A Film by…

По пятницам философия у всего первого курса была совмещенной. А это значило, что группа «нормальных» режиссеров сидела в одной аудитории с «мультяшниками», как киноделы называли группу режиссуры анимации и компьютерной графики. Ацуши Накаджима, староста первого курса, отмечал в листе как фактически присутствующих, так и рецидивистов, которые писали ему в мессенджерах с просьбой прикрыть «в первый и последний раз». С очередным жужжанием телефона он подавил в себе желание написать всё, что действительно думает и ответил на сообщение: «Ок». — Нахрена прикрываешь этих дебилов? — спросила Гин, заглядывая Накаджиме через плечо. — У тебя на шее уже все места заняты, не подсядешь. — Гин, а ты к посещаемости всех предметов так трепетно относишься или только к философии? — Дазай занял другое плечо Ацуши. Гин на это фыркнула. — Странно видеть тебя здесь, предводитель великих режиссеров-проёбщиков. Дазай картинно вздохнул, приложил руку к сердцу и посмотрел на нее повлажневшими глазами. — Как я мог пропустить очаровательный румянец смущения на твоей холодной физиономии? При виде Хигучи-сан ты, Гин, расцветаешь нежной сакурой, на это грех не полюбоваться. Изящный средний палец был Дазаю ответом. — Сапфо сегодня не в настроении? — Фёдор, только что вошедший в аудиторию, застал только последнюю часть беседы. — Никогда не надоест её подкалывать, она прелестна. — Дазай подпёр обе щеки ладонями, подвинувшись, чтобы дать другу усесться рядом. Они обычно сидели на предпоследнем ряду, так что можно было при желании либо поспать без риска быть спаленным, либо поучаствовать в семинаре, если было такое настроение, а настроение было частенько, к великому неудовольствию Гин. Она терпеть не могла, когда эти двое устраивали представление, либо споря друг с другом, либо, объединившись, разнося в труху высказывания и аргументы Хигучи-сан. Иногда это доходило до того, что Гин была вынуждена вступить в этот спор, отстаивая честь любимого преподавателя. Кончалось это обычно раскрасневшимися щеками девушки и негласным обещанием обглодать их наглые лица в коридоре. В этот раз Достоевский пытался на паре поспать, так как до пяти утра развлекался троллингом одного доморощенного писаки с дебильным псевдонимом Тургенев на Проза.ру. Дазай же был слишком занят мыслями о том, что на завтра назначен переезд рыжего семейства. Мысли безвольно текли, переплетаясь между собой и расходясь в разные стороны, а потом снова сталкивались в исходной точке. Когда он узнал о том, что отец женится, сильно удивлён не был. Он знал об их отношениях, был знаком с Коё и не был против такого решения. Дазай уважал острый ум и язык будущей родственницы и признавал, что они с Мори прекрасно друг другу подходят. Это не значит, что она станет кем-то для него близким, он был не в том возрасте, чтобы нуждаться в материнской заботе, да и родная мать, несмотря на то, что находилась за океаном, вполне со своей ролью справлялась, звоня исправно через день и болтая с сыном о пустяках. Раньше он не придавал особого значения тому, что в его доме станет чуть более людно, гипотетический брат Озаки-сан рисовался безмолвным и безликим, не вызывающим никаких эмоций. А вот фактический Чуя эмоции вызывал противоречивые. В тот момент, когда эфемерное нечто вдруг обрело форму и голос, Дазая внутри что-то обожгло. Он не испытывал такого раньше, поэтому просто отметил про себя, что это необычно, довольно интересно и отложил это на обдумывание будущему себе. Рыжие волосы, отличающиеся оттенком от сестринских, огнём жгли роговицу. Он привык, что у всех его околорыжих знакомых глаза либо карие, либо хуй пойми какие, потому что, честно говоря, он не особо обращал на это внимание. А тут такой контраст. Огненно-рыжий и какой-то сапфировый. «Сапфировый? Блять, Дазай, ты серьезно?» — он встряхнул лохматой головой, выдергивая себя из этой бредятины. Неимоверными усилиями он попытался сконцентрироваться на том, что вещала в этот момент Хигучи-сенсей. — Сознание — не только отражение, но и отношение, ибо человек так или иначе принимает или отвергает, одобряет или порицает действительность, в ткань которой он «упакован», ведь сознание содержит в себе ценности и смыслы, через фильтры которых процеживается весь объем информации. Дазай буквально ощутил прикосновение неприятной ткани Действительности и поморщился. Подумалось, что ни одобрять, ни порицать он эту пресловутую Действительность не может, только наблюдать. Действительность такова, что события, которые должны будут случиться, раньше не волновали от слова совсем, теперь же мысли об этом ощущались как неожиданное падение во сне: короткий скачок адреналина сменялся непониманием, поднимая волну раздражения, потому что Дазай не любил чего-то не понимать. «Чуя. Что за имя такое? Его родители будто знали, что мальчик получится таким мелким, не представляю себе Нормального человека с таким именем. Сколько в нем? Наверняка не больше 160. Странно, Коё среднего роста. Интересно, сколько он весит, выглядит лёгким. Да бля-аа». —В гносеологическом аспекте сознание человека рассматривается как высшая форма активного отражения действительности, поэтому важно выяснить познавательные возможности сознания и всей человеческой психики в целом. Психика человека, или субъективная реальность, не сводится к сознанию, она состоит из сознания и бессознательного. Рассматривая сознание как систему, можно выделить три подсистемы… Дазай окинул взглядом аудиторию, большинство слушателей что-то записывало, кто в тетради, кто в ноуты, Дост дрых по левую руку, его поддерживало ещё человек пять на задних рядах. Гин печатала, но пялилась не в экран монитора, а на философичку, на которой сегодня была надета персиковая шёлковая блузка и бежевая юбка-карандаш, которая очень аппетитно обтягивала стройные бёдра и тонкую талию. Бедняжка Гин. Звонок выдернул Дазая из очередного потока бессвязных мыслей, а Фёдора из мутного сна. Оба проморгались, чтобы прийти в себя, Дост сладко потянулся. Хигучи-сенсей поблагодарила студентов за занятие, после чего аудитория наполнилась звуками запихивания учебников в сумки, болтовни и перекрикивающим этот гул голоса Накаджимы, кричащего что-то об изменении в расписании. Дазай внёс свою лепту в какофонию звуков, громко закрыв молнию рюкзака и подпрыгнув к Гин, от парты которой только что отошла преподаватель. — Не забудь протереть за собой стул. — Мурлыкнул ей в ухо Дазай. На подкол Гин неожиданно ответила довольной улыбкой. — Не могу понять, ревнуешь ты или завидуешь. — Она протянула руку и ущипнула его за щеку. — Я бы не посмел встать на пути настоящей любви, так что я просто выражаю свою радость от лицезрения двух счастливых сердец. — Фу, как пошло, — Гин сморщила свой симпатичный нос и повернулась к Фёдору, — в следующий раз храпи потише, Дос-кун. Достоевский открыл глаза шире и посмотрел на Дазая с немым вопросом. В ответ тот развёл руки, пожал плечами и кивнул, соглашаясь с девушкой. — Идите вы. — Сказал Фёдор и, противореча себе, ушёл сам под хохот друзей. *** — Вот ты шмоточник, — очередное ворчливое замечание от Рюноске, — у моей сестры одежды меньше раза в четыре. — Вы с сестрой вообще одни тряпки на двоих носите, я же это не комментирую. — Чуя ловко поймал в воздухе собственную футболку, летящую в него опасным снарядом. — Что? Я не против монохрома. — Допиздишься — будешь один коробки таскать. Мог бы, кстати, племянника своего попросить. — Рюноске увернулся от летящего кроссовка. — Я с ним без крайней необходимости общаться не собираюсь. Надеюсь, что эта шпала приходит домой только для того, чтобы спать. — Чуя с остервенением утрамбовывал в коробку танцевальные награды. Минуты через две Рюноске неожиданно спросил: — Он горячий? — Что?! — Чуя внезапно оторвался от терзания коробки и уставился на друга. — Гин сказала, что они учатся на одном потоке. И что он перетрахал пол-универа, — зрачки Чуи на секунду сузились.— Соответственно, он должен быть горяч. Рыжий замер на мгновение и неосознанно скосил глаза в верхний правый угол, а затем опустил взгляд в нижний левый. Перед глазами промелькнула высокая стройная фигура, объективно привлекательное лицо, обрамлённое темно-каштановыми, слегка вьющимися и уложенными назад волосами, с прямым носом, карими глазами, не тёмного, а какого-то мягкого коньячного оттенка, красивым изгибом губ и чётко очерченной линией челюсти. Про таких говорят: «Хорош, как дьявол». — Не знаю, не разглядывал. Самая запоминающаяся черта этого недоумка — необоснованная самоуверенность. Наверняка дрочит он перед зеркалом. — Чуя залепил края коробки скотчем. — Не в твоём вкусе? — Лицо Акутагавы излучало веселье, если можно так выразиться о слегка подёргивающихся уголках губ. — Предлагаешь вступить в клуб Танизаки? — Оба уже не выдержали и заржали в голос. Коё ждала внизу у машины. Компания, состоящая из грузчиков, Мори, Чуи и Рюноске спускала последние коробки. — Спасибо, за помощь, Акутагава-кун. Без тебя Чуя копошился бы неделю. — Ей нравился друг брата, он был хорошо воспитан, умел поддержать беседу и справиться с характером Чуи. — Рад помочь, Озаки-сан. — То, что Рю было приятно получить похвалу, было заметно по едва порозовевшим щекам. — Если твоя радость выражается непрерывным брюзжанием, то ты был просто счастлив помочь. — Чуя поставил последнюю коробку к остальным. — Ты вообще частенько делаешь меня счастливым, Чуя. — Ровно, безэмоционально, чисто по-акутагавски. Мори сказал грузчикам, что можно ехать, посадил в свою машину остальных участников процесса и направился к месту назначения. По дороге он переговаривался с Коё о каких-то пустяках, Рюноске листал ленту, а Чуя погрузился в невесёлые думы. Тупой болью накатывала тоска. Он любил то, что Рю жил неподалёку, что рядом была школа и на репетиции ехать было недалеко. Теперь же он переезжает в незнакомый дом к незнакомым людям, ехать нужно за три пизды, да и в студию когда угодно не заявишься, чтобы порепетировать в одиночестве. Чуя любил свою старую квартиру, любил свою комнату. Радовало то, что продавать недвижимость они не будут, так что после совершеннолетия он точно переедет обратно. Ещё Чуя обожал вечера с Коё за просмотром детективных сериалов, когда они обсуждали, какие же персонажи идиоты и как убийце нужно было избавиться от улик, чтобы не проколоться. После смерти родителей Коё была для него и за мать, и за отца, и за сестру, и за друга, она интересовалась его жизнью и всегда была рядом. Теперь же он вынужден смириться с тем, что у неё есть часть жизни, которая Чуе не принадлежит. Он должен уже, наконец, повзрослеть и перестать закатывать истерику каждый раз, когда она отдаляется. Наверное, стоит посмотреть на Мори здраво. Объективно он был тем, кто бы очень понравился их родителям, особенно матери. Да, мама была бы в восторге, он бы галантно поцеловал ей руку при знакомстве, подарил цветы, весь вечер бы восхищался её стряпнёй и нахваливал уют дома. Потом отец бы завёл разговор о медицине и о «прелестях» работы военного врача, а Мори бы поддерживал беседу, повествуя о том, как узнать возраст пациента с помощью среза на заднице. Интересно, понравился бы родителям Дазай? Коё говорит, что он «засранец, но парень порядочный». Очень слабо верится, учитывая то, что говорит о нём Гин. Интересно, он дома? — …Чуя? — Лицо друга было повернуто к нему, — алё, ты тут? Рюноске пощёлкал пальцами у Чуи перед носом. — Чего? — Я говорю, Кёка написала, что в понедельник будет контрольная по английскому. — А, окей. Похуй. — Чуя, выбирай выражения. — Коё слегка повернула голову. Мори свернул на подъездную дорожку и остановил машину рядом с небольшим грузовиком. Он взял крайнюю коробку из багажника и подпёр ею стеклянную входную дверь, чтобы грузчикам было удобнее вносить коробки. Чуя вышел из машины и окинул взглядом дом, в котором ему предстояло жить. Рюноске рядом тихонько присвистнул. Дом был с плоской крышей, двухэтажным, в стиле лофт с элементами постмодерна — в архитектуре Чуя не смыслил, но для себя обозвал это именно так. На веранде, к которой вели несколько ступенек, стояли колонны, которые подпирали вытянутый на всю ширину дома балкон со стеклянным невысоким ограждением на втором этаже. Простые формы, большие окна в пол и стеклянные двери создавали ощущение хорошей циркуляции воздуха и прекрасной возможности для удовлетворения потребностей сталкеров. — На первом этаже кухня, гостиная, мой кабинет и наша с Коё спальня. Ваши с Осаму комнаты на втором этаже, твоя — вторая по коридору, ванные на обоих этажах. Подвал я ещё не переоборудовал, думал, ты захочешь в этом поучаствовать. — Мори закончил свою небольшую экскурсию. Чуя кивнул, бегло окинул просторную гостиную взглядом и потащил коробку на второй этаж. Пройдя по коридору мимо первой — вражеской — двери, он зашёл в свою комнату. Она была больше той, в которой он жил раньше, у стены стояла полутороспальная кровать, у противоположной стены стоял довольно большой стол из светлого дерева и такого же цвета стеллажи. Стены были выкрашены в цвет яичной скорлупы, но Мори сказал, что Чуя может их перекрасить по своему усмотрению. Рядом с межкомнатной дверью была ещё одна, которую Чуя приоткрыл, за ней оказалась небольшая гардеробная. «Заебись» — подумал Чуя, вспоминая, в каком бардаке из-за нехватки места в прошлом шкафу хранились его вещи. — Недурно, — Рюноске положил коробку на пол и отряхнул руки, — а ты ныл. — Я не ныл. И комфорт квадратными метрами не измеряется, Акутагава-кун. — снисходительно ответил Чуя. — И что же вызывает дискомфорт? Охуенных размеров комната с выходом на балкон или, может, две ванных, или свой собственный танцкласс? — Мой главный дискомфорт ещё не заявился. — С этими словами Чуя отправился за следующей коробкой. На перетаскивание всех коробок ушло чуть больше получаса, Рюноске и Чуя чувствовали себя столетними стариками с ноющими поясницами. Акутагава с хрустом распрямился. — Останешься на ужин? — Мягко спросила Коё. Рюноске слегка поклонился и вежливо ответил: — Благодарю, Озаки-сан, но у меня репетиторство в шесть. — Тогда позволь хотя бы отвезти тебя домой. Рюноске кивает, разворачивается и чуть не врезается лицом в только что пришедшего домой Дазая. — Я до… ой, — Дазай подхватил Рю за плечи, — извиняюсь. Акутагава снова поклонился и отошел в сторону. — Осаму, это друг Чуи, Акутагава-кун. — Сказала Коё. — Приятно познакомиться, друзья Чуи — мои друзья! Акутагава… У тебя случайно сестры нет? — Мне тоже приятно. Да, Гин. — Рю стало неловко. — Как здорово! Передай ей, пожалуйста, что к следующей паре по философии нам задали прочитать «Гранатовые джунгли» Риты Мэй Браун. — Дазай весь искрился. Через 5 минут после того, как за Рюноске закрылась дверь, Чуя достал из кармана бжикнувший телефон и открыл мессенджер. Расёмон: Горяч. Вы: ............../´¯/)....... ............/…//....... .........../…//........ ....../´¯/…/´¯\..... …/./…/…/…/.|_. (. (… (… (…/.).). .\................\/…/. .\................. /..... …\.............. (....... ......\.............\...... «Пережить бы сегодняшний ужин и не ёбнуться» — обречённо подумалось Чуе.