Одно на двоих

Появившемуся на пороге Жене Петр совершенно не удивился. Улыбнулся, шире открывая дверь и пропуская в комнату. На косяке и створке привычно мигнули голубые всполохи. Запираться в Институте Петербурга на целый набор рун стало уже привычкой, и Петр иногда со смехом ловил себя на этом и дома. Женя улыбнулся в ответ и без церемоний устроился прямо на столе, покачивая ногой в высоком ботинке. Темные джинсы и черная футболка обрисовывали его обманчиво-хрупкий тонкий силуэт. Распущенные волосы пышной золотисто-русой волной лежали на плечах. Женя улыбался, и свет его улыбки отражался в голубизне глаз, ясных, как небо в погожий день. −Это правда, что ты сказал Гордееву? – с хорошо знакомым тщательно скрытым восторгом спросил Женя. – Что тебе больше нечему меня учить? −Правда. – Петр развел руками, с удовольствием наблюдая, как лучится от его признания молоденький Голос Петербурга. – С технической точки зрения, ты безупречен. И все же твой потенциал куда больше моего. Я даже предположить не сумею, на что ты окажешься способен. Только теперь все зависит не от этого… − Петр шагнул ближе и провел кончиками пальцев по Жениному горлу. – А от этого. Рука с россыпью серебряных колец накрыла ровно стучащее под черной футболкой сердце. Женя улыбнулся и встряхнул волосами. Петр отступил от него к кровати, на которой стояла наполовину собранная сумка. Женя так и сидел на столе, покачивая ногой и склонив к плечу кудрявую голову. −Спасибо, Петь. – негромко проговорил он. – За все спасибо. Ты многому меня научил. −Да уж надеюсь. – фыркнул Петр, укладывая в сумку свернутую кофту и оглядываясь через плечо. – Ты был моим самым способным учеником. Еще немного – и превзойдешь учителя. Голубые глаза насмешливо прищурились, и Женя стал разом похож на затаившегося в засаде кота. Вот-вот прыгнет. Эти едва уловимые хищные повадки появились у него не так давно. −Надеюсь, не только в Песнях. – лукаво выговорил Женя. −Талантливый нефилим талантлив во всем. – с менторским видом отозвался Петр, опуская сумку на пол и усаживаясь на заправленную кровать. Женя ухватился ладонями за край столешницы и подался вперед – красивый, напряженный, еще больше похожий на изготовившегося к прыжку кота. −Выпускной экзамен, наставник? – хитро спросил он. −Удиви меня, ученик. – кивнул Петр, заправив за уши волосы. Женя улыбнулся, сверкнув белыми острыми зубами, поерзал, глубоко вдохнул и запел, выплетая слова и непринужденно вливая в них силу: −Твой тихий голос Во тьме тревожит, Страсть и огонь Обжигают меня. Один лишь взгляд, И я во власти грез, В вихре желаний Сомненья губя. Петр прикрыл глаза, наблюдая из-под ресниц. Женин голос, обычно звонкий и легкий, как весенняя капель, зазвучал ниже и вкрадчивее, протянулся широкой шелковой лентой, осторожно скользя по щеке. Шее. Груди. Невесомо и почти невинно, так, как сам Женя с его манерой вжиматься всем телом, жадно скользить по коже языком, губами, ладонями, не очень умел. Что ж, возможно, однажды научится. −Лишь дотронься рукой И нарушь мой покой, Тайной страсти Замкнулся круг. Что случилось со мной, Я теряю контроль, Словно липкий туман вокруг. Лицо обожгло жаром. Песнь больше не напоминала прикосновения. Она словно забралась глубже – под одежду, под кожу. В самую суть, разжигая внутри отлично знакомое пламя. Петр скользнул языком по пересохшим губам, не отрывая глаз от Жениного лица. Комната была такой маленькой. Всего несколько шагов от кровати до стола. Той самой кровати, перед которой Петр три года назад стоял на коленях, осторожно, чтобы не напугать, избавляя старательно храбрившегося Женю от штанов. Того самого стола, на котором в прошлом году Женя выгибался так бесстыдно и соблазнительно, как не каждый инкуб умеет. Жар тек по венам вместе с кровью. В кофте становилось невыносимо, и Петр, сам не очень понимая, что делает, потянул ее через голову. Встряхнул головой, разметав по плечам волосы. Женя подался вперед еще сильнее, едва не слетев со столешницы. Глаза у него потемнели, губы сложились в улыбку, но песню он не оборвал. Молодец, выучился концентрации. Петр сжал кулаки и откинулся спиной на стену, шире расставляя ноги. В джинсах понемногу становилось тесно. −Мгла оживет, Захватит разум. Забудь про страх И отдайся мечтам. – негромко пропел Петр в ответ, мимоходом удивившись, как хрипло прозвучал собственный голос. Женя вздрогнул всем телом, покачнулся на столешнице и завалился назад, в последний момент опираясь о выставленные локти. Петр насмешливо улыбнулся. Ничего-ничего, Жень, Голос Минска тоже кое-что умеет. Женя, однако, усмехнулся и устроился поудобнее, откровенно наслаждаясь. На бледных вечно запавших щеках у него заиграл румянец. Глаза заблестели ярче. −Нас унесет в смертельном танце любви. – пропел Женя, улетая на привычные высокие ноты. −Эта ночь не верит ни слезам, ни словам. – вкрадчиво отозвался Петр. Протянувшаяся от одного Голоса к другому тонкая, но крепкая струна дрожала и звенела от напряжения. Петр стискивал в пальцах покрывало, отчаянно сражаясь с желанием прикоснуться к себе. Это было слишком горячо. Все это. Блеск Жениных глаз в полумраке комнаты. Его голос, звучащий сразу в двух измерениях – зримом, том, где было слышно слова, и незримом, прикасаясь напрямую к обнаженной перед ним сути. Он сам, в конце концов, удобно устроившийся на столе, улыбающийся, не скрывающий собственного возбуждения. Даже песня, которая, демон побери, не была Песнью. Это Женя умудрился влить в обычные слова свою силу и умело, как замок отмычкой, вскрыть ей защиту Петра. Воистину талантливый нефилим талантлив во всем. Раскаленное марево подбиралось к разуму вроде бы неспешно, но неотвратимо. Петр еще успел отследить миг, после которого он перестал слышать слова – и те, что выговаривал Женя, и свои собственные. Остался только мотив – один на двоих. И жар тоже. Один на двоих. В груди и животе щекоталась эйфория, невесомая и искристая, как пузырьки в шампанском. Джинсы неудобно давили на напряженный член. Волосы прилипли ко взмокшему лбу, к плечам. Губы пересохли и горели. Безликая институтская комната размылась и отошла на второй план. Ясно и четко виделся только Женя, такой же возбужденный, разгоряченный, выгнувшийся дугой, но не прекращающий их поединка. Вокруг него едва заметным контуром разгоралось золотистое сияние. Лихорадочную дрожь связавшей их нити Петр почувствовал всем телом. Она отозвалась ударами колокола в висках, напрягшимися мышцами рук и живота, сумасшедшей пульсацией в паху. Терпеть ее было совершенно невозможно. Оргазм вышиб из легких воздух, как удар наотмашь. Удалось только запрокинуть голову, крепче стиснуть несчастное покрывало и облегченно застонать, краем уха услышав на несколько мгновений позже судорожный всхлипывающий выдох. Петр не понял, сколько пролежал без движения, растекшись по кровати, но вряд ли очень долго. Проморгался, сел, опираясь спиной о стену, тряхнул головой, выгоняя из нее остатки горячей мути. С усмешкой оценил расплывшееся на светлых джинсах мокрое пятно и потянулся за стило, руной очищая одежду. Пошатываясь, поднялся на ноги и побрел к столу. Женя разлегся на столешнице, раскинув руки, разметав по темному дереву волосы и с блаженной улыбкой глядя в потолок. Лицо у него все еще было приятно-розовым, грудь ходила ходуном от тяжелого дыхания. По виску стекла, потерявшись в волосах, капля пота. При виде Петра Женя улыбнулся шире. С готовностью подставил голову под ласкающую руку, как довольный кот. −И все-таки ты немыслимо силен. – задумчиво проговорил Петр, перебирая мелкие мягкие кудри. Женя отозвался каким-то невнятным звуком – чем-то средним между угуканьем и мурлыканьем. Да-да, я знаю, что я силен, только гладьте дальше. И еще за ушком почешите. Вот так, да. Петр оценил его такие же испачканные джинсы и с улыбкой вложил Жене в ладонь свое стило с рукоятью из адамаса. −Победителю-ученику от побежденного учителя. – проговорил Голос Минска. – Пусть теперь служит тебе. Блаженная нега слетела с Жени в мгновение ока. Глаза тут же стали трезвыми и серьезными. Пальцы сжались на рукояти. −А ты как же? −Новое заведу. – отмахнулся Петр. – Мне важно, чтобы это помогало тебе. Женя улыбнулся благодарно, поднял свободную руку, коснулся щеки Петра, отводя волосы. Новым стило, не глядя, вычертил на себе руну, приводя в порядок одежду. За поцелуем не потянулся. За объятьем – тоже. Гибко соскользнул со стола и улыбнулся, протягивая ладонь. −До новых встреч, Петь. – проговорил Голос Петербурга. – Храни тебя Разиэль. −Как и тебя. – Петр крепко пожал теплую сильную руку. – Двери Института Минска для тебя открыты всегда, как и мое сердце. Женя с улыбкой кивнул и шагнул к дверям. На пороге обернулся: −Спасибо. И бесшумно выскользнул за дверь. Петр задумчиво оперся бедрами о стол и коснулся пальцами пустой петли на поясе, где всегда висело стило – в этот миг одно на двоих. За эти три года они многое делили с Женей на двоих, и это было прекрасно. Душу только так и не разделили. И это тоже было хорошо. Значит, не судьба. Значит, не время. Все еще впереди.