Зик Йегер мастурбирует

Зик Йегер мастурбирует. Его обуревает желание начать делать это, едва он переступает порог дома — старого дома, где не он проводил детство, и не его годовые разницы в росте отмечены ножом на дверном косяке. После того, как Эрен согласился на план брата и не предал, а сделал все по совести, как Зик и хотел (ох, какой все-таки славный мальчик Эрен!), Зик почти переехал сюда. Отсюда гораздо удобнее работать, вся сеть лечебниц на нем, а также испытания. Ну, и еще работа с возражениями: конечно же, не все по доброй воле соглашаются с необходимостью вазэктомии или выскабливания, но на эти случаи есть полиция, Зик выступает лишь консультантом. К сожалению, их множество — несознательных категорично настроенных горожан, и Зик сожалеет, что не успеет провести полноценную просветительскую кампанию. Он мог бы целые книги писать о демографических и геополитических плюсах нового закона. Семя — вода. Это правило. Семя не должно нести порочных элдийских генов. Дом Гриши Йегера и его второй жены, где Зик сидит в прихожей, старый, но Зик еще старше. Он мастурбирует на ощущение, что Эрен, его единокровный брат, вырос здесь, в этих четырех стенах и крошечной пристройке за домом. Ел из тех щербатых тарелок, что стоят в комоде, очищенном от сажи и заново выкрашенном, устойчивом и, кажется, вечном. Эрена нет дома, но Зик знает: когда Эрен вернется, дом вновь наполнится его запахом, цветом и длиной его волос, его невероятной темной энергией и силой. Ниточка спермы пачкает руку Зика и, к несчастью, брюки. После разрядки он долго сидит на грубо отесанном стуле, раскинув ноги, и смотрит, как попавшая на ткань капля впитывается, теряется, пятно бледнеет. Безусловно, сам Зик прошел через процедуру одним из первых и ни на секунду не пожалел об этой фундаментальной для Нового Парадиза инициативе. Так наоборот гораздо проще, это отсекает многие условности в отношении брата, да и кого угодно. Упорядоченный половой хаос в преддверии вымирания целой нации. Вот всем бы его здравомыслие. Наконец собравшись с духом и покинув прихожую, Зик моет руки и уходит в подвал отца, здесь теперь его кабинет, Эрену все равно (или тот делает вид, что все равно). Немного работы с бумагами — но глаза уже слипаются, Эрена нет, наверняка кутит с друзьями. Семя Эрена тоже с первых дней вода, Зика это как будто бы радует совсем чуть-чуть меньше, чем собственная история. Зик сам не знает, почему возвращается к этому мыслями, пока моет посуду после нехитрого ужина. У Эрена не будет детей, как и у самого Зика, как и у проклятого Аккермана, который, судя по слухам, теперь спивается где-то у себя в родном Нижнем Городе, не пережив перемен. Как и у Райнера детей быть не должно. Ох, уж этот Райнер! Зик до сих пор не понимает, как тому удается столько месяцев отдалять неизбежное. Офицеры много шутят по этому поводу, но Зику не смешно, природа титанов не исхитрилась на мужскую беременность, но Зику абсолютно точно не смешно. За какую возможность цепляется Браун? Зик сам не понимает, ревность ли это в отношении Райнера и Эрена, или какое-то другое чувство. Видимо, все-таки неуместная ревность: будто семя Брауна — пока не вода — Эрену вкуснее и ценнее, чем семя выхолощенного Зика и любых других мужчин. Не может же дело быть только в размере. Эрена нет дома. Его полночи нет дома. Может быть, это попойка с Жаном, отвязным малым, которого Зик никогда не воспринимал всерьез. Может быть, с кем-то другим, кого Зик не знает в лицо. Флок докладывает ежедневно, но данные не точны, и кажется, нужно искать новую пару не предвзятых глаз и ушей, чей обладатель не попал под влияние темной харизмы Эрена. Во второй раз Зик мастурбирует в душевой, вода почти ледяная. Отстроить старый дом оказалось легко, но канализацию невозможно подвести к одной двери, а на восстановление целого города средств нет. Даже если сам Зик Йегер здесь поселился, почти поселился. Зик мастурбирует, упираясь лбом в дощатую стену, и ему нужно много времени, чтобы окрепнуть, на холоде это не так просто. Он мастурбирует на саму идею: где бы Эрен не пил сейчас, как бы тепло и весело ему ни было, как бы лучисто или горестно он ни улыбался своим любовникам и друзьям, он вернется сюда, в старый дом их с Зиком покойного отца. Сюда, где семя — вода, а вода почти ледяная. И Зик согреет его в своих объятиях, прижмет ближе к стенке в их общей постели, и Эрен будет упираться в доски руками, как упирается сейчас Зик, пока ласкает себя. У Эрена нет выбора. Эрен сделал все, как Зик хотел, как уговаривал, просил, продавал идею, продавливал, униженно умолял. Эрен — Зика. Дело кончено. И Зик кончает обильно, долго, вымученно, почти болезненно, вода мешается с водой. Он выползает из душа совсем без сил. Постельное белье пахнет дымом очага и застарелой, почти выцветшей, но еще заметной сыростью. Сколько лет здесь никто не жил, четыре? Семь? Зик пытается посчитать. Ему больше не холодно. Погасив свечу, он остается один в темноте. Может быть, Эрен с женщиной? Нарушительницей, надеющейся еще забеременеть, да не от кого-нибудь, а от Прародителя. Чушь, Зик тихо смеется вслух. Только не Эрен. Зик представляет, как бы Эрен скривил свое красивое лицо. Братец ненавидит женщин, ненавидит Микасу, в пользу которой не смог сделать выбор, ненавидит Пик, потому что она кажется ему нормальной, здоровой, не изломанной. Эрен бы никогда не остался с женщиной. Тогда кто? Колоссальный? К нему Зик физически не способен ревновать, само его существование в живом виде вызывает у Зика какое-то парадоксально теплое чувство. Мальчик, напоминающий Зику самого себя в юности, далеко пойдет, и даже если сейчас их идеологические разногласия критичны, Зик еще успеет заронить в эту умную белобрысую головку нужные зерна. Зик улыбается про себя и снова тянется рукой под резинку трусов. Он мастурбирует не на носителя Колосса, не на других мальчишек из бывшего Разведкорпуса, не на мертвого красавца Эрвина Смита или разбитого вдребезги недоростка Аккермана. Зик Йегер мастурбирует на то, как все сложилось. Ему остается несколько месяцев — но каких! Брат вернется, может быть, уже через минуту, пьяный, сговорчивый, почти бессознательно ласковый, и Зик пожалеет, что выдрочил себя почти до пуста. Он распластает Эрена под собой и будет трахать полночи, а остаток до утра — гладить его, спящего, по щеке и любоваться профилем. Представляя это, Зик сжимает себя крепче и отрывисто двигает рукой, не восстановился, черт-те что нашло, как подросток. Посмотрел бы кто со стороны — позорище. Зика веселит эта мысль и немало возбуждает. Но насколько же это приятно! Осознавать, что в каждую из оставшихся ночей брат будет рядом. Что дело, которое Зик задумал и воплотил, уже не повернуть вспять. Что сдохли именно те (почти все), кому он желал смерти. Что даже в самый последний момент, на церемонии, Эрен тоже будет рядом, судя по всему. Зик Йегер чувствует себя не пустым, а наполненным до краев. В голове звучит барабанный бой. Все абсолютно правильно. Пальцы пачкаются скользким, и приподняв таз от напряжения, Зик толкается себе в руку и тихо стонет. Он кончает с новой мыслью об Эрене: нет, когда тот вернется, Зик поцелует его в губы и не станет насиловать, а сонно обнимет рукой и прошепчет пару слащавых, но взаправдашних, искренних слов. Он, Зик Йегер, не зря прожил жизнь. Он всей душой любит Эрена Йегера, полюбил и будет любить до своего последнего дня. Обессилев и даже не вытерев семени с бедер, Зик поворачивается на бок, плотнее кутается в одеяло и проваливается в сон. Сон. В нем Зик Йегер повисает вниз головой на белесом выросте Молотобойца, меж гигантских — едва взгляда хватает — рёбер чудовища, погубившего мир.