Глава Цзян

— Ты утопил, ты теперь и доставай! — Не буду! Пусть он его сам достает! — Он меня убьет! В зарослях по левую сторону тропы тут же произошла какая-то оживленная возня. — Что здесь происходит? Оба мелких паршивца… то есть, младших ученика тут же встали перед ним навытяжку. — Глава Цзян! — Глава! Мгновение невольного сожаления — вели бы себя старейшины так же, вообще бы проблем не было, а так никакого терпения не хватает с ними спорить. Видимо, при воспоминании об утреннем споре со старейшинами насчет того, нужно ли все-таки углубить дно и построить южные причалы, чтобы крупные корабли не приходилось время от времени стаскивать с мели, задерживая очередь на пол-реки, он невольно нахмурился, а ученики испугались еще больше. Выдох. Вдох. Улыбка. Ему всегда нравилось возиться с младшими учениками. Они умеют слушать, а не твердить, что в Пристани Лотоса никогда не было до него южных причалов, а значит, если и будут, то не при нем. Совсем допекли, детей вон пугать можно. — Выкладывайте, что стряслось, — велел он. Все-таки как-то низко у них висит тренировочный змей, как будто они по нему не из лука стрелять пытались, а… Ученички покосились на воду, подтверждая догадку. — И кто же вам меч дал? — хмыкнул он почти весело. Вот и вовсе ничего ужасного, просто пытались опередить свое время. — Ну… — Цзян Ши потупился, а Цзян Шу, похоже, героически боролся с собой, чтобы не ковырять носком обуви песок на тропинке. — Стащили? У кого? — продолжил он. — У Юн-шисюна, — грустно признался Цзян Ши. — Глава Цзян, а вы можете его достать? — А совесть у вас есть? — фыркнул он. — А ну брысь признаваться! И на будущее — посылать и призвать, не теряя, можно только собственный меч. Не знали? — Знали, — признался Цзян Шу. - Но меч Юн-шисюна всегда хорошо меня слушался, и я подумал… — После того, как Цзян Юн вас убьет, идите к Цзян Юйцзиню, и пусть он назначит вам взыскание. — Да, глава, — уныло откликнулись нарушители и поплелись по направлению к тренировочным полям. Ну что ж, заодно Цзян Юн потренируется призывать оружие, а то у него, помнится, с этим были какие-то сложности. Как можно вообще не знать, где находится твой меч? Он сам, случись такое, наверное, прибыл бы сюда быстрее собственного свиста. Помнится, даже во времена после вэньского лагеря перевоспитания он за много ли улавливал отголоски чувств, присущие его собственному мечу. Он глубоко вдохнул и слегка расслабил пальцы, сжавшиеся поверх ножен так, что впился металл оковки. А и правда — неплохо было бы пойти и размяться с кем-нибудь из сильных адептов… ну или случилась бы уже какая-нибудь большая охота — не церемониальная, вроде цзиньского представления на горе Байфэн, а настоящая. Вот решится вопрос с причалами — и надо будет написать второму господину Лань, прогуляться с ним хоть в Цишань и вдоволь поохотиться — там на пять таких глав Цзян чудовищ хватит. Он постоял еще немного, размеренно наполняя грудь свежим ветром с реки, гоня из разума раздражение. По песку за спиной прошелестели легкие шаги. — Госпожа Цзян просила напомнить вам, что вы обещали пообедать сегодня с ней и маленькой госпожой, — мягко проговорила Цзян Лю — одна из немногих оставшихся в живых старых служанок Пристани. В ее тоне ему всегда слышался укор, хотя видят боги, предки, земля и небеса, он никогда не пренебрегал ни долгом, ни собственным обещанием и, в конце концов, ему удалось превратить свою любовь к ее госпоже — бесконечную и безграничную — во вполне приличное подобие супружеской. Наверное. Может быть. И все-таки общение со старейшинами клана Цзян всегда было для него на редкость неполезным занятием, заставляющим чувствовать себя не на своем месте. Цзян Лю засеменила по направлению к берегу, к Пристани Лотоса, и он так же медленно пошел за нею. * Шицзе сидела на земле у трех свежих могил, кутаясь в шерстяную накидку — серую и скромную. В Нечистой Юдоли такие носили слуги, но сейчас всё перепуталось. Одежда была теплой — и этого было достаточно. — Мне кажется, — она подняла голову, — мы все еще можем попробовать спасти наш орден, А-Сянь. Я понимаю, что не могу тебя об этом просить, но… никто из нас по отдельности ничего не будет значить, а вот вместе мы еще можем попытаться. Я — всё еще Цзян по крови, но я женщина. Будь я хотя бы сильной заклинательницей, у меня был бы шанс. Но сейчас нужен кто-то, кто мог бы сражаться. Имеющий то же право, что и я. Супруг. — А павлин? — спросил он отчего-то невпопад. Она коротко стиснула губы: — Забудь о нем. И он послушно забыл. Тогда им пришлось поклониться могилам вместо того, чтобы быть в храме предков, но ее свадебный наряд был таким, как нужно, и за это следовало благодарить Хуайсана — кажется, еще более растерянного, чем обычно. * Им не стоило оставлять Цзян Чэна одного. Даже после того, как тот поверил — он ведь рассказал свою выдумку про Баошань так убедительно, как мог. Выходит — где-то ошибся? Он и сейчас не мог сказать — где. И не знал, и не мог узнать, сколько бы ни думал — почему после его ухода шиди перекинул через потолочную балку пояс, криво начертав на подвернувшемся листке бумаги: “Еще бы с Гуаньинь познакомить обещал, врун!” Что он тогда такое делал, найдя? Кричал, что не врун? Что по сути не говорил ничего, кроме чистой правды? Просил неведомых богов вернуть все обратно, чтобы он всё-таки сделал то, что обещал, на что был готов, что получилось бы как надо — он точно знал? Он не помнил до сих пор. * Под ногами поскрипывали мостки — Цзян Лю вела его в любимое место шицзе, беседку над водой, в которой она всегда занималась летом музыкой и рисованием, а теперь — делами Пристани. Недаром он сам загонял всех, но добился того, чтобы новая была точь в точь как прежняя. Стоило подготовиться. Миг — и А-Ло выполнила свой излюбленный трюк: врезалась в него спереди, боднув в колени. Он с готовностью сделал вид, что потерял равновесие и с размаху сел на нагретые солнцем доски мостков, еще в падении привлекая ее к себе, и громко возмутился: — Маленькая вредина! — Но ты же на самом деле не упал. — Она с готовностью уселась к нему на колени. — Папа никогда не падает. — А вот если ты так врежешься в кого-нибудь еще, он упадет и покалечится. — Он слегка ткнул дочь пальцем в лоб. — Я так врежусь только в папу, а потом можно будет на нем сидеть. — Она еще удобнее устроилась верхом у него на коленях. — И не пускать. И мама принесет нам обед прямо сюда. — И ведь не поспоришь, — признал он, поднял глаза на Яньли и устало прислонился спиной к резным перилам. Она смеялась — глазами и совсем чуть-чуть губами, как умела только она. И где-то, в самой основе существования, всё было совсем неплохо.