самоубийство на складе.

киригири с отвращением смотрит на своё изуродованное тело. порезы на руках, на бёдрах, которые она скрывает. желание жить с каждым днём начинает уходить всё дальше, так ещё ебучий стресс в этой школе, где каждый раз нужно опасаться за свою жизнь. заснуть получается только на пару часов, просыпаясь от страха, тяжело дыша. за скрытием собственных эмоций, со временем она начинает выгорать, но показать этого не может. показать свои эмоции равняется показать свои слабости. сейчас она выглядит хуже, чем обычно. она выглядит по настоящему. кажется, она похудела немного. хотелось сейчас зареветь, но — нет. даже сейчас она пытается быть сильной. прислонившись спиной к керамической плитке спиной, лилово-глазая скатилась на пол. прижав колени, девушки опустила голову на них и заревела. она не слышит объявление монокумы, предвещая начало нового дня, не слышит настойчивые звонки в свою комнату от киотаки. ей уже плевать. в дверь так же начинают стучаться, сопровождая недовольство бьякуи, который уже сказал, что лучше оставить её в покое. появится потом, им сейчас не к чему ждать, когда она откроет, поэтому лучше провести утреннее собрание без неё. но в тот же день она так и не вышла. она провела целый день в своей комнате. обдумывая всё произошедшее, в сопровождении слëз. монокума вновь объявил отбой, на полу валяется лезвие, на бёдрах новые порезы. шмыгая носом, девушка всё соизволила встать с холодного пола и её взгляд цепляется на своё тело. шрамы, шрамы, шрамы и порезы, как и старые, так и новые. всё же найдя силы сходить в душ, девушка переодевается. поднимая воротник рубашки и одевая галстук, лиловые глаза цепляются вновь на внешний вид. глаза опухшие и красные, так же под ними уже виднеются синяки под глазами, губы искусаны, щеки впалые, сиреневые волосы растрёпаны. шмыгнув носом, киригири натянула на себя косуху, и одела излюбленные перчатки. решение принято импульсивно, но терпеть весь этот ад она уже не может. присев на кровать и одев сапоги, девушка направляется на склад. никого не встретив по пути, девушка заходит в довольно узенькое помещение. найдя бумагу и ручку, киригири принимается писать предсмертную записку, позже пряча её в карман кожанки. шмыгнув носом и нервно выдохнув она закатывает рукава сначала косухи, а позже рубашки. в глаза сразу бросаются шрамы и порезы. сердце начинает бешено бить ритм, кажется, оно вот-вот выпрыгнет из груди. шмыгнув вновь, киригири достаёт лезвие. нанося глубокие порезы, из которых моментально начинает течь кровь. кëко опирается спиной к стене, смотря куда-то в сторону. *** разговор с тогами, никак не интересовал селестию. переводя свой взгляд на что-то в библиотеке, либо рассматривая свой маникюр, либо задумываясь о чём-то другом, совершенно не слушая монолог бьякуи. наконец встав с места и покинув библиотеку, под предлогом, что она устала и отправиться в свои покои, чтобы поспать, тогами кивнул, возвращая своё внимание к книге. проходя мимо столовой, селес услышала звук чьих-то каблуков об кафель. быть асахиной или огами не может, не может, фукавой тоже, ранее упомянутые девушки не носят обувь на каблуке, а у токо не особо слышно такой звук. значит — сейчас прошла кëко. что же она может делать в столь позднее время на складе? подойдя к складу и прислушавшись к тому, что происходит за дверью, люденберг уловила звук ходьбы по складу, с сопровождении шмыгов. перестав подслушивать за киригири, селестия прислонилась к стене, скрещивая руки на груди, ожидая, когда кëко покинет склад. через какое-то время, она всё же не покинула его и закатив глаза, селестия зашла в помещение. заметив киригири, сидящую на полу наносящую себе на руки порезы, люденберг удивлённо вскрикнула. — киригири! — селес удивлённо застыла на месте, осматривая сиренево-волосую. глаза второй удивлённо раскрылись, роняя лезвие из рук. селес медленно подошла к ней и присела рядом, смотря на её раны. поджав губы в тонкую полоску, чёрно-волосая поднялась с места, направляясь к полке на складе, где она увидела, пару дней назад, кое-какие медикаменты. взяв хлоргексидин, вату и бинты, она вернулась к киригири. та опустив голову, закусывала нижнюю губу. боже, как же она провинилась, так ещё её и заметили за этим делом. присев вновь рядом с ней, селес взяла её руки, начиная обрабатывать. та спокойно смотрела на них и обрабатывая их, совершенно не задавая никаких вопросов кëко. вторая, даже и не смеет поднимать свой взгляд на неё, ей стыдно. наконец обе руки были образованы и перевязанны. — кëко, подними свой взгляд на меня.. — ласковый голос, услышать от селестии, было странно, но всё же лилово-глазая подняла свой взгляд. — киригири, задам единственный вопрос, зачем? — селес, — лилово-глазая поджала губы в тонкую полоску, — я устала, так жить. мне страшно тут находится, каждый раз опасаясь за свою жизнь, засыпать с тревожными мыслями и просыпаться с ними, и.. — я понимаю. — селес обняла кëко, в попытке успокоить. — где-то ещё есть порезы? — гладя по спине вторую, спросила селестия. — на бёдрах, но они обработаны. — прижимаясь сильнее к ней. — ладно, поверю на этот раз. — улыбнувшись, проговорила люденберг. — может отправимся в твою комнату? я посижу с тобой, не бойся, я тебя не убью. — кëко слегка кивнула, отстраняясь от селес и поднимаясь с места. подняв с пола лезвие и спрятав в карман, селестия последовала к выходу. — селес, подожди. — обернувшись на голос сирениво-волосой, селестия с вопросом посмотрела на неё. — что? — всё так же, смотря на киригири. — я люблю тебя. — я тоже, пошли.