Цена ошибки

       Рабочий день давно завершился, но Брут не спешит уходить и через силу продолжает вглядываться в мелкий шрифт очередного документа на ярком экране офисного компьютера. Наклоняется ближе к монитору, наплевав на тяжесть в шее, щурится даже в очках, то и дело смаргивая встающую перед глазами пелену, и дотошно проверяет каждую букву, каждую цифру.        Но вот глаза особенно сильно щиплет, шея совсем затекает, и Брут устало вздыхает. Одной рукой снимает очки, кладя их на стол, и вымученно проводит ладонью по лицу. Только сейчас он понимает, как болит голова, и решает, что всё-таки пора заканчивать.        Заозиравшись по сторонам и убедившись, что в офисе никого нет, Брут ненадолго вытягивается, отъезжая в кресле от стола, а затем подбирается обратно к монитору, быстро надевает очки, в пару кликов сохраняет все файлы и выключает компьютер.        В офисе стоит полутьма — основная часть ламп отключается с наступлением позднего вечера и уходом большей части сотрудников. Пустые коридоры сливаются в какую-то одну непонятную пелену. Брут смаргивает её по несколько раз, то сбавляя шаг, то вновь ускоряясь, но картинка перед глазами по-прежнему кажется нечёткой. Брут досадливо думает, что зрение снова упало и придётся потратиться на новые очки.        Из-за поворота неожиданно выруливает тихонько шумящий робот-пылесос, разновидность робота-уборщика — давней разработки корпорации, — и Брут резко тормозит, выставив руки в стороны. Выдыхает шумно и, поджав губы, с важным видом смахивает невидимые пылинки со своего тёмно-синего потёртого пиджака.        Голова начинает трещать от гудения пылесоса и его тихих ударах о плинтуса, и Брут спешит к лифтам.        Поморщившись от сигнала о прибытии лифта на этаж, Брут подумывает нарушить привычный распорядок дня и отправиться сразу домой, но всё-таки жмёт кнопку второго, а не первого этажа и — не без утомительных идентификаций его личности — проходит в лабораторию. Коридоры здесь ярко освещены, и в целом всё выглядит так, словно за бесчисленными дверями работа идёт полным ходом, но Брут знает, что из всех инженеров в такой час работает один только главный.        Светило всего научного сообщества, гениальный учёный… и друг детства, с которым когда-то Брут был не разлей вода и с которым сейчас он настойчиво старается поддерживать общение, хотя этому очень мешает работа — у них она слишком разная, чтобы была возможность часто пересекаться.        Всему мешают разные статусы. Слишком разные, несмотря на весьма похожий отблеск платины и серебра.        — Икар, ты здесь? — Брут доходит до приоткрытой двери и заглядывает внутрь. — О, здравствуйте, извините, что помешал!        Оказывается, к Икару пришла его невеста — Лия, невероятной красоты девушка, успешная модель, действительно одна из лучших и самых востребованных, — и наверняка пытается теперь уговорить Икара оставить работу до завтра и поехать домой. И, по всей видимости, пока безуспешно. Брут может только догадываться, сколько в этой девушке терпения.        — Брут, привет! — воодушевляется Икар. — Входи-входи, я и тебе такое сейчас покажу!..        Он всегда почему-то ужасно радуется при виде Брута, будто они тесно общаются и каждый день проводят в дружеских разговорах, а не просто пересекаются в те дни, когда Брут спускается к нему в лабораторию после работы. Ужасно радуется и рассказывает о новых изобретениях, что-то показывает — и будто совсем не замечает, что Брут в этом уже давно мало что понимает; если быть предельно честным, Брут уже ничего из всего… этого не понимает.        На смену накопленным в юности знаниям и умениям пришли всякие инструкции, критерии, протоколы, отчёты, и все задатки погребены навсегда под нынешними обязанностями — а Икар, кажется, всё продолжает видеть в Бруте того самого заинтересованного в науке и изобретательстве партнёра. Как же это глупо со стороны гения.        Глупо и со стороны Брута приходить сюда. Хвататься за былое время, вертеться среди сложных схем и чертежей, смотреть на хитро устроенные механизмы. Смотреть и вспоминать — только вспоминать, не чувствовать — то глубокое разочарование, которое принёс с собой результат тестирования. Вспоминать и удивляться, как можно было убиваться из-за такой ерунды. Всё ведь сложилось вполне хорошо.        Всё, чем недоволен сейчас Брут, — это больная голова. И дикая усталость, какая-то невозможная сонливость. И ухудшающееся зрение.        — Я ведь только на секундочку заглянул, так, повидаться, — останавливает Икара Брут. — Работа идёт полным ходом, да? Очень ждём новых проектов. И пакетов документаций, да… Но вам, наверное, уже пора? Время позднее.        Икар непонимающе хлопает глазами, а Лия бросает одобрительный взгляд на Брута и тут же со всей готовностью принимается заверять Икара, что действительно пора домой.        — И вам, Брут, тоже наверняка пора? Небось, с самого утра работаете, — вежливо говорит Лия, но с явным намёком, что и ему, Бруту, нужно убраться отсюда и не давать Икару лишнего повода задерживаться в лаборатории.        — Да, верно… Ай!        Брут коротко вскрикивает от стрельнувшей боли в голове, хватается за неё и вдруг чувствует, как всё начинает идти кругом. Он теряет точку опоры и делает несколько неуверенных шагов назад, пока не оседает на стоящий рядом стул. Это немного помогает сориентироваться в пространстве, но с мыслей продолжает сбивать откуда-то взявшийся шум в ушах и заколотившееся сердце — то ли от страха, то ли ещё от чего.        — Что, что с вами такое?! — испуганно спрашивает Лия, не решаясь подойти ближе.        — Голова? — догадывается Икар и подбегает к Бруту, садясь на корточки рядом.        — Да, ерунда, — находит в себе силы улыбнуться Брут, хотя чувствует, что улыбка выходит кривой, — так иногда бывает. Извините за это. Беспокоиться не о чем.        — Ты уверен? — с нескрываемой тревогой спрашивает Икар. — Если нужно, мы отвезём тебя к врачу! Лия, ты ведь заказала машину?        — Заказала, да, но ведь его вряд ли примут сейчас… — неуверенно произносит Лия, поджимая губы.        — Почему? Ему же нужна помощь!        — Лия права, — усталым голосом говорит Брут. — Меня не примут, это ведь непохоже на неотложное состояние.        Лия еле слышно удовлетворённо хмыкает:        — Да, именно поэтому.        — Откуда же вам знать? — не отступает Икар.        — Ну, я ведь говорю, так иногда бывает, и ничего… Вот, уже отпустило.        Брут отстранённо думает, что в помещениях лаборатории система кондиционирования могла быть и лучше — становится как-то душно, но голова действительно больше не кружится, и шум в ушах стихает, поэтому Брут спешит встать, чтобы доказать, что он в норме; нехорошо заставлять Икара и его невесту волноваться за него.        — Так что спасибо за беспокойство, но вам не стоит переживать, — выдаёт очередную вежливость Брут.        Икар бросает на него полный недоверия взгляд, но всё же позволяет ему совсем отойти от стула.        — Не смею больше отвлекать. Лия, был рад увидеть вас, — Брут учтиво кивает в её сторону, а затем поворачивается к другу. — Икар, я загляну к тебе в понедельник.        Не дожидаясь новых возражений, Брут устремляется в коридор.        — А к врачу вы сами всё-таки обратитесь! — неожиданно бросает вместо прощания Лия.        Возможно, дело как раз в том, что эти слова были произнесены ею — девушкой невероятной красоты, да к тому же ещё уверенной в себе и умеющей производить неизгладимое впечатление, — а может, дело в том, что Брута в последнее время слишком беспокоит и головная боль, и эти внезапные приступы головокружения, и много что ещё, поэтому он наконец-то всерьёз решает выяснить причину всех этих очевидных проблем со здоровьем.        Впервые за долгое время Брут активирует "Панацею" — приложение, разработанное совместно с ведущими медиками, которое позволяет получить первые рекомендации по поводу своего состояния и определить, к какому именно специалисту следует обратиться.        Две змеи на экране загрузки плавно обвивают золотой жезл, а затем этот логотип в виде кадуцея сменяется приветственным обращением "Панацеи". Брут особо не вчитывается в него и наугад тыкает по иконкам приложения и чуть не активирует экстренный вызов бригады скорой помощи, пока не находит нужный режим сбора анамнеза.        "Основные данные о вас учтены, переходим к опросу, — сообщает "Панацея". — Есть жалобы на боль?"        Брут подтверждает и из предложенных областей тела выбирает голову.        "Как часто беспокоит боль?"        Брут колеблется. Сперва почти нажимает на вариант: "Раз в неделю", — но чувствует, как голову будто нарочно обхватывает стальной обруч, и всё-таки выбирает ответ: "Несколько раз в день".        В следующем пункте "Панацея" просит выбрать, какие ощущения возникают при головной боли. Брут, чуть подумав, выбирает из представленного слабость, головокружение и учащение сердцебиения.        "Измеряли ли вы своё артериальное давление?"        Брут удивлённо вскидывает брови и пропускает этот шаг — в его доме нет даже самого простого электронного тонометра. Он никогда бы не подумал, что это может ему потребоваться. Брут понимает, что очень хочет знать, почему программа задаёт такие вопросы, на что она его проверяет, но "Панацея" создана не для постановки диагноза, а лишь для сбора данных, которые позволяют выбрать нужного специалиста, а этому специалисту — более точно оценить состояние пациента. Окончательное слово всегда остаётся за конкретным врачом, а не за "Панацеей".        Медицина — одна из немногих сфер жизни, где ставится под сомнение идея полного доверия прогрессивным технологиям. Одни говорят, "Панацея" — воплощение всего накопленного людьми опыта, который наконец-то возможно использовать в полной мере; это как проконсультироваться разом у всех врачей. Другие же — и среди них много самих медиков — настаивают на том, что "Панацея" выступает лишь в качестве отличного помощника, но даже такая продвинутая программа не заменит того, что может подготовленный человек.        Разум и душу уже научились обуздывать — браслеты по праву считаются наиболее сложной и наиболее успешной разработкой из когда-либо созданных, — но физическое тело, с его многочисленными возможностями и его бесчисленными несовершенствами, остаётся слишком непредсказуемым механизмом, подчинить который человек так и не сумел.        Брут если и думает об этом, то лишь вскользь — обузданный разум не заостряет на этом внимание и сосредоточен на более насущных проблемах. Не на философском вопросе, а на следующем от "Панацеи":        "За последнее время наблюдали ли снижение зрения?"        Брут проставляет утвердительный ответ и на следующий вопрос об ухудшении слуха тоже — в конце концов, шум в ушах не является нормой.        Последний блок вопросов о нарушениях функций двигательного аппарата ставит Брута в некоторый ступор — нарушение подвижности конечностей, онемение… всё это звучит серьёзно и не очень-то похоже на его ситуацию. Но "Панацея" почему-то ведь выдала это?        "Рекомендовано обращение к неврологу. Внимание! Не откладывайте ваш визит. Ближайшая доступная запись в Асклепионе — завтра, 11:30".        Не откладывать визит? Это заставляет почувствовать некоторое беспокойство. Брут соглашается с предложенной датой и временем — благо, завтра выходной, иначе Брут с его ответственным подходом к работе всё-таки выбрал бы посетить врача позднее.        "Ваша запись подтверждена. До скорой встречи в Асклепионе!"        Брут выходит из приложения, параллельно обдумывая, как будет завтра добираться до центра Полиса, где и располагается нужный ему больничный комплекс — основной и самый главный.        Асклепион встречает Брута ослепительной белизной и специфическим запахом антисептиков и дезинфицирующих растворов, которые распыляют особые варианты моделей роботов-уборщиков; когда-то приходилось перепроверять гигабайты документов перед тем, как передать целые партии таких роботов городским медицинским организациям.        По указателям Брут быстро находит регистрационный блок, прикладывает к считывателю браслет, и внутренняя система Асклепиона передаёт на него данные — на серебряной дуге тонкой полосой символов проявляются нужная зона, номер этажа и кабинета.        Этот поиск занимает куда больше времени. Огромные коридоры напоминают здание корпорации, вот только там Брут проводит почти всё своё время, здесь же был так давно, что уже и не вспомнит, когда это было.        Когда он всё-таки находит нужный кабинет, то обнаруживает, что над ним уже горит зелёный сигнал, поэтому уверенно входит:        — Здравствуйте!        В кресле за огромным столом с электронной панелью оказывается женщина средних лет. Лаконичным жестом она поправляет очки на переносице и, сдержанно улыбаясь, указывает на стул напротив:        — Доброе утро, присаживайтесь сюда, пожалуйста, и поднесите к считывателю ваш браслет.        Брут делает, как велено, и на панели врача активируется протокол приёма.        — Итак, ваше имя Брут, вам двадцать два, статус серебро. Работаете в офисе корпорации "Икар". По предоставленной истории приложения "Панацея" вижу, что вы посещали офтальмолога восемь, шесть и четыре года назад… Вам была поставлена миопия средней степени, — врач приподнимает глаза, подмечая очки на Бруте, — а по другим причинам вы не использовали приложение и к врачам не обращались, так? Теперь посмотрим, с чем вы пришли ко мне.        Брут даёт врачу время, чтобы изучить его вчерашние ответы. Пока она пробегается по результатам "Панацеи" и недоступным для обычных пользователей ключам программы, Брут подмечает золото на запястье — надо же, как повезло попасть к врачу выше статусом; чаще всего система направляет пациентов к специалистам с тем же браслетом, что у них.        — Давление не измеряли, да? — уточняет врач.        — Честно говоря, никогда особо за ним не следил. Вроде всегда нормальное было…        — Сейчас убедимся в этом, — врач выдвигает ящик стола и выуживает оттуда то, что заставляет Брута бросить на это недоумённый взгляд.        Хотя он мыслит совсем уже не так, как изобретатель, но глядя на грушу, с помощью которой можно нагнетать воздух, и подсоединённую к ней манжету, Брут примерно догадывается, что это такое перед ним.        — Тонометр? Механический?..        — Да, именно так. За время моей практики я убедилась, что лучше в подобных вопросах довериться себе, поэтому позвольте, я сделаю замер собственноручно, — вслед за тонометром врач достаёт и фонендоскоп. — Но если настаиваете, после мы измерим давление и с помощью электронного прибора.        — Нет, всё в порядке.        Манжета плотно обхватывает предплечье и с каждым нажимом на грушу сдавливает руку всё сильнее. Брут немного морщится. Врач не спешит выпускать воздух, наоборот, нагнетает его ещё больше. Ожидание с каждой секундой — и с каждым миллиметром ртутного столба — кажется всё более мучительным. Брут чувствует, как рука стремительно немеет, но вот манжета ослабевает, врач убирает прибор и ровным голосом интересуется:        — Брут, как вы себя сейчас чувствуете? Головная боль есть? Ощущения те же, что вы вчера указали в режиме сбора анамнеза?        — Голова побаливает, да… Но я иногда не замечаю этого, привык уже.        Брут старательно прислушивается к своим ощущениям, но все чувства как будто притуплены.        — Сердце, наверное, чуть быстрее работает… Какая-то муть есть… Совсем немного, кажется. Скажите, так какое у меня давление?        — 200 на 125. Это очень высокое давление. Нормой считается 120 на 80 и близкие к этому значения.        Брут не знает, как отреагировать. Разница ощутимая… колоссальная.        — Это опасно?..        — За этим обязательно нужно наблюдать. И подобное давление стоит сразу же понижать. Сейчас мы сделаем всё необходимое, не волнуйтесь. Но в высоком давлении, вероятнее всего, и кроется причина ваших головных болей и ухудшения общего состояния. Требуются дополнительные обследования, они дадут больше информации, но пока что я предполагаю у вас гипертоническую болезнь. Однако…        Врач вновь пробегается по данным "Панацеи". Брут прочищает горло и переспрашивает:        — Однако?..        — Вы отметили ухудшение зрения и слуха. И хотя вы пропустили пункты о дезориентации и различных парезах… В купе с другими вашими жалобами мне представляется следующая картина: вас беспокоят гипертонические кризы, которые с каждым новым разом всё больше повышают вероятность возникновения инсульта.        — Погодите, инсульта? — недоверчиво щурит глаза Брут. — Да откуда ж у меня?..        — Понимаю, вам кажется, вы молоды и у вас не может быть ничего подобного, но послушайте: к сожалению, это возможно. Внезапные головные боли, слабость, головокружение, учащение сердцебиения, снижение зрения и слуха, покраснение — ваши кожные покровы сейчас достаточно красные, — всё это признаки не только высокого артериального давления, но и инсульта, который гипертонический криз может спровоцировать. И хотя у вас, к счастью, нет поражений непосредственно нервной системы, но ими сопровождаются запущенные случаи, когда счёт идёт на часы. Пока что у нас с вами есть все шансы затормозить этот процесс, но вы должны строго следовать всем рекомендациям.        Брут глубоко задумывается, прокручивая услышанное в голове, и цепляется за одно из последних слов.        — Вы сказали, затормозить процесс? Это нельзя… совсем убрать? Сделать так, чтобы дело не дошло до инсульта?        Врач отчего-то не спешит отвечать. Смотрит внимательно сквозь блеснувшие на ярком свету стёкла очков. И неожиданно спрашивает:        — Назначение статуса стало для вас неожиданностью?        — Извините, что?        — Когда вы узнали, какой у вас статус, вы удивились? Или всё соответствовало ожиданиям ваших наставников, воспитателей и учителей? Ожиданиям ваших друзей? Вашим ожиданиям?        — Все ожидают наилучшего результата, — виляет Брут с лёгкой улыбкой на губах, — но далеко не все его получают.        — Все на него надеются, а ожидают наиболее возможного. Вы надеялись или ожидали?        Брут не очень понимает этих слов. Совсем, может быть, не понимает, но всё равно произносит:        — Ожидал. Золота.        Врач не кивает, просто прикрывает веки, а затем, куда более непринуждённым голосом спрашивает, словно этого странного отступления от разговора не было и можно продолжать приём:        — А как давно вас беспокоят все эти симптомы? Последний год? Последние два года? Последние восемь?        — Насчёт восьми не знаю, — хлопает глазами Брут, — но несколько лет точно. Но только в последнее время это стало повторятся так часто, что я решил всё-таки обратиться к врачу.        — Вы поступили абсолютно правильно, Брут. Мы сделаем всё необходимое, чтобы проблема… не доставила ещё больших. Верьте мне.        Бруту улыбка и слова этого врача кажутся какими-то нервными, будто та отчаянно пытается казаться увереннее и сильнее, чем есть на самом деле. Но Брут вновь заглушает все непонятные подозрительные шепотки в голове и — как его просят — полностью вверяется специалисту.        А через месяц всё равно попадает с инсультом в госпитальную зону Асклепиона.