Вы задержаны в подозрении за крупную кражу

— Стоять! Вы задержаны в подозрении за крупную кражу! — воскликнул коп за моей спиной. Твою жешь мать! Быстро осматриваюсь в поисках выхода, но вокруг только голые стены. Я в тупике! — Пустите, я ничего не знаю! — ага, конечно, я ничего не знаю. Кроме всего про эту кражу. Но вдруг прокатит? — У вас есть право хранить молчание. Разберемся в вашей виновности в суде, — даже вежливый какой-то. В морду не дал, на «вы» обращается, даже наручники… А нет, наручники все же одел, скотина. Куда ты меня тащишь?! Пусти, тварюга! — перестаньте сопротивляться, вы лишь подтверждаете свою виновность, — да что же ты спокойный такой, а?! — Но я ничего не знаю, просто гулял, меня вдруг схватили! — сейчас бы слезу пустить, но глаза что-то сухие. Может все-таки отпустит? Если придется звонить мафии и снова просить помощи, то они с меня потом цену раза в три больше сдерут. Мне же штук пять банков придется ограбить, чтобы отдать! — Ага, гулял он. С бандой мафии и мешком денег, — а ты ещё кто? У них представляться не в моде, я смотрю! Хотя вон, на бейджике, имя написано. Оки, наглого у нас зовут Руслан Тушенцов. Запомню, потом нагряну к нему. Поучу вежливости, так сказать. А ведущего меня зовут… да повернись ты, у меня глаз сбоку нет! Так, Джонни Колбай. Что, прямо Джонни? Как-то ласково что-ли… Может иностранец? Да нет, по русски без акцента говорит… Хуй его знает что за фрукт. Потом разберусь. Из машины уже не сбежишь. Тем более со мной трое этих тварей. Ладно, одного из них я не знаю вообще, молчит. Юлий Онешко, если правильно рассмотрел. Второй тут Русланчик, чтоб ему все прелести нижней позиции в кровати показали! А третий как раз таки Джонни. К нему претензий нет, выполняет свою работу. Ну какого хуя ты меня поймал, скотина, а?! Так, успокойся. Рома, если ты сейчас их вслух матом крыть будешь, то ничем хорошим это не закончится. Сидим, играем напуганного мальчишку. Можно даже прижаться к кому-нибудь. Кто тут ближе всего? Как раз таки этот Джонни. Стоп, Рома, стоп. Ты за эти три минуты его имя больше десяти раз произнес. Успокойся, влюбишься ещё. Хаха, сам пошутил, сам посмеялся. Вздрагивает. Не ожидал? А я тут. Тепленький… А я в одной толстоке поперся. На улице зима, конец декабря, а Рома в толстовке. Эту логику нельзя побить. — Х-холод-дно… — ну в принципе я даже не вру. Холодно действительно. — Юлик, включи кондиционер, — а чего это мы такие добренькие? Куртку дали, за кондиционер попросили. — А смысл? — ну все, Юлий Онешко, вы нарвались. Я вас засуну в морозилку, даже если придется сначала по кусочкам порезать, — помрет, так не наши проблемы, — интересно, а если скормить человеку его же замороженную руку он поймет, что нужно быть вежливым? — Юлик, включи и хватит казаться пофигистичной тварью, — улыбка у него красивая… стоп, стоп, Рома, это что сейчас было? Ладно, предположим, что просто мозги набекрень поехали. Додуматься только — назвать улыбку ментяры красивой. Да вообще плевать на него! Ненавижу! — Доволен? — фырчит. Я, может, тоже фырчать могу, не обязательно же на людях это делать. Нужно отвлечься, мне вредно о ком-то много думать. А Джонни у меня уже несколько минут в голове вертится… Все, все, все! Давай на Юлика посмотрим, он вот тоже хороший, обогреватель включил. Теплее, можно уже не прижиматься к Джонни. Хотя так уютненько, что-ли… Стоп, стоп, хватит! Выйди у меня из головы, ментяра поганый! Меня в обезьянник везут, а я о красоте чьих-то глазок думаю! Хотя глаза и правда у него красивые… Шоколадные, с желтыми искорками… Интересно, у него есть девушка? Он вообще гетеро или гей? Так, Рома, я все понимаю, но соберись! Мысленную оплеуху и в бой. Думай, как выбраться отсюда. — Так лучше? — у него на лице написана прямо такая забота. Главное, не повестись на неё. Они в плохого/хорошего полицейского играют? Почти провели, молодцы. Можно похлопать. — Ст-трашн-но, — слезу выдавить не могу, но можно и просто покрепче прижаться. Уткнулись, умгум, хорошо. Что у него за духи? Запах приятный, нужно будет спросить. Потом, когда-нибудь. Рома! Черт подери, сколько можно?! — Ничего, если ты невиновен, то мы просто отпустим тебя, — а улыбка у него-то какая… такая мягкая и всепрощающая… стоп, стоп, хватит уже! Что со мной такое?! Давайте ещё мне тут любовь с первого взгляда, как в американских комедиях. К делу прямо так, что зашибись! — Я д-даже н-не зн-наю, к-как д-док-казат-ть, — моего лица не видно, хорошо. Сейчас пустить жалобный всхлип, — он-ни т-так резко нал-летел-ли и с-сумк-ку к-кинул-ли. — Тише, не плачь, все устаканится, — чувак, я в курсе, что у тебя мега красивая внешность, добрая улыбка и прекраснейшие глаза. Но давай ты не будешь мне волосы трогать? Хотя так как-то даже уютнее… — Джонни, ты слишком о нем заботишься, — Русланчик, черт тебя дери, спасибо! Отвлеки его, да на подольше, иначе и правду сейчас окажется, что я влюбился. Вот смехота-то будет. — Рус, а ты слишком строг, — не строгий он, просто наглый. Ага, вот тут, по макушке… Кайф, когда меня вообще так приятно успокаивали в последний раз… Рома, Рома, прием! Прием, ты слишком увлекся! Помурлычь ещё! Ээ, в смысле? Я что, реально мурлыкал? — когда разберемся, что он там делал, тогда и будем решать куда и на сколько, — ууу, падлюка! Так и знал, что это игра была! Тварь, как выберусь, то к тебе первым заеду! Изнасилую и к кровати привязанным оставлю! Юлик опять фырчит там что-то. О, мы уже приехали? Э, куртка, куда? На мороз без ничего?! А, нет, все нормально, просто застегнули. Интересно, а сам Джонни не замезнет? Минус… сколько у нас там? Пятнадцать? Двадцать? Десять? Так, это уже не важно! Раз начал играть, то вперед и с музыкой. Вот так, прижаться, уткнуться и взлрагивать от каждого звука снаружи. Это мстя за ту фальш! Был бы как все, наглый и пофигистичный — сразу бы возненавидел! До суда ещё полчаса. Ну и, конечно, посадили ждать в обезьянник! Благо хотя бы один сижу. Куртку, кстати, так и не забрали. И хорошо, успокаивает как-то… Серьезно, что за духи? Куплю себе, после всего этого. — Кушать хочешь? — да, но тебе этого знать не обязательно. Я ещё не простил того случая! Скотина, игрался он! Инфу узнать хотел ведь! А я чуть не поверил. Нужно испуганно посмотреть и помотать головой. Забиваемся ещё в угол. Так, молодец я, реакция есть. Стоп, у него это что вина на лице? Нет, либо он играет так же замечательно, как и я, либо я чего-то не понимаю. — Хей, я тебе не обижу. Только если ты и вправду ничего не натворил, — я бы успокоился, но у меня как раз таки куча всяких грехов за спиной! Посадят, как пить дать. — М-можн-но позв-вонит-ть? М-мам-ме, в-волнует-тся в-ведь, — ага, даже смешно от своих же слов. Мама волнуется, ха. Мертвым как-то плевать вообще. Но тебе, ментяра, это знать не обязательно. — Да, конечно. Но только один раз, ладно? — а то я не знаю, не надо мне тут заботливую мину строить. Так, сейчас поступаем немного нелогично, снова прижимаемся к нему. Я напуган, я напуган, прямо да. Провели в будку, вышли? Вышли, хорошо. Набираем мафию, выслушиваем маты. Все, проблему сказал, на суде приедет наш адвокат. Отмажет. — Все, позвонил, — черт, заикаться забыл. Ну исправляться уже поздно. Ещё полчаса, можно подремать… — Точно не хочешь кушать? — ладно, уговорил. Роман, спокойствие. Ты напуган, но типо приуспокоился. Кстати, он теперь на «ты». Мило, очень. — Немного… — можно уже и не заикаться заодно. — Держи, — черт, его улыбка… так, где здесь что-то, чтобы память стереть? И что тут в судочке? Мм, картошечка с салатиком… И мясо… Курица? Вроде бы. Все, я продал душу душу дьяволу, извиняюсь за все, этот парень прекрасен. Интересно, сам готовил или у него все же девушка есть? Ладно, ладно, потом узнаю. — А ты? — любопытство и немного осторожности. Эх, мне бы Оскара за хорошую актерскую игру. Хотя один уже есть. Стоп, точно, Оскар! Его же не покормит никто… Ладно, я Андрею ключи давал, надеюсь, додумается моего котейку покормить. — Я не голоден, — да? Ну ладно, поверим, — что такое, мы как-то погрустнел? Так, ну новости про голодного кота вроде повредить не должны. — Оскар там дома же… А мама на работе, его не покормят, — всхлип. Про маму вовремя вставить успел, чуть всю легенду не сломал. — Ничего, может кто-то из твоих друзей заскочит и покормит, — как бы мне хотелось верить, что ты действительно беспокоишься… Рома, хватит, ты ведешь себя странно. Сиди и ешь картошку, раз дали. Умг, тепленькая ещё… Чувак, я уже тебя люблю. Шутка, мне охота вас всех прирезать и свалить. Суд все же прошел, заразы. Я-то думал, вдруг забудут. Хотя сидеть в камере вечно, да ещё и в компании Джонни то ещё удовольствие. Расслабляет, но мне-то расслабляться как раз и нельзя. Боже, ну и скучно это все. Пока законы прочитают, пока нужный найдут. Мафия все же прислала адвоката. Ну если он сможет меня отмазать, то и платить меньше. Нанять человека проще, чем подкупить судью. А пока они говорят продолжаем играть роль испуганного мальчика. Так, Джонни у нас тут играет в заботу? Значит нужно изредка ещё и на него бросать испуганный взгляд. Так, я сказал взгляд, а не пятиминутные гляделки! Чуть не пропустил вердикт. Так, что мне там присудили? Стоп… Как десять дней? Нет, это лучше, чем пожизненный срок, не спорю, но… Что не получилось-то? Хотелось завыть, да так громко, чтобы все оглохли. Десять дней! У меня кот! Он умрет от голода! Если я найду его труп после того, как выйду отсюда, то наведуюсь ко всем им и убью. Мне плевать, что раньше рука не поднималась на убийство. Этих тварей мне стоит уничтожить. Нет, они могут быть просто отличными отцами, матерьями и прочими. Но для меня они твари редкостные. Хотя… Не сказать, что я часто делаю исключения. — Ты в порядке? — снова этот заботливый тон. Меня посадили, конечно я не в порядке! На этот раз слезы все же появляются, что неплохо вписывается в образ. Здесь нужно прижаться и побольше всхлипывать. Ну все, пацан, ты попал, — ну тише, не плачь, — э, руки убери! Я не твоя девушка, нефиг меня обнимать. А хотя плевать, насладимся моментом. Хорошо, что ему не пришла мысль, что слезы могут и от досады идти. *** Десять дней прошли странно. Вроде и в обезьяннике, но вроде и забота была. Джонни не оставил парня, помогая по едой, то разговорами. Но вот последнее Рома и старался обминать. Слишком расслабляли смешные истории от парня, слишком хотелось рассказать что-то в ответ. Он слишком располагал к себе. — Жаль, что проведу Новый год в обезьяннике, — однажды случайно сболтнул Фильченков на седьмой день. — Да? — удивился Джонни, отвлекаясь от заполнения каких-то бумажек. Каким образом его рабочее место получиллсь так близко к камере Ромы не понял никто. Сам вор считал, что Колбай ему явно пришелся кармой за какие-то грехи. За какие именно, правда, понять не мог. — Да, меня выпускают как раз первого числа, когда все закончится, — вздохнул Рома, облокотившись об стенку. Удивительно, но Джонни видимо совершенно забыл про свою куртку, так и не забирая её у заключенного. Духи уже выветрились, а спросить название фирмы Рома так и не решился. — Ты хотел отпраздновать его с кем-то? — приподнял бровь Колбай, опуская ручку на бумагу и по прежнему выводя какой-то отчет. — Не сказать, что у меня есть с кем… — уклонился от ответа Фильченков, — разве что с мамой, — быстро добавил он. Джонни лишь кивнул. На том их разговор и закончился. До ночи тридцать первого числа. Рома уже давно уснул, когда ключ в замке скрипнул и дверь открылась. — Эй, вставай, — потряс его за бок Колбай. Со сна Рома не понял ничего, так ещё и темнота, вот и ударил куда получилось. С тихим стуком девяносто килограмовой тушки Джонни рухнул на пол. Фильченков осторожно перегнулся с кровати, рассматривая расстянувшегося на полу полицейского. — Эм… Джонни? — тихо позвал он. — Я в порядке, — прохрипел с пола Колбай и резко сел, случайно ударившись лбом об лоб Ромы. Оба синхронно взвыли и схватились за больную черепушку, — пришел вытащить тебя на праздник. Полицейский, — вздохнул Джонни, когда перед глазами перестали плавать звездочки. — Это нарушение закона? — уточнил Рома. — Конечно нет, я перед этим все спросил у главного. Выйдешь завтра, как и положено. Просто сегодня тебе разрешили ещё и побывать на празднике. Из здания выходить нельзя, — фыркнул Колбай. — Тогда пойдем? — роль напуганного мальчика уже давно рассыпалась в прах, а собирать её заново нелегко. Праздник прошел весело. Рома и не думал, что в полиции можно так повеселиться. Били куранты, говорил свою речь президент, лилось вино и рядом сидел Джонни. Черт его знает сколько все выпили. Фильченков ограничился одним бокалом. Геев в участке, как оказалось, хватало и потому после того, как все напились Рома ещё был вынужден отмахиваться от позарившихся на его фигуру. Колбай был как-то незаметно потерян из виду. Может в отключке лежал, может ещё что-нибудь. Но до того момента, как его не затянули в тень, Рома полицейского не видел. — Ты что творишь? — прошипел на нервах вор, — а если бы я схватил инфаркт? — Тише, — шепнул ему на ухо Джонни. Сердце неожиданно заколотилось чаще, словно желая пробиться наружу, а колени затряслись. «Слишком… близко…» — мысли казались спутанными, теплое дыхание опаляло ухо вместе с щекой. — Что ты… творишь… — прошептал Рома, ощущая, как его подняли на руки и куда-то потащили. — Насиловать тебя несу, не видно? — подмигнул ему Колбай. Парни остановились на просторном этаже. Высокие окна с потолка и почти до пола удивили Рому едва ли не больше, чем творящееся за ними. Новый год своими красками захватил город. Сияли вывески и наряженные в гирлянды деревья. Толпы людей собиралмсь на площадях. Ярко мигали новогодние елки, светились огни концертов. — Все? Уже новый год? Тот закончился? — тихо проговорил Фильченков, не отрывая взгляда от творящегося за окном. — Да. Мы в новом году, -мягко сказал Джонни, усаживая парня на подоконник. — Это действительно я ограбил банк, — неожиданно сказал Рома. Он и сам не понял, что такого тронуло ему в мозг, что дало толчок признаться. Благо взорвавшийся фейерверк заглушил его слова для камер. — Я знаю, — улыбнулся Колбай. — Тогда зачем… зачем был этот спектакль? — Рома зажмурился. Не показывать эмоций, нет. Нельзя плакать. — Какой спектакль? — искренне не понял полицейский. — Не притворяйся! Зачем ты делал вид, что тебе не плевать на меня все это время?! Зачем были эти разговоры?! Чего ты добиваешься?! — взорвался Рома, резко отвернувшись и вытирая слезы с лица. — Все очень просто. Просто я считаю, что у всего есть своя причина. Не похож ты на безумного маньяка, — улыбнулся Джонни, притянув к себе изумленно ойкнувшего вора, — да и к тому же… Ты явно совершил очень большую кражу в моей жизни. Кто же ещё мог так ловко похитить мое сердце? — Рома нахмурился, поджав губы, но напрасная злоба не могла скрыть яркого румянца у него на щеках. Полицейский мягко приблизил к себе голубоглазого, все также улыбаясь. А Рома понял, что красть могут не только воры, но и служители порядка. Ну и то, что тот бокал вина был все же лишним. Потому что сейчас сдержать желание поцеловать парня было невозможно. Потому Фильченков обхватил Джонни за шею и крепко зажмурился, накрыв его губы поцелуем. Впрочем, Колбай тоже не отставал, положив руку на спину вора, не давая отстраниться и второй зарывшись ему в волосы. В поцелуе Рома явно терял первенство но отказываться от такого наслаждения не собирался. Чужие губы поймали его стон и тут же спустились чуть ниже, чуть покусывая и тут же зализывая кожу на шеё. Заканчивать это совершенно не хотелось, но и перед камерами голяком стоять не совсем весело, потому пришлось оторваться и замереть в попытках восстановить дыхание. Рома прижался к груди, слушая быстрое сердцебиение. Джонни прикрыл глаза, зная, что завтра это уже не повторится. Они даже попрощаться не смогут, завтра не рабочая смена Колбая. — Ром, — шепнул на ухо наполовину спящему парню Джонни. — М? — тот приоткрыл глаза, не отрываясь от кареглазого. — Тебе пора обратно, — сказал полицейский. — Понесите меня, — недовольно пробормотал Рома. — И завтра меня уже не будет, — вторая новость заставила вора подскочить. — Что, но… но почему?! — воскликнул он. — Не моя рабочая смена, — виновато пожал плечами Колбай. — Даже попрощаться не зайдешь? — нахмурился Фильченков. — Как раз сейчас хотел. Пойдем. На следующий день Рому выпустили. Он отдал деньги мафии за адвоката, собрал вещи и свалил. Благо, что эта группировка была разумная и всего лишь встретила Фильченкова на вокзале, прочитав лекцию о том, что если он хоть что-то разгласит из их секретов, то получит по шеё. Оскар, заботами того самого Андрея, остался в живых, разве что недовольно помяучил на хозяина. Другой город, новые друзья, поиск работы, учеба, кучу подработок. Так и затянулось все больше чем на полгода. Казалось бы уже и в душе не поднималась грусть от того, что рядом не было одного кареглазого полицейского, но… Но всегда есть несколько но. — Вы задержаны в подозрении за крупную кражу, — раздалось сзади, отчего Рома едва не подпрыгнул от неожиданности. — Но я ничего не крал! — справедливо возмутился он, поворачиваясь к человеку. Но знакомые карие глаза с желтыми искорками заставили его замереть. — Как же? А мое сердце? Она прямо трепещит по вам, а вы улетаете в другой город, совершенно забыв про меня. Ах, я умираю! — устроил целую комедию Джонни. — А вы даже не приходите попрощаться перед нашим раставанием, — скептически приподнял бровь Рома. — Неужели это месть? — Будем считать, что да. Сдерживать улыбку больше нет сил. Вот он стоит рядом, ещё и руки раскрыл, чтобы обняться. Вот он, его Джонни. Его и ничей больше. Вы попробуйте отнять у вора его трофей. Он к вам наведается ночью и покажет, что так делать нельзя.