Госпожа Жизнь

У Смерти тоже есть личная жизнь, но не всякого он в этом посвящает. Спрашивается, если существует обличие смерти, то есть ли жизнь? Да, скажу я вам, только вы не умеете её видеть. Все эти прекрасные виды, стук ваших сердец вы воспринимаете как должное, но госпожа Жизнь всегда рядом с вами. Он в очередной раз вернулся за полночь, если бы разбирался во временах. Как всегда, апатичный, но довольный, что сегодня ни один смертный, сколько б ни хвалился, не смог избежать остроты его серпа. Их дом стоял на высоком холме на границе миров, с виду мрачен, а внутри, как торт - разноцветный и богато украшенный. С госпожой Жизнью он был знаком давно, если учитывать день сотворения первой жизни на Земле. У неё было тело лани с трогательно рассыпанными по щекам, хвостику и тем местам, о которых волк предпочитает не упоминать. Её бежевая спинка с рыжим пятном, молочно-белый живот, грациозная длинная шея и большие глаза цвета первой весенней листвы, которая умывалась в утренней росе. Голова была увенчана двумя маленькими закруглёнными рожками. Вид её был прекрасен, как весна. Она была робка, как почки, медленно, но верно, распускающиеся на деревьях, а радость цвела на ней буйными красками, почти летними. Она скачет по полям, растворяется, словно розовое облако. А его взгляд был ледяной, как зима, красные глаза горели не как огонь, который приносил тепло, а наоборот, источал ледяную стужу. — Mi amor, — ответила она, и ее взгляд наполнился истомой. — Ma primavera. — вторил он ей хриплым голосом, промозглым, как самый холодный зимний день с белым, словно свежий лист для пера, небом. Волк прилёг на её колени, чашечки которых словно обмакнуты были в сметану, и его чувствительный нос защекотал запах пыльцы, который золотистой крошкой лежал на её веках, немного на алых губах, скрытых за бахромой шерсти. — Ты сегодня была на море? — поинтересовался он, уловив запах соли. — Si, mi amor. — кивнула она. Он напоминал ручного щенка: вилял хвостом, которого время не пощадило, выдрав много волосков и охранял её. Отчего? Не знал он сам, возможно, инстинкт, присущий псовым, имел значение, хотя ему было ненавистно слышать, когда его причисляют к ним. Ей было жаль видеть, как живое существо больше не дышит, душа его исторгается Смертью, её разрывало на части. Поначалу она не жаловала его, порой даже ненавидела. Когда она не выдержала, то сцепилась с ним за душу матери, которая заболела испанкой, и её трое малолетних детей могли вот-вот остаться сиротами. — Неужели ты настолько бессердечен, el lobo, чтобы оставить этих милых ангелочков совсем одних на этом свете? — в отчаянии крикнула она, как птица, нет, как стая из сотен тысяч птиц, потревоженных охотником. Она материализовалась перед мордой волка, когда он уже замахнулся серпом над очередной жертвой. Он не был раздражён от потери предвкушения самого интересного, а лишь тяжело вздохнул. — Это моя работа, дорогая госпожа Жизнь. — он хотел добавить, что женщина сама виновата, когда выпила по собственной глупости отравленной воды, но промолчал, увидев слёзы, стоящие в глазах лани. — Подожди, дай ей шанс, вдруг ей станет лучше… Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы изгнать из неё болезнь. — Слишком поздно, ей можно было помочь раньше, а теперь… — в его кармане железный серп стал раскаляться, выражая своё недовольство, жажду крови на своём лезвии. Госпожа обвила длинными, изящными руками женщину, легла головой ей на грудь, а её скреплённые заколкой волосы рассыпались на подушках, как солома, освободившаяся из связки. Её дыхание было на вкус, как целебные травы, освежало, как ключевая вода. Она обречённо склонила рогатую голову, пока за спиной стоял тёмный жнец, не проронив ни слова. — Её душа твоя. — ответила она без прежней звонкости в голосе, сухо, как поверхность лаврового листа в банке. — Я ценю твои старания. — ответил он. Ей было всё равно — мать навсегда ушла. Она не желала смотреть, как мрачный волк замахнулся серпом, и с резким вздохом, как сдувается воздушный шар, душа женщины серой неприметной тенью ушла в небытие, кинув последний безразличный взгляд на детей, которые лежали у огня в обнимку на одной кровати. Они не узнают до утра, что произошло. Волк не ушёл в никуда, а стоял недалеко, подошёл к одному ребёнку, который ухватился за его хвост, чтобы было теплее. Он был удивлён, пожалуй, единственная человеческая эмоция, которую госпожа когда-нибудь видела на его треугольной морде. — Почему не уходишь? — спросила она, смахнув слезу с ресниц. — Ты ведь хочешь, чтобы дети были счастливы? — Да… — ответила она неуверенно, глядя исподлобья на него. — Тогда я могу это обеспечить. Дети проснулись на следующий день каждый в своей постели, у которой есть даже одеяло. Оказались они в приюте, довольно обеспеченном в городке, где детей кормили хорошо, а нянюшка Амелия была строгой, но справедливой. Прожив там до совершеннолетия, они стали весьма успешными на рынке торговцами своей чудо-техники. Просто Смерть, как оказалось, дружил с мисс Фортуной — жар-птицей, которая была благосклонна ко всем сиротам. И после этого госпожа Жизнь стала смотреть по-другому на задумчивого волка, оказывать ему знаки внимания, а он, ещё задолго до этого события тайно влюблённый в неё, но не надеявшийся на взаимность, принял это с трепетом. Серая зубчатая скала только укрепилась, когда вечно зелёная виноградная лоза обвила её. Кто-то из пороков посмеивался над этой странной парой, а добродетель сочувствовал Жизни: её, наивную, чистосердечную, самую яркую звёздочку в небе обманом держит в своих чертогах Смерть. Но никто не знал и не хотел верить, что на самом деле было, что гордый el lobo тоже умеет любить. Когда-нибудь на Земле не останется ни одного живого существа, как это было с самого начала сотворения планеты, и тогда высшие силы распорядили призвать Жизнь, Смерть и многие другие: пороки, добродетели, все те качества, которыми обладает человек. El lobo не хотел расставаться со своей госпожой, несмотря на то, что это произойдёт ни через год, ни через два. Однако для него время не имеет значения, он никогда не спит, только если рядом нет Жизни.