***
— Питер! Питер! — Мойра спустилась по лестнице, на ходу запахивая шелковый халат, накинутый на голое тело. — Доброе утро… хотя, уже день. Кофе будешь? — Питер поднялся к ней навстречу из-за стола. Парень подошёл к ней и пылко прижал к себе за талию, целуя в губы. — Подожди… нам нужно поговорить… — Мойра с трудом отстранилась от Питера и нервно поправила сползший с плеч шёлк, — ты должен вернуться домой, Питер. Твой отец, скорее всего, с ума сходит от неизвестности! — Ты меня прогоняешь? Я что-то сделал не так? — нахмурившись, спросил Питер, подходя к ней и снова прижимая её к себе, прикасаясь губами к её шее. — Нет… послушай меня! Ты не можешь оставаться со мной! Это… это была ошибка…моя ошибка! Я дала слабину, а ты… Ты просто несчастный и одинокий мальчик, но ты не можешь искать утешение в сексе с кем-либо… — Какое утешение?! Ты что же думаешь, что я переспал с тобой из жалости?! — Питер неожиданно резко развернул её к себе лицом за плечи. — Ты? Ты переспал со мной из жалости? Да это я переспала с тобой, пожалев тебя, рыдающего на моем плече! Я была несдержанна с тобой, и ты сделал неправильные выводы… — Неправильные выводы? Какие выводы я мог сделать после всего этого? — воскликнул он, откровенно раздражаясь всё больше. — После чего, Питер? Я похожа на женщину, которая нуждается в любовнике моложе себя чуть ли не на двадцать лет?! Ты в своём уме?! Ты вообразил, что у нас может что-то быть? Между нами настоящая пропасть, и не только возрастная! Мне сейчас не до романов с сопливыми мальчишками! Что ты можешь мне предложить, кроме посредственного секса? — Мойра старалась, как могла, хотя в душе понимала, что секс с Питером был каким угодно, но не посредственным. Эти три дня она ощущала себя невероятно: пылкий, юный любовник был отзывчивым, и ей не требовалось думать о том, что для него сделать, чтобы быть для него желанной. Он восхищался ею каждую минуту, был готов все для нее сделать, лишь бы заслужить ее улыбку. Ей нравилось покладистость и послушность юноши, она испытывала порочное наслаждение, манипулируя им. Питер умудрился и с маленькой Джин мгновенно найти общий язык: Мойра с умилением смеялась, глядя, как девочка втянула парня в свои игры, и он с увлечением носится с ней по дому или часами зависает в детской. Она часто скучала по сыну, который почти весь год проводил в частной школе и приезжал домой только на каникулы, и Питер вызывал в ней особенную щемящую нежность. Тем неприятнее ей было пытаться изобразить недовольство и неприязнь к нему, унижая его, как мужчину. — Посредственного секса? Да ты стонала на весь дом! — ошарашенно заорал Питер. — Ох, милый! Когда-нибудь ты узнаешь о том, насколько хорошо женщины имитируют оргазм, — с мерзкой улыбкой ответила Мойра и с издевкой потрепала Питера за щеку. — Я чувствовал к тебе что-то большее… Не говори так… — Я тоже чувствовала что-то большое внутри себя, в этом к тебе претензий нет, — усмехнулась женщина и отвернулась, не в силах видеть лицо юноши. — Какая же ты… я не опущусь до оскорблений. Мне казалось, что ты отвечаешь мне взаимностью, но… — Подбери свои розовые сопли и отправляйся к отцу! Спасибо за то, что скрасил мои скучные будни. Это было мило, — Мойра помахала Питеру рукой и ушла, оставляя его одного. — Я люблю тебя! — закричал Питер, в последний раз пытаясь привлечь её внимание. — К отцу! И дверь закрой! — в ответ крикнула ему женщина, удаляясь вглубь дома. Она прислушалась к звуку хлопнувшей двери и закрыла лицо ладонями. — Господи… За что мне все это? — стараясь не зарыдать, произнесла женщина. Питер Леншерр чувствовал себя, как дерьмо. Его унизили, растоптали его чувства, хотя в чувствах он уже не был так уверен. С этим нужно что-то делать! Вернуться к Эрику? Нет! Он не вернется домой! Куда идти? Денег в кармане — на чашку кофе или… Питер направился вдоль по дороге, надеясь наткнуться на придорожную забегаловку и попытаться купить выпить. Выпивка пришлась бы очень кстати. Помимо выпивки, в забегаловке очень кстати пришлась потасовка с посетителями, в которую Питер с невероятной яростью ввязался, после замечания о своём возрасте и смазливой внешности. Вызванный патруль полиции попал под поток нецензурной брани, и Питер ожидаемо почувствовал, как на запястьях защелкнулись наручники.***
— Иду уже, иду — Мойра со вздохом поставила бокал с вином на изящный туалетный столик в просторной прихожей и подошла к двери. — К чему так настойчиво трезвонить? Питер, я тебе уже все сказала, ты не можешь больше здесь оставаться, мы не можем… Увидев, кто стоит на пороге, Мойра вздрогнула и попыталась захлопнуть дверь, но Леншерр быстро подставил ногу и рванул ручку на себя. — Будь умницей, не препятствуй мне, и я не займу у тебя много времени. Где он? Питер! — заорал Эрик, — зайка, выходи, не бойся! Заканчивай сердиться на папочку, поедем домой! — Перестань кричать, его здесь нет! — шикнула на него Мойра. — И где же он? — Эрик снова несдержанно рванул на себя тяжелую дверь, — твою мать, Мойра! Съебись, нахрен, с дороги, дай мне войти! — Чарльз предупреждал, что ты можешь заявиться, — Мойра отступила назад, понимая, что хрупкая женщина просто не справится с физически сильным, агрессивно настроенным мужиком без капли морали и элементарного уважения к женщине. Рассказов она от Питера и Чарльза наслушалась достаточно, да и на себе испытала беспринципность любовника мужа — запястье после его жестокой хватки ныло еще долго, синяки сходили несколько недель. — Учти, я уже вызвала полицию. — Ну к чему эти бессмысленные пугалки, бывшая миссис Ксавьер? — Эрик усмехнулся и переступил порог, — мы оба знаем, что никого ты не вызывала. Не уверен, что Чарльз меня бросит, если я сверну тебе шею или хотя бы попорчу твое породистое личико, чего ты так упорно добиваешься своими глупыми выходками, но все же, уверен, это не приведет его в восторг, а мне бы не хотелось испоганить любимому и без того шаткое в последнее время душевное состояние. Ты можешь не опасаться за свою безопасность. Элементарно не выводи меня из себя, не провоцируй, и никто не пострадает. — Я впечатлена твоей речью, но тебе меня, взрослую женщину, не запугать, — Мойра смотрела на Леншерра гордо и без страха, хотя сердце колотилось, как безумное. Она лишь надеялась, что в тишине особняка Эрик не слышит, как она на самом деле напугана. — Что тебе от меня нужно? Эрик, не торопясь, захлопнул за собой дверь и обернулся к хозяйке дома. — Я уже озвучил свой вопрос. Мне нужен Питер, — спокойно повторил он. По его неприятному, холодному взгляду Мойра понимала, что лучше сказать, как есть. Но и лишнего она говорить не собиралась. — Я не знаю, где твой сын, и знать не хочу. Я не прячу его у себя. — И сейчас ты, конечно же, станешь мне лгать, что он у тебя не ночевал три дня. Тебе не говорили, детка, что брать и трахать чужое — нехорошо? — А тебе? — гневно вырвалось у Мойры, — ты увел у меня мужа! Это тебе стоило бы задуматься над смыслом слова «чужое»! — Чарльз ушел бы от тебя рано или поздно, дура, — перебил Эрик, властно повышая голос, — и ты это знаешь. Я лишь немного помог ему определиться, ускорил закономерный ход событий, решил все за вас. Вы оба должны быть мне благодарны, так что оставим этот пустой разговор. Не вынуждай меня повторять свой вопрос, я начинаю терять терпение. Где Питер, Мойра? — Я не обязана вообще ничего тебе говорить! И я не стану. Я не желаю с тобой разговаривать. Ты неуравновешенный псих, разрушивший нашу семью! Убирайся из моего дома! Вон! Эрик сверкнул на женщину диковатым, липким взглядом — стройные ноги, черное облегающее коктейльное платье длиной чуть выше колен, с открытыми плечами, безупречная стильная укладка… оглядел еще раз с кривой усмешкой… и двинулся на нее. — Для кого ты так откровенно одеваешься, Мойра? — вкрадчиво спросил он, сделав к ней несколько шагов. — Я закричу, — Мойра отступила назад, жалея, что не захватила с собой из спальни смартфон, а ближайший стационарный телефон установлен в гостиной, но если успеть добежать… — не приближайся ко мне! Эрик заинтересованно и шумно втянул носом аромат дорогих и легких, манящих духов, окутывающих женщину. — Для кого ты так вкусно пахнешь, самочка? — Не твое дело! — Мойра инстинктивно обняла себя за обнаженные плечи, прикрывая красивое декольте, чувствуя себя ужасно некомфортно под развязным взглядом Леншерра, — на встречу с друзьями! На свидание! Какая, к чертям, разница, я свободная женщина! А ты просто невоспитанный, грубый мужлан! — Нет, в тебе что-то изменилось, — задумчиво протянул Эрик, разглядывая ее, — для Чарльза они были другими. Знаешь, меня блевать тянуло от всех этих твоих безвкусных, консервативных, тяжелых духов. Я готов был разорвать Чарльза, когда от него слишком сильно несло тобой. Я имел его тем усерднее, тем сильнее ощущал тебя на нем. Под коксом он обожает, когда я делаю это быстро и мощно, вжариваю ему по самые яйца. Вот это парадокс, да? А сейчас для моего пиздюка, надо же, ты постаралась не выглядеть старухой! — Прекрати, прекрати нести эту грязную чушь! Ты мне отвратителен! — закричала, сорвалась Мойра, зажимая уши, не выдерживая зашкаливающего нервного напряжения в присутствии этого монстра Леншерра, — убирайся или я вызываю полицию! Пошел вон! Она всё-таки попыталась убежать, чтобы добраться до телефона, но Эрик поймал ее за талию, зажав у стены, подтащил к столешнице туалетного столика, отделанного благородным деревом, и усадил на него. — Что ж ты такая истеричка, милая, — весело пропыхтел он, зажимая ей рот ладонью и, приглушив женские крики, свободной рукой огладил ее бедра и задрал до середины приятно облегающий фигуру подол платья, — что же, как показал жизненный опыт, меня заводят истерички. А знаешь, что еще меня чертовски заводит? Их укрощать. — Убери свои грязные лапы от меня, животное! — Мойра попыталась вырваться, вцепившись длинными холеными ногтями в чужие нахальные руки, но Эрик словно не обращал внимания на острую боль, сжимал ее талию все крепче. Она чувствовала себя совершенно беззащитной и сходила с ума от мысли, что происходящее ужасно неправильно, извращенно и гадко. — Спокойнее веди себя! Чертова фурия, — прикрикнул Эрик и, аккуратно взяв за горло, легонько приложил ее затылком об зеркало. Приблизив к ней лицо, он стиснул двумя пальцами ее подбородок, заставляя смотреть себе в глаза: — Ты знаешь, что Питер пока еще несовершеннолетний? Ты это знаешь, сука? Какое ты право имела объезживать моего сына? Ты знаешь, что он мой? Не отворачивайся, смотри на меня! Ты знаешь, что твой муж всегда был моим?! — Ничего у тебя не выйдет, Эрик Леншерр, — с яростной горечью выдохнула Мойра, с ненавистью глядя ему в глаза, — никто с тобой не останется по доброй воле! Чарльз уйдет от тебя, как только до него действительно дойдет, что ты за чудовище. И Питер уйдет, когда повзрослеет. Ты останешься совершенно один. Потасканный и старый, никому не нужный, со своими большими деньгами и вялым членом психопат! — Неужели, — холодно выдохнул Эрик, нырнув рукой между ее ног и поглаживая там, — скоро восемь лет, как я ебу твоего мужа и пять лет, как Питер живет со мной. И я верну его, скажешь ты мне или нет, где он. Я готов возвращать обоих, сколько потребуется, пока не осознают, что без папочки они не справляются. И кто из нас потасканная одинокая блядь, Мойра? — он насмешливо указал подбородком на бокал, стоящий рядом, — бухаешь одна в своем большом, красивом доме, жалкая алкоголичка, бросаешься на каждого мужика с порога… Тебе требовалось лишь сказать, где Питер, но ты решила заупрямиться и позлить меня… плохая девчонка… — Блять, да я правда не знаю, где твой сын, Эрик! — в отчаянии заорала Мойра, получив от Леншерра обидный и какой-то откровенно пошлый шлепок, — он не сказал, куда направился! Я отшила его, сказала все, что должна была сказать, чтобы он ушел и больше не возвращался, и мы поругались! Не нужен мне твой мальчишка! Не трогай меня, ну пожалуйста, отпусти! Без предупреждения Эрик нагло отодвинул тонкую ткань трусов и вогнал в нее сразу два пальца. Мойра невольно застонала и подалась вперед, насаживаясь глубже. Как он и ожидал, она была горячая и чертовски мокрая: он неплохо разогрел ее адреналином и непрошенной тактильностью. — Обними меня за задницу, — приказал он. Вновь огладив горячими ладонями крепкие женственные бедра и подхватив Мойру под коленями, Эрик заставил ее плотно зажать его бедра между ног. Однако без его поддержки ноги Мойры безвольно съехали вниз. — Обними, я сказал, — повторил Леншерр, — сама обними. Ты знаешь, упрямства мне не занимать, когда я чего-то требую. Когда, блядь, ты в последний раз нормально ебалась с нормальным мужиком? Не смеши меня, никто из этих двоих не способен тебя как следует удовлетворить. Чарли любит мой хер, а не твою пизду, Питер… юный сопляк и пока не умеет прилично пользоваться тем, чем его наградила природа. Давай, по-взрослому, не ломайся, сожми меня крепче. На третий раз понуканий Мойра зачем-то послушалась, и Эрик прижался к ней плотнее, лаская напористыми губами грудь, глубже вгоняя пальцы внутрь. Свободной рукой он взял ее за запястье и положил руку на вздувшийся под джинсами горячий бугор: — Почувствуй его… нравится его классный размер? Приласкай, сожми как следует, он не кусается. Дальше Мойра отключилась, потому что Эрик слишком быстро нащупал внутри нее точку, и принялся трахать, раз за разом с пошлыми, хлюпающими звуками вгоняя в нее сразу три пальца и напористо лаская эту сверхчувствительную точку. Верхняя часть его горячей ладони при этом крепко удерживала лобок и клитор. Она несдержанно кричала в его руках, съехав на самый край столика, похотливо прижималась к его члену, который распирал грубую джинсовую ткань и… презирала себя за то, что хочет посмотреть на полностью обнаженного, блядски красивого и бешено темпераментного мужика Эрика Леншерра, в котором ее муж что-то нашел и сошел с ума, хочет его внутри себя, хочет, чтобы он ее полностью заполнил… В чувство ее привел тихий, покровительственный голос ненавистного Леншерра, который шумно, возбужденно дышал ей в шею и крепко прижимал к себе: — Хорошая девочка, моя послушная девочка… я знаю, тебе понравилось, как глубоко проникали в тебя мои пальцы. Ещё больше ты кайфанешь, когда в тебя проникнет мой член. Что скажешь, продолжим в вашей с Чарльзом бывшей супружеской спальне? — Убирайся из моего дома, — Мойра всхлипнула Эрику в плечо, оставляя на его рубашке следы от слез, туши и помады, — скотина… сволочь… мудак… — Да… да… да, — снисходительно улыбаясь, прошептал Эрик, — я скотина, а ты секунду назад кончила мне в руку. И плачешь ты от того, как охуенно это было со мной. Вот так все до примитивного просто, миссис Ксавьер. Отпускать так быстро он ее не собирался, успокаивающе поглаживая тонкую белую кожу внутренней стороны стройных бедер Мойры, удовлетворенно ловя своим разгоряченным телом ее последние вздрагивания и продолжая жарко нашептывать на ухо: — В этот раз спишем твои раздражающие меня выходки на твою безмозглость и слабость на передок, как женщины. Неумение думать. Печальное отсутствие извилин. Не трогай впредь чужое, детка, не создавай себе проблем. Надеюсь на твое благоразумие. Иначе я буду снова и снова доказывать тебе тот примитивный факт, что ты — всего лишь доступная мокрая сучка, и вытирать об твое высокое положение свой хер. Я не против иногда разнообразить свой секс сладкой доступной пиздой. Он вытащил руку из-под подола и, наконец отстранившись от теплой, вымотанной истерикой и оргазмом женщины, демонстративно облизал свои влажные пальцы. Мойра не сдержалась и залепила пощечину этой вечно самодовольной физиономии. Вопреки прошлому разу, Эрик лишь возбужденно расхохотался, схватил бокал с ее вином со столика и в пару глотков осушил его, одобрительно причмокнув. Отставив пустой бокал, Леншерр с деловым видом знатока похвалил его выдержанность и сорт винограда. — Немедленно возьми свои грязные слова назад, — тихо потребовала Мойра. Постепенно приходя в себя, она оправила платье и тесно сдвинула стройные колени, словно отличница, — я приличная женщина, у которой всего лишь сложный период после тяжелого развода… Эрик оценивающе полюбовался ее пылающим от сексуального жара надменным личиком и точеной фигуркой. Мойра была породистой красоткой, он давно ее знал, точнее, изучил вдоль и поперек — Чарльз невольно много о ней болтал. Эрик злился на нее, как сумасшедший, всерьез прокручивал в мозгу план убийства, мечтал прикопать труп Мойры на заднем дворе их особняка… — Я возьму свои слова назад, — неожиданно покладисто согласился он, — если впредь ты согласишься быть доступной мокрой сучкой только для меня. Ты будешь моей любовницей. Ты отлично выглядишь для своего возраста, у тебя сочная, жадная до моего хера пизда. Я намерен в дальнейшем тебя как следует трахать, но требую, чтобы ты прекратила прыгать на член к Ксавьеру и моему сыну. Они мои, как мы уже выяснили. — Во-первых, Эрик, засунь свое хамское, непристойное предложение себе в задницу, — чуть дрожащим, но уже спокойным голосом предложила Мойра, будто по сто раз на дню выслушивала подобное хамство, — ты даже не в моем вкусе, а воспользоваться мимолетной женской слабостью — много ума не нужно. И да! Как я могла забыть самое главное — ты трахаешь моего бывшего мужа. Леншерр криво ухмыльнулся, и не надеясь, что укротить бывшую Чарльза будет так просто. — Во-вторых, я не сплю с Чарльзом, — Мойра выглядела удивленной, озвучивая очевидное, — я не знаю, как тебе могла прийти в голову подобная чушь, с тех пор, как мы в разводе, и он переехал в тебе, это исключено. — Но перезваниваетесь вы с завидной регулярностью, голубки, — громко расхохотался Леншерр, — мне он столько не звонит, сколько тебе! Я видел распечатки его звонков, вы совсем там охуели за моей спиной?! — Я не намерена перед тобой отчитываться! Он сам мне звонит и, к слову… это, конечно, вообще не твое дело… но ведет он себя, как и всегда, невыносимо! У меня нет ни малейшего желания поощрять его оскорбительный тон, поэтому тебе не о чем беспокоиться. — Да ты же радостно отвечаешь ему в переписках, брехливая брошенка, я прямо чую, как течет твоя пизда от любого его внимания, хоть самого дерьмового, — Эрик по новой заводился на глазах, выводя из себя и Мойру. Эта ревнивая сволочь, разрушившая ее брак, смеет по-прежнему лезть в ее жизнь, отслеживать звонки и читать чужие переписки? — Ты в своем уме? У нас двое общих детей, разумеется, совсем мы никогда не прекратим общение ради них, как бы тебе этого не хотелось! Какое право ты имеешь совать нос в чужие переписки и следить за нами?! — Я-то как раз в своем праве, Мойра, он живёт в моем доме, спит в моей постели, я ебу его по ночам… — Мне неинтересно, что там у вас за извращения происходят по ночам! — раздраженно закатила глаза Мойра. — Нет, ты дослушаешь меня, надменная сука! Ты будешь слушать, как и сколько за ночь я его ебу, пока до тебя не дойдет, что Чарльз только мой! Я требую, чтобы вы сократили разговоры до минимума, — прорычал Эрик. — А то что? — насмешливо уточнила Мойра и, осмелев, расправила плечи: — Убьешь меня? Давай, попробуй разозлить Чарльза, прикончив мать его детей! Я отлично знаю моего мужа, знаю, что он сделает все, чтобы ты оказался за решеткой… А даже если ты каким-то чудом сможешь отмазаться, откупиться, он уже никогда, никогда с тобой не будет! — Сука, вот сука… — Господи, нет! — взвизгнула Мойра, когда он схватил ее за затылок и грубо стащил со столика. — Иди сюда… — так и держал за затылок, больно зажав в кулаке волосы, и подтолкнул к лестнице. — Наверх! Пошла! Пошла, я сказал! Показывай, где он тебя имел! Он протащил ее, спотыкающуюся, визжащую, по лестнице, крепко держа сзади за шею, и оттолкнул к ближайшей стене, возле которой стоял высокий изящный столик с декоративной вазой за несколько тысяч долларов. Не успев затормозить, Мойра налетела на вазу, та пошатнулась и полетела на пол, разбилась и окатила женщину фонтаном разлетевшихся осколков. Леншерр же не обратил на нее никакого внимания. Продолжая держать ее за шею и волосы, давя подошвами хрупкие осколки, он расправлялся с ремнем и ширинкой, а после овладел ею там же, одним рывком избавившись от трусов партнерши и сунув их к себе в карман джинсов, как трофей. Будучи чистым бисексуалом, Эрик порой скучал по гостеприимно влажному и жаркому. Ему нравилась истекающая природной смазкой пизда, которую не заменить никаким лубрикантом, но со временем он начал скучать в обществе эффектных эскортниц, которые умели развлечь клиента за бабло, но никогда не давали ему стабильности, к тому же, не удовлетворяли все его потребности и часто шарахались, тесно познакомившись с тем, что у него в штанах, ни много ни мало, осадное бревно. В разное время у него было несколько постоянных партнерш, из числа эскортниц и известных нью-йоркских тусовщиц, но будучи собственником, Леншерр не выносил мысли, что он у них не единственный, и чтобы связь не закончилась в какой-то момент убийством на почве ревности, без сожаления с ними рвал. О серьезных отношениях в данном случае и речи не шло, терпеть женщину с своем доме Эрик был не намерен — он придерживался невысокого мнения об интеллектуальных способностях холеных красоток, на которых у него крепко вставал член. Леншерр был деспотичен и требовал установления своих порядков, его быстро начинало раздражать, если какая-либо дамочка пыталась навязать ему свои правила. Даже его личная секретарша досконально изучила, в какой степени можно попадаться боссу на глаза, чтобы мгновенно не вывести его из себя. А покладистый персонал и подавно. С мужчинами Леншерру было на порядок интереснее, он относился терпимее к их обществу и выходкам, безмерно обожал Чарльза и Питера, собираясь с ними когда-нибудь остепениться, но все же его жгла неудовлетворенность, что он не может под настроение сорваться к верной любовнице, которая удовлетворит другой его голод по первому же требованию. Он не готов был отказываться от возможности иметь постоянную женщину. Мойра же оказалась того редкого типа дамочек, которым по нраву во время или после ссоры жарко поебаться. Он драл ее в бешеном ритме, с силой прижимая к столику и удерживая в кулаке волосы, с восторгом чувствуя, как сладко она льнет к нему, прогибается в пояснице, кричит как изголодавшаяся по самцу кошка и подается ему навстречу, ведет себя, как мокрая ненасытная шлюха, слабо пытается ему противиться, но не может удержаться, чтобы снова и снова не чувствовать его член, полностью заполняющий ее… Эрик очнулся, когда Мойра под ним между стонами попыталась произнести что-то осмысленное: — Пойдем в спальню, прошу, ребенок может увидеть, она здесь часто бегает… — Показывай, — хрипло приказал он, пряча член и направляясь следом за ней, по пути довольно отмечая ее плавную, пошатывающуюся походку и ощупывая горящим взглядом ее задницу. — Мило, — оскалился он, оглядывая по-королевски отделанную супружескую спальню в классическом стиле и кремово-бежевых тонах, в которой не было ни фута пустого пространства, — огромная кровать с высоким изголовьем, тяжелые шторы, складками спускающиеся до пола; на стенах — картины с пейзажами и романтическими сюжетами, тщательно подобранные по цветовой гамме; мягкие кресла с журнальным столиком между ними; бархатистая кушетка, которую тоже можно при желании использовать в сексуальных утехах; на теплом полу — дорогой пушистый ковер. В отличие от его собственной спальни, выдержанной в брутальном минимализме и гладких темных тонах, с прохладным шелковым постельным бельем; где каждая деталь от пепельницы и шкатулки с наркотой до единственной картины модного нью-йоркского художника с откровенной порнухой, настраивала ее хозяина и его гостей на длительные секс-марафоны, эта традиционная семейная спальня расслабляла и настраивала хозяев не только на секс, но и на отдых. — Я как-то планировал выебать на этой кровати Чарльза, — выдохнул он, заваливая Мойру на постель, — но все пошло не по плану, хотя, не скрою — это приятный поворот… Он раздел ее и быстро разделся сам, оставшись полностью обнаженным, и лег сверху, тут же снова овладев партнершей, оглаживая ее спину и задницу и закидывая одну ногу к себе на бедро, чтобы войти как можно глубже. Мойра протяжно стонала, прикрыв глаза и закусив нижнюю губу, и пыталась остановить его, упираясь ладонью в грудь, но он убрал ее руку и прижал к подушке, держа запястье в железной хватке. — Не надо держать меня в узде, детка, не выношу этого. Ты примешь его целиком, поняла? Я бы хотел посмотреть, как Чарльз трахает тебя… Как он это делал, расскажи мне, пока я буду тебя трахать. Что ж, голым ее партнер действительно оказался красив — мужественное лицо с волевым подбородком, поджарый торс, сильные руки, длинные мускулистые ноги. Вот только серые глаза напротив казались пустыми и безжалостными, а предпочтения его оказались пугающими — Леншерр предпочитал по-настоящему жесткий секс и не собирался этого скрывать. Он брал ее снова и снова, заполняя до распирающей боли, до слез в глазах, а она болезненно вспоминала, как это было на этой же самой кровати в последний раз с Чарльзом. Заключительное заседание суда, где их наконец-то развели и разделили совместно нажитое имущество, а также разрешили все болезненные вопросы по опеке над детьми, запомнилось Мойре на всю жизнь. Главным образом тем, что Чарльз, прибывший в суд небритым несколько дней, помятым, не выспавшимся, явно и давно пребывающий в нетрезвом состоянии, подошел к ней перед заседанием — якобы поздороваться, и тихо-тихо, так, чтобы не услышали адвокаты Мойры, предупредил сквозь зубы: «не вздумай свалить от меня после всего этого блядского цирка, дорогая», а после весь процесс смотрел только на нее воспаленными, налитыми кровью, глазами, пугая до дрожащих рук и коленей. Выносить долго этот выразительный, тяжелый, буквально преследующий ее повсюду взгляд Мойра не могла. Ксавьер явно пребывал в отчаянии и бешенстве. Она не дождалась своих адвокатов, первой после судьи почти выбежала из зала, забыв попрощаться, поспешно села в машину и выжала максимальную в городе скорость, едва удерживаясь от превышения. Понимая, что жена от него ускользает, Чарльз рванул за ней, по пути в коридоре едва не сбив с ног судью. У подъездной дорожки, ведущей к особняку, они оказались почти одновременно, Чарльз срезал кварталами, где было меньше пробок. Мойра опередила его на пару минут. — Что, спряталась от меня? — на весь дом заорал Чарльз, нервно гремя ключами и с ненавистью швыряя их на стол, к брошенной впопыхах дамской сумке. — Трусливая курица! — Завтра же сменю в этом доме все замки! — заорала в ответ Мойра откуда-то из глубины комнат. — Пошла ты! Здесь живут мои дети, и я буду сюда приезжать, когда захочу! Ты слышала судью, я законный отец и имею право навещать их, когда посчитаю нужным! — Мне плевать! Ты неадекватен по отношению ко мне, и сюда ты больше не вернёшься! Можешь встречаться с детьми на нейтральной территории, где угодно, но не в этом доме! В просторном холле перед лестницей валялись элегантные лодочки жены на высоком каблуке, на поручне висел ее любимый жакет — по лестнице Мойра бежала в одних чулках, юбке и блузке. — Поиграем, детка, — усмехнулся он, от души пнув носком ботинка лодочку. Он поймал ее в супружеской спальне и повалил лицом на заправленную постель, сам навалился сверху, рывком задирая стильную, до колена, юбку и дрожащими пальцами нащупывая под ней трусы. — Отвали от меня, Ксавьер, — гневно закричала Мойра, пытаясь вырваться и оправить юбку, но долбаный Чарльз отмахивался, хватал ее за руки и заламывал за спиной, — от тебя воняет! Ненавижу, когда ты сильно бухой на меня забираешься! Ты знал это, всегда знал! Как я тебя ненавижу, все в тебе, меня трясет от тебя, мерзкое животное, трахающееся с таким же мерзким животным! — Трясет, потому что по-прежнему волную тебя? — вкрадчиво спросил Чарльз, нагло лапая и оглаживая обнажившиеся бедра и ягодицы. — Давай-ка напоследок, детка, присуну тебе, так уж и быть, заслужила, пока прилежно сосала своим адвокатам. — Иди нахуй, Чарльз! Не трогай меня, не смей! — Кстати, дорогая, давно хотел спросить, что за вшивых проходимцев ты наняла меня уделать? Я бы и сам так усердно защищал интересы твоей роскошной жопы, что ты бы у меня сидеть в зале суда не смогла… Чарльз со всей дури шлёпнул бывшую жену по бедру и впился в него ногтями, с жадными стонами пристраивая член между ягодицами. — Грязное животное, — с ненавистью выдохнула Мойра, прогибаясь и поддаваясь ему навстречу, чтобы член оказался чуть ниже и проскользнул в нее, — мне пришлось нанять менее известную в штате, надежную контору, чтобы ты и твои мерзкие дружки адвокаты не уделали меня! — Ты права, мои дружки стёрли бы тебя в порошок и вернули бы законному мужу, поставив под сомнение твою дееспособность и отобрав материнские права… а уж я бы закрыл тебя в психушке надолго, чтобы ты у меня нервишки как следует подлечила… вот сучка, недооценил я тебя, когда тебе выгодно, ты умная девочка… Ага, все ещё хочешь его… мокрая вся, твою мать, — Чарльз задохнулся от нахлынувших ощущений влажного жара, — как же ты меня все ещё хочешь… — Так вот какой был план, дорогой муженек?! Закрыл бы меня, а сам продолжал ебаться со своим этим?! Сволочь, ненавижу тебя… я всегда вам мешала, уроды, извращенцы… — Ну, я бы навещал тебя время от времени, чтобы оттрахать по первое число… смотрю, твоя сладкая мокрощелка была бы не против… ну, тихо, тихо, тшшш, не брыкайся, дай, я немного в тебе побуду, раз это наш последний раз… какая ты у меня дикая, когда злишься… А знаешь, я хочу от тебя третьего пиздюка, — похотливо шептал Чарльз ей на ухо, заправляя выбившуюся из прически Мойры прядь волос, — давай заделаем прямо сейчас… беременная ты нахуй не будешь никому нужна, кроме меня, а я готов потерпеть тебя даже опухшую и поднабравшую с два десятка фунтов. — Ты из ума выжил, Ксавьер, я не хочу от тебя больше детей! — возмутилась Мойра, действительно приходя в ужас от такой сомнительной перспективы, — и потом, я принимаю таблетки… господи, Чарли, да, выеби меня уже… — И давно? — в исступлении рявкнул Чарльз, начиная резко двигаться, — сейчас я тебя так выебу… отвечай мне! — С тех пор, как узнала, что тебя трахает этот твой, — мстительно простонала под ним Мойра, — да боже мой, мне больно, ты можешь не кусаться?! — О, дорогуша, — невесело расхохотался он, — я хочу, чтобы тебе было больно, ты должна быть наказана за то, что сделала с нами! — Я сделала?! Это я тебе подло изменяла столько лет, по-твоему?! — Ты, глупая женщина! — рявкнул Чарльз ей в ухо и на эмоциях ткнул Мойру лицом в покрывало, — ты уничтожила, нахуй, нашу семью! Не смогла простить мне интрижку с Эриком, мою единственную слабость, Мойра, с которой выше моих сил бороться, я схожу по нему с ума, я потерял голову, да! Но никаких серьезных отношений у меня с ним быть не могло! Это же крест на моей карьере! Да и не приспособлен я для жизни с мужиком! Я бы никогда от тебя сам не ушел, ты понимаешь это?! Ты понимаешь?.. Да нихуя ты не понимаешь, потому что я женился на непроходимой дуре! Если бы тебе хватило мозгов, хоть капли мудрости закрыть на все это дерьмо глаза, простить… Ты бросила меня, сука… моя жена меня бросила, предала! — Твой этот… меня унизил! Ты и представления не имеешь, что он мне наговорил тогда наедине! Это навсегда разбило мне сердце… И после такого я должна тебя прощать?! — Хотя твои аргументы и крайне тупые, потому что ты сама нарвалась, когда без моего ведома отправила ему приглашение, и все вопросы к Леншерру, видит бог, я пытался тебя оградить от него, даже пиздюка его привлек... мне так хорошо с тобой сейчас, — стонал Чарльз, раздирая на ней блузку, жадно забираясь рукой под лиф и прижимаясь как можно ближе к горячей коже, — у меня идеальная жена с идеальной пиздой… сама можешь валить нахуй, а ее ты мне оставишь! И сиськи! И жопу! Можно, пожалуйста, все, кроме мозгов и твоего вечно всем недовольного голоса, от них у меня с тобой одни проблемы… Ну, пожалуйста, только не мозги и твое недовольство мной, у меня вообще на них не встаёт, я что, многого прошу?! — Чарльз, что ты несёшь… — Мойру затрясло от неудержимого хихиканья, потому что сорвавшийся в глумливое нытье голос Ксавьера сейчас балансировал на грани драмы и комичности, — если тебе нужна вечно молчаливая пизда, ну посети магазин для взрослых, что ли… Ладонь Чарльза грубовато-чувственно скользнула по ее щеке и шее, убирая волосы назад, и обхватила партнёршу за горло. — Не смей смеяться! Ты любишь меня?! — Ненавижу! Презираю… Чарльз… Чарли… Ох, да, вот так хорошо, не смей отпускать… — Любишь, сука?! Скажи это! Скажи это сейчас! Хочу знать! — Господи, да… Да… Да… Я все ещё люблю тебя, чертов кретин, ты ведь любовь всей моей жизни! — Мойра понимала, что в руках Чарльза, когда он так яростно и пылко ее хотел, лгать было невозможно. — Почему тогда развелась со мной? Почему, дрянь?! Нашла себе кого-то на стороне, да?! Шлюха грёбаная! — Что ты придумываешь, дурак, нет у меня никого! — Нет, есть! Тварь! Шлюшка безотказная, я всегда знал, что ты просто шлюшка, ноги раздвигаешь перед всеми своими ухажерами! Я все про тебя знаю, породистая блядь, как ты крутишь романы, пока я занят! — Ксавьер, уймись! Я только перед тобой ноги и раздвигала, — Мойре вновь стало откровенно смешно. Она действительна была верна мужу все эти годы. Флирт со скуки и ухаживания от симпатичных поклонников не в счёт. — Если когда-нибудь узнаю, что ты с кем-то путаешься… — У тебя больше нет права лезть в мою личную жизнь! — У меня всегда есть на тебя право! Да мать твою! Детка… Ты позволишь мне хотя бы иногда тебя навещать? Наедине, нахуй детей! — Нет, Чарли, ты должен оставить меня в покое, мы разведены, все кончено! — Сука! Потаскуха несчастная… но как же хороши твои сиськи… как сладенько тебя трахать, идиотка… думаешь, мне нужно спрашивать, чтобы поиметь собственную жену? — Бывшую! Маньяк ты конченный! — Повтори это ещё хоть раз и увидишь, что я с тобой сделаю… — Бывшую… о господи, да… бывшую… Чарли… еще… бывшую… Чем больнее было самому Чарльзу, тем слаще и ожесточеннее он трахал ее и, обиженный на нее, ставил засосы на шее, тонких плечах и руках жены, вперемешку с порывистыми поцелуями, ругательствами и бессвязными признаниями, пока с громким стоном не излился внутрь, втайне надеясь, что Мойра все же соврала ему назло, и ему удастся заделать ей ребенка. — Только подумай, а вдруг я все же полюбил тебя, а ты об этом так и не узнала, — уже спокойнее, но все ещё с горечью произнес он, вставая с нее и пряча член в брюки, — и уже никогда не узнаешь, благодари за это свою глупость… Полежи так немного, а можешь и ноги на стену задрать, тебе давно не двадцать, — он смачно шлёпнул бывшую жену по заднице и направился вон из бывшей супружеской спальни, гремя ремнем и заправляя рубашку в брюки. Внизу в баре что-то звякнуло, загремело, разбилось, послышался раздраженный мат — кажется, Чарльз неудачно налил себе выпить; хлопнула входная дверь, выпуская бывшего хозяина дома; привычно заурчал мотор его авто, и в доме воцарилась тишина. — Какой же мудак, боже, — фыркнула Мойра, съехала по покрывалу на пол, сокрушенно оглядела на себе разодранную в страсти блузку, задранную чуть ли не на нос юбку, безнадежно испорченную укладку и внезапно бурно расплакалась. Впервые за месяцы судебных разбирательств ей пришло в голову, а не совершила ли она ужасную ошибку, вычеркнув мужа из своей жизни? Успешный адвокат Чарльз Ксавьер был мастером по части перевернуть все так, словно вина лежит только на ней. Плохо было так, что не хотелось жить, и для успокоения расшатанных нервов бывшей миссис Ксавьер потребовалось срочно выпить. — Эй, — Эрик шлёпнул ее по щеке, приводя в чувство. Мойра вздрогнула и поморщилась — шлепок напоминал скорее неприятную пощечину, — вернись в реальность. Я не приемлю, когда моя женщина во время траха думает о ком-то или чем-то другом, кроме меня. — Я думаю о Чарльзе, моем муже, мудак, думаю о том, что, возможно, я зря с ним развелась, послушав тогда тебя. Он говорил мне в наш последний раз, что никогда бы сам со мной не развелся, и что жить с тобой невозможно, — с неприязнью отозвалась Мойра. Болезненные воспоминания царапали душу, она почувствовала, что настроение, вызванное какой-то мимолетной похотью и женским любопытством — узнать, каков Леншерр без одежды и в постели, безнадежно испорчено, — но рассказов о том, как мы трахались, ты от меня не дождешься! Эрик не сдержался, ударил ее по лицу наотмашь тыльной стороной ладони, пригрозив, что если она ещё раз откроет свой борзый рот, он засунет ей в глотку ее же трусы. Она лежала с ушибленными губами, отвернув лицо от Леншерра и мутным взглядом смотрела в окно, выходившее на террасу с садом. Ей срочно нужно было что-то предпринять, чтобы покончить с этим безумием — категорически не желающий ее отпускать от себя, разгоряченный, неуправляемый и распускающий руки Леншерр становился просто опасен… В детском крыле вот уже двадцать минут не унимались. Шестилетняя Джин ревела без остановки на весь дом, и Мойра слышала, чувствовала, что дочь впала в истерику, и в ближайшие часы собиралась устроить своим нянькам настоящий ад. Мойра знала, что дочь крайне недовольна тем, что развлекающий ее три дня веселый парень по имени Питер как-то резко испарился из их дома, и никак не желала ложиться спать без его смешной сказки. — Там… постой, остановись… — Мойра попыталась увернуться, ускользнуть от напористых поцелуев и жарких облизываний, и выбраться из-под тяжелого любовника, — там… Джин… — Ну и что, — равнодушно отозвался Леншерр, даже не думая прерываться. Внутри Мойры было восхитительно горячо и влажно, и выходить из нее прямо сейчас он не планировал. — Эрик, моя дочь плачет! У нее, наверное, температура, без меня она не заснет. Я должна подойти к ней, успокоить, почитать сказку на ночь, уложить! Это не займет много времени… — Господи, ты серьезно? — Эрик поморщился, слегка остранившись и с мрачным недовольством глядя ей в глаза. Как же его выбешивали тупые женские выходки и требования! Сама прыгнула к нему на член, а теперь дает заднюю, дура! — перестань! С ней же няньки. Ничего не случится. Сейчас ты должна быть только со мной, да, девочка моя? — Они не справятся, она хочет видеть только мамочку, ты не понимаешь, она не заснет без меня! — Я тоже хочу видеть ее мамочку, — Эрик снова уткнулся ей в шею, лаская, трахая языком чувствительное ухо, — хочу вылизать ее мамочке сладкую пизду… Она у тебя сладкая, скажи мне, я не успел распробовать… Скажи, что хочешь только мой хер, тебе нравится, как он тебя имеет, ты так его сжимаешь… Мойра зашлась стонами, когда он заставил обхватить ногами его за задницу. Ей было иногда хорошо, но чаще отвратительно. Эрик головокружительно плотными рывками входил в нее снова и снова, и почему-то все никак не мог кончить. Вдобавок, она почему-то начинала чувствовать себя ужасной, худшей матерью на свете. Джин захлебывалась слезами, и это разрывало ей сердце. Вынести все это вместе было невозможно, поэтому она предприняла еще одну попытку оттолкнуть Леншерра: — Эрик, да пусти же меня! Я должна идти к своей дочери! — Мне насрать. Твоя дочь уже не младенец, она справится. Ты сейчас со мной, — Эрик возразил резким, абсолютно холодным, бесстрастным голосом. Он навис над Мойрой, стискивая пальцами ее встревоженное, наполненное слезами лицо, — голый, мощный, очень недовольный. Пальцы переместились под голову Мойре, собрав в кулак ухоженные, шелковистые волосы, заставив запрокинуть голову назад и подставить шею под не терпящие отказа губы, — сейчас ты нужна мне, ты хочешь быть со мной, твоя мокрая пизда этого хочет, ты должна быть со мной, иначе я приму неприятные для тебя меры. Не устраивай мне истерику на пустом месте, договорились? — Но ты причиняешь мне боль, мне уже не так хорошо, как вначале… — Больно, когда я ебу тебя? — поинтересовался он, чуть отстранившись и с любопытством ее разглядывая. — Да, Эрик, мне, оказывается, больно! — взорвалась Мойра, ее буквально колотило от бессилия, — ты видел вообще, что у тебя ниже пояса?! — Лет с шестнадцати регулярно вижу. Со мной боль — это нормально. Мы это сейчас исправим, — Эрик подорвался с постели, что-то ища в карманах брошенной на кушетку одежды. — Знаешь, почему я в основном трахаюсь с мужчинами? Потому что они выносливые, с высоким болевым порогом и не разводят сопли из-за лёгкого дискомфорта. Вы, красивые бабы, такие нежные размазни, ужас просто! Чуть что, обламываете мне весь кайф! Пока он сидел голый на корточках, повернувшись к Мойре спиной, увлеченно распекал баб и расписывал преимущества секса с мужчинами, она с трудом сползла с кровати и, бесшумно ступая на носочках, попыталась выбраться из спальни. — Куда же ты, детка, я с тобой еще не закончил, — заметив ее маневр, Эрик поймал ее, голую, за талию и с силой швырнул обратно на кровать, залез сверху, шурша пакетиком с белым содержимым. — Ты что?! Я не принимаю наркотики! — Со мной — принимаешь, — спокойно возразил Эрик. Сидя у партнерши на бедрах, он втирал немного порошка ей в клитор и немного — себе в головку члена, — мне неинтересно кончать куда-то еще кроме твоей пизды, ради нее я здесь. Сейчас тебя вставит, и я хорошенько вставлю тебе. Так, ноги раздвинула! Сжалась, как целка мне тут… — Господи! Как тебя только Чарльз выносит? — безнадежно протянула Мойра, чувствуя, как Эрик вновь вторгается в нее тремя пальцами, согнув фаланги, — тебя от самого себя не тошнит? — Что ты там все ноешь? Чарльз твой долбится вместе со мной и ебется, как безумный. Я же говорю, так, как я его жарю в жопу, никто не способен повторить. Он у тебя конченный мазохист, хоть и не особенно любит это признавать, ты бы плётку почаще доставала и драла его резиновыми хуями, может, не бегал бы от тебя ко мне, — Эрик вдруг обдолбанно ухмыльнулся и подмигнул ей: — Но это не точно. Возможно, он во мне ещё что-то нашел… ну, там, влюбился, как мальчишка… знаешь, какую бы хуйню я с ним не творил, он всегда ко мне возвращается. Забавно, да? — Тебе не приходило в голову, что когда-нибудь лимит его прощения может и закончиться… ох, боже… что это… — Это? Твой кайф и мой неограниченный пропуск вот сюда. Папочка лучше знает, как девочку свою поиметь… Насчёт Чарльза… Ну, не простит меня, значит, простит мой хер, — беззаботно заявил Эрик, сверкая на нее возбужденным блеском в глазах, — он-то с Ксавьером вообще никогда не скандалит… Тело накрыла сладостная волна эйфории, и Мойра просто не успела достойно ему ответить. Джин в детской наконец-то замолчала, и Мойре стало вообще на все насрать. Эрик ещё немного потрахал ее пальцами в жёстком темпе, чтобы больше разогреть, добился от партнерши полной покладистости и подчинения ему до безостановочных криков, сумасшедшей дрожи и брызг, а затем перевернул и заставил встать на колени, поставил раком и драл так неизвестно сколько времени. Жёсткие проникновения сопровождались хлесткими ударами по заднице; Леншерр грубо хватал ее за волосы, за горло; пихал в глотку пальцы, мокрые от ее смазки и заставлял их сосать, держа за челюсть, трахал ее рот, вызывая обильную слюну. Иногда он выходил из нее и оглаживал слюной член, чтобы иметь партнершу было приятнее, и сразу вставлял по яйца, пока наконец, содрогнувшись, с пошлым хриплым стоном не наполнил ее своей спермой. Зябко закутавшись в свой шелковый халат, она провожала его в каком-то полупьяном-полуобморочном состоянии; тесно скрестив руки на груди, безучастно смотрела, как он на ходу застегивает свои штаны и обувается. — До встречи, дорогая. Я вновь навещу тебя на днях. Можешь встретить меня абсолютно голая. Он склонился, чтобы прощально чмокнуть ее в губы, но она отвернула лицо. Он хмыкнул и, схватив ее за плечи, вырвал поцелуй силой. Ему все больше и больше начинала нравиться эта породистая шлюховатая недотрога с характером. Только когда Эрик захлопнул за собой дверь, Мойра дала волю чувствам — со всей силы швырнула об стену все еще стоящий на столике пустой бокал, из которого пил Леншерр, и бурно разрыдалась. Она долго торчала в душе, смывая следы нежеланной, порочной, грязной близости с Леншерром, и проплакала весь оставшийся вечер и полночи, жалея себя, чувствуя изнасилованной, сломленной, хотя Эрик, на удивление, относительно сдержал свое слово — кроме ушибленных губ, он не причинил ей почти никакого физического вреда, даже платье умудрился не порвать; на коже после него остались, может, несколько синяков — на руках и шее; неприятно ныло между ног; огнем горела задница и покрасневшие следы в местах на теле, где он шлёпал, прикасался к ней губами, ласкал пальцами… Ей смутно приходило в голову, что могло быть и хуже… Под наркотой ей было слишком хорошо, так, как нужно, чтобы забыться. Давно ей не было настолько легко и наплевать, она даже забыла на время о бывшем муже и своем неудавшемся браке. Гребаный Эрик! Но слова, которые он ей нашептывал, были в тысячу раз хуже действий — Мойра чувствовала себя дешёвой шлюхой — доступной каждому, использованной, опустившейся ниже некуда. Что с этим противоречивым, тошнотворным чувством делать, потомственная аристократка поняла, немного приведя себя в порядок сильным успокоительным, к которому по рецепту своего врача нередко прибегала во время бракоразводного процесса. Она окончательно запуталась в мужчинах. Нет! Напротив, теперь она абсолютно все про них поняла. Все они конченные мудаки, без исключения! И чтобы восстановить расшатанные нервы и действительно начать жить с чистого листа, ей нужен долгий отдых вдали от них, от этого шикарного особняка, с которым связано гораздо больше ужасных воспоминаний, чем прекрасных. Она больше не может быть замешанной в этой отвратительной истории, слышать о хамоватом, вечно преследующем ее бывшем муже, его опасном мерзавце любовнике, прилипчивом сыне любовника… Сменив постельное белье и уютно устроившись за ноутбуком, Мойра углубилась в заманчивые предложения сайтов живописных высокогорных швейцарских курортов. Она должна была оказаться от всех троих как можно дальше. Желательно, на другом континенте, где-нибудь в Европе. Там, где никто из них ее не достанет.