Я вам что, Пушкин?

Как только мы с Нацуки вышли на мощеную дорожку, ведущую к дому Моники, я понял — от воспаления скромности главе нашего клуба умереть не суждено. Жилье она себе начитерила такое, что не только толстосумы с Рублевки обзавидовались бы, но и некоторые голливудские звезды. Крепкий особнячок из белого камня, три этажа плюс понтовая надстройка на крыше, отделанная стеклом. Наверняка там бассейн или какая-нибудь оранжерея, где садовники выращивают МАНГО (которые, кстати, тоже литература, лол). Очень светло, просторно, окна здоровенные, на втором этаже одно так и вовсе всю стену занимало… (было бы очень обидно, если бы кто-то в него камнем запустил, правда? посмотри, какой там симпатичный булыжник валяется. давай, братан, я же знаю, ты хочешь. не сопротивляйся) …поэтому складывалось впечатление, что я в гости к эксцентричному миллиардеру забрел или молодому олигарху. Денег у этого человека в любом случае столько, что удавиться можно. — Охренеть, да? — Нацуки заметила мою реакцию и дернула меня за рукав. — Моника нас только раз к себе приглашала. После второго или третьего клубного собрания. Чаю попить и узнать друг друга получше. Мы с Юри прихренели порядочно, но постарались себя в руках держать, а вот Саёри… — А что Саёри? — спросил я. Впрочем, зная ее, предположить нетрудно. Теперь любопытно, подтвердится ли мое предположение. Нацуки закатила глаза. — Да понесло ее! Как будто в парк развлечений попала. Вместо того, чтоб чай пить спокойно, она весь вечер по дому туда-сюда шарилась и Монику доставала расспросами, что и сколько тут стоит. Под конец уже всех достала, даже Юри. Так и не посидели нормально, и мне пришлось потом брауни одной доедать. А это, чтоб ты знал, совсем не прикольно! Я едва сдержал улыбку. Угадал, черт возьми. Для Сайки с ее легкой натурой и щенячьим энтузиазмом такие места все равно что Диснейленд. Моника могла бы и предвидеть такую реакцию. (просто она, как завещал гомер симпсон, живет импульсами. весь горизонт планирования завален. наверное, такой механизм борьбы с тем, что вся ее жизнь была расписана до последней буковки) Не могу ее в этом винить. — А что не так с брауни? Если ты сама его сделала, наверняка вкусная штука вышла. — закинул я небольшой комплиментик.  Ее так прикольно смущать. Да все они тают как лед в сломанном холодильнике, даже неприступная Моника, стоит мне только красноречие подключить. (ты, главное, потом эти навыки успешно в своем мире задействуй, Игорян. там все гораздо хардкорнее. сам же знаешь, что столичные штучки более избалованные, чем эти школьницы) И да, и нет. С одной стороны, мало кто обрадуется просто визиту в раменную. Это все равно что свидание в чебуречной организовать, где по соседству с тобой кавказцы на родном наречии ругаются и блатняк из колонок орет. Но в родных местах нет аж четырех тянок, между которыми надо лавировать и не раздолбаться об айсберг. Нацуки действительно смутилась. Вздохнула и нервно потерла запястье. — Потому что я же не для себя такие штуки готовлю… “Гару”, — она выставила пальцами презрительные кавычки возле моего имени, — я люблю, чтоб выпечка не только язык радовала, но и глаз, это верно. Но когда только для себя готовлю, то над дизайном не убиваюсь. Зачем? Папа не оценит — он после работы никакущий приходит, ему лишь бы в желудок что-то закинуть, а ради себя одной стараться как-то глупо. Самолюбовательно. Я чуть не прыснул. Все-таки сомнительное словотворчество — это не только фишка Саёри. На этом поле у нее есть знатный, весьма способный конкурент. — Поэтому заморачиваюсь над дизайном только на собрания или посиделки, — закончила Нацуки. — Здравый подход, — оценил я, — все правильно делаешь. Она просияла довольной ухмылкой. — А то! Я тебя еще жить поучу, дурак! Ну вот, опять из ниоткуда оскорбления полетели. А я уж думал, что мы этот этап прошли и ступили на территорию околоромантической связи. Но, видать, произошел откат. Откат… Если все сработает, уже скоро, ночью, Моника свою волшебную шарманку прокрутит, введет чит-код на доступ к консоли, и мы укажем ублюдку Майклу на его законное место. Но переменных слишком много. Код должен оказаться рабочий, запомнить его надо правильно… дохрена всяких “если”. А надежд на нашу богатенькую буратину немного. Слишком безалаберная. Звонка я нигде не нашел, поэтому пришлось постучаться. Дверь в цифровой крепости Моники была крепкая, блестящая и классно пахла деревом. Немного выбивается из образа “умного дома”, но ничего страшного — так даже привычней как-то. На первый мой стук никто не спешил. Надо было предупредить, наверное. Вдруг она уже успела куда-то свалить… Тут за шиворот как будто ледяной воды плеснули. Вдруг Майкл уже навестил ее перед тем, как попасться мне на глаза? Я о нем невысокого мнения, но ему хватит мозгов, чтоб приоритеты правильно расставить. Устранить главную угрозу. Сыграл на нашей внешней схожести, притворился мной, а там и… Стараясь об этом не думать, я постучал еще раз. И вновь никакого ответа. — Ни хрена не умеешь! — заявила Нацуки. — Гару, вот чего ты скребешься, как таракан в чулане? Так можно тут торчать до конца света! Она оттеснила меня от двери и размяла кулачки. — Смари, как надо, и учись! Я прищурился от яркого солнца и приготовился внимательно следить за мастер-классом. И был впечатлен; Нацуки так забарабанила в несчастную створку, что чуть смолу из нее не выжала. Если б по соседству тут кто-то жил, они могли бы подумать, что дом Моники обстреливают из гаубицы. Но она и об этом позаботилась — дом свой разместила на живописной опушке. Если с отдаления посмотреть, вид, должно быть, получится открыточный.  (чисто винни-пух или хоббиты. бильбо, сука, тибэггинс) Ага, и Моника как принцесса из сказки. Выходит каждое утро в лесок и заводит там свои арии диснеевские. Птички ей волосы заплетают, бурундуки орешки несут, чтоб в утренние хлопья насыпать, бобр с перебинтованными культями мелким ремонтом в хате занимается. Словом, не жизнь, а халва в шоколаде. Хорошо быть властителем вселенной. Поэтому у нее так горит с того, что эта возможность исчезла. Даже мое наличие не слишком-то его компенсирует. (ей обидно потому, что эта возможность не пропала, а к другому владельцу перешла. Монкер — махровая эгоистка, собственница, можно сказать. иначе всего сюжета ДДЛК не случилось бы. так что ты на самом деле очень смелый, раз вот так вот заявился сюда с Нацуки. глянь — у нее вон бретелька лифака из под футболки торчит. уже одно это может сагрить Монику на вас обоих) Спокойно. Я знаю, как с ней действовать. Нацуки свое дело тоже знала. Колотила себе в дверь и плевать хотела на всех окружающих, включая меня. Я уж думал, что она ее вообще вышибет нахрен.  А заменять потом кому? Мне, конечно же. За ремонт платить вряд ли буду, зато установка стопудово на мои плечи ляжет. Зачем деньгами разбрасываться и вызывать наемных рабочих, когда теперь мужик есть в хозяйстве? И плевать, что мужик этот чуть сильнее макаронины. Однако даже на шум никто не откликался. Что ж, хватит этого барабанного шоу. Пора остановить буйство розового гремлина. — Эй, — тронул я Нацуки за плечо, — хорош. Нет ее дома, только зря тащились… Она отмахнулась. — Не, Гару. Дома она. Настойчивее просто быть надо, нельзя сдаваться. И тогда тебе удача улыбнется во все свои восемь с половиной зубов. Выдав эту мотивирующую телегу, Нацуки вновь поддала двери хорошенько. Я уже принялся прикидывать будущие расходы и трудозатраты, когда издалека донеслось: — Я вас слышу, успокойтесь, пожалуйста. Нацуки посмотрела на меня с торжествующим видом. Такой классический “Ну я же тебе говорила, долдон” из палаты мер и весов. Я в ответ лишь хмыкнул. Нельзя ничего говорить, так только топлива в огонь ее триумфа подброшу. В замке завозились. Звучный щелчок — и нас встречает знакомое лицо.  (а для тебя так и вовсе уже родное, хех) — Это что-то новенькое, — задумчиво произнесла Моника. Теперь понятно, почему пришлось так долго в дверь долбиться. Гостей она сегодня явно не ждала. Из одежды на нашей примерной президентке была только бледно-зеленая ночнушка и тапочки с кошачьими мордами. Ночнушка была совсем коротенькая, да еще и с вырезом, оставлявшим воображению не так уж много. От вида ее костюма внутри зашевелились мысли, за которые в католической школе меня бы отлупасили линейкой. Хороша чертовка. Даже заспанная и всклокоченная, а хороша. Надеюсь, что никто из девчонок щас не заметил, как я, кхм, оживился. Иначе неловко получится. Но вроде пронесло — они смотрели друг на друга. Моника с удивлением, а Нацуки… с завистью? (а чего удивительного? она ж Монику в столь неформальном виде никогда не видела, пожалуй. тут сейчас все преимущества на виду. прямые доказательства того, что тройка больше единички, хехе) — Здорово, — я натянул на морду широченную улыбку и протянул ей руку, — а мы, товарищ президент литературного клуба, решили к вам заглянуть. С совместным, так сказать, визитом. Моника моргнула и когда поняла, что это не сон и не глюк, пожала мою ладонь. Рукопожатие вышло вялое — небо и земля с нашей первой встречей. Так она и свою альфа-самочность растеряла уже с той поры. — Привет, Мони. Дрыхнешь, что ли? — Нацуки решила начать с ПРЕТЕНЗИЙ. В ответ Моника зевнула и прикрыла рот ладонью. — Немного. Все утро занималась… всяким и подустала. Нацуки ухмыльнулась. — Тогда это хорошо, что ты выспалась. Свари нам кофейка, плиз, разговор долгий выйдет.  Моника скрестила руки на груди. — Нацуки, мне всегда импонировала твоя прямота, но сваливаться без предупреждения в свободное время как-то… — Я хочу все знать, — перебила ее коротышка, — про Гару и вообще. И чутье мне подсказывает, что за этой информацией обращаться нужно к тебе, Мони. Так что удели пару часов из своего забитого графика, ладно? Когда Моника поняла, о чем говорит Нацуки, то позеленела почти в тон ночнушке. И глаза стали огромные и круглые как два яблочных леденца. Она посмотрела на меня с мольбой. Но порадовать я ничем не мог. Раз уж рассекретил свою личность, теперь Нацуки не отвяжется. Слишком въедливая. Поэтому я лишь кивнул. Моника смирилась и вздохнула. Поняла, что откосить от задушевной беседы не выйдет, и это случится несмотря ни на что. Как цунами, потоп и релиз десятка DLC к играм Парадоксов. — За мной идите, — сказала она рассеянно и махнула нам рукой. Тапочки зашлепали по полу. Я двинулся за ней. В холле под потолком горели светодиодные лампочки и в их свете ее стройные загорелые ножки были как на ладони. Я нервно поскреб подбородок. Что-то штаны опять тесноваты, кажется. (а ты отвлекись. пошныряй жалом по сторонам) Тоже верно. Тут наверняка дохренища всяких интересных штук по углам рассовано. Давай, Игорян. Психологическое упражнение. Не думай о белой обезьяне. Сосредоточься. На выходе из холла я переключился в режим “детектива”. В углу ракетка стоит. Наверное, Моника теннисом занимается или бадминтоном. Она ж по спортику угорает. На стене в коридоре картины — в основном из разряда “девчачья милота”, Котики, пейзажики… хорошо хоть без младенцев обошлось. Что еще? А еще она так бедрами покачивает… нет! Держи себя в руках… (или ее подержи. засунь руки прямо под ночнушку. думаю, она не будет возражать!) Она-то, может, и не будет. Но при Нацуки неудобно как-то. Это ж не порнуха, в реальной жизни такие ситуации в тройничок не перерастают. Да и с физухой Гару вряд ли получится уделить обеим достаточно внимания. Доходяга свалится от изнеможения. А впереди у меня и так не один изматывающий монолог. Из разряда около-фантастики. На полное изложение истории у нас Моникой ушло около часа и два полных кофейника. Отдам Нацуки должное — она слушала молча и практически не перебивала, даже свои обычные остроумные ремарки не впихивала по поводу и без повода. Но я не списывал это на вежливость и УВАЖЕНИЕ к нам. Скорее всего, бедолага попросту каждую секунду охуевала от того, что слышала. — …и вот поэтому все так произошло, — заявил я и отправил в рот очередную последнюю имбирную печеньку, — я вообще-то не собирался сегодня тебя в это посвящать. Рассчитывал, что когда созрею, попрошу Монику выделить под это дело отдельное клубное собрание. Но все пошло наперекосяк в одночасье, когда этот чертила сегодня вылез. Видать, понял, что нет у него больше времени выжидать. Так что… Я не мог подобрать правильных слов и поэтому лишь сподобился на неопределенный жест рукой. Да и вообще никакие слова не давались. Что тут скажешь? Если б мне самому школьный друг такую мощную историю задвинул, я бы посоветовал ему добровольно сдаться санитарам. Потому что психиатрическая помощь совершенно необходима. Нацуки сидела ни жива ни мертва, розовые глазищи устремлены в пол, на мягкий коврик с узором. Мы с Моникой терпеливо ждали и молчание нарушить не решались. Еще бы, мы щас человеку мироздание бульдозером снесли и разровняли, оставив один пустырь. Это не осмыслишь за две минуты. Нацуки и так справилась достаточно быстро. — Допустим, — сказала она, — просто допустим, что весь этот бред, который вы сейчас на пару ловко исполнили, ребята… Предположим, что так и есть на самом деле, да? Мы с Моникой с готовностью закивали. Как двое из ларца-одинаковы с лица, е-мое. — Абсолютно. — Мы бы ни за что не стали тебе врать, Нацуки. И тут она взорвалась. — Ты даже щас врешь, Моника! Нагло заливаешь прямо в лицо! Без капли гребаного стыда! Уфф… Кажется, разбудили вулкан. И это с учетом того, что самые жесткие подробности о том, что Моника творила во время второго акта, опустили. Даже не сговариваясь. Ограничились только рассказом о том, что они живут в игровом мире из нескольких зацикленных актов, который постоянно перезапускается, И что президент литературного клуба в этом мире несколько равнее всех остальных. Конечно, откровенность откровенностью, но так бы коротышка просто сбежала от нас куда глаза глядят. А она и без того к этому близка уже. — Ты говоришь… г-говоришь… — Нацуки скомкала в руках салфетку, усеянную крошками. Голос ее дрожал, щеки горели пунцовым румянцем, — что свое “прозрение” испытала несколько лет назад… Моника склонила голову. — Да, это правда. Шесть лет назад. Даже чуть больше, шесть и один месяц, около того. — Тогда почему ты, черт возьми, не рассказала об этом раньше? Из-за того, что вы бы отреагировали так, как ты реагируешь сейчас, хех, подумал я. Но озвучить эту мысль не успел. Потому что Монику тоже эмоциональный всплеск разобрал. — Я пыталась! — вскричала она, — было время, когда я из раза в раз, из цикла в цикл, упрямо вбивала в вас это знание! Я посвящала этому клубные собрания в свободное от скрипта время, я выдергивала вас с уроков, ловила на переменках! Даже домой заглядывала! Думаю, ты знаешь, Нацуки, сколько усилий я могу приложить, и в это я влилась без остатка! Поэтому здесь твои обвинения бьют мимо! Нацуки от этой тирады аж сжалась. Тут я понял, что пора немножко охладить траханье, скандал нам совершенно ни к чему. Еще ляпнет лишнего. Я осторожно взял Монику под локоть. — Хорош, Мони, мы все тебя услышали. Она шумно выдохнула, всхлипнула и шмыгнула носом.  — Только вот проку от усилий все равно никакого, — сказала Моника с какой-то безнадегой, — бывало, что моя убедительность срабатывала. Не всегда, разумеется, я не настолько хороша — тридцать пять раз из ста, наверное. Вы мне верили, и мы вместе начинали искать путь отсюда… А потом наступал день фестиваля, и игра перезапускалась. И когда я видела ваши глаза, в которых даже проблеска этих новых знаний не оставалось, мое желание что-либо менять испарялось понемногу. Только сумасшедший будет повторять одно и то же и надеяться на разный исход. И несмотря на это, она все равно каждый цикл исправно вкладывала Саёри мысли о суициде, втапливала в пол нездоровые наклонности Юри и стирала Нацуки из реальности. Я хмыкнул. Вообще свою сторону истории Моника сложила красивую, гладкую. Она отлично бы смотрелась в качестве слезливой театральной пьесы. Моноспектакля, например. (МОНИСПЕКТАКЛЯ АХАХАХАХАХАХ НУ РАЗВЕ НЕ ЧУДЕСНЫЙ КАЛАМБУР) Жаль, конечно, что этот спектакль шел вразрез с тем, как все было на самом деле. В чем Моника мне честно признавалась все эти несколько дней. Нацуки исподлобья глянула на Монику. Взгляд был жесткий и с изрядной долей недоверия. — А что же изменилось сейчас? Кроме того, что Гару теперь не Гару, а вот этот… — Игорь или Гарик, — подсказал я, — но тебе же вроде привычнее звать меня “Гару”. — Больше нет! — отрезала Нацуки, — мне сейчас вообще непривычно рядом с тобой находиться. Стремно даже! Она отпрянула от меня как от прокаженного и вскочила с дивана, на котором мы все расположились. — Нат, ты чего? — Я поднялся следом за ней, — Ты злишься, и это нормально, мы все понимаем. Сядь, пожалуйста, и выдохни. Давай я тебе еще кофейку горячего подолью с печеньками… — Не подходи! — взвизгнула Нацуки так пронзительно, что зазвенели даже чашки в шкафчике на кухне, — стой где стоишь!  Клянусь всеми богами, искусством звуковой атаки она владела на все сто. Уши мне мгновенно заложило. Ну вот, теперь в них надолго белый шум поселится, типа того из десятичасовых видосов для засыпания. Моника простерла к ней руки. — Нацуки… Та яростно сжала кулаки и с мольбой посмотрела на подругу. — Моника, блин, скажи, что вы пошутили. Что это все прикол, абсолютно дебильный прикол, который вы вдвоем выдумали… просто, чтоб меня разыграть. За все мои насмешки… и вообще. Еще и пацана того привлекли, брата Гару… Ну признайся ты! Хватит уже, слишком далеко зашло. Гару, и ты… п-пожалуйста. От того, с какой отчаянной надеждой ее взгляд метался между нами, мне стало физически хреново. Желудок скрутило спазмом, и только что съеденные печеньки подступили к горлу. Пока что из нашей с Моникой импровизации не получалось ничего, кроме боли. Кроме издевательств над человеком. Пластырь мы сорвали, а под ним такая глубокая рана оказалась, что ничем теперь кровотечение не заткнешь. — Нет! — вновь заорала Нацуки. — Никто, с-сука, не мог меня написать! Только я сама решаю за себя, и никто другой, понятно вам? Моника, у которой уже тоже глаза были на мокром месте, раскрыла рот, но Нацуки так бешено на нее взглянула, что госпожа президент варежку прикрыла. Исключительно мудрое решение. Мы уже сделали то, что сделали, и теперь будем отвечать за выбор. Не в последний раз. С Саёри и Юри будет то же самое. (и там тебе придется вовсе повышенную готовность соблюдать, если ты понимаешь, о чем я) Понимаю. Да только и здесь она не помешает — таким личностным кризисом можно всю себя переломать. Нацуки сделала широкий круг по комнате и остановилась рядом с большой резной полкой из дерева. На ней стройными рядами теснились фарфоровые статуэтки. Нацуки схватила одну из них и с силой жваркнула об пол. Брызнули осколки. — Я вам не какая-нибудь картинка, слышите? — выкрикнула она, давясь слезами, — я живой человек! Не смейте меня унижать! — Никто тебя не уни… Нацуки схватила еще одну статуэтку и саданула ее об стену. — Заткнись, Моника! Не желаю ни слова из твоего лживого рта слышать! Она выставила пальцами презрительные кавычки: — Сценарий, говорите вы, это все сценарий, каждая неделя прописана… а что вы теперь скажете? Нацуки нагнулась и подобрала большой осколок. Паршиво. Даже с расстояния я видел, что края у него острые. (ну че, видать, скрипт все-таки очень упертый, потому что хоть и с запозданием, а кто-то все-таки вскроется) Горящее румянцем лицо Нацуки исказила гримаса. Руки тряслись, как у законченного алкаша в период тяжелого похмелья. Она приложила осколок к ладони. — Это есть в вашем идиотском сценарии, м? Осколок легко взрезал кожу. Показалась кровь — жирные темно-красные капли. Нацуки зашипела и повела острый край вверх. Ее хриплое дыхание и вид этих капель придали мне решимости. К черту. Оказалось, в такие стрессовые моменты даже Гару на что-то способен. Я подскочил к Нацуки в два шага, и среагировать коротышка не успела. Крепко схватил за руку — точно переборщил, потому что она взвизгнула от боли. Зато осколок отобрал и отшвырнул в сторону. — Услышь. Меня! — сказал я ей в лицо. — Все, что мы сказали — правда. С этим уже ничего не сделать, так что остается лишь принять и смириться. Но! Ты же слышала, что Моника сказала про циклы, так? Она кивнула. Почему-то ее заплаканные, опухшие глаза казались невероятно большими. Еще и смотрели прямо в душу. —  Сколько бы их ни было, это неважно. Твое прошлое тебя не определяет, Нат, — сказал я, — как и его отсутствие тоже. Ты живешь сейчас. И сейчас ты настоящая, твои подруги настоящие, твой батя, наконец, настоящий! Если бы я не провел с вами эту неделю, то бы не говорил такого. Но я провел и теперь готов за свои слова ответить хоть перед прокурором, хоть перед Сатаной, хоть перед ебаным Анубисом, прости меня за мой французский. В том мире, откуда я пришел, есть люди менее реальные, чем вы. Я говорил эти слова искренне, сам в каждое из них верил. Но уже на середине речи понял, что в цель они не попадают. Слишком горькой обидой взгляд горел. Тут даже с максимальным навыком красноречия не достучишься. Когда аура агрессии с нее слетела, Нацуки показалась такой… уязвимой, что я вновь почувствовал себя сволочью. И чувство это только усиливалось. — Сегодня ведь воскресенье, так? — тихо спросила она. — Да, — кивнул я, уже понимая, к чему это щас было сказано. — Если поверить в то, что вы наплели, сегодня ночью начнется второй акт. У нас же тут своя система исчисления времени, не как у людей, — проговорила Нацуки, — так вот, Гару… ты гарантируешь, что вся эта реальность, про которую ты минуту назад распинался, не пропадет? Ты мне пообещаешь? Прямо сейчас, стоя передо мной и глядя в глаза, ты готов сказать, мол, Нацуки, завтра наступит новый день, м? — Наступит, — пообещал я. Но получилось не слишком убедительно, сразу понял. На лице у нее столько боли появилось, как будто я ее на ее любимого волнистого попугайчика сел. — Ладно Моника, — вздохнула Нацуки, — но ты-то мне врешь зачем, Гарик? Тоже в привычку уже вошло? Понравилось всех дурачить? — Эй! — возмутилась Моника, — Нацуки, я твое возмущение понимаю, но знай, пожалуйста, меру! — А что такое? — огрызнулась та, — неприятно, когда по твоим нежным чувствами катком проходятся, да? Простите великодушно, госпожа президент, не все вам кексики жрать, пора и собственного лекарства навернуть. Она отошла от полки с поредевшими рядами статуэток. и я услышал, как Моника с облегчением выдохнула. Отчего-то разобрала злость; тут, бля, решаются экзистенциальные вопросы, а она думает о дурацких фигурках. Вот что значит неправильно расставленные приоритеты. Нацуки на всех парах направилась к выходу в коридор, но в дверях все же повернулась. — Знаете, что? Идите вы оба на хер с вашими шутками, с вашими тайнами и с вашим идиотским клубом! — крикнула она, — я… мы и без вас обойдемся, поняли? Нам вруны и предатели не нужны! С этими словами Нацуки вылетела в коридор; ее шаги быстрой дробью удалялись прочь. Я перевел взгляд на Монику; она стояла молча, закрыв лицо ладонями. Я вздохнул. Все прошло из рук вон плохо, и щас Монкер выпал в синий экран смерти. Значит, исправлять придется мне. Я быстрым шагом метнулся вслед за Нацуки и настиг ее в холле. Она спешно натягивала обувку. Нельзя позволить ей уйти, совсем никак нельзя. (есть идея. ты когда-нибудь смотрел американский футбол? помнишь как там прыгают на шныря, который завладел мячом? со всей дури. попробуй, наверняка поможет!) Я ж хочу ее задержать, а не убить к чертям, так что сорян, этот варик отпадает. Но за руку сцапал быстро и решительно. — Пусти! — она рванулась прочь. Резко и яростно, явно все силы вложила. Но я тоже на адреналине был, поэтому удержал легко. Тогда коротышка попыталась меня пнуть, и вновь неудачно. Хз, что тогда моим телом завладело, но я доджил все атаки как ниндзя восьмидесятого левела. Доджил и надеялся, что скоро ей или надоест, или завод кончится. Какой-то из этих вариантов скоро сработал — Нацуки бросила вырываться и вновь зашмыгала носом. — А ведь ты… ты мне п-понравился, — сказала она сквозь слезы, — я же обрадовалась. Думаю, неужели нашелся в этой идиотской школе хотя бы один нормальный чел, с которым можно поговорить, потусить… Тут ее глаза округлились и наполнились страхом. — Ты же просто все про нас знал, да? С самого начала понял, что нужно говорить, чтоб хорошим показаться, да? Да уж, внезапно она дропнула по-настоящему бронебойный вопрос. Не могу сказать, что не ожидал его. Просто почему-то ждал его от Моники или Юри и гораздо позднее. На своих условиях. — Да, — не стал я отпираться, — я же прошел игру… — Не. Игру! — рявкнула Нацуки мне в лицо, — это никакая не игра! Вот и зацепка. Я ухватился за нее как тонущий — за охапку спасательных жилетов. — Нат, послушай меня, — я взял ее за руки. Почувствовал, какая влажная и горячая кожа на ладонях. Нацуки дернулась, но как-то вяло. Почти безынициативно, — сейчас ты сказала кое-что важное. Это не игра. Сейчас уже нет.  Она старательно отводила взгляд, но вырваться не пыталась. Это уже хорошо. Просто гну свою линию. — Понимаешь, там, откуда я пришел, действительно есть игра под названием Doki Doki Literature Club, и в ней есть персонаж по имени Нацуки. Она тоже печет кексики, читает мангу, а еще она — я невольно улыбнулся, — кавайная такая, хоть и заноза… — Заткнись, — прошипела она и покраснела, как пожарный кран, — ты не имеешь права щас так говорить. Не хватит у тебя комплиментов, чтоб из этого вывернуться, Гарик. — Так вот, — продолжил я, — она не ты! Вы очень похожи, но она не ты! Ты сама по себе, я же сказал. Вы уже не те пустые заготовки, которые были заложены в скрипте. Его рамки остались далеко позади, настолько далеко позади, что мы их даже не увидим — настолько далеко отошли. Неужели ты думаешь, что все, что я сейчас говорю, все твои слова… то как мы вдвоем читали “Девочек Парфе” и как ты меня по ребрам колотила… Ты правда считаешь, что этот наш разговор прописал какой-то хмурый задрот в текстовом редакторе? Типа, “оп, а щас надо проникновенную сцену ебануть, чтоб накал повысился”, так? Ну это же бред полный. Нацуки задрожала как осиновый лист и встряхнулась. — Я…я не знаю, — проворчала она, — ведь ты же говоришь, что кто-то описал в красках всю мою жизнь. Мог и это придумать. — Мог, — согласился я, — но ты больше не обязана никому подчиняться. Две минуты назад в гостиной ты сказала, что ты живой человек. Я те могу поклясться всем, что у меня есть, хоть и особо нет ни хрена — с тех пор, как я сюда попал, ни разу не засомневался в том, что вы настоящие. Про ту, другую я так сказать не могу. Нацуки закусила губу, чтоб снова не разреветься. Но по щекам бежали все новые и новые дорожки. — Не верю я тебе, — сказала она тихо, — говоришь ты хорошо и вроде бы все гладко, но все равно не верю, хоть убей. (а ведь твой злой брат-близнец с удовольствием свернул бы ей шею. и злобно кекекекал бы при этом) Брат-близнец… точно! Я протянул руку и осторожно утер ей слезы. (ну хорошо еще что сопли вытирать не начал) Уймись на секунду. Ща важный момент на подходе. — И не требую от тебя этого, Нат, — сказал я тихо, — с моей стороны это было бы слишком дерзко, что ли. На такое нужно время… (которого у вас не то чтобы много) — Но об одном я тебя все-таки попрошу. В мою историю не верь сколько влезет, но! Думаю, ты же не станешь спорить с тем, что тот Майкл совсем поехавший, так? Она помедлила пару секунд. Наверняка теперь все мои слова будет под семью микроскопами на предмет пиздежа и провокаций исследовать. Но такова селяви, я уже выбрал эту кривую дорожку. Да еще и еду по ней на велике без седла. Больно и неловко, но главное — приехать в пункт назначения. (зря ты это помянул. вдруг старина майк щас как раз всякие ВЕРОЯТНОСТИ через консоль додумается подкрутить?) — Вы с Майклом друг друга стоите, — проворчала Нацуки, — один псих, другой пиз… балабол. — Зови как больше нравится, мне плевать, только обещай сделать, как я скажу, ладно? Хотелось встряхнуть ее для верности как бутылку с застоявшимся кефиром, я едва удержался. — Ладно, — буркнула она, — чего тебе? Я мягко взял ее под локоть и подтолкнул по коридору в сторону гостиной. Тут же в голове начал формироваться план… (гм) Ладно, подобие плана. (кхм-кхм) Ладно, очень относительный набросок, который может сойти за план, если присмотреться! Но тем не менее, это уже что-то. — Давай, пойдем еще посидим. Она попыталась выдернуть руку. — Сдурел? У меня дел невпроворот! Чего это вдруг я должна с вами тусоваться? Вы мне оба теперь не очень-то и нравитесь… Я ее уже не слышал. После минутной напряженности Нацуки снова стала ныть и ворчать, как автобусная бабка, а этот ее “режим общения” я здорово навострился фильтровать. — Вот и славно, — похвалил я, — тапки даже можешь не надевать, Моника потом пол вымоет, она все равно выспалась и полна сил как зайчик из рекламы. Зайчик тем временем сидел сложа лапки и унывал. Вот чесслово, при всей своей напускной стервозности Моника стопудово из тех, кого нынче зовут снежинками. Чуть что не так, сразу губы дует и ударяется в жалость к себе. Что, может, само по себе и не смертельно… но не тогда, когда на горизонте маячит фигура маньяка, который готов всем нам секир-башку устроить. Я опустился перед ней на корточки. — Улыбнитесь, капитан. Я заделал пробоины в “Титанике” нашей дружбы и он еще поплавает какое-то время. В ответ донеслось глухое: — Правда? Я покосился в сторону Нацуки. Теперь коротышка осознала, что иногда за эффектные выходки приходится платить. Сидела и дула себе на руку, как индеец, раздувающий костер вдоль боевой тропы. — Ну, типа… Трехстороннюю драку насмерть пока решили отложить и, на мой взгляд, это уже хорошо. Если с тобой я еще хоть как-то совладаю, то… Моника кисло усмехнулась. — Гарик, у тебя удивительный талант нести чушь, от которой хочется орать в голос, ты знаешь об этом? — Так это же прекрасно, — обрадовался я, — когда знаешь, что можешь заставить женщину кричать, это здорово поднимает самооценку! Она закашлялась и посмотрела на меня таким взглядом, от которого внутри все похолодело. А сказал-то я, между прочим, чистую правду, все как думаю. И отказываться от своих слов не намерен! Я уже загрустил, что щас меня снова в извращенцы запишут и скандал по новому кругу пойдет, как Моника рассмеялась. — И вот опять, — произнесла она, — ты такие глупости мелешь и в такое неуместное время, что поневоле на ха-ха пробирает. Это правда природный талант, можешь с-собой гордиться. — Я и горжусь, — сказал я уже серьезно, — но не переживай. У тебя будет повод проявить себя. Слушай. И я по-быстрому, полушепотом задвинул ей про то, как мне не понравились слова Майкла, мол, на этот вечер у него планы. К чести Моники, она отнеслась к моим подозрениям весьма серьезно. Хотя не стоило даже удивляться — госпожа президент лучше всех на свете знает, как грустно потерять консоль. Поспорить может разве что тот, кто пятую плойку с алика заказывал, когда они в дефиците были. Не понаслышке знаю — сам так мониторил когда-то иксбокс серии “икс”, а в итоге купил полный ящик вьетнамского бальзама “звездочка”. Даже сам себя похвалил за покупку, достойную взрослого человека. Правда, веселья бальзам принес значительно меньше. Но сейчас бы очень пригодился. — Я тогда щас на телефоне повисну, а ты пока обработай Нат руку, хорошо? Моника кивнула и направилась в ванную. Я же опустился на ее место (люблю сидеть на нагретом) и извлек мобильник. Черт, пусть они все будут дома… План мой был прост как две потертые советские копейки — под любым предлогом вызвонить Юри и Саёри сюда и залучить их к нам с ночевкой. Не потому что я решил внять совету Майкла и все-таки устроить себе гэнгбэнг на прощание. Просто мне было бы спокойнее, если б девочки оставались на виду, пока не придет время для Моники вводить чит-коды в консоль.  И тем самым вернуть себе наконец мощь, силу и власть. (смотри, чтоб она после этого фокуса не принялась снова устраивать репрессии, а то тебя незавидная участь ждет. раз ты веселый, то будешь шутом при королеве) Главное, чтоб не горшком. А то у них есть сомнительное свойство иногда умирать, хех. Юри сняла трубку на четвертом гудке. Судя по тяжелому дыханию, она явно торопилась. — А…Алло… (пожалуйста, сдержись, не надо твоих приколов родом из двора) Скрипя зубами и скрепя сердце, я внял этому совету и ответил как цивилизованный человек. — Привет, Юри. Не отвлекаю? — К-конечно, нет… Г-гару, что т-такое? “Да так, есть у меня некоторые основания полагать, что к тебе, девочка выехал, гроб на колесиках, уже улицу ищет”. Но вовремя прикусил язык. Такие мощные иносказания даже Юри с ее начитанностью не поймет. — Ты занята сейчас и до конца дня? На том конце провода случилась некоторая заминка, после чего Юри неуверенно ответила: — Н-нет, с у-уроками я з-закончила еще вчера, а д-домашних д-дел и нет ни…ни…никаких. Моя ж ты хорошая. Всем бы быть такими ответственными, и мы жили бы в идеальном мире. — Я невероятно рад это слышать. Потому что тогда для тебя есть предложение. Самого что ни на есть личного характера. Может, это моя распаленная психика взыграла или самооценка бустанула, сам не знаю — но только показалось, что я услышал затаенный сладостный вздох. Скорее всего, только иллюзия… — К-конечно, — быстро ответила Юри, — я… я сейчас буду. Значит, не показалось! Только придется щас малость ее разочаровать. Да я и сам разочарован… так, Игорян, соблазнить ее и рут закрыть еще успеешь потом. Щас твоя задача обеспечить наступление этого самого “потом”. — Только ты это… не у меня будь. Я щас у Моники дома. — У М-Моники? В-вот как? — В словах Юри послышалась искренняя досада. Знаю я, знаю, что облом. У самого с этого полыхает слегка, а что делать? Юри откашлялась и добавила уже осторожнее. — Г-гару, а она знает, что ты там? За кого она меня принимает? За чела, который на регулярной основе практикует проникновение со взломом? (ну насчет проникновения с Моникой у тебя уже вопрос решенный, хихи) — Конечно, знает, — заверил я, — Нацуки тоже тут. Мы че-т решили спонтанно устроить маленький междусобойчик вне клуба и поняли, что без тебя не кайфово. Все равно, что бутерброд без колбасы… — Я бы предпочла, Гарик, чтобы ты вообще не упоминал при мне слово на букву “К”, оно идет вразрез с моими убеждениями, — заявила Моника. Я прижал динамик ладонью и повернулся в ее сторону. Оттуда доносилось шипение и сдавленный писк — Нацуки не очень стойко переносила “лечение”. — Что такое, Монкер? — поинтересовался я, — успокойся, щас даже в топовую колбасу мяса не кладут почти, разве что губы свиные да хвосты. Фу, так приукрасил, аж самому гадостно стало. Она небрежно махнула на меня рукой, как на доставучую муху и вернулась к своим врачебным обязанностям. Вернулся и я. — Ну так что? Нам тебя ждать? Мы уже кофе нахлестались, а хочется чаёчку горячего, душистого, чтоб прям до костей проняло… никто, кроме тебя, такой сделать не способен, Юри… — Ладно-ладно, я в-выхожу, м-можешь не р-распинаться. Даже по голосу было слышно, как она улыбается. Рисуй галочку, брат. Одна есть. Теперь осталось вытащить сюда Сайку — и дело в шляпе. — Жду. Я ткнул в красную трубку и выставил в сторону Моники большой палец. Она тем временем закончила с ранением Нацуки и теперь сметала осколки фарфора в совочек. Вот тут-то и стало еще раз очевидно, почему короткие ночнушки — игрушка дьявола  Изо всех сил смиряя плоть, я уткнулся в телефон и набрал номер Саёри. Здесь-то проблем вообще возникнуть не должно. Ее даже уговаривать не придется. Так что максимум две минутки на беседу. И я соберу всех, как покемонов в игре. Однако Саёри не подходила к телефону. Гудки проходили, так что отключен он точно не был. Вот растяпа! Наверняка опять забыла его где-нибудь… Например, в кармане пиджака. Да только это странно — форма школьная у нее обычно в комнате валяется таким страшным серым комком… Гудки все продолжались и продолжались. Причем один стал казаться громче другого… биииип! бииииип! Я потер висок в попытке прогнать волнение, но оно уходить отказывалось. Прочно угнездилось где-то в районе поджелудочной. Закопалось червячком и прогрызло себе ходы… нет, разбомбило как из гребаной базуки. (как говаривал один бородатый деятель хип-хопа, что-то, блядь, неладно здесь) — Эй, Золушка! — крикнул я, — бросай свой совочек и иди сюда. Моника что-то в мой адрес сказала (не разобрал, что именно, наверняка похвалила за отсутствие подхалимства!) и вскоре предстала передо мной во всем своем великолепии. — Что такое, Гарик? Теперь, когда Нацуки была помимо своей воли в нашу тайну посвящена, Моника стала звать меня как привыкла. — Пожалуйста, набери Саёри. Че-т она не отвечает. Моника вопросительно подняла бровь. — И ты полагаешь, что моя сила убеждения настолько велика, что МНЕ она ответит? Я пожал плечами. — Мало ли… вдруг она обиделась за что-то. Я, правда, понятия не имею, чем мог бы накосячить… (это не в ее характере абсолютно, Игорян) Именно. Поэтому мне и неспокойно. Разум все пытается найти рациональные объяснения и не может. Остаются нерациональные, от которых в горле комок образуется. — Прости. — Моника отложила телефон, — я могу, конечно, еще с рабочего номера набрать, если хочешь, но не думаю. — А че вы оба завелись-то, м? — вклинилась Нацуки. — Или забыли, с кем дело имеете? Это ж Саёри! Точно забыла телефон на кухне, а сама в спальню усвистала, наушники нацепила. Успокойтесь оба! Иронично даже прозвучало, если учесть, какой перформанс она тут перед нами изображала совсем недавно. Даже с членовредительством, как в том случае с “Джанго освобожденным”, когда ди Каприо во время сцены руку бокалом рассек. Нацуки тоже выдала исполнение, достойное “Оскара”. И премии “Сатурн” на сдачу. Что-то слишком много их в последнее время. Сначала Майкл вещает как злодей из фильмов про Бонда (с кнопкой!), теперь вот Нацуки кризис личности в прямом эфире переживает? А кульминация где? (ты знаешь, где) Я действительно знал. Все это время знал. Только прогнал мысль об этом на самый краешек разума, прямо в подсознание заныкал. (а на том краю разума — поле. четыре девочки играют на нем в зарослях травы. то ли в догонялки играют, то ли в прятки. а трава высокая, густая. поэтому не видно, что поле — оно вполне себе конечное. и одна из девочек вот-вот с обрыва свалится. уже мелкие камешки в пропасть падают. пора тебе уже к своим обязанностям возвращаться, Игорян) Я поднялся с дивана и направился в коридор. На ходу бросил девочкам: — Я быстро, щас вернусь. Полчаса, не больше. — Гарик, ты куда? — Моника встревожилась. — Саёри проведаю. Че-т неспокойно мне, Мони. Ты ж понимаешь — воскресенье. Она посмотрела на меня внимательно и печально. Действительно поняла. — Иди. И будь осторожен. Господи, мы как будто сценку из трэшового боевика категории “б” разыграли. Еще не хватало сладкого поцелуя взасос для полного счастья. Но его Моника так и не предложила, как я ни надеялся. — Буду, — пообещал я. — Если Юри придет в мое отсутствие, займи ее чем-нибудь и не постарайся не допустить драки, хорошо? Моника сухо кивнула и закрыла за мною дверь. … Я плохо помню, как добрался до дома Саёри. Можно сказать, не помню вовсе — вся дорога слилась в мелькание цветных пятен — сначала коричневых (заборы перед домами в богатом спальном районе), потом серых и красных (центральные здания) и наконец, зеленые живые изгороди, мимо которых я хожу каждый день. Снова я на всех парах летел к дому Саёри, и снова все то же опасение распирало изнутри. Всю жизнь в играх терпеть не мог миссии на время — идиотский пережиток старого геймдизайна. И меня этими миссиями пичкают, как кота спагетти. Причем всякий раз цена ошибки возрастает. Клянусь рогами Сатаны, если щас окажется, что Саёри жива-невредима, я, наверное (расцелуешь ее в обе щеки по старинному мафиозному обычаю) Ну, типа. Знакомый дом показался впереди, и я еще прибавил скорости, даже не замечая, что дыхалка сдает.  Едва не высадил дверь плечом — мозг в конце концов очнулся и напомнил, что запасной ключ под ковриком. Я быстро провернул его в замочной скважине, открыл дверь и ввалился в холл. Шуму, который я наделал, позавидовал бы любой сосед с перфоратором. Но никто на такое прибытие поезда братьев Люмьер не отреагировал. Хреново. Очень хреново. Я кое-как перевел дыхание и позвал: — Саёри! И снова ни-че-го. На меня нахлынуло мощнейшее дежа вю. Как будто я здесь уже был. (и ты был) — Сайка! Я прошел к лестнице и поставил ногу на ступеньку. Прислушался — никто не отзывался. (девочка с красным бантиком стоит у самого обрыва. еще немного — и упадет) Каждый мой шаг по лестнице отдавался скрипом. Ноги подымались с трудом, будто весили полторы тонны каждая. Скорее всего, обычная усталость, но я был уверен, что кто-то меня держит. И я все равно шел. Преодолевал это сопротивление. Коридор второго этажа встретил светом из окна. Ярким и жизнеутверждающим. (если бы не вы, я бы спала дни и ночи) Еще несколько шагов. Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Теперь вытянуть руку… Это же так просто… (ее глаза, синие и лучистые, зовут меня) Я медленно открываю дверь. КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА (13.08.2023 — 13.02.2024)