает чужой член ладонью у основания, и аккуратно приближается, опаляя дыханием головку. Неуверенно, но всё же берёт её в рот, крепко смыкая губы. И в награду получает удовлетворённый короткий вздох Нёвиллета, а пальцы Чжун Ли вдруг сжимаются крепче в его волосах. — Не стесняйся, я же знаю, что ты умеешь делать это хорошо... Низкий голос Чжун Ли полон предвкушения, у Тартальи бегут мурашки вновь, а крупный член, всё больше заполняющий рот, только сильнее стягивает узел внизу живота. Он поднимает взгляд, созерцая сосредоточенное лицо Нёвиллета – всегда такое серьёзное, беспристрастное. Он видел каким бывает лицо Чжун Ли, когда тот получает удовольствие, и ему вдруг становится жгуче интересно как выглядит лицо Нёвиллета в такие моменты. Не отрывая взгляда, Тарталья берёт член глубже, до своего предела, прежде чем отстраниться и начать по-новой. Лицо Нёвиллета остаётся той же беспристрастной маской, по которой разве что теперь бегут едва заметные трещины, стремясь выпустить на волю вечно сдерживаемое нетерпение. Тарталья этим увлекается, он принимается сосать даже слишком самозабвенно, то выпуская член изо рта, и обводя головку языком, то вновь вбирая глубже, смыкая губы сильнее. Нёвиллет явно распаляется, и вдруг тоже хватает Тарталью за волосы, с тихим рыком толкаясь бёдрами навстречу. Головка его члена проскальзывает в горло, вышибая воздух, и Тарталья хрипло, протестующе стонет, но не отстраняется, лишь вздрагивает от чужого напора. Нёвиллету мало – он сам начинает направлять голову Тартальи, отстранив лишь на миг, позволяя вдохнуть, прежде чем снова грубо вбивается в горло. У Чайльда скапливаются слёзы в уголках глаз, но он смиренно поддаётся чужому контролю, подстраивается под набирающий скорость темп, и расфокусированным взглядом видит хищный блеск в прищуренных глазах Нёвиллета. Тарталье кажется, что он видит даже его короткую ухмылку, но этого достаточно, чтобы собственное возбуждение вновь напомнило о себе, стягивая нутро. Чайльд не может отрицать, ему определённо это нравится. И в похоти, растущей в геометрической прогрессии, нет места для предрассудков. Нёвиллет трахает его в рот методично, в выверенном, удобном для себя темпе. Тарталья почти давится, но продолжает подстраиваться, лишь тихо поскуливая; от нехватки воздуха кружит голову, а от старательных движений жжёт губы. И тогда Нёвиллет останавливается, шумно выдыхая – настойчиво тянет Тарталью за волосы, заставляя выпустить член изо рта. Чайльд закашливается, опуская голову, но с наслаждением принимая поощрительные поглаживания по голове. — Мальчик, это ведь не твой предел, что же ты? Тарталья медленно поднимает затуманенный взгляд, но глаза его тут же расширяются при виде второго члена, мелькнувшего перед лицом. Он вздёргивает голову, растерянно рассматривая мужчин, но лица у обоих заинтересованно-выжидающие. Их желание больше чем очевидно. Тарталья обхватывает ладонью и член Чжун Ли, едва успевая открыть рот, как тут же чувствует, как длинные пальцы грубо дёргают его за волосы, направляя в свою сторону, почти сходу заставляя принять член наполовину. Протестующе застонав, Тарталья закрывает глаза, но принимается сосать, с одновременной настойчивостью ведя ладонью по члену Нёвиллета. Их тихие выдохи смешиваются в один, и Тарталья принимает это в награду, включая всё свое старание. Игнорируя боль от тянущих движений за волосы, игнорируя желание, пульсирующее в животе, и собственный член, который ответно дёргается в тесном белье. Он едва успевает вдыхать, чередуя члены, стараясь не обделить никакой из двух своим вниманием, совмещает это с выверенными движениями ладонями, и явно входит во вкус. Чжун Ли и Нёвиллет цепляют его за волосы попеременно, обращая на себя внимание, словно ведут незримое соперничество, но не переходят границ уважения. В подобном процессе ведь крайне важно, чтобы это нравилось всем участникам. По довольным выдохам мужчин, изредка сменяющимся на тихие, низкие полустоны, Тарталья понимает – им нравится. И ему самому нравится. Всё сильнее. Чайльд ненавидит чувствовать беспомощность. Но он чертовски обожает чувствовать силу, превосходящую его собственную. И эта сила вновь почти искрит в воздухе. Загадочная, древняя, опасная, но очень благосклонная, если ей подчиняться. Тарталья хочет сейчас именно этого. Он явно увлекается, даже не замечая, как ему вручают инициативу – он без чужого контроля попеременно берёт члены в рот, для каждого подстраивается в желательном темпе, и его прерывает лишь ладонь Чжун Ли, внезапно цепляющая его за подбородок во время короткой передышки, и заставляющая поднять голову. — Молодец... Можешь, когда хочешь. В янтарных глазах блестит гордость вперемешку с возбуждением. — Тебе нужно немного передохнуть. Утомишься раньше времени. С этими словами Чжун Ли беспрекословно тянет Тарталью за локоть, помогая подняться с пола. Нёвиллет моментально придерживает за талию, завидев, как Тарталья дрожит на онемевших ногах. Они плавно перемещаются к кровати, и Тарталья даже не успевает опомниться, когда Чжун Ли подталкивает его вперёд. По-прежнему дрожащие ноги не выдерживают, и колени находят свою опору в виде постели, в которую Тарталья моментально упирается и ладонями. Он скользит затуманенным взглядом по лицам мужчин, стараясь понять, что они собираются делать. Возбуждение сводит его с ума, заставляя мелко подрагивать, но он смиренно ждёт, видя, как Чжун Ли неспешно обходит кровать, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. — Продолжай, – шепчет Чжун Ли, и его длинные пальцы властно цепляют Тарталью за подбородок. Сглатывая, Тарталья подползает ближе к краю кровати, и послушно опускает взгляд на крепко стоящий член мужчины, обильно сочащийся смазкой. На выдохе он вновь касается его губами, но замирает, заслышав другой голос. — Полагаю, Вы не против? – словно ради приличия интересуется Нёвиллет, и вопрос этот адресован явно не Тарталье. Чжун Ли отвечает ему тихим смехом, мягко поглаживая Тарталью по щеке, и вдруг, в противовес неожиданной ласке, настойчиво толкается членом в его рот. Словно опомнившись, Тарталья возобновляет старательные движения языком, а Чжун Ли, как ни в чём не бывало, обращается к Нёвиллету: — Полагаю, Вам не требуется моё одобрение, месье. Тарталья, слишком увлечённый тем, чтобы достаточно расслабить горло для более глубокого проникновения, не имеет возможности обернуться, заслышав за спиной тихие шаги Нёвиллета. Но вздрагивает, ощутив крепкую хватку его холодных ладоней на своих бёдрах, и едва не сбивается с темпа, на что Чжун Ли с тихим шипением хватает его за тыльную сторону шеи, сам входя глубже в рот. Тарталья сдавленно мычит, вздрагивает, но горло расслабляет. Только цепенеет, чувствуя, как холодные пальцы стягивают с него нижнее бельё, попеременно приподнимая ноги, и внутренне сжимается, но под напором Чжун Ли не имеет возможности никак повлиять на ситуацию. Хоть и чувствует вперемешку с возбуждением странное волнение. Чжун Ли постепенно наращивает темп, его дыхание сбивается, словно он позволяет себе несколько отпустить самоконтроль. Он прекрасно знаком Тарталье в этой ипостаси, а это значит, что теперь Чжун Ли точно никуда не отпустит, пока не удовлетворится сполна. И Тарталья принимает этот темп, игнорируя вновь собравшиеся в уголках глаз слёзы от напряжения. Холодные пальцы Нёвиллета вдруг жёстче сжимаются на обнажённых ягодицах Тартальи, вызывая у того мурашки, а его последующий шёпот и вовсе выбивает из горла жалобный стон. — Прогнись сильнее. Впрочем, Нёвиллет не даёт Тарталье время на размышления о своей «просьбе», и самостоятельно давит ладонью ему на поясницу, заставляя задрать задницу выше. Тарталья утопает в собственной похоти всё больше, прогибает спину, и заглатывает член Чжун Ли снова, едва ли обращая внимание на стекающую по подбородку слюну. Такой секс ничуть не хуже кровавых сражений. Нёвиллет проходится влажным касанием языка вдоль позвоночника Тартальи, заставляя того вновь вымученно простонать и уже добровольно выставить задницу ещё выше. Судья явно остаётся довольным, судя по его усмешке, и короткому шлепку, который он вдруг звонко оставляет на заднице Тарталье. Тарталья дрожит вновь и вновь. От странного волнения, нетерпения, от нехватки воздуха. Язык Нёвиллета вдруг настойчиво проскальзывает меж его ягодиц, и холодные ладони сильнее их раздвигают. Тарталья кое-как, лишь бы не сбиться с темпа, только успевает раздвинуть ноги шире. Ловкий язык Нёвиллета настойчиво скользит по сжатому кольцу мышц, дразняще их обводит, и у Чайльда от такой смеси ощущений – всколыхнувшегося сильнее возбуждения, с налётом лёгкого стеснения, натурально сводит нутро. Чжун Ли не даёт ему передышки – слишком увлекается, чередуя быстрые движения с особо глубокими, медленными. А язык Нёвиллета, до этого момента лишь ласкавший, вдруг проскальзывает внутрь, и по комнате вновь проносится звук хлёсткого шлепка, оставляя след на влажной коже. Тарталья дёргается, но Нёвиллет лишь сжимает его крепче, не позволяя сдвинуться, язык его вдруг наращивает темп, то выходя, то вновь проскальзывая внутрь. Тарталью прошибает на пот, голова кружится по-новой, но он старается с полной самоотдачей, не прекращая сосать. Не обращая внимание на дрожь и напряжение в мышцах, на саднящее горло, и на собственный, изнывающий по жажде прикосновений член. Язык Нёвиллета в очередной раз выходит наружу, а Тарталья, почти успевший привыкнуть, даже жалобно выстанывает, будто прося не прекращать. Нёвиллет прекращать и не думал – он сменяет язык пальцами. Оглаживает ими сжатые мышцы, и плавно, тягуче-мучительно вводит их внутрь, вновь заставляя Тарталью задрожать, почти задохнуться. Чжун Ли решает проявить благосклонность – плавно выходит из его рта, мягко оглаживает большим пальцем скулу, убирает влажную рыжую прядь со взмокшего лба. И Тарталья вдыхает, шумно и глубоко, вновь ловя звёздочки перед глазами и сбиваясь на протяжный стон, когда Нёвиллет вводит в него пальцы до предела. – Хороший мальчик... – шепчет Чжун Ли, и глаза его сверкают янтарём особенно ярко в полумраке. Тарталья поднимает на него расфокусированный, несколько жалобный взгляд, смаргивая скопившиеся в уголках глаз слёзы. Нёвиллет выбивает из него новый стон, вдруг неожиданно резко вытаскивая оба пальца, и сразу вводя обратно на полную длину. Он тут же принимается ими уверенно двигать, неизменно сжимая задницу Тартальи свободной ладонью, и там, почти наверняка, позже останутся синяки. Чжун Ли почти нежно ведёт головкой члена по припухшим губам Чайльда, и в глазах его плещется явное наслаждение от наблюдения за процессом, в котором Тарталья то и дело издаёт почти жалобные, просящие звуки, потому что Нёвиллет весьма умело управляется пальцами, чётко держит ритм. Ускоряет движения, доводя Тарталью почти до судорог в животе, и замедляется моментально, заставляя невольно двигать задницей навстречу. В один из таких моментов, когда Нёвиллет, словно издеваясь, делает особо долгую паузу, Тарталья вдруг самостоятельно насаживается на его пальцы, самостоятельно обхватывает головку члена Чжун Ли. И слышит одобрительную усмешку за спиной. — Какой нетерпеливый... – шепчет Нёвиллет, и, помедлив, резко вытаскивает пальцы, – Снова ощущаешь несправедливость? Тарталья, почувствовав неприятную пустоту, дёргается, и открывает рот, чтобы высказать своё возмущение на этот счёт, но Чжун Ли не даёт ему этого сделать. – Тсс, – шипит он, плавно проталкивая член в рот Тартальи, и Чайльд покорно прикрывает глаза, – Не трать силы на лишние слова. Нёвиллет с придыханием вжимается бёдрами в задницу Тартальи, и Чайльд явно ощущает твёрдость его члена. Мысль о том, что тот скоро окажется внутри, возбуждает, и несколько пугает, заставляя внутренне сжаться. Но Нёвиллет по-прежнему не спешит, хотя его эрекция говорит сама за себя, он лишь плавно ведёт членом меж ягодиц Тартальи. И вызывает этим нетерпение. Чжун Ли тоже не торопится, он позволяет Чайльду самостоятельно работать языком, лишь моментами толкаясь бёдрами навстречу. Их обоих это явно забавляет. Они оба, в полной мере, очевидно, наслаждаются, видя его унижения, видя невербальные знаки тела – от дрожи до самостоятельных потираний задницей о член Нёвиллета. — Надеюсь, такая справедливость... Нёвиллет смакует слова, говоря нарочито медленно, прежде чем берётся за свой член ладонью, и, похлопывая по влажному входу, тут же давит на него головкой. — ...придётся тебе по вкусу. Он входит плавно, тягуче-медленно, заставляя Тарталью сполна ощущать долгожданное чувство заполненности. С непривычки оно сопровождается лёгкой жгучей болью, но пульсирующее возбуждение настойчиво её подавляет. Тарталья срывается на хриплый протяжный стон, выпуская член Чжун Ли изо рта, и окончательно падает на локти, упираясь лбом в постель. Прохладный шёлк постельного белья холодит разгорячённую кожу, Чайльд глушит свои стоны, переходящие во всхлипы, когда Нёвиллет оказывается внутри целиком. Возбуждённые дыхания всех троих смешиваются воедино, но эта пауза, в которой Тарталья старается привыкнуть к позабытым ощущениям, надолго не затягивается. Нёвиллет вновь хватается за его бёдра обеими ладонями, и, плавно выходя, вводит член обратно, уже резче и настойчивее. Дрожь проходится вдоль позвоночника Тартальи, концентрируясь в копчике, и он сжимает простынь вспотевшими ладонями. Пальцы Чжун Ли вновь треплют его волосы, то ли в успокаивающем, то ли в поощряющем жесте. Или же попросту в подгоняющем – потому что он не даёт Тарталье времени на реакцию, склоняется к нему сам, и, потянув за локоть, приподнимает, недвусмысленно упираясь головкой члена в его губы. Тарталья вымученно выдыхает – он почти не держит собственное дрожащее тело самостоятельно, и если Чжун Ли сейчас отпустит, он неизменно упадёт лицом в постель. Но Чжун Ли не позволяет, мягко раздвигая его губы головкой члена, и плавно вводя ту в рот. – Чайльд, вечер будет долгим... Чжун Ли шепчет это почти с нежностью, толкаясь ещё глубже, вновь стараясь проникнуть в узость горла. – ...будь сильным мальчиком. Его словам вторит усмешка Нёвиллета, сразу перерастающая в тихий рык, когда он с наслаждением насаживает Тарталью на себя вновь. Рассудок Чайльда окончательно разбивается на крохотные крупицы, его место заполоняет невиданная похоть, что нападает с новой силой, скручивает низ живота, болезненно сосредотачивается в его собственном члене, там же и пульсирует. Он заглатывает член Чжун Ли до своего предела, наслаждается его низким стоном, полным удовлетворения, и подаётся бёдрами навстречу Нёвиллету, получая и его восторженный выдох. — В таком положении... – сбивчиво шепчет судья, постепенно наращивая темп движений, – Ты мне нравишься намного больше. Тарталья может ответить ему лишь заглушенным стоном. Чжун Ли не даёт вдохнуть – входит на всю длину, замирает в таком положении, удерживая Тарталью за голову. И Чайльд вздрагивает, дрожит, скулит хрипло. По его подбородку стекает слюна, срываясь каплями вниз. Но он терпит, потому что действительно сильный. Потому что ему чертовски хорошо. Но стоит Чжун Ли ослабить хватку, дать Тарталье доступ к кислороду, слегка сбавить темп, как уже Нёвиллет становится безудержнее, всё настойчивее и резче в своих движениях. Он, наконец, позволяет себе снять эту беспристрастную маску. И страсть его дикая и необузданная – нечеловеческая. На новом рывке он вдруг склоняется ниже, и пряди его длинных волос щекочут спину Тартальи – это мимолётное ощущение быстро теряется в более ярком. Удерживая Тарталью за бедро уже одной рукой, Нёвиллет опускает вторую, и едва скользнув пальцами по напряжённому животу Чайльда, сжимает его напряжённый член. Проводит по нему резко, но выверенно и умело, принимаясь подстраивать движения ладони под темп собственных толчков. Тарталья извивается под ним, дёргается, покрывается мурашками, испытывая дикое исступление от долгожданных прикосновений. Его ощущения вновь мешаются воедино, выводятся на новый уровень. Чжун Ли вновь позволяет ему немного свободы – не напирает, лишь так же крепко удерживая под локоть, почти на весу. Тело будет очень болеть после таких упражнений. Но Тарталье всё равно. Он сам тянется к Чжун Ли ближе, настойчиво берёт его член в рот, и ритм, с которым его трахает Нёвиллет, никак Тарталью не сбивает. Лишь подначивает, словно ему мало. Комната пропитана смешением их дыханий, стонами, всхлипами Тартальи, ритмичными шлепками тела о тело, влажными звуками. И к ним добавляется ещё один. Когда Нёвиллет входит особенно глубоко, Тарталья срывается на обрывистый вскрик. Он кончает до краткой темноты перед глазами, от оргазма у него сводит мышцы, и по спине словно пробегается электрический разряд. Мысли стираются начисто, оставляя лишь ощущение. Пульсирующее ощущение полного наслаждения. Нёвиллет выходит плавно, оставляя после себя чувство пустоты и скользнувшего по коже озноба, когда горячие тела отстраняются друг от друга. Чжун Ли мягко гладит по волосам, и отпускает так же мягко, позволяя Тарталье обессиленно рухнуть на постель. Он не в состоянии сменить позу, не в состоянии даже отдышаться. Он может лишь пытаться собрать сознание воедино. От оргазма потряхивает, и медленно наваливается тягучая боль – и в мышцах по всему телу, и в горле. Тарталья знает, что они оба сейчас на него смотрят, и знает, что они оба явно не закончили – это первая мысль, которая втискивается в собирающееся сознание. И он оказывается прав. — ...этого мало, Чайльд. И, полагаю, не слишком справедливо. Голос Нёвиллета разрезает тишину, ощущаясь словно море, успокоившееся совсем ненадолго, прежде чем снова начать штормить. У Чайльда нет сил на ответ – да и в голову ничего не лезет. — Разделяю точку зрения, месье, – вместо Тартальи отвечает Чжун Ли, таким тоном, словно вновь обсуждая будничные темы, – Но у меня есть замечательное разрешение для такой ситуации. Он вдруг плавно опускается на кровать, и прежде чем Тарталья успевает сообразить, утягивает его в медленный поцелуй. Неспешный и глубокий. Тарталья задерживает дыхание, закрывая глаза, и отвечает, поддаваясь инициативе, не противится, когда его утягивают за собой, когда оглаживают плечи, грудь и бёдра. Распахивает глаза он лишь тогда, когда Чжун Ли усаживает его на себя. Тарталья смотрит в прищуренные янтарные глаза, которые и без слов дают всё понять. Ещё больше за себя говорит всё такой же твёрдый член Чжун Ли, который касается задницы Тартальи. Но Чайльд даже пошевелиться не успевает, Чжун Ли сам приподнимает его за бёдра, сам медленно направляет член внутрь. Тарталье лишь остаётся плавно опуститься, и, прогнувшись в спине, вновь отрывисто простонать. Он не чувствует боли, растянутые стенки лишь слегка пульсируют, сжимаясь крепче вокруг члена, и Чжун Ли выдыхает с короткой улыбкой, крепче сжимая бёдра Тартальи. Тот закусывает губу, вновь свыкаясь с ощущениями, но дрожащее вымотанное тело не успевает перестроиться так быстро. От этого Чайльда вдруг отвлекают ласкающие касания к его соскам – и это не Чжун Ли. Нёвиллет, опустившийся позади, плавно продолжает скользить ладонями по груди Тартальи, изредка цепляя соски пальцами, легко ущипывая, и вновь оглаживая, провоцируя на новые выдохи и короткие стоны. Его губы касаются вдруг и шеи, целуют медленно, никак не намекая на то, что в следующий миг за этим последует несдержанный укус. На Тарталье точно останется множество следов – уже сейчас они начинают расцветать багровыми пятнами по бледной коже. Чжун Ли плавно приподнимает Тарталью, не выходя до конца, и так же плавно опускает. Сдерживается, терпит – Тарталья это знает. Потому что янтарь в глазах напротив темнеет, искрит недвусмысленным желанием. Но излишняя боль портит наслаждение – это знает и Нёвиллет, который, не прекращая свои ласки, склоняется ближе к уху Тартальи и проникновенно шепчет: — Я успел понять, что ты способен на многое. Позволь мне это увидеть. Его твёрдый член упирается в копчик Чайльда, и осознание наступает медленно, но верно. Чжун Ли ухмыляется, двинув уже собственными бёдрами, и выбивая из Тартальи ошарашенный выдох. — ...я не уверен, что такое... Собственный голос кажется Тарталье надломленным, неуверенным. Но в противовес ему внутреннее возбуждение дёргается вновь, когда Чжун Ли решает перебить его новым настойчивым толчком внутрь. Его член бьёт в крайне чувствительное место, доводя до новых мурашек и выбивая очередной всхлип. — О, конечно, – мягко шепчет Нёвиллет, сжимая его грудь крепче, – Боюсь, ситуация не предоставляет тебе выбора. Его слова звучат несколько жестоко, идя вразрез с его возобновившимися ласками, но Тарталью от этого пробирает лишь сильнее. Дёргает что-то внутри. Неизбежно приятно. Чжун Ли насаживает его вновь, до предела, и мягко тянет за запястье на себя, извлекая из рук Нёвиллета, который спокойно отпускает. Чжун Ли крепко обвивает Тарталью рукой за талию, ловит взгляд, их губы соприкасаются – и они целуются в этом медленном, мучительном темпе, распаляющем Тарталью заново с новой силой. Пряди белых волос вновь касаются спины Тартальи – Нёвиллет склоняется следом, оглаживает плечи и бёдра Чайльда, целует его в спину. И в этом танце противоречий, где нежность и грубость пересекаются, образуя единое целое, Тарталья снова тонет. Их поцелуй с Чжун Ли становится настойчивее, Тарталья сильнее прогибается в спине, движет навстречу проникающим движениям самостоятельно. И знает, что в следующий миг они замедлятся – лишь для того, чтобы Нёвиллет мягко приставил член к уже заполненному входу. Каждый из них ощущает давящее чувство тесноты, узости, и лишь стон Тартальи выходит надломленным и болезненным, но Чжун Ли глушит его настойчивым поцелуем вновь и вновь. Они не торопятся. Оба дают Тарталье время. Нёвиллет входит медленно, выдыхая лишь короткое: — ...превосходно, – и мягко сжимает его бёдра, – Ты точно справишься. Тарталье кажется, что вряд ли тут обошлось без какой-нибудь его магии – скольжение влажное, мокрое неестественно, и смазка сочится из медленно растягивающегося входа. Но его мысли занимает совсем другое – его слишком будоражит осознание, что в нём единовременно два члена. Что он буквально зажат между двоими мужчинами, одними из немногих, чью силу он готов признавать. Считаться с ней, уважать, и покоряться ей... подобным образом. Нёвиллет вдруг тянет его к себе, перехватывая поперёк груди, и начинает медленное движение. Он шепчет на самое ухо: — Мало кто вызывал у меня такие неоднозначные эмоции. Но ты и с этим справился, Тарталья. Чжун Ли, вновь по-хозяйски расположивший ладони на бёдрах Чайльда, тихо усмехается, явно заслышав реплику, и мягко подаётся вверх. А на выдохе вдруг произносит, не отрывая внимательного взгляда от Тартальи, но обращаясь точно к Нёвиллету: — Я говорил, он вызывает интерес. Похоже, они явно сошлись на мнении, постичь которого самому Тарталье до конца не дано. Вникать он и не в силах, давление двух членов на узкие стенки, набирающее обороты, вызывает лишь приступ новой дрожи, сбитого дыхания, и отчаянно громкий стон. Он обессиленно опускает голову на плечо Нёвиллета, боковым зрением ловя его цепкий взгляд и рефлекторно сжимаясь от тихого рыка, с которым тот входит ещё глубже. Они ловят новый темп, в котором сознание Тартальи вновь распадается, уступая место чистому, искушённому, несколько мазохистскому наслаждению. Он сбивается со счёта времени и с собственных стонов, перестаёт в миге различать кому конкретно принадлежат прикосновения, покрывающие всё его тело. Ему кажется, что в моменте он начинает требовать о большем вслух, бессвязно о чём-то просить, по-новой срываясь с блесны рассудка. Тарталья открывает глаза в моменте, когда ладонь Чжун Ли обхватывает его член, уже успевший встать вновь. И осознание того, насколько сильно он падок на подобное, возбуждает Тарталью ещё больше. Он закусывает губу почти до крови, с наслаждением наблюдая за тем, как ладонь Чжун Ли выверенными движениями ласкает его член, и движет бёдрами сам, с исступлением насаживаясь на оба члена. Возбуждение скручивается в тугой ком, сдавливает нутро, и до предела, до очередной пропасти наваждения ему совсем недолго, он это знает. — Ну же... – сбивчиво шепчет Нёвиллет, вновь толкаясь вглубь, и пальцы его, удивительно холодные, крепко сжимают шею Тартальи, – Давай. И Чайльд срывается. В крупной дрожи бьётся в крепких руках, пока пальцы Нёвиллета давят сильнее на шею, отбирая дыхание, пока пальцы Чжун Ли сжимаются крепче на члене, рвано дёрнувшись в последний раз. Оргазм накрывает его с головой, с безумием и дикостью, словно концентрируя всю вселенную в этот миг и в этой комнате. И вскрик его мешается с низким стоном Нёвиллета – Чайльд чувствует, как горячая жидкость заполняет его изнутри. Заполняет больше и глубже, когда Чжун Ли с рычанием насаживает на себя Тарталью до предела, тоже кончая следом. Тарталья вздрагивает в последний раз, чувствуя, как тело, до этого работавшее на адреналине, теперь отказывает окончательно. Последнее, что он ощущает – это как два члена поочередно, мягко выходят из него, и за ними так же плавно вытекает белёсая жидкость. А потом он закрывает глаза, в этот раз падая в пустоту усталости. Боль просыпается раньше него, она тупая и тягучая, сковывает мышцы и отдаётся в голове. Сам он просыпается лёжа щекой на широкой груди, и, кое-как поднимая взгляд, видит абсолютно бодрого, впрочем, такого же как и всегда, Чжун Ли. Тот обнимает его за плечи, прижав к себе, но взгляд его устремлён вперед. Проследив за его направлением, Тарталья видит и Нёвиллета. Судья стоит боком, и, как ни в чем не бывало, застёгивает манжеты. — Доброе утро, – звучит его будничный спокойный тон, как только он поднимает взгляд на проснувшегося Тарталью. И Чайльд в моменте задумывается, не приснилось ли ему произошедшее. Но даже будь так, обстоятельства их нахождения в одной комнате были бы крайне странными. Его сознание явно не готово сейчас включаться в работу. Оно снова спешит провалиться в сон, но перед этим Тарталья слышит постепенно утихающие голоса: — Полагаю, месье, подобного акта справедливости весь Фонтейн ранее не знавал? — Надеюсь, и не узнает. Но полагаете верно. — Но это определённо удачное завершение сделки. — Конечно. Не имею привычки нарушать обещаний, уж тем более данных Богу контрактов... Сознание Тартальи окончательно проваливается в сон. Во второй раз он просыпается уже в пустой постели. Оглядывается – но вокруг тоже пусто. Поводит ноющими плечами и со вздохом устремляет взгляд в потолок. Вот теперь ему точно кажется что всё было сном. Думать так по каким-то причинам совсем не хочется. Он в принципе не склонен долго размышлять, если дело касается тем, далёких от его понимания. Далёких, и вместе с тем противоречиво притягательных. Так или иначе, для него сейчас важнее то, что он, судя по всему, свободен, и выход на улицу не будет чреват очередным попаданием за решётку. Помимо этого, у него хватает рабочих невыполненных задач. А что касается другого... ...в глубине души Тарталья хочет верить, что они ещё обязательно встретятся.