невыносим

феликс правда не знает, как это произошло. точнее, «как» — знает; а вот «какого черта» — другой вопрос. хенджин был невыносимым всегда: когда хитро щурился, срывая какую-то дерзкую фразочку со своих уст, стоило увидеть на щеках феликса хотя бы зарождение мягкого румянца; когда этот самый прищур ни на мгновение не отводил, буквально вынуждая ёнбока смущенно заламывать уголки губ в улыбке; когда звонко смеялся, влюбляя в себя феликса снова и снова; когда дразнил даже своими бархатными стонами в постели, прикрывая веки, и когда абсолютно отказывался давать младшему желаемое, мучительно долго растягивая, осыпая тело поцелуями или совершенно бессовестно сдерживая чужой оргазм, запрещая кончать. хван был в самом деле невыносим во всех возможных проявлениях — феликсу снесло крышу резким рывком, не оставив ни единого выбора: пришлось влюбиться, захотеть, возжелать каждую из черт характера со всеми невозможными проявлениями, пав ниц перед харизмой и чужой довольной улыбкой, стоило старшему выиграть, пусть и с благородной подачи; ёнбок бы соврал, сказав, что пожалел хотя бы на мгновение — тепло разливалось по телу каждый раз, стоило дьявольским искоркам в возлюбленных омутах засверкать ярче от радости, а чужому голосу прошептать, что феликс — невозможен, красив, идеален, любим в каждой прошедшей и будущей секунде. ли готов был поклясться: у хенджина на радужке вместо вкраплений пигмента сборище чертят, танцующих самбу на пыли из костей феликса, что стерлись от одного на них взгляда, и ёнбок был без памяти влюблен в каждого из них — настолько, что знал их по именам. шалость, нежность, дерзость, баловство, смех, контроль, ласка, любовь. похоть. хенджин был невыносим — и феликс был невыносимо влюблен в него. только поэтому — лишь поэтому — он стоял за кафедрой на паре по корейской национальной литературе, неожиданно вызванный, до скрежета сжимая челюсти, пока гребаный вибратор давил прямо на простату, а его невыносимый — совершенно, блять, невыносимый — бойфренд ухмылялся так довольно и так чертовски соблазнительно, что хотелось совершенно, блять, любовно убить его. сначала отсосать, а потом просто убить. невыносимость хенджина заключалась не только во всем перечисленном — ко всему прочему дражайший любимый феликса совершенно не умел проигрывать. о, нет, он не устраивал драматичных сцен с раздосадованными монологами и душещипательными сценами, хотя и мог бы, — если бы! — хенджин просто не проигрывал ему вовсе, особенно в компьютерные игры. енбок не знал: любит ли он слишком сильно, балуя старшего настолько, или за два года отношений он так и не заметил схему шулерства, но хенджин совершенно точно каким-то образом обвел его вокруг пальца прошлой ночью, оставив с победным «win» на playstation и продутым желанием в кармане. желанием, которое, блять, вибрировало в его чертовой заднице прямо сейчас — в двух метрах от преподавателя корейской литературы. феликс любил хенджина очень сильно, но в данную секунду так же сильно ненавидел (по крайней мере, очень хотел бы).       — итак, прошу вас, феликс.       — да, — облизывая пересохшие губы мимолетным касанием, вышеупомянутый феликс с трудом отнимает умерщвляющий взгляд с задней парты, где его невыносимый возлюбленный улыбается так, что щеки скоро треснут, и показывает большой палец, — «сон в нефритовом павильоне» — это.. глаза невольно распахиваются шире, когда феликс поджимает губы, цепляясь пальцами за край деревянной кафедры — игрушка, ранее находившееся на минимальном режиме, совершенно точно только что ускорилась, увеличив интенсивность вибрации, и ли не нужно было поворачивать голову вглубь аудитории, чтобы знать: хенджин, чертов придурок, закусив губу в своей фирменной ухмылке, не отводит от него взгляда. невольно, но ноги слабо подрагивают в мгновении, вынудив переминуться с одной на другую, и отчего-то — в самом деле, почему? — феликсу страшно и неуютно размыкать губы, с которых так и норовит сорваться тихий скулеж, не сочетающийся с проклятиями в сторону своего парня, которые ёнбоку очень хочется высказать.       — это?.. — преподаватель хмурит брови, растягивая слово в вопросительной, ожидающей интонации. и феликсу, блять, сквозь землю бы провалиться.       — простите. это.. роман, — ёнбок кивает собственной решительности, тем паче — восхищается своей сдержанностью, благодаря которой за три сказанных слова с его уст не сорвалось ни единого всхлипа, коими он так любил награждать своего — такими темпами, скоро бывшего, — парня. игрушка бесшумно зудит, и феликс неловко тянет край хвановой безразмерной черной толстовки, что так благоразумно выкрал из чужого гардероба, соглашаясь на подобную авантюру, ниже. мерная вибрация, посылающая импульсы по телу размеренными толчками, выбивает из ли слабую испарину на лбу и вынуждает опустить голову — предплечья невольно упираются в кафедру, находя хоть нечто отдаленно устойчивое в сложившейся в его жизни ситуации, — роман, вышедший из под пера неизвестного автора и принадлежащий к.. — феликс сглатывает, вновь проходясь языком по губам, чувствуя вновь спавшую до минимальной интенсивность вибрации, — кхм, к старинной прозе семнадцатого века. он относится к жанру.. дрогнувший голос заставляет смолкнуть, мимолетно кинув взгляд на задние ряды с восседающим там его личным дьяволом вместе с пультом от вибратора вкупе, что только что, очевидно, ощутил очередное нажатие на «плюс», и феликс жмурится, сжав одну из ладоней в кулак.       — студент ли? — хмурый взгляд ощущается на коже, и даже в затуманенном сознании ёнбок улавливает в интонации преподавателя собственное спасение — звучащую толику обеспокоенности, спрятанной за строгостью.       — простите, профессор, я.. — задышав чаще, феликс головой качает, хватаясь за соломинку обеими руками — иисусе, лишь бы не треснула. чему-чему, а драматичности от своего парня он нахвататься успел.       — вам плохо? — скрип преподавательского кресла звучит словно из-под воды — мгновение спустя феликс ощущает невесомое прикосновение ладони к своему плечу, но спешит отстраниться, беспокоясь, как бы профессор не ощутил дрожь, пробегающую по всему телу, — господи, да у вас озноб. блять. хенджин, молись, жить тебе осталось недолго.       — простите, можно я пойду? я занесу вам доклад или.. — мученический выдох; круглые, стеклянные глаза поднимаются на преподавателя, и феликсу даже не нужно врать — он в самом деле почти готов расплакаться. от того, как сильно хочет кончить и въебать хенджину с ноги.       — один? ни в коем слу..       — я пойду с ним. я его сосед. оборачиваться нет смысла. сосед, парень, любовь всей жизни и ее же проклятье, успевшее снизить режим на предыдущий — феликс смог вздохнуть. услышать же, что ответил преподаватель, как за ним закрылась дверь аудитории, и понять, когда он успел оказаться в пустующем во время общей пары туалете, феликс не смог. зато точно заметил, что изнутри щелкнул замок в туалет вовсе.       — ты труп, хван хенджин. и снова — тихий смех и обвивающие со спины талию руки.       — прости, детка, я не знал, что он вызовет тебя именно сегодня, — шепчет хенджин на ухо, и феликс думает, что ему досталось самое наглое создание из тех, что ходит по земному шару на своих двоих. настолько наглое, что оставляет поцелуй за ушной раковиной, скользнув под край собственной толстовки на своем парне.       — ты так старался там и так хорошо держался, — мурлычет этот бесстыдник, ведя ладонью от дрожащего живота ниже, останавливаясь у кромки синих джинс, — я должен тебя похвалить за это, верно? феликс сжимает зубы до скрипа, когда вибрация усиливается, а он ощутимо дергается в чужих руках. последних сил хватает лишь на то, чтобы перехватить чужое запястье, в ладони которого хенджин сжимает миниатюрный пульт, и со всей любовью болезненно оцарапать кожу. феликс приоткрывает губы, чтобы прошипеть очередную угрозу, но не успевает — с уст срывается тихий стон, когда ладонь хенджина опускается на ширинку, сжимая возбуждение парня сквозь ткань.       — хенджин, блять..       — тише, — полные губы от хряща уха спускаются по шее, зубы слабо прикусывают кожу в изгибе плеча. феликса натурально трясет — ноги дрожат, и ёнбок уверен, что не продержится долго, — позволь мне позаботиться о тебе.       — ты, блять, уже..       — тише. должно быть, феликс любит слишком сильно — потому что замолкает. чужое запястье выскальзывает из дрожащих пальцев донельзя ловко — хван разворачивает парня к себе, прижимая своим телом к ближайшей стене, и уходит поцелуями к кадыку, вновь коротко прикусывая кожу. ладони сжимают тонкую талию, собственнически притянув к себе, а их обладатель беззастенчиво трется своим возбуждением о чужое, шумно выдыхая в губы напротив. феликс тихо цыкает в недовольстве и забывает о нем в ту же секунду, как рывком поддается ближе, срываясь на старшего в поцелуе: болезненно прикусывая чужую нижнюю, ли скользит по прокусанному месту языком, сминает губы хенджина своими, совершенно забывая о нежности и ласке, сквозящей в их касаниях друг другу крайне часто вне стен спальни, и сразу переступает на уровень «я сожру тебя, хван хенджин», грубо придавливая язык парня своим. парня, что совершенно точно хихикает в поцелуй, шустро избавляя феликса от обременяющей давки джинс на болезненный стояк. что бы феликс не думал о хенджине в моменты его невыносимости, последний буквально наизусть знал, что, как, где и когда нужно сделать, чтобы ёнбок совершенно нефигурально скулил под ним, выпрашивая больше, четче, глубже и резче — именно это хван и делает, надавливая большими пальцами на низ живота своего парня, срывая хнычущий, возбужденный стон. хенджин даже не пытается перехватить инициативу в поцелуе: он прекрасно знает, что контроль в их отношениях — привилегия, которую они передают друг другу из рук в руки, позволяя в те или иные моменты взять вверх; он знает, что право так касаться феликса — его преимущество над любым в их окружении, и знает так же четко, что с легкостью упадет на колени даже на грязный пол общественного туалета, ни на секунду не включив драматичного принца, если ликс об этом попросит. его ёнбоку нравится контролировать — так же, как это нравится хвану, и у них получается делать это обоюдно абсолютно всегда: ликс замолкает, даже находясь на грани, а старший готов хоть сейчас вылизать его всего, позволив искусать собственные губы в кровь. феликсу нравится, когда хенджин мешает грубость с нежностью в ебаной отвертке, от которой тут же ударит в голову так, что сосчитать вертолеты будет невозможно, а хенджину нравится, когда феликс жестко сжимает длинные пряди волос на затылке — как сейчас — или не позволяет касаться ни себя, ни его, пока не наиграется вдоволь — хван знает; знает и абсолютно сходит с ума, уверенный, что сорвал джекпот еще тогда, два года назад, стоило лишь феликсу улыбнуться ему в ответ впервые. хенджин ладонью сжимает сильнее, очерчивая большим пальцем очертания влажной головки сквозь ткань белья, и ликс шипит в поцелуй, царапая кожу на задней стороне шеи своего парня.       — если ты не вставишь мне сейчас же, хван, я правда убью тебя, — выдыхает в губы, запыхавшись, и вновь видит совершенно наглую ухмылку — ту, от которой у феликса ноги подкашиваются два года кряду и которую он припечатывает в поцелуе опять, не сумев сдержаться.       — понял, босс, я понял, — хихикает хван, цепляя ловкими пальцами резинку боксеров, заставив и те скатиться к джинсам, висевшим на щиколотках. в последний раз припадая в коротком поцелуе к губам бантиком, что так умело поливают его ругательствами, старший влажными касаниями-бабочкам осыпает горло, опускается ниже, не забыв оставить невесомых отметок, горящих следов побывавших на коже губ у лобка и по бедрам прежде, чем стянуть ненужные шмотки с ног возлюбленного вовсе да повесить те на дверцу кабинки. хенджин языком ведет по всей длине возбуждения, срывая низкий, гортанный стон у ёнбока, что дергает его за волосы, и поднимается на ноги, расстегивая собственные джинсы — не заботясь, скидывает те вниз вместе с бельем, предусмотрительно выхватив миниатюрный бутылек смазки и вручив его феликсу, а затем перехватывает ладонями его бедра, поднимая в воздух. ёнбок цепляется ладонями за плечи, жмурится и выгибается, стоит все еще находящейся в нем игрушке сменить угол, и дрожащими ногами обхватывает чужую талию.       — господи, блять..       — знаю, милый, я знаю, — ухмыляется хенджин, игриво облизывая нижнюю губу — прижав младшего к стене достаточно плотно, хван опускается одной рукой к краю игрушки, что тянет на себя. тянет мучительно, блять, медленно, залипшим взглядом наблюдая, чтобы резко вогнать ее вновь до плоского основания, вырвав из горла феликса несдержанный вскрик и получив удар пяткой по пояснице мгновение спустя.       — ты, блять, покойник, херов визуал.       — прости, — смеется, поднимая щенячий взгляд, от которого ликс тихо выдыхает, сдаваясь и прикрыв веки. извиняется, но феликс знает: ни черта ему не жаль. игрушка, выдернутая за кольцо, вместе с пультом отправляется прямиком в стоящую рядом сумку старшего, который забыл, кажется, обо всем совершенно, кроме парня в его руках — того, что дрожащими ладонями выливает некоторое содержимое смазки на чужие пальцы, несдержанно облизывая губы.       — только попробуй.. мхг! — ликс стоном давится, не успев договорить, когда пальцы, предусмотрительно смазав член обладателя, входят в количестве двух сразу на несколько фаланг, растягивая гладкие стенки на манер ножниц, — придурок, меня.. черт.. долбил вибратор около часа, меня не нужно — ах! — очередной стон тонет в поцелуе, что хенджин дарит тягуче медленно, почти сладко, меж тем двумя подушечками проезжаясь по простате, заставив парня у себя на руках, тихо пискнув, задрожать лишь сильнее.       — я совершенно точно отказываюсь трахать тебя, не убедившись, что не порву, ёнбок-и, поэтому, пожалуйста, завались, — хван выдыхает шумно в губы, находящиеся в миллиметре от его, и проходится вновь языком по устам, ненавязчиво — ага, блять, — касаясь кончиком чужих. и вся прелесть их отношений в том, что феликс в самом деле заваливается, в мимолетных несдержанных выдохах вдруг осознав, что хенджин и сам сдерживается, как может. к двум пальцем добавляется третий, подушечками пальцев оглаживая стенки и проходясь по кругу, чтобы убедить хенджина окончательно, и только тогда ликс хлопает парня по плечу — хван кивает, выходя, но тут же пристраиваясь головкой у входа.       — давай уже, — шепчет феликс, притянув парня к себе за шею ближе, чтобы с первым же толчком в очередной раз впиться в чужие губы. хенджин трахается искусно — феликс понял это еще в первую ночь, позволив себе отсосать; они подходили друг другу идеально — не только в постели, но (под «но» подразумевается хван, мать его, хенджин, умеющий заставить ликса дрожать, умолять, гореть и срываться; умеющий, как никто другой, заставить чувствовать себя наиболее живым рядом с ним). ли нравится в каждом их сексе абсолютно все и до малейших деталей: то, как хван его держит, как оглаживает ладонями бедра и бока, как целует, глотая стоны, как шипит и материться в его губы — феликс любит любой из моментов, упиваясь каждым, словно самым дорогим шампанским или вином, смакуя сладость на кончике языка вперемешку с остротой огня во взгляде напротив, не потухнувшим ни на искорку за все два года, уверенный в том, что и сам смотрит на хенджина аналогично. каждая ночь была идеальной, а каждый оргазм — ярче предыдущего, и ликс чужие стоны ловит жадно, записывая все куда-то в подкорку, чтобы запомнить навсегда, пусть и отпускать от себя хвана в ближайшую вечность не собирается. однако он душу готов поставить на то, что любой из чужих стонов — разный, по-своему уникальный, и если у феликса спросят, чего он добился в жизни, первая мысль будет именно эта: хенджин в самом деле наслаждается им по-разному каждый раз, и каждый раз ёнбок видит, как в карих глазах загорается удовольствие. хенджин, не задумываясь, сказал бы ему о том же. толчки резкие, хаотичные, размашистые — в смешанном дыхание из губ в губы и поделенных на двоих стонах; феликс глаза закатывает, но не отстраняется ни на мгновение, а хенджин то и дело оставляет поцелуи везде, где может, хрипло выдыхая от того, как охуенно узко внутри — каждый ебаный раз.       — черт, джин-и, я..       — да, ангел.. да. и этого достаточно: хенджин ладонью обхватывает чужой член, надрачивая в такт толчкам, а феликс царапает хванову шею, ловя губами попутные поцелуи, кончая в чужую ладонь — хенджину хватает еще пары секунд, чтобы догнать и уткнуться лбом в чужой, шумно дыша, да опустить парня на собственное бедро, подставленное к стене, потому что ноги плохо держат у обоих. проходит минута, может, больше — феликс с последним стоном отстраняется, оставив короткий чмок на искусанных им же губах, и головой ударяется о стену.       — из-за тебя мы потрахались в университетском туалете, придурок.       — ага, — ухмыляется хван, наконец опуская парня на ноги. феликс сглатывает, качает головой, прикрывая глаза, но открывает дверь кабинки, забирая рулон туалетной бумаги целиком, — не говори, что тебе не понравилось. ликс усмешливо хмыкает, однако молчит, заботливо вытирая сперму с чужих рук, и смазку со своих бедер.       — не скажу. но знаешь, что скажу? — поднимая взгляд на парня, феликс ухмылку чужую ворует бесстыдно, не сдерживаясь от того, чтобы еще раз оставить на губах хенджина целомудренный поцелуй — самый целомудренный из всех, что возможен в данной ситуации, — доклад, который я пообещал, пишешь ты. и после сегодняшнего ты месяц снизу. округленные глаза и вздернутые вверх брови возлюбленного заставляют засмеяться, обернувшись, чтобы смыть следы их нерадивого пребывания в стенах храма знаний всея кореи. хенджин не сдерживается — улыбается чужому смеху, закусывая щеку изнутри, и думает, что, в общем-то, не то чтобы против. лишь бы феликс всегда смеялся вот так.       — тебе настолько понравилось, чаги’я? теперь хочешь меня всего? — игриво проговаривает хван, укладывая подбородок на плечо феликса и легко шлепая ладонью по все еще оголенной заднице. феликс оборачивается, перехватывая в той же игривой манере чужую лебединую шею рукой, и облизывает губы в шуточной угрозе — хенджин не сможет ходить после того, как они вернутся домой, и ликс в этом абсолютно уверен. но хочет сказать лишь одно:       — ты..       — знаю, детка, — хенджин улыбается, и феликс влюбляется снова, — я невыносим.