Похож на сон

— Ты же мне не снишься? Ядовитое «а должен бы», потому что на часах время глубоко заполночь, проглатывается как-то само собой при брошенном через плечо взгляде. Потому что Аманаи выглядит так, будто призрака увидела. Небольшие ладошки сжаты в кулачки и подтянуты к груди. Глаза блестят, как будто океан в них перелился через край радужек, окропив щеки солью. Смотрит невидяще, будто наблюдает очередной сон. Шесть Глаз подсказывают — это не приступ лунатизма. Внутри что-то ухает вниз. Темные очки отправляются на журнальный столик. Сатору тяжело вздыхает и поднимается на ноги с насиженного кресла. Надеется, что Аманаи не заметит усталости, растекшейся синим под глазами. Шагает к ней настолько бодрым, насколько может изобразить, шагом. Расстояние небольшое, а ноги длинные. И вот ей приходится поднять невидящий взгляд вверх. Там надежда вспыхивает также быстро, как и гаснет, но Годжо говорит себе, что ему лишь померещилось. — Почему бы тебе не убедится в этом самой? Лихорадка в чужом взгляде, к робкому облегчению Сатору, чуть утихает. Он смыкает снежные ресницы и позволяет себе отключить Бесконечность. Ненадолго. Только пока Аманаи не успокоится. Он чувствует, как техника послушно растворяется вокруг него, давая вдохнуть поглубже. Как гора с плеч, и Сатору стоит больших усилий не грохнуться от усталости на пол и, растянувшись, заснуть. Он приоткрывает потускневшие глаза. Как в замедленной съемке, девчонка тянет к нему дрожащую ладонь. К щеке, по которой влепила крепкую пощечину при их первой встрече. Кончики холодных пальцев находят его скулу. Только сейчас Сатору понимает, что его и самого чуть лихорадит. Списывает на третью к ряду бессонную ночь. От контраста с разгоряченной усталостью кожей мурашки бегут по спине и Сатору льнет к спасительной прохладе. Чуть склоняет голову набок, пока Аманаи считает шапки айсбергов в кротком трепете белых ресниц, задержав дыхание. Большим пальцем обводит синеву под нижним веком и строго хмурится, чем кривит бледные губы Сатору в усмешке. Он накрывает чужую ладонь своей, огромной, по сравнению с девичьей. Греет тонкие пальцы. И хочется пробыть так вечность-другую. Не отдавать девчонку сильным мира сего, подарить ей еще немного времени. От унаследованной Бесконечности так мало толку, если с её помощью нельзя урвать у судьбы еще день. И еще один, и еще… Пожертвовать одним, ради многих — проклинающих друг друга и таких как он, как Аманаи и Гето. Сатору горько усмехается про себя. Он винит Сугуру в том, что ему жаль эту сильную сердцем девочку. Винит Аманаи за то, что та храбро соглашается с предначертанным. Задевает уголком губ её тонкое запястье, чуть зарываясь щекой в её ладонь. Дарит Аманаи это жалкое тепло, потому что это все, что Сатору может для нее теперь сделать. «Только скажи, Аманаи,» — едва не срывается с приоткрывшихся уст. — «Я и Сугуру, мы защитим тебя от всех.» Только скажи, что ты не хочешь умирать. — Все равно ты похож на сон, — тихо улыбаясь, шепчет Аманаи. Сатору бросает на нее вопрошающий взгляд и пытается понять, не задремал ли сам. Второй рукой Аманаи мягко смахивает упавшие на лицо белые пряди челки и взгляд её теплеет. — Это все глаза твои виноваты. Такие только приснится могут, — поясняет она, заметно расслабляясь. С губ срывается смешок. — Сочту за комплимент.