Внештатная ситуация

Штирлиц не мог этого делать. Чувствовать. Не имел на это никакого права. Корил себя, до боли сжимал зубы. Вымученно улыбался в приветствии. Вечером сжигал изрисованные листы в камине. Он не видел жену семь лет, но всё ещё был женат. Макс Отто фон Штирлиц - Максим Исаев - влюбился как мальчишка. Влюбился в гордую немку - о, он проверил это уже давно, она действительно не была советским, американским или английским агентом. Он не имел ни шанса, ни даже морального права на взаимность. Штирлиц ничего ей не говорил, и говорить не собирался. Фрау Штейн - никто кроме, возможно, её шефа не знал полного имени девушки - была продавцом в булочной последний месяц. И агентом Мюллера последние три года. Бешенная выживаемость для его агента, на самом-то деле. Девушка - женщина? - занималась тем, что собирала данные у одних агентов и передавала их другим. Путала следы. Мюллер однажды сказал, что она достаточно умна, чтобы связать все ниточки в ковёр и видеть полную картину, и достаточно глупа, чтобы не пытаться лезть выше. На самом деле он думал, что однажды она их всех посадит. Тем не менее польза от неё во много раз превышала риски, а Мюллер слишком не любил незаконченные дела, чтобы не подослать ей своей шпионов. После того, как те ничего не нашли, фрау подтвердила своё право существовать как полевой агент. Хотя это, конечно, не освобождало её от частых проверок. За годы своей работы Штейн успела обрасти связями, получить опыт работы с людьми почти во всех общественных заведениях и две государственные награды. Итак, фрау Штейн - агент, столь нежно и тайно любимая Штирлицем, - сегодня переходила в распоряжение Шеллинберга. Внешняя разведка никогда не привлекала девушку, но выбора не было. Однако, к удивлению фрау, в её жизни не изменилось ровным счётом ничего. Приходили незнакомые люди, приносили новые шифры, отчёты теперь писались на другое имя. А ещё стал приходить этот мужчина. Ей приходилось видеть его и раньше - скорее всего десять или двенадцать раз - но никогда так близко. На вид ему было лет сорок - сорок пять, взгляд он имеет усталый и внимательный, а язык подвешенный. Несмотря на это, разговоры с ним не складывались. Штирлиц - а это был именно он - отводил глаза, сжимал кулаки и игнорировал любые вопросы, не касающиеся работы напрямую. Хмурился на все её ласковые улыбки и утыкался в газету, стоило ей начать рассказывать новости или сплетни. Если обобщить: всем видом демонстрировал своё презрение. Девушка на такое поведение только приподнимала брови. Если мужчина хотел допить свой кофе молча, то это не её дело. Разве что в следующий раз стоит попросить его не занимать барную стойку - ей будет удобнее наблюдать за залом. Спустя три недели их знакомства - достаточный срок, чтобы Штейн составила о нём наилучшее мнение как об агенте и наихудшее как о человеке - Штирлиц впервые оставил на столе исчёрканную салфетку. Фрау уже замечала прежде его привычку портить бумагу в задумчивости, но до этого времени шпион всегда забирал свои рукописи домой. С интересом схватив со стола улику девушка обнаружила не ровные строки сухого почерка и не бессмысленные каракули, а собственный профиль, явно угадывающийся в четырёх извилистых линиях. После этого случая появлялись и другие рисунки: цветы, запечатленные неточно, но узнаваемо, животные в движении, застывшие в забавных и глупых выражениях человеческие лица. Мужчина никак не попытался обьяснить своё увлечение, а Штейн не имела привычки лезть в душу. Но он приходил всё чаще, даже не в дни передачи сообщений, а она хранила его рисунки и порой рассматривала их в тишине своей уютной квартирки. Написать ему прийти за пятнадцать минут до открытия было порывом души, проверенным и много раз обдуманным. Прийти к ней утром было желанием сердца, тщательно осуждаемым разумом. Но он пришёл, а она его ждала. Поцеловать его не было желанием вообще - это просто случилось как-то. Отпустить её было жестокой необходимостью внешнего мира. - Я женат. - голос был хриплым, а он был жалок, жесток и только что подписал своё разоблачение. Он был наверняка неправ и точно не счастлив, но он не мог этого не сказать. *** Когда после победы Максим Исаев вытащил фрау Штейн со скамьи подсудимых ему пришла эта телеграмма.

" Не вспоминай меня, когда вернёшься к жене. Это было бы неприятно. Смолчав, я отдала вам долг за те прекрасные картинки. P.S. моё имя - Криста"