***
въезд в город встречает их увядшим видом. будто бы та эпатажная зелень не выдержала такой известности и, решив покончить с собой, вместо кроваво-красных листьев и травы оставила огромное жёлтое пятно на блузке. ветхие домишки, что заполняют собой пространство вдоль дороги, явно выглядят брошенными, в окнах некоторых можно наблюдать оставшуюся мебель. словно жильцы решили бросить всё и начать сначала, с листа, который не был запятнат сломанной чернильной ручкой. — чёт жутко как-то, — лоскич передёргивает плечами. внутри зарождается странное чувство, желание остановиться в этом городе не появляется, и если бы не усталость, что прокрадывается в сознание с каждой секундой — он бы ни за что не стал здесь жить или ночевать. — зато очень хорошая локация для зомби-апокалипсиса, — молвит ломака, что раскинувшись почти звездой, лежит на полу фургона, тем самым давая затёкшей шее и спине привал, — они придут за тобой… — влад вскидывает руки, — отчего рубен невольно отсаживается, — растопыривает пальцы и сгибает их, будто он и есть один из мертвецов. — подожди, ты только что процитировал ночь живых мертвецов? ты серьёзно? — подняв удивлённо брови, поддевает его неля. ох, зря парень говорил, что всей душой не может терпеть подобную «брехню», — главный ненавистник — главный фанат? — и вновь смешки ползут по автомобилю, заставив ребят окунуться в атмосферу, находившуюся внутри, а не то, что подстерегает их снаружи среди больных растений. но не проехав должным счётом и пяти миль, как слышится звонкий хлопок, а ход автомобиля значительно снижается. миша недоумённо взирает на панель: бензин ещё есть, пусть уже и гораздо меньше. может, слетело что под капотом? лоскич дёргает ручник, тем самым заставив машину полностью остановиться, дабы та не укатилась по наклонной. миша, матерясь выползает на улицу, и в миг замирает. — да пиздец нахуй, — от пассажиров сразу доносятся «что случилось?» и «совсем пизда?» и, взирая на сие происшествие, лоскич склоняется ко второму, — всё ребят, плакали скачки, текила и ковбои, — ребята не выдержив интриги, отворяют выдвижную дверь, спрыгивают на асфальт и смотрят туда же, куда и миша. — это полное mierda… — рубен с осунувшимся лицом смотрит на спущенное колесо, а пыльный воздух оседает в лёгких и на лице, — мы не можем просто бросить фургон, в нём все наши вещи… — понимая безысходность ситуации, парень осаждается на дорогу. всё равно в такой глуши, в которую они попали, навряд ли его сумеют сбить на бешенной скорости, оставив от него лишь протяжный алый след. — я одного не понимаю — как? тут ни камней, ни стекла, бред сивой кобылы… — пытается рассуждать влад, но осознавая, что ситуации это не изменит, бросает затею. — мы можем оттолкнуть его на обочину, взять самое ценное, — то бишь деньги, — а там попытаться отыскать хоть одну заблудшую душу в этом городе-призраке, — парни стоят с пару минут молча, отрицая нелепость происходящего — но кивают в знак согласия. — тогда садись за руль, скажу когда отпустить, а потом и поднять ручник. руль старайся максимально вывернуть, иначе хрен повернёт, — командует миша. неля запрыгивает в машину; ждёт, когда в зеркале махнёт лоскич.***
то ли ребята выходят в центр города, то ли просто заселён лишь этот перекрёсток. они шли минут с двадцать, когда среди безмолвной тишины пустыни они заметили какой-то движение. нет, они не стали нестись со всех ног, наоборот, замедлили шаг и стали всматриваться вдаль. жаль, что у всех было не самое лучшее зрение и не получилось разглядеть полноценно. но количество мелькающих теней увеличилось до дюжины, а потому стало спокойнее. выцветшие дома не приобрели в себе цветов, кажется, это место было изничтожено чем-то на подобии атомной бомбы. и лишь самые отчаянные или наоборот, потерявшие всякую надежду на душевное спокойствие и кроху радости, решились на спуск крючка, тем самым оставив себя в плену разрухи. — на душе кошки скребутся, — шёпотом говорит неля. чужие зоркие глаза пристально смотрят на ребят сквозь слой грязи на окне. язык оббегает сухие губы, а дыхание учащается. девушка чувствует на себе чей-то взгляд, но найти объект её беспокойства не удаётся. — а ты панику лишний раз не нагоняй, — выплёвывает влад, что и сам на взводе. они объездили больше половины штатов: крупные города или совсем маленькие; поселения эмигрантов и зарождающихся хиппи — но нигде не было так пусто. компания идёт ещё пару миль, когда пред их взором вырисовываются две бензоколонки, а рядом восседает на коляске пожилой, но довольно прилично одетый мужчина. тот не обращает внимания на подошедшую к нему группу, взирает куда-то сквозь пространство, кажется, даже и не осознает, где он. рубен хотел было спросить, всё ли у мужчины в порядке, но ползающие букашки по серому лицу отталкивают и близко приближаться к старику, а потому, проявляет своё любопытство он на расстоянии: — эй, с вами всё хорошо? — руки парня тянутся растормошить человека за плечи, но вновь он одёргивает себя. зрачки старика резко перемещаются на испанца, отчего душа уходит вниз, а в горле пересыхает. житель что-то невнятно мямлит, обнажая беззубые дёсны. — бросьте с ним возиться, — из здания при заправке, — где обычно продаются снеки и газировки, — выходит женщина. её лицо красное, глаза её с пуговицы, а рот измазан в отвратительной красной помаде, — не ответит он вам, совсем старый рассудок потерял, — женщина достаточно преклонного возраста стоит под навесом, не суясь к незнакомцам, — вам чего? — у нас колесо пробито, может, у вас запаска есть… или хотя бы механик какой неподалёку? — подаёт голос миша, поправив лямки рюкзака. — мы можем отправить запрос в амариллу, но не факт что они вообще нам ответят… — протягивает женщина, она поправляет свою тёмную клетчатую рубашку, а грязные джинсы складками собираются в некоторых местах, — вы можете остановиться у нас на пару дней, заодно расскажете, куда путь держите, а то тут совсем одиноко как-то. друзья переглядываются меж собой, вновь окидывая женщину взглядом. она выглядит совершенно обычно, но что-то, что явно прячется внутри неё, не даёт спазму в груди исчезнуть. тот давит, не давая забыться в добродушных словах и приветливой улыбке. но всем и так ясно — выбора нет. конечно, они могут поютиться в небольшом фургоне, но просидеть сутки или даже больше, чтоб в возможности получить отрицательный ответ и, скорее всего даже не узнать об этом, ведь их машина осталась за три земли от места, где они находятся сейчас. безыменная женщина ещё недолго глядит на их замешательство и раздумья, как вновь раскрывает рот: — в общем, пойду позвоню и по поводу машины, и к себе домой, чтоб и на вас стол накрыли. минут через пять выйду, поможете затащить дедушку, и все вместе поедем. только скажите, где примерно ваша машина, — женщина описывает местность рукой, ожидая ответа. — точно сказать не сможем, — повышает тон рубен, — но мы только въехали в город, от силы и полчаса не проехали, — он озирается по сторонам, дабы увидеть одобрение его слов в лицах друзей — те кивают. — хорошо… — ухмылка озаряет её лицо, а сама она скрывается за деревянными ставнями. — они такие… странные? — говорит тихо влад, не зная, какое слово больше подойдёт под описание этих двоих, — типа, полуживой дед на улице, половина местности сплошь заросли, чтоб тебе помогли тебе придётся ждать сутки и то, если им не станет на тебя всё равно. кто вообще захочет остаться здесь жить? — задаётся очевидным вопросом парень, размахивая руками. — ну мы ведь не знаем их истории, может быть, у них нет другого выбора? — вступается неля. по себе знает, что поспешных выводов делать не стоит, но в данный момент её жалостливое сердце готово отключиться и оставить сострадание в отношении этой пары. — скажу честно, узнавать не хочется, — миша хлопает по карманам, проверяя наличие ключей, — и вообще… — не успевает лоскич ничего добавить, как дверцы отворяются, выпуская мадам из помещения. — ну всё ребятки, двое суток примерно ждать вам, на самом деле вам ещё повезло, — неназванная спускается к ним и обхватывает морщинистыми ладонями ручки инвалидного кресла, — вы идите за магазинчик, там моя машина стоит, я сейчас дедушку подвезу, — компания безмолвно повинуется, быстрым шагом уходя от колонок.***
— а вы вообще каким образом тут оказались-то? — интересуется энн, — обычно, если туристы и наведываются в штат, то маршрут через нас не проходит, они сворачивают по шоссе направо и едут себе дальше спокойно… — женщина громко шмыгает. — да мы решили изведать весь штат полностью, один раз живём, так почему бы и не заехать? — нервный смешок слетает с уст рубена. он же не станет упоминать, что карты у них нет, а ехали они в основном по интуиции, — а можно задать вам вопрос? — парень косит взгляд в сторону старика, что ютится рядом с нелей, которая отчаянно пытается увеличить расстояние меж ними. — удиви, — ладони крепче сжимают руль, а внимание энн полностью концентрируется на испанце. — а почему вы живёте здесь? тут же навряд ли есть подходящие условия для содержания… дедушки, — рубен сглатывает, смотря на абсолютные пустышки, что не проявляют и грамма разума в этой изнасилованной временем туше. до сие момента женщина никак не разгонялась, а размеренно скользила по дороге; скорость прибавляется, а брови съезжают к переносице. её явно начинает это раздражать, возможно, она ожидала услышать подобный вопрос, тогда отчего идёт такая реакция? — во-первых, условия есть. если ты считаешь, что ему обязательно помогут и постараются в больнице лучше, чем его семья — то ты ошибаешься, и ой как сильно. а во-вторых, у нас здесь ранчо со скотом и плодоносящим урожаем, зачем мне оставлять уже обжитое, а главное несущее прибыль место? — с упреком в голосе ведает ему энн. никто ничего не говорит. весь последующий путь они проживают в тишине.***
куча металла и старых машин, которые, если бы починить, снова встали бы на ход. но из-под открытого капота некоторых экземпляров даже не торчит двигатель, на свалках такие разбирают и сдают или прессом размазывают в тонкий лист. почему же ранчо стало кладбищем и утилем, к сожалению, ребята никогда не поймут. энн тормозит, оставляя после себя клубы поднявшейся пыли. ребята безмолвно выбираются наружу, а миша остаётся придерживать двери, дабы помочь вытащить старика. они озираются, стараясь лучше рассмотреть местность, но вопросов откуда столько списанных, — а может и угнанных, — машин и что те забыли здесь? чуть вдали, куда и ведёт протоптанная тропинка, виднеется дом. тот видно доживает свои последние годы, забирая с собой воспоминания разные. он может быть, смог бы запомнить больше, узреть столько всего — но либо у семьи энн проблемы с финансами, либо им не так важно сохранить до и после частичку их пребывания здесь. они ступают ближе, а потому всё чётче вырисовываются проросшие сорняки и высокие колосья травы, что пробили собой древесину и начали проникать в щели. но даже среди неухоженности, мусора и просто сплошного бардака среди невысоких деревьев, — неля мысленно предположила, что это яблоня, — стоят самодельные детские качели, что приятно, но оттого одновременно грустно выбиваются среди тягостной атмосферы участка. словно случайно разбросаны какие-то мелкие пристройки, можно сказать, что это сараи, но уж слишком те малы. среди всего убранства, снаружи стоят пару клеток с курицами, что при виде новых лиц закудахтали и активно стали махать крыльями, вызывая лязги прутьев. — что же, нам прямо, — женщина усердно толкает коляску вперёд, — не пугайтесь если на вас налетит ураган имени джедидайя, мой младший сынок. он довольно ярко реагирует на незнакомцев, — я совру, если скажу вам, что компания после этих слов почувствовала себя безмятежно. наоборот, захотелось сорваться с места или с утёса. почему у этой женщины в таком возрасте маленький ребёнок? почему она даже ради него не соизволила убраться из этой дыры, в которой они все благополучно увязли. ребята идут бок о бок, не отходя друг от друга ни на шаг. так им кажется, что с ними ничего не случится, но это чувство на уровне одеяла, чтобы тебя не заметили монстры из тёмных и страшных коридоров. под пеленой беспокойства они не замечают, как подходят уже к крыльцу дома; энн оставляет старика рядом с засохшей клумбой, тот издаёт лишь жалкий хрип и запрокидывает голову, отдаваясь лучам солнца. никакого ребёнка друзья не видят, и даже не знают они — хорошо это или плохо? женщина не успевает достать ключи, — хотя насколько дверь хлипка, те точно не остановили бы от грабежа, — пред ними появляется невысокий мужчина. тёмные усы закрывают его губу; сальные волосы вихрем лежат на голове, а густые брови нахмурены. его карие глаза смотрят оценивающе на компанию, особенно цепляя взглядом нелю. девушка съёживается и укрывается за спинами миши и влада, а рубен свысока озирается на члена семьи энн. — ну чего стоим, проходим, — мужчина ещё на пару сантиметров приоткрывает дверь, скрываясь за ней. на спине растекается пятно пота. энн выжидает, пока ребята собравшись с духом и полным воздухом лёгких, переступят порог. позади хлопок, женщина подгоняет их, а на фоне слышится звон посуды — звери сами загнали себя в ловушку.***
они сидят на неустойчивых табуретах, что так и норовят переломать и свои, и чужие ножки. компания сидит с понуренными головами; вилками они царапают тарелки, почти не прикасаясь к еде. нет, та на вид не вызывает отвращения, как и запах. но чужое чавканье и стекающий по подбородку мясной сок — вот, что заставляет тошноту подступить к горлу, едко обжигая то. они трапезничают в гостиной, но смотря на пожухлые обои, что полосами длинными отслаиваются от стен, и полкам уставленными различными вещицами, в непригодном состоянии страшно представить, в каком безобразии царит кухня. — вы упоминали джедидайя, а собственно говоря, где он? может, его тоже стоит позвать к обеду? — невзначай спрашивает влад, все же заминая кусок мяса. он бы сказал, что оно похоже на свинину. — ох, да бегает поди по соседям или за собакой той бездомной увязался, — поглаживая усы, отвечает хойт, — на суп бы пустить её, неправда ли, энн? — и разражается хохотом, тот подхватывается тихими смешками женщины. но смех стихает и мужчина вновь подаёт голос, — расскажите что-нибудь про себя? откуда вы? а то всё, что мне сказали по телефону, так это, — он прокашливается и переходит на писклявость, — готовь больше, а то гостям не хватит, — и крутит пальцем в воздухе. мышцы расслабляются, давая ребятам немного сгорбиться и не следить за каждым движением в пределах комнаты. даже кусок в горло пошёл. — я — испанец, а они из советов, но не подумайте, они не шпионы, — добрая ухмылка расцветает на лице хойта, — мы путешествуем по штатам, а там глядишь и по всей европе тур устроим, — грезит о будущих достопримечательностях и всяких сувенирах рубен. — помню, сынишка мой старший влюбился в испанку, бегал за ней, что-ты, даже не умолкал ни на секунду, — с грустью изроняет мужчина, — а в мексику не хотите? как бывший гражданин говорю, что довольно радушная страна, да и посмотреть есть что, — и хойта будто бы прорывает, он начинает быстро тараторить, проглатывать буквы, но ярко разъяснять о величии собора пресвятой богородицы в мехико. никто не замечает, как энн услужливо подливает им в стаканы чай на травах. они спрашивают о том, что же хойт ещё посещал, куда они ездили с женой, — энн, — но тему семьи те старательно опускают и всячески увиливают аки ужи от нападок. с каждым мгновением их голоса всё тише, а мыслям труднее добраться до командного центра и быть обработанными. движения заторможены, а тонкая кожа век устилает собой мир, отправляя в безграничную обитель темноты и сновидений.***
первое ощущение — это тупая и тянущая боль где-то в спине, а затем будто тысячи иголок расползаются вниз по позвоночнику. рубен помутнённым взглядом пытается разобрать «где он чёрт возьми находится?». он тянет руки назад, стараясь нащупать то, что ему мешает, но от его действий внутрь как штырь вонзается остриё. мученический крик срывается с его уст. слёзы хлещут по щекам аки резвые реки. отросшие волосы прилипают ко лбу, застилая собой периметр. рубен не сдаётся, закусив губу и зажмурившись, он обхватывает руками то, на чём висит. выгнувши спину и слегка раскачавшись, парень рушится на пол, тут же сворачиваясь эмбрионом. он закрывает ладонями уши, поджимает колени ближе к груди, старается вжаться как можно сильнее — лишь бы никто не заметил. но чьи-то маленькие руки обхватывают его плечи, прижимают к себе. а рубену хорошо в этих объятиях. да, ему всё также больно, но его не пинают по рёбрам, не вгоняют нож под сердце, а потому лучше ютиться в чужих лапах, — пусть это и может быть его каратель, — чем испытать ещё раз пытку адскую. — эй, не закрывай глаза, — теперь его отчаянно трясут. тихий голосок выводит парня из транса, где-то он его уже слышал… — руби, пожалуйста, посмотри на меня, — неля. это неля. она сжимает ткань его рубахи на спине, лишь бы лишние капли крови не просочились, — о господи… — всхлип вырывается наружу. для испанца это словно гром, режущий слух. парень через «не могу» отрывается от сырой земли, успев измазать вещи в грязи, и жалобно взирает на девушку. та облегчённо выдыхает — в сознании, всё ещё здесь. она тут же глядит вокруг в поиске вещи, которая помогла бы ей подлатать рубена, но страшная темень, нарушаемая лишь тусклым светом лампочки, — что находится на другом конце комнаты, — не даёт ей осмотреться. — потерпи немного, я сейчас приду, ты только потерпи, — неля встаёт с колен, но рубен тут же тянет её обратно за руку. ему страшно. вдруг она сейчас скроется в непроглядных кромешных углах и это последний раз будет, когда он её видит. парень чувствует, как на чужих запястьях, словно тонкие браслеты увешаны рельефные шрамы. — tenga cuidado, — пусть неля его и не понимает, но кивает. сжимает кончики пальцев, а после выпускает из ладони и скрывается за тряпками, свисающие с потолка. рубен ползёт к стене, дабы была хоть какая-то опора. ему тяжело держаться в вертикальном положении, но даёт себе отчёт в том, что рано или поздно ему придётся бежать и идти куда бы то не было, но подальше от сюда. он слышит тихое шуршание, столкновения каких-то склянок и банок, а после перед его взором снова вырисовывается девушка, что заправив волосы за уши, наклоняется рядом с ним. в её руках разорванные, но длинные клочки ткани и мутная бутылка. — спирт, — говорит неля и смачивает в нём тряпки, — пожалуйста, развернись ко мне спиной. я обработаю и постараюсь, как смогу, обмотать. рубен, отталкиваясь от стены с кряхтением и тяжкими вздохами, разворачивается. неля задирает одежду. пальцы её заходятся в тряске, а горло спирает. пусть снаружи это совсем и небольшая рана, но то, насколько глубоко был загнан крюк ужасает. — будет щипать, если можешь, то постарайся не издать звуков, — уже перейдя на шёпот, просит подруга. она почти невесомо касается дыры, но рубен тут же уклоняется в сторону и бьёт себя по колену. девушка дует на рану, прекрасно понимая, что погоды это не сделает. тряпки обволакивают тонкую израненную кожу, пропитываясь червлёным металлическим пятном, что никогда не сотрётся никаким порошком. неля старается их растянуть, чтобы она смогла протянуть её вокруг и те плотно прижались к туловищу. слышится треск, но девушка лишь на секунду заминается, видит, что нигде не расходится шов и вновь приступает к делу. рубен мужественно терпит то, как прокол реагирует с шипением на спирт и прилипающим ниткам. — всё, попробуй подвигаться, — испанец поворачивает корпусом, пролегающие под подмышками полоски натирают, но пусть будет так, чем лужа крови под ним, — вставай, нам нужно скорее выбираться отсюда.***
чуть ранее.
влад пытается ртом втянуть воздух, но вместо этого заходится в кашле. толстый жгут зажат меж его зубов, он похож на безумного шакала, чей оскал не сулит хорошего никому. запястья стиснуты верёвкой у него за спиной, как и лодыжки. ломака ёрзает и раскачивается на месте, пытаясь, — пусть и недостаточно устойчиво, — встать. но ничего не выходит. горло пересыхает, — его стенки словно под плёнкой, — а пот так и льётся по вискам к шее и дальше вниз. зрение парня изначально не было орлиным, но к темноте те, — глаза, — привыкают, как владу кажется, дольше положенного. вместо стен из бетона или кирпича его окружают груды земли, что не скатываются только благодаря паре досок, которые удерживают весь наплыв. парень не может найти ничего подходящего для своего освобождения, а потому принимает решение попытаться развернуться и взглянуть, грубо говоря, под другим углом на своё место заточения. влад упирается ступнями, напрягает ноги и отталкивается, поворачивая корпусом. его слегка отклоняет вбок, отчего он почти переворачивается в такое положение, из которого без помощи не выбраться — но ему удаётся проделать такое действо ещё пару раз без эксцессов, открыв вид на ранее недоступный ему вид. на полу мешком валяется тело. лицо человека уткнуто в слои земли, в голову закрадывается мысль: а дышит ли он? но сомнения развеиваются при взгляде, — пусть и на еле заметные, — вздымания спины. влад мычит, пытается стучать ботинками дабы обратить на себя внимание. копна чужих волос шевелится; человек дёргает ногами, удивительно, но те почему-то не обхвачены оковами. но вот руки, упрятанные за спиной, всё же не могут довольствоваться всеми благами свободы. фигура заходится в кашле, а влад радуется аки дитё, что его друг, — он и не думает, что здесь по мимо него и его друзей могут находится другие пленные, — жив и они смогут поскорее вырваться на волю. — голова… — миша переворачивается на спину, вдыхая полные лёгкие воздуха. его лицо всё измазано, а на губах куски почвы. он поворачивается лицом в сторону влада, тушуется в ту же секунду как видит его, а затем что-то похожее на несдержанный смешок слетает с его уст, — ёб твой рот, что за ролевуха? — то ли его мозг всё ещё не осознает плачевность ситуации, то ли наоборот, атрофировался до такой степени, что всё кажется смешным и нереальным. ломака активно подпрыгивает на месте, даже пытается приблизиться такими темпами к другу. он хочет втянуть ртом кислород, а то от собственных стараний тот заходится в тяжёлом и глубоком дыхании. — да погоди, сейчас что-нибудь придумаю, — лоскич вновь переворачивается на живот, опирается на колени, тянет корпус вверх, а затем отрывается от земли, словно пытаясь сделать прыжок через голову — и вот он оказывается на своих двух. миша застывает во мгновенье. его голова кружится, разум витает в прострации. перед взором и так сплошь темень, а к ней добавляются сборище мелких точек и подкатывающая тошнота. но парень понимает, что плеваться он будет желчью и, возможно, заползшими в его рот червями. лоскич примечает на стене выпирающий крюк, что под стать его положению висит на нужной высоте. он подходит к нему, поворачивается спиной, перекидывает руки так, чтобы верёвка перекинулась за штырь и её можно было бы тереть о него. он не видит, как ворсинки мало-помалу лопаются, вскоре высвобождая чужие запястья. миша тут же отходит и кидается к владу, который к тому моменту уже прекратил попытки самостоятельного спасения. первым делом он разматывает кляп; влад откашливается, плюется в сторону, а тем временем его конечности почти полностью освобождены. но яростный крик где-то вне комнаты пугает парней, отчего те застывают, затаив дыхание. друзья глядят в глаза друг другу. зрачки расширились до пятидесяти центовой монеты, те забегали в поиске причины резкого и раздирающего клика. мишины ладони трясутся, но всё же до конца распутывает сети на ногах влада. парень растирает кожу, дабы кровь вновь прилила к перетянутым сосудам. лоскич протягивает парню ладонь, тот принимает её и поднимается со своего места: — валим отсюда, — молвит ломака, пробираясь к самодельной деревянной двери. на той нет замка, а потому, дёрнув на себя, парням открывается проход в подземелье, — попробуем найти руба и нелю… тусклым святом озарён коридор, кои можно сравнить с путями и витиеватыми туннелями шахт. они озираются по сторонам, а после переступают порог. хладный сырой воздух пробивает ноздри, по коже пробегает табун мурашек. хочется зарыться в тёплое одеяло, но не встретить такого дара в этой погребной яме. — ну, с богом… — шепчет миша, но держа ухо в остро. влад хмыкает, и делает шаг вглубь, туда, где за поворотом скрывается остальная часть лабиринта. только бы минотавра не встретить. узкий проход сменяется на комнату сразу с несколькими выходами. вдоль стен стоят шкафы со ставнями, посему узнать содержимое не получается. вдали стол с инструментами и ящиками, а на полу разбросаны скомканные и порванные листы. на некоторых различаются грифельные полосы, что затейливо расползлись по бумаге, складываясь и переплетаясь в образы из снов и фантазий. под подошвой раздаётся хруст. влад поднимает ногу, дабы узреть горстку костей, что были раздавлены в муку, словно он надругался над погибшими существами. миша чертыхается под нос; тот резкий звук нарушил покровительственную тишину, будто бы внося смуту в разряженный воздух. парни озираются, но теперь всматриваются и в пол, лишь бы вновь не наступить в импровизированную могилу, — или же целое кладбище. в синим ящичке кроме проводов и всяких гвоздей с винтиками, почти на самом дне непримечательно лежат отмычки. в выдвижных же полках бездельно валяются ножи, — некоторые вымазаны в чём-то тёмном, почти чёрном, аль так свет тусклый упал? — пассатижи, парни помнят те груды авто, что встречали их у входа. влад хватает себе нож, больше похожий на охотничий, а миша — напильник. — если драка неизбежна — бей первым, — пусть и в шутку кидает ломака, но напряжение в ладонях, что стискивают до посинения оружие говорит о его состоянии определённо больше, чем его разум и язык. а миша же надеется, что нападать ни на кого не придётся. они идут в ближайший проход, что освещён слабым светом одинокой лампочки, вокруг которой собираются букашки да мошки. парни пытаются найти либо пропавшую часть их компании, либо же чёртов выход, которого, — как им кажется, — попросту не существует. иначе, среди бы этих извечных поворотов, каких-то узких или низких дыр в стене, была бы лестница иль ещё чего. где-то позади раздаётся лязг цепей, тех, что установлены на бензиновых пилах. они оборачиваются назад, вдали коридора кто-то невысокий, но явно грузный, — широкие плечи слишком хорошо видны на фоне всего остального, — с волосами в разные стороны, почти как у эйнштейна, а в руках держит бензопилу. та завелась с первого раза и теперь на них большими шагами ступает неизвестный; парни срываются с места, неспециально толкая друг друга. — что за пиздец, — злобно шипит влад, задыхаясь от бегства. от стен разносится громкий смех, а шаги будто бы совсем рядом, а жаркое дыхание опаляет собой шею. возможно, они свернули не туда и промчались мимо выхода, а может судьба их не любит, но когда пред ними вырастает стена, всё становится понятно — они загнали сами себя в тупик. в стене, как будто вырезан специально для них квадрат, благодаря которому, они могут пробраться в другую комнату. миша юрко проползает в него, тут же вставая вновь в полный рост и давая организму время на отдышаться и прийти в себя. лоскичу думается, что он в комнате по типу кладовой: парочку стеллажей, куча коробок и пара полок забитых очевидным хламом. он смотрит на дыру в ожидании друга, парень видит, как ломака сгибается, встаёт на колени и… не может пролезть. влад старается, цепляется боками за стены, слышно даже, как рвётся ткань на его рубахе от усердствия. миша припадает к нему, тянет парня за плечи, тихо приговаривая «ну давай же», но от совокупности всех действий он чуть продвигается, а дальше встревает намертво, буквально. он не может не попятиться назад так и не пролезть вперёд. звук скрежета всё ближе. — хватай меня, хватай! — ломака загребает руками землю, пытаясь прокопаться под себя, миша старается помочь, но он то и дело переключается с вырывания ямы на таскания за плечи. но в миг влад перестаёт что-либо делать, руки его безвольно падают, а звук чего-то хлещущего и металлического скрежета остаются единственной симфонией в утопленном театре. изо рта льются реки крови, пропитывая землю. глаза тускнеют, теряют тот блеск жизни, который присутствовал в владе, даже тогда, когда казалось, что только могила — выход и его спасение из этого дерьмового мира. миша в ужасе пятиться назад, прижимаясь к стене. он не верит в то, что видит. парень хватается за голову, ногтями впивается в кожу, дёргает себя бесщадно за пряди, пытаясь выбросить, вырвать из разума этот злосчастный эпизод с корнем. тошнота подступает с самого низа к горлу, обжигая его стенки. но тело отчего-то задвигалось, его словно трясут, но только с другой стороны. пара таких манипуляций и влада больше нет в дыре, зато открывается вид на его часть, вторую часть. его линчевали напополам, ноги лежат отдельно от туловища. видно, как кишка просто вываливается наружу, словно только этого и ждала всё своё пребывание внутри трупа. в проёме показывается лицо. но только оно не настоящее. вся кожа усыпана штришками из ниток, что явно соединяют куски чужой оболочки. из всего сущего, только глаза реальны: безумны, налитые кровью и жаждущие большего. ему мало, маньяк заводит пилу по новой, тянет за её рычаг и просовывает через дыру. машет ею насколько может, пытаясь раскромсать забившегося мишу, что тихо шепчет молитву под нос. слёзы текут бесщадно, застилают пеленой взор. — оставь меня, прошу!***
пальцы сжимаются на чужом плече, трогают ткань лишь бы не потерять опору и то тепло, что находится рядом. рубену приходится иногда поджимать голову, дабы не удариться о перекладины, проходящие под потолком. неля плетётся рядом, оглядываясь назад. её преследует чувство гадкой слежки, словно исподтишка, что крадётся притаившимся хищником. жужжание издалеча долетает до парня с девушкой, разносится молниеносным эхом. ноги подкашиваются, а колени дрожат, от подоспевшего, леденящего и стопорившего их движения страха. но здравый смысл через тернии одолевает помутнение и посылает мелькающий свет со словами «беги». беги: так, чтобы тебя не догнали; так, чтобы лёгкие горели и ты был в шаге от потери сознания. сквозь коридоры и сквозные комнаты без дверей, они несутся, не зная куда. они давят разбросанные костяшки и задеваю те, что весят в проходах на тонких лесках, отмахиваясь от тех, как от мух. металлическая дверь с сетками восстаёт из-под земли, преграждая собой путь. но там, за плетёными прутьями видна лестница, уходящая вверх. рубен подходит, дёргает за ручку, но та не поддаётся. парень старается тянуть её на себя, но та закрыта на замок. и только ключи или щеколда с другой сторону могут отпереть её. испанец бегает взглядом, пытаясь прицепиться к чему-то стоящему, и находит. шпилька, что не даёт челке нели упасть той на глаза. — нель, дай невидимку, — та не задав и вопроса, вынимает её и кладёт на раскрытую перед ней ладонь, — спасибо, — рубен падает на колени, те саднят и ноют, но и пусть. он расправляет пошире безделушку, просовывает её в скважину и пытается нащупать клапан. — руб, но как же влад и миша? — голос девушки содрогается, а руки прижаты к груди, — нам их надо найти, мы не можем их здесь оставить, а вдруг они ещё не нашли выхода? может, это единственный на весь этот лабиринт. прошу, давай сначала найдём их, — скороговоркой просит неля, не умолкая. она проглатывает звуки, всхлипывает, отчего её речь становится практически неразборчивой. — блять, — он слышит как что-то щёлкает внутри, боясь, что это сломалась шпилька он вытаскивает её, но затем облегчённо выдыхает и вновь садится за взлом, — лучше открыть эту ёбанную дверь сейчас, как этого нельзя понять, а? а что если мы потом попросту не успеем или не найдём её? — ему хочется выплеснуть своё раздражение вперемешку с ядом. он хочет спасти друзей, но он также хочет спасти и себя. а потому, пусть у них заранее будет план отступления, — есть, — он вынимает аксессуар, прячет в кармане и тянет за ручку. грохот, что разносится по подземелью оглушает, но процесс уже не остановить. рубен распахивает дверь до конца и вбегает внутрь, утягивая за собой опешившею девушку. перепрыгивая некоторые ступени, они оказываются наверху. свобода? они внутри какого-то здания, они прокручиваются на месте в поисках выхода, примечают лазейку, ныряют в неё, сгибаясь. а после прыгают в ближайшие кусты, как раз в тот момент, когда со стороны груды машин, услышав запредельный шум, идёт босая блондинка.***
маньяк выползает и вновь встаёт в полный рост. стоит и пытается понять на слух и сориентироваться, к какому выходу ему стало быть стремительно идти. откуда пойдёт кровавая охота. он разворачивается и делает первые шаги в сторону новых жертв. миша судорожно выдыхает, благодаря и проклиная тех, кто и отвлёк, но и бросил его здесь одного. он встаёт со своего места, приближается к лазу, в который так и не смог протиснуться влад и вслушивается. неизвестный удаляется от него, а потому, лоскич хочет выждать момента и броситься, как на утёс, из этой комнатушки. он мысленно даёт себе отсчёт в пару минут и, стараясь не сбиваться, считает каждую секунду. иногда то ускоряясь, а иногда наоборот уж слишком медлительно. он высовывает голову наружу, возможно, это была бы роковая ошибка — но ему везёт. он не встречает никого, не слышит злорадного смеха, а потому выходит из убежища в чужом логове. он старательно отворачивается от расчленённого тела друга, боясь, что если хоть раз взглянет, вся его мнимая уверенность улетит в небытие, оставив после себя ночные кошмары. миша вынимает напильник из кармана, держит его перед собой, будто оно его в случае чего спасёт, как говорится: верьте и всё у вас получится. парень ступает кроткими шажками, взирая вперёд. он пытается вспомнить, воспроизвести маршрут того, как они бежали, но увы, мозг был не в состоянии запомнить, вдобавок стерев из разума и самую начальную комнату. или здесь всё настолько одинаково, что лоскич просто не уверен, а та ли это была? он поворачивает за угол, темень укутывает его. миша старается напрячь зрение, дабы увидеть хотя бы место, куда он ступает. его рука касается стены, ведёт вдоль неё, как та нащупывает что-то тёплое и мягкое. лоскич замирает, пальцы предоставляют себя хаотичным движениям, но ладонь поднимается выше. сначала была простая ткань, а затем оно сменилось чем-то холодным. думать долго не пришлось — кожа, эта была блядская хладная как студень кожа. миша не успевает отдёрнуть руку, как в его тело впиваются десятки мелких лезвий. те, которые установлены на пиле. лоскич кричит, пытается отбиться он нападающего, но его разворачивают, вжимают в стенку со всей присущей мощи. кровь пропитывает собой рубашку, теперь лето навсегда осталось кровавым месивом на бренном теле жертвы. сухая ладонь дёргает за рычаг и вновь раздаётся трель из скрежета цепей на пиле. они перемешивают внутренности, превращая те в мясную кашу. миша захлебывается в криках и крови, что прорывается из него, пузырясь в уголках губ. сил бороться нет; боль терзает его голову, в нём лишь одно желание — скорой смерти. но он продолжает висеть на конце пилы, слышит возбуждённое дыхание напротив, а бог с ним всё играется, с жадностью наблюдая за его страданиями. одна лишь мысль успевает проскочить перед тем, как его мозг умрёт — он ждал его.***
— кто это? — спрашивает скорее у воздуха неля, чётко зная, что ей никто не ответит. — не знаю, но явно она нам не поможет, — и рубен указывает на клинок в её руке. девушка озирается по сторонам и, не замечая никого, уходит туда же, откуда и пришла по их души. их окружают высокие деревья, кусты и пристройки. идти в главный дом — глупо и самоубийственно. а потому, им стоит найти обходные пути из этого дома душевно больных, выйти на дорогу и поймать попутку. доехать куда угодно и вызвать полицию. но те забегают слишком вперёд, надо бы сначала решать проблему того, как пройти незамеченным никем. они идут средь высокой травы на корточках, усердно стараясь её не раскачивать или делать это в такт ветра. друзья доходят до одного из сараев, выискивают кого-то, кто мог бы помешать им — никого. сгорбившись и не встав во весь рост, они заходят внутрь, дабы осмотреться в поиске какого-то оружия или других полезностей. — боже… — девушка прикрывает ладонью губы, глаза её темнеют от ужаса. она указывает на стул, что был сплетён из верёвок, а главным материалом выступили кости. те пожелтевшие, а на некоторых плохо очищенных виднеется уже не мясо, в гниль, которую всё ещё пожирают насекомые. рубен взирает на это, но возникшая усталость от потрясений и ужасов за этот день убили в нём какое-либо удивление. он просто тяжко втягивает воздух, прикрывает глаза и пытается свыкнуться с тем, что видит и с чем ему возможно придётся столкнуться в дальнейшем. они уходят дальше, замечают продовольственные инструменты: коса, серп, — неля даже в своём состоянии испускает нервный смешок, — и другие вещи. рубен хватает топорик, таким не рубят дрова, такими метают в цель. девушка же берёт длинный штырь, которым при хорошем и поставленном ударе можно не только вырубить, но и отправить на тот свет. ребята выбираются наружу и высматривают самый близкий путь отступления. но назад им смысла идти нет, а потому они обходят постройку и оказываются на другой стороне. тут же мелкие чёрные глаза замечают их, и кудахтанье разрывает собой шум ветра и стрекочущих кузнечиков. рубен в панике сдирает с себя рубаху и накидывает на клетку. курица погружается во тьму, но кричать из всей своей мочи не перестаёт. к ним бегом приближается блондинка, размахивая заточенным остриём. неля и рубен не срываются, нет. пусть в них бушуют страх и ярое желание спрятаться, они остаются на месте, принимают стойку, готовые напасть в ответ. но неизвестная не сбавляет ходу, она увеличивает шаг и безумно глядит позади них. рубен поворачивается, а там, за ними в руках с бензопилой стоит ночной кошмар. парень сжимает руку девушки, она провожает его взгляд и сглатывает. они в западне. блондинка предстаёт пред ними, неля замахивается и бьёт штырём по плечу. нож выпадает из рук девушки, она кричит разъярённо, собираясь впиться ногтями в нелю и разодрать в клочья. но рубен подоспевает и бьёт по шее сумасшедшую, отрубая её. голова катится, оставляя червлёный след и багряное пятно. тело её содрогается в конвульсиях и бьётся словно при туррете об землю. но рубен получает удар по спине, падает рядом к женщине, переворачивается и смотрит, как чудовище, вышедшее из кругов ада, хватает его подругу за шею. он пытается встать, хочет напрыгнуть на него и выдавить белки, но удар открыл его рану и теперь он не может пошевелиться. — нет, стой! — неля царапает его руки, колени её подгибаются, она пытается вывернуться, но всё тщетно, — оставь её! — голос срывается и в нём рождается хрипотца. — прости меня, но бог послал мне только тебя, — хруст и неля падает замертво в объятия смерти, — я знал, что рано или поздно моя любовь вернётся ко мне, но в другом обличии, я знал это, — испанец пытается дотянуться до топора, но тот отлетел далеко. а убийца всё ближе к нему, нависает над ним и тянется к себе за пазуху. резкое движение и боль теперь расползается по животу, — прости меня, но я не могу вновь потерять это чувство. чужая ладонь падает на волосы рубена, сжимает их, а после бьют о землю. он выпадает из реальности.***
его веки вздымались не раз за прошедшие часы; кровь стекает мелкими струйками из неглубокого разреза вдоль его живота, в моментах унося с собой и разум испанца. он вновь подвешен на ржавом крюке. руки его расставлены в стороны и привязаны к деревянным балкам, что не дают обвалиться потолку в преисподнюю. в ад, что был создан не человеком, а самым что не на есть на то монстром. яркий свет бьёт ему в лицо, глаза слезятся, даже когда те закрыты и, казалось бы, погружены во мглу. грудь рубена больше не скрыта под яркой рубашкой, что так и говорила о себе: «я создана для лета!». та нага, она открыла всем взор на полученные в неравном сражении шрамы, увековеченные на холсте тела. парень слышит позади себя приближающиеся шаги. рубен жмурится до боли, клетка заходится в бешеном ритме — перед смертью не надышишься, не так ли? по его талии и вниз проходится шершавая ладонь, замирает там, где под слоем кожи, мяса и костей укрыто от глаз любопытных: оно. сердце. то трепещет в ужасе, разорваться бы в клочья да не мучить себя, но увы, ему принято это делать лишь при разбитой любви. — ты прекрасен, словно луна средь чистого, беззвёздного неба. вокруг тебя не может никто находится, они бы блекли на твоём фоне, на контрасте с тобой те никто, — маньяк глядит на него серо-зелёными глазами, брови его вздёрнуты вверх. так глядят сторонники искусства на «весну» боттичелли; так одержимые и сумасшедшие писатели взирают на музу, что приходит к ним, отчаявшимся и разбитым, да обнимает за их тонкие плечи; так глядят на рубена, — прошу, взови меня по имени, — он впивается в кожу испанца, оставляя алые вмятины на бледной коже, что вскоре превратятся в синюшные галактики. — я не знаю твоего имени… — в груди что-то пылает. ярость и злость восстаёт из нутра на безвольного человека пред ним. хочется выплеснуть ему яду на лицо, что наконец не спрятано за маской из кожи других обречённых. — конечно, конечно… — в голосе его скользит несправедливость с принятием, — как я, такой смертный, мог быть замечен тобой, о вестник, сбежавший с небес, почему ты такой? один лишь взгляд на тебя и у меня замирает сердце во мгновение. как такой прелестнейший подарок судьбы смог перепасть такому отродью как мне? — его длинный нос упирается ему в рану, он почти готов зарыться внутрь рубена, — вова, прошу, скажи моё имя. — вова… — испанец слышит, как с чужих уст срывается стон, — зачем ты её убил? зачем ты оставил меня одного? — горло саднит от вырвавшегося крика, — убей меня, ты ёбанное отребье, убей меня, сукин ты сын! — рубен дёргается, тут же ноющая боль в спине сменяется резкой, ярко алой. маньяк отодвигается от него, часть лица измазана кровью, но тому, кажется, это лишь по нраву. он удивлённо смотрит на испанца, что тяжело дышит после изливания посмертного желания. — не только её… — он хотел было поднести свои ладони к лицу рубена и уткнуться лбом в его, но рост не позволяет завершить задуманное полностью, — я убил их всех, до одного, — что-то лопается внутри на щепки, — такой ангел как ты не умрёт, нет… ты будешь жить вечно, ты будешь освещать мой мир до конца моих дней. а что бы ты продолжил сиять, тебе стоит поесть, не так ли? — вова скрывается изведу. рубен завывает от боли, обречённости и смирения. ему никогда не сбежать, не быть покою в его мире. — тс, не надо плакать, пусть и слёзы твои для меня украшение, — в его руках пластина черепа, глубокая выемка с мутной жидкостью внутри и ложкой, — открой рот, попробуй, я сам готовил, — испанец вертит головой, за что получает удар по животу. он невольно склоняет голову, собираясь свернуться — увы и ах, не выйдет. вова насильно впихивает ему ложку в рот, а рубену ничего не остаётся кроме того, как поглотить преподнесённый ему подарок, — как тебе? парень молчит. его взгляд утопает в чаше, дабы не видеть очи чужие, что с упоением поглощают тело рубена. вова зачерпывает и себе немного супа, но от увиденного слёзы вновь посыпались крупицами по щекам. там, со дна тарелки маньяк достаёт чьё-то ухо. опрокидывает в себя кушанье, причмокивая и пережёвывая. — mamá, sálvame, por favor.