***
Убедившись, что шнурки на ботинках крепко затянуты, Джек Доусон выпрямился и наконец с облегчением выдохнул. Густые клубы пара, искрясь, растворились в морозном воздухе. Обе папиросы, к величайшему сожалению, уже давно были выкурены. Нервная дрожь из пальцев все никак не желала уходить. Несмотря на послевкусие сигаретного дыма, вокруг еще, казалось, витал сладкий аромат духов несчастной юной Роуз — так, кажется, она представилась… Близилась полночь. Джек закусил губу. Старая облезлая полицейская крыса наверняка не преминет поделиться наблюдениями с этим пижоном, женихом лакомой рыжей штучки. Как бишь его? Мистером Хокли, наверное?.. На «полковника» он точно не тянул, скорее всего, полковник Грейси — тот импозантный господин при усах, подвитых бакенбардах и брюшке. — Сэр? На корме в это время точно должно бы никого не остаться… Неужели крыса успела заложить его шпикам так скоро?.. — Сэр, прошу вас пройти со мной. Ах, это всего лишь стюард. Правда, по манере держаться и золотым нашивкам на воротничке было видно, что стюард — старший, может, даже начальник смены. На легавого и даже бывшего легавого не похож. Интересно, что ему нужно?.. Джек лихорадочно соображал. Он был чист, как младенец, ничего не пришьешь. Но, прикинув, что он и без того довольно внимания привлек к своей скромной персоне этим вечером, решил побыть паинькой. — Да, конечно, — с некоторой долей неудовольствия, для виду — поколебавшись согласился и, поднявшись со скамьи, той же самой, на которой не более четверти часа назад с таким чувством несказанной радости и полета наблюдал яркие льдинки-звезды в бездонно-черном небе, до того как разразилась вся эта безобразная сцена с молодой леди из первого класса, решившей свести счеты со своей, без сомнения, невыносимой жизнью в шелках и бриллиантах. Да ее серьги стоили столько же, на сколько Джек Доусон мог безбедно жить в Париже полгода, а то и больше. Кивнув и пошевелив почти такими же пышными, как у полковника Грейси, усами, стюард двинулся в направлении лестницы сперва вниз — туда, где была прогулочная палуба их третьего класса, жестом приказав следовать за ним. — Эй, мистер, а куда мы… Куда мы путь держим? — спросил Джек, нагоняя бодро шагавшего впереди стюарда и пряча порядком озябшие руки в карманы. Только каких-нибудь разбирательств в этом тихом вояже ему не хватало!.. — Небольшая формальность, уважаемый сэр, — невозмутимо ответил стюард, но угрозы Джек в этом не уловил. Только беспокойство не утихало. Они сперва поднялись на палубу напротив, потом, к удивлению Джека, еще — на палубу «А», куда вход таким как он был заказан. Потом — долгий спуск вниз, на шесть или восемь пролетов — Джек сбился со счета. — Прошу, — перед ним распахнулась дверь, похожая скорее на конторскую, чем на дверь каюты, и Джек, не успев толком оглядеться, шагнул под суровым взглядом провожатого внутрь. Стюард вошел следом и замер у самой двери. Несмотря на то, что окон-иллюминаторов в помещении не было, оно казалось светлым и уютным, и в самом деле напоминало контору: два клерка суетились у дальних столов. У ближнего расположились два чисто одетых джентльмена, не пижоны вроде белогрудых напомаженных воображал из первого класса, а обыкновенные с виду люди. — Спасибо, Харди, — тот, который был постарше, кивнул и воззрился на второго — увлеченного чтением какой-то бумаги. Джеку показалось, что он уже где-то видал этого господина. Да, в третьем классе. Пассажиром он точно не был. И на члена команды не был похож, тем не менее, кажется, имел право не только перемещаться по всему кораблю, но и приказывать приводить к себе в ночи бедных путешествующих художников… — Билет номер 70125. Свен Расмуссен, — голосом врача, озвучивающего прискорбный диагноз, наконец произнес этот облеченный властью джентльмен. Он выглядел усталым, галстук на шее разошелся — и, кажется, никто не собирался его поправлять. Джек замер на месте, покрываясь ледяными мурашками. Сердце замерло, но тут же заколотилось, как сумасшедшее. Он мгновенно понял, куда клонит обходительный джентльмен. Свеном Расмуссеном Джек точно не был, да и Олаф из Фабрицио — никудышний, правду сказать. Он пожевал губами. Как бы ни хороша та ягодка из первого класса, не слишком ли дорого Джек Доусон отдаст сейчас за то, что хватал ее нежную талию руками да бесстыдно пялился из своих каменоломен на недоступную богиню?.. — Мистер Баркер, — джентльмен, не сводя взгляда с обмершего Доусона, сделал едва видимый знак головой в сторону обоих клерков, притихших в своем углу. — Кончай работу, ребята, — пробасил тут же их начальник, распахивая дверь — оба выскользнули в темный коридор, ведший к служебным помещениям, за которыми располагались кубрики команды. — Мистер Эндрюс, — поинтересовался стюард у джентльмена помоложе, — мне стоит пригласить сюда пассажира Олафа Линдбломма? «Черт, только этого не хватало». Да одного взгляда на жгучего брюнета Фабрицио хватит, чтобы понять, что вся грандиозная афера… Вот тебе и статуя Свободы, дорогой друг… — Джентльмены, — храбрость придала Джеку Доусону наглости. — Джентльмены, разве принято в этой почтенной судоходной компании поднимать пассажиров с постелей ночью?.. Отложив список, тот, кого назвали мистером Эндрюсом, потер переносицу. Усмехнулся — но как-то смазанно, горько. Во взгляде читалась усталость. Он бросил взгляд на Джека — беглый, ничего толком не ищущий. Затем — еще один, более заинтересованный. — И в самом деле… Нет, Харди, благодарю вас, можете быть свободны. Мы с мистером Баркером сейчас немного побеседуем с мистером Расмуссеном, а после отпустим его восвояси. Надолго задерживать не будем. Чуть склонив голову, стюард удалился, напоследок неодобрительно пошевелив на Джека усами. Отлично, значит, тот, который постарше — это Баркер. Интересно, этот-то кто? Какую должность занимает?.. Подождав, пока за стюардом Харди закроется дверь, Эндрюс еще раз окинул внимательным взглядом добычу, в девичестве — Джека Доусона, бедного художника с Монмартра, уроженца Чиппева-Фоллз, что в штате Висконсин. — Как вас зовут, молодой человек? Доусон затравленно огляделся. Светлое и уютное ощущение от этой корабельной конторы куда-то испарилось в одно мгновение. Он не понимал, зачем он здесь и чего от него хотят. — Ну же. Не вынуждайте нас прибегать к помощи казначея МакЭлроя. Он найдет, как сделать так, чтобы вы заговорили. Где вы взяли билет? На чужое имя… — Прошу вас, сэр, — примирительно поднял руки ладонями вверх изрядно сдрейфивший Джек, — прошу вас. Мне не нужны проблемы. Я клянусь, что достал билеты честным способом, не украл… Эндрюс и Баркер переглянулись. Юноша начал разговаривать — это был добрый знак. — Итак? — усталость в голосе мистера Эндрюса вылилась в искреннее нетерпение. Джек глубоко вдохнул и выдохнул, медленно. Зажмурился. — Я выиграл их, — выпалил залпом, не решаясь открыть глаза. Спустя несколько секунд он-таки посмотрел на благородное собрание, допрашивавшее его где-то в трюмах угрожающе огромного, темного и тихого корабля. Но ни один, ни второй не поменялись в лицах. — Предположим. Допустим, мистер… Мммм?.. — Доусон, — повесил голову Джек. — Отлично. Спасибо. Итак, предположим, мистер Доусон, я верю вам. Вы никого не ограбили и не убили, чтобы попасть на корабль, который увезет вас к лучшей жизни… Но, понимаете ли, я, как представитель компании, обязан начать расследование… — Чего вы хотите? Черты лица этого Эндрюса будто застыли и заострились, придавая ему что-то зловещее — свет был слишком резким, давая причудливые тени, и Джек пожалел, что не может вот сейчас сделать набросок — с натуры, которая определенно была ближе демонической, нежели божественной. — Меня интересуют подробности вашего инцидента на корме, у лееров. С леди из первого класса. — Я не тронул ее!.. Клянусь вам! Не знаю, что этот облезлый вам наплел, но… — Какой еще облезлый? — насторожился Баркер, но был остановлен предупреждающим взглядом Эндрюса. — Расскажите нам, мистер Доусон, во всех мельчайших подробностях, все, что произошло. И тогда, я гарантирую, что вы безопасно достигнете берегов Соединенных Штатов. Если вы ничего не утаите, и мы найдем вашу информацию полезной, то как знать, — Эндрюс бросил взгляд на уже довольно сонного Баркера, — как знать, возможно, мы найдем способ внести изменения в список пассажиров. Осознав, что ищейка Хокли, должно быть, еще не добралась до этих благодарных слушателей, на голубом глазу выложил историю о том, как незадачливая мисс собиралась поглядеть на винты гигантского парохода, но была неловка, да и чуть не сорвалась в бездну — только ее и видели. Но, к ее счастью, тут же прогуливался на ночь глядя одинокий художник, который осмелился предложить помощь, но так как раздумывать было некогда, ухватил даму под локотки да втащил обратно на палубу — от греха подальше. На фразах Джека про винты лицо Эндрюса, казалось, потемнело еще больше. — Довольно, — прервал он чистосердечное признание, поднимаясь и направляясь к Джеку. — Почему вы решили, что она собиралась посмотреть на винты? — Сэр, она сама сообщила об этом. Вскорости прибежал ее жених, еще один джентльмен из первого класса — его называли полковником, — матросы… Эндрюс прикрыл глаза рукой. — Чертов Хокли, чертов выскочка… Он думает, что может шпионить за нами в первом же рейсе… Винты! Баркер бросил на него предостерегающий взгляд и покачал головой. Но Эндрюс уже пришел в себя и тут же отвел ладонь ото лба, словно внутренне подбираясь. — Нужно быть дураком, чтобы… — Да-да, простите. Час и впрямь слишком поздний. Мистер Доусон, мы признательны вам за откровенность. Джек перевел дух. Обычно за этой фразой следовало сакраментальное «но». — Но для того, чтобы ваше плавание завершилось гладко, вы окажете мне одну услугу. Что ж, он ждал этого. Он был готов. Теперь пришел черед внутренне собираться Джеку. Тот, кого назвали мистером Эндрюсом, поднялся с места. Он был внушительного роста, совсем не белоручка — Джек видал таких на верфях Нанта и Белфаста, среди грузчиков в Калифорнии, — наоборот, под плотным сукном неброского костюма виделась сила — телесная и духовная, настойчивость и бесстрашие. По крайней мере, тяжелой и грязной работы этот мистер точно не боялся. Джек в очередной раз пожалел, что не может сделать зарисовку. — Юные дамы, мистер Доусон, бывают вспыльчивы и подвержены смене настроений, глубоким переживаниям… Я думаю, что мисс Дьюитт-Бьюкейтер, — Эндрюс сделал паузу, оценивая смятение Джека, — пыталась свести счеты с жизнью… — Нет, сэр, вовсе нет! Это все винты… А юные леди, они такие неловкие! Машины и женщины несовместимы! — ввернул Джек только что слышанную от полковника Грейси фразу. Что-то во испытующем взгляде Эндрюса изменилось. Джек готов был спорить, что он даже несколько потеплел. — Да, молодой мистер Доусон, именно так, я не пробую спорить. Вам тоже не советую. Просто примите как данность. Если я верно понимаю происходящее, то совсем скоро юная леди захочет посмотреть на кое-что другое… ниже ватерлинии. Джек задохнулся от возмущения. — Советую вам, мистер Доусон, если хотите фигурировать в списке пассажиров, благосклонно принять внимание склонной к причудам девушки. Проведите с ней какое-то время… Скажем, прогуляйтесь по палубам. — Но… — запротестовал было Джек, памятуя о строгом разделении судна на классы — и, соответственно, места обитания, — однако Эндрюс прервал его. — Вам откроют доступ. Палубная команда будет предупреждена. — Но, сэр, при всем уважении, зачем это вам? — не сдержался Джек, понимая, что его втравливают в дело гораздо более неблаговидное, чем просто грязные фантазии об округлых коленках, затянутых в черные шелковые чулки. Томас Эндрюс смерил его усталым и в то же время почти ласковым взглядом. — Тебе совсем незачем это знать…***
— Мистер Расмуссен? Эх, а Джек так хотел позавтракать во второй очереди, а не в третьей… От голода подвело живот. Но выбирать в его положении не приходилось, и он даже в какой-то степени дружелюбно улыбнулся уже знакомому вчерашнему стюарду. — Вас просят пройти со мной. — Но… — запротестовал Джек, указывая в направлении столовой третьего класса и делая красноречивый жест. — О, не беспокойтесь. Завтрак вам подадут там. Что это опять за тайны? Неужели вчерашний разговор не окончен? С тяжелым сердцем Джек Доусон направился вслед за стюардом, с тоской оглядываясь на лестницу третьего класса, ведшую вниз, к обеденному салону. Быть может, этот здоровяк, Эндрюс, пожалел о том, что наговорил бедняге Доусону, и теперь его точно запрут в офисе казначея или еще где… Мало ли на громадном лайнере мест, где может в одиночку сгинуть фальшивый господин Свен Расмуссен? На верхней палубе, в царстве светлых стенных панелей и наборных полов Джеку стало не по себе. А ну как его ведут к самому капитану — ведь капитан на судне главное лицо, это всем известно. В море он имеет наибольшую власть, и над королями, и над президентами. Будут ли Джека казнить или миловать? Ох, уж если дойдет до казни, то Джек бы не отказался от последнего ужина… Прижимая к себе дешевенький сюртук, протертый на локтях и кое-где лоснящийся, стараясь не слишком широко разевать рот на великолепные интерьеры, Джек Доусон все равно вертел головой, как потревоженный резким шумом птенец, оглядываясь и тараща глаза на все чудеса первого класса. Главным, что впечатлило его, была лестница — громадная, и круглый купол над ней. Однако Джек решил, что, наверное, строить такой плавучий дворец стоило несусветных деньжищ, да и мазню ремесленников, которыми украсили лестницу, ему не понравились. Что с них возьмешь… Каюта, куда его пригласили — без выбора согласиться или отказаться, — находилась совсем рядом; не успело Джека отпустить головокружение от восхитительного купола над лестницей, как стюард-провожатый дернул его за руку — довольно грубо, надо сказать, — и подтолкнул к почти неприметной двери слева от лестницы. В отличие от той каюты, где ночевали оба фальшивых норвежца, в этой точно не было проблем с отоплением: утром явно развели электрокамин. Хозяин каюты или очень рано встал или вовсе не ложился, потому что кровать была безупречно заправлена. Письменный столик с зеркалом, напротив почти такого же, только с раковиной вместо столешницы, был завален какими-то чертежами, схемами, на полу рядом с теми кроватями, которые не использовались, были аккуратно разложены какие-то бумажки с пометками. — Доброе утро, мистер Доусон, — несмотря на тихий голос, мистер Эндрюс, гораздо более бодрый и деятельный, нежели ночью, прошел к столику, подобрав с линолеума одну из записок. — Присаживайтесь. Я оторвал вас от завтрака? Сейчас вам принесут завтрак сюда. Наверняка больше, чем на кофе с тостом рассчитывать не придется, прикидывал Джек, усевшись во второе кресло и невежливо вытянув ноги. — Мне нужно перенести на схему несколько важных доработок. Не сочтите за невежливость. С этими словами все внимание Томаса Эндрюса оказалось обращено в синеву чертежа и безукоризненно-белые линии схемы. Металлический наконечник ручки споро скрипел по плотной бумаге, инженер то и дело с чем-то сверялся, производя в уме некие расчеты, записывая на ходу цифры и делая пометки. Стараясь не привлекать к себе внимания, Доусон потянулся за огрызком карандаша, который в отсутствие папирос носил за правым ухом. Нащупав рядом с собой какую-то бумаженцию и убедившись, что у нее есть чистая сторона, не несущая на себе никаких цифр, расчетов и формул, и, упаси боже, важных пометок, стал быстро зарисовывать отвернувшегося от него Эндрюса. Ничего особенного, почти все — одной линией, без отрыва и построений, просто чтобы ухватить пластику и свет, вернее, яркий контраст мягких складок и белизны рубашки и почти графичного, напряженного профиля. — Разрешите? На короткий стук никто не отреагировал: Эндрюс не услышал или был так глубоко занят, а Джек… Джек в конце концов просто в гостях в этой каюте, роскошной по сравнению с теми, в которых плывут семьи с детьми в третьем классе. Дверь растворилась, и стюард с подносом появился на пороге. — Туда, пожалуйста. Оказывается, этот Эндрюс все прекрасно слышал — не посчитал нужным отреагировать. — Сервируйте на одного, пожалуйста. Учитывая, что столик был занят, стюард в нерешительности шагнул в центр каюты. — Да-да, секундочку. Подхватив охапку чертежей, Эндрюс в их теплой компании удалился к собственной заправленной кровати — делать пометки не слишком удобно, зато можно развернуть схему с поперечным срезом корабля полностью: на маленьком столике это было попросту невозможно сделать. Стюард же, обрадованный, что место освободилось, наконец пристроил поднос на столе и принялся накрывать завтрак. — Готово, мистер Эндрюс, — чуть кивнул он, как только закончил с этим вроде бы немудреным, но завораживающим действием. Английский завтрак — по заказу самого кораблестроителя. От глянцевых бобов, политых густым соусом, поднимался ароматный пар. Тосты, едва тронутые тонким слоем джема, затейливо отражались в глянцевых стенках кофейника. — Благодарю, можете идти, — едва кивнул стюарду через плечо Эндрюс. В ту же секунду стюарда и след простыл — недаром здесь ценились выучка и внимание к гостям. Отвлекшийся было на портретные наброски Доусон осознал, насколько он голоден и слона какого размера он готов сожрать — дайте только волю, он бы его и изловил собственноручно, и зажарил… — Ну что же, мистер Доусон, я знаю, что мы вмешались совсем невовремя — в третьем классе как раз подавали завтрак. Джек мрачно подумал, что, пока он здесь просиживает штаны и рисует красивые профили, время и третьей очереди завтрака тоже минует — и ему придется ждать обеда в компании безостановочно урчащего пустыми кишками брюха. Он понадеялся, что Фабрицио сообразит что-нибудь припрятать: яблоко или тост, пусть даже без джема или сливочного масла. — Да, сэр, — не счел нужным отпираться бедный художник. — Приступайте же, чего ждете? Прислуживать вам как гостю у меня не получится: я рад бы, но я еще не закончил с работой… Надеюсь, вы справитесь? О, да, Джек точно справится… Не тратя время и силы на вежливые формулировки, Джек просто сгреб ложку одной рукой и кофейник — другой, тут же вонзив зубы в лепестки тонко нарезанной ветчины. Но Эндрюсу, судя по всему, было глубоко наплевать на отвратительные манеры утреннего гостя: он уже произвел вычисления и тщательно переносил их на схему карандашом. Маленький светильник над его головой вновь давал интересный свет, но Джек одернул себя — не портретную ведь галерею он явился сюда рисовать, верно? И вновь вернулся к яичнице с беконом и кофе — без сливок и сахара. Этот инженер, однако, довольно странный тип. Проводит ночные допросы, поймав с поличным — зачем-то рассказывает про промышленный шпионаж и чувствительных юных дам… Интересно, как там поживает эта Роуз? Как ей спалось?.. Наверняка ее белогрудый чернофрачный жених подарит ей колечко подороже да с камнем повычурнее — она и думать забудет о своих горестях… — Хм, неплохо… Утративший бдительность Доусон, занятый пережевыванием остатков завтрака, громко хлюпнул кофе и отставил чашку в сторону. Он и позабыл о наброске. Пока Джек был увлечен утолением голода, Эндрюс, закончивший с расчетами и пометками, решил все-таки обратить внимание на гостя из третьего класса. Разглядев огрызок карандаша и листок бумаги, он хмыкнул, повертел в руках, подошел с ним к свету — высокому, почти во всю высоту стены окну, выходившему на шлюпочную палубу, уже полную, несмотря на ранний час, разодетой в пух и прах публики. — Совсем неплохо, мистер Доусон. У вас если не талант, то верный глаз и неплохо поставленная рука. Это хорошо. Он потер указательным пальцем переносицу, и Джек немедленно распознал жест: успел привыкнуть за такой короткий срок, — Эндрюсу пришла в голову идея. — Это может быть очень полезно. Ну вот… На сытый желудок беспокоиться о делах было не очень-то с руки, поэтому Джек только тяжело выдохнул. — Для чего же? В самом деле, не звал же его конструктор этой посудины в свою каюту для того, чтобы сытно накормить завтраками да полюбоваться на наброски. — Мистер Доусон, вчера вечером случилось очень досадное происшествие — и для юной дамы, которую вы спасли — о нет, не подумайте, плохо не то, что вы ее спасли — плоха огласка… Ее жених, скажу вам прямо, человек неприятный, злопамятный, способный почти на все — если не своими руками, то руками тех, кому он платит. О да, мысленно согласился Джек, с милым парнем, стариной Лавджоем он имел счастье познакомиться накануне. Отставная ищейка, озлобленный барбос, прикормленный и потому готовый на любое деяние во благо своих хозяев. — С мисс Дьюитт Бьюкейтер вы успели немного побеседовать, верно? Ну вот, опять начинается. — Я вчера сказал вам все, что знал! Она упала за борт, когда хотела посмотреть, как работают эти… пропеллеры! — Доусон неопределенно указал на кормовую часть разложенного на кровати Эндрюса чертежа. — Винты, мистер Доусон, на винты… — Джек был уверен, что он слышал, как скрипнули белоснежные зубы оскорбленного в самое сердце инженера. — Вы уверены в этом? — вновь спросил Эндрюс после недолгой паузы. Напустив на себя торжественный вид, как в церкви, Доусон приложил руку к груди и кивнул: — Клянусь, сэр. На что Томас Эндрюс покачал крупной головой. — Будет лучше, если вы не станете бросаться такими громкими словами. Я искренне хочу вам добра, мистер Доусон, и обещание свое выполню — вы без проблем пройдете таможню, и в Нью-Йорк прибудете во всеоружии — готовыми к новой счастливой жизни. А вовсе не в кандалах и не во временном заключении в подсобном помещении, вроде тех, где держат собак пассажиров первого класса. Ладонь — широкая, загорелая с тыльной стороны тяжело легла на плечо Джека. — Рассказывайте, прошу вас. Прошу как друга. Джек затравленно огляделся. В зеркале напротив отражалась спина Эндрюса и его, Джека, испуганная физиономия. Может быть — и черт с ними, с этими богатенькими дамочками… — Я… — Джек сглотнул и почувствовал, как сильно ему хочется закурить. — Простите, сэр, у вас не найдется папиросы? После щедрого дара в виде вытряхнутого в его ладони портсигара, Доусон перевел дух и продолжил: — Благодарю вас, сэр. Бог не оставит вас, сэр. Так вот, вчера ввечеру я решил немного прогуляться после ужина — на палубе, ну для третьего класса, там где за… корма, простите сэр. Я ничего такого не делал и не видел — темно было, только звезд — тьма тьмущая, сэр, вот ей-богу, не вру. Я вот смотрел на них и думал — каково это: рисовать их? Сам бы я вовек не смог… Нет, попробовать-то можно, но туговато сейчас с холстами, да и краска… Нетерпеливо передернув плечами, Эндрюс поторопил гостя: — Продолжайте. — Да, сэр, конечно, сэр. Я просто лежал и смотрел в небо, кажется, курил… По первости-то я и не услышал ничего, только цок-цок такой, издали. Будто пони копытами стукочат по мостовой. Но нет, сэр, это была эта дама, мисс Роуз, она куда-то спешила, видимо… Пробежала мимо меня, скорее всего, даже не заметила, что кто-то сидит в такой мороз на палубе да звезды считает. Я и внимания бы не обратил, если бы кроме этого «цок-цок» не услышал всхлип, будто плачет… Да и одета она была слишком легко — ни накидки, ничего… Голые плечи, без перчаток… Подумал, что она вроде как на свидание торопится-опаздывает, только я-то знаю, что я в тот час был там сам-один. Стало быть, не пришел кавалер… — Вы полагаете, что у мисс Бьюкейтер было там неудачное свидание? — не поверил своим ушам Томас Эндрюс. — Нет, сэр, нет. Она добежала до лееров — а я уже смотрю на нее, больно интересно, что такая птичка в нашей голубятне забыла, уж простите на таком слове, — да и стоит там, смотрит назад. Потом сошла с места, шагнула, и еще, и еще вперед… Уперлась в ограждение, думаю, что дальше-то делать будет? Там ведь, за ними — открытое море, не пойдет же по воде, аки посуху… Видимо, Эндрюс ждал более содержательного рассказа, но раз уж Джек взялся за повествование, то старался изложить все до последнего — сами спросили ведь, что ж, слушайте… — Тут я чуть сам за борт не упал — дама, всхлипнув, задрала юбки, обмотала их хвост вокруг руки, да и давай через леер перебираться — совсем, думаю, ума решилась. Тут я и свалился со своей лавки — дело-то нехорошо могло кончиться. — То есть, дело не в пропеллерах, — не сдержался Эндрюс, иронично вскинув бровь на разливающегося соловьем Доусона. — Не в пропе… в винтах, простите, сэр, — Джек Доусон покраснел и продолжил, — не в винтах. Она и не смотрела вниз. Говорю как на исповеди: она подоткнула юбки, вскарабкалась на ограждение и, держась за фонарь, перелезла на другую сторону, оставшись с внешнего края палубы. По совести сказать, я какое-то время смотрел на ее ноги, но, сэр, поверьте, в ту минуту я так испугался, что мне было не до симпатичных барышень и их лодыжек. — Охотно верю. Продолжайте, мистер Доусон. — Она встала так, нависая, уцепившись руками за поручень этот… Хвост юбки, который она держала, естественно, размотался да и висел снаружи тряпкой, я и не смотрел на него — а зря, он ее чуть не угробил. Я подкрался так, осторожно, мол, мешать вам, мисс, топиться не буду — воля ваша, я только папироску вот докуренную — в море выкину, вы уж не серчайте, на палубе мусорить не хочу… Так, поверьте, сэр, слово за слово, и поговорили мы… Она, кажись, бросаться в море передумала, ну, или отложила это важное решение… Только незадача, когда ей помогал перебраться обратно, хвост этот юбошный подвернулся ей под ногу, да она возьми и соскользни — чуть план не удался, хоть и успела она передумать. Конечно, закричала, не умеют барышни тихо дела делать, хоть я ее просил, мол, потише — тут же толпа прибежала из первого класса, все наряженные-напомаженные, злые, как сторожевые собаки. — Так вы, стало быть, мистер Доусон, оказали мисс Бьюкейтер бесценную услугу: спасли жизнь… И Кэледону Хокли — уберегли от гибели его невесту. — Наверное, так, сэр. Получается — так. Томас Эндрюс, расправив плечи, вновь отступил к окну, посмотрел, отвернувшись, на океан, чуть прищурившись от яркого солнечного света. — Ну что ж, мистер Доусон. Ответьте мне на один важный вопрос. Вам ведь пришлась по нраву мисс Бьюкейтер? Она хороша — я сам имел возможность убедиться в этом, так как и она, и ее мать, и жених частые гости за столиками капитана и мистера Исмея. Кажется, Джек Доусон покраснел. — Ну что вы, сэр, я бы никогда… — Что именно никогда? Вы ведь умеете ценить красоту во всех проявлениях, верно? От усмешки Эндрюса Джеку стало одновременно и нехорошо, и очень, очень хорошо. — Благодарю вас за откровенность, уважаемый мистер Доусон. Вы оказали неоценимую услугу вашим рассказом. В благодарность я хотел бы открыть вам небольшой секрет. Сегодня утром меня отыскала мисс Дьюитт Бьюкейтер. Да, сама, собственной персоной. Судя по ее виду, к ней вернулся вкус к жизни… Она спрашивала меня о верном способе отыскать пассажира третьего класса. Разумеется, никакие имена названы не были. Но, как я подозреваю, речь шла именно о вас, юный Джек Доусон. — И что же вы ответили? — Что обычно после завтрака пассажиры третьего класса проводят время в салоне, на палубе «C». И что, если она желает с кем-то поговорить, то она непременно должна туда заглянуть. — О, наверное, она не найдет туда дорогу… — разочарованно протянул Джек. — Ну что вы, мистер Доусон. Я все ей рассказал самым подробным образом, — сладко улыбнулся инженер Эндрюс, знающий свой корабль как никто другой.