***
Жизнь неспешная, но бурная и непредсказуемая, точно водный поток, но даже так же заинтригованные волны взглядов всех на улице сосредоточились в одном месте, как если бы фокусник мог бы повеливать ими, стихией... направлять поток за собой: каждый остановился, чтобы наблюдать за Лини, который буквально удержал воду в перевернутых стаканах и никак не мог ее вытрусить оттуда, но активно делился цветами со зрительницами за их ожидание и одной из таких стала Люмин, которая неожиданно для себя пересеклась глазами с другим оттенком, который можно найти в морском пейзаже лишь на дне... Чайльд выглядел удивленным и хотел подойти ближе, но его точно некто позвал и Люми, в ситуации обратной золушке, поспешила за рыжим предвестником. Никто не замечал ее, точно улица была занята рыбами и докричаться было, увы, непросто... Но едва ли девушка осмотрела, куда подевался милый боец, как он с привычно наглой улыбкой поймал ее руку. — Ах, так ты тут, девчуля, — его руки остановили Люмин за запястье и привлекли в объятия, по которым даже успелось соскучиться. — Чайльд, привет, разве ты меня не видел? — она ответно обвила руками одиннадцатого. — Думал, не смогу встретить тебя без Паймон, — уставший смешок был на устах парня, когда он, словно заряжаясь, положил свою голову на её. — Иначе мне бы пришлось делиться объятием, а я надеялся провести время с тобой тут позже, но раз судьба снова нас свела. Путешественница могла прочитать по его улыбке его идеи об официальных дуэлях, которые наверняка предложит Тарталья для разминки, но решила пресечь это его поведение: — Никаких испытаний, разве ты не заметил, как Кур-де-Фонтейн популярен для парочек? — она не была уверена, покраснел ли её собеседник от этой фразы, но синие глаза удивленно расширились. — А что и вокруг парочки? Громкое молчание в ответ заставило захохотать леди, преуспевшую прославиться на четыре нации. Она высвободилась из пут "героя-любовника" и поведа за собой, пока тот жестами просил кого-то идти без него, что Люми упорно старалась игнорировать такую мелочь, вероятно, рабочую и победила, ведь Предвестник и правда отлучился от работы, ведь будь иначе их свиданиям приходилось бы случаться почти легендарно редко. Авации на фоне свидетельствовали об очередном зрелище, рожденном иллюзионистом, но влюбленные смотрели лишь друг на друга, удаляясь все дальше от оперного театра за беседой "о своем", одновременно столь полной от разных впечатлений, но и оборванной с нехваткой тем, утерянной близости по сравнению с тем, что была тогда между ними в Ли Юэ...***
— Ты... точно не охладел ко мне? — всплыло трагичной нотой разговоре, когда путешественница спустилась к чистому песчаному пляжу. Её обувь висит в руках, пока ноги ласкает теплый песок, Тарталья занимался по сути тем же, только закатил край штанов выше, дабы не промочить ткань и спокойно путешествовать после отбытия с пляжа. — С чего бы мне, принцесса, — его манера переводить волнение в шутку сказалась опасно настораживающе на Люмин, из-за чего предвестник продолжил свою речь: — Некогда... Я столько писем тебе собрал, но едва ли дохожу до почты, как ты опять куда-то уедешь и я ничего не могу отправить, но только получаю. Тевкр все спрашивал, когда мы к нему приедем вместе, хотел тебе написать об этом пару дней назад, но отправили сюда из Ли Юэ по делам банка... Очевидно, что Тарталья делился проблемами в излишке для себя типичного, его глаза стали тускнее и только когда путешественница решила позаботится о его настроении, то без слов обняла со всей надностью и трепетом, которые вверил ей город в шуме фонтанов, умиротворяющих слух волн, сладости свежих пузыринов, которыми пропахла Люмин от макушки до пят за пробежками по местным загадкам. И это его успокоило, что даже влзымело свой отпечаток — кроткий поцелуй в в середину ее пробора... Который должен был и закончиться на простой ноте, но девушка важно привстала на цыпочки и посмотрела на него так нежно, чтобы нельзя было не вспомнить о тепле её губ, тут же оказавшихся под восходящей улыбкой Аякса, который мог не выбирать маски или вести себя "хорошо". Он с явным желанием перехватывал инициативу, едва ли Люми хотела приоткрыть губы, после чего легкий укус нижней линии её уст привел к тому самому углублению. Улыбка Чайльда исчезла, как по волшебству, он непринужденно обнял её, увлекая своим языком её собственный так неспешно и обходительно, чтобы показать, как правда он скучал и как ему важна светловолосая путешественница без тех красивых слов, о которых девушка тут слышала в парках и наблюдала в книгах. Отстраняясь он взял её руки в свои, глядя прямо в глаза с такой нежностью, смешанную с зарождающимися идеями-желаниями, что в смущении быть таким честным поцеловал каждую из сильных рук воительницы и увенчал последним чмоком лоб, очерчивая границу. — Думаю, лучше вспомнить об этом ещё раз здесь... Ты была права. Как же романтичен Фонтейн, — мечтательным голосом сказал парень. Жестом он влечет её окунуть ноги в воду и пройтись по побережью дальше, будто бы это могло держать его дальше от работы, её — от миссий. Мимолетное счастье — об этом были песни птиц, провожающих лето в ясную погоду. Не тихий бриз поправлял волосы Люми, но рука возлюбленгого воина, словно терзавшая себя за то, что не находит смелости зацепить подбородок и повторить недавний успех встречи их губ. Она смеется на этот жест, с трепетом вспоминая эпизод их прошлого. Пара остановилась и просто смотрела друг на друга, ища в памяти тот момент вместе со смелостью, отданной боям вместо сердечных сил.***
Её улыбка была тепла в отличии от света пекучего солца в этих скалах, среди которых родился город. Чайльд терялся, едва ли её редкая сила и внимание были с ним, противостяли ему, льнули к нему в чувствах более глубоких, чем должны позволять себе соперники. Люмин была так светла в своих нравах, честна, как никогда и никто не хотел. Доверие... её доверие сразило в нем загадку, выдав вердикт: — Я люблю тебя, Люмин, — нисколько парня не удивляла своя же смелость, его взгляд терялся в золоте глаз, на фоне которых мора была ничем. Реакция столь однозначная в розовеющих щеках говорила о том, что она явно неравнодушна. И Аяксу было достаточно этого, чтобы с искренне счастливо-глупой улыбкой поправить её волосы, чтобы заставить покраснеть, но это не работало... Девушка стягивает алый шарф у предвестника, бормоча что-то похожее на: "трофей". И целует в щеку Чайльда. — Я думала о том, что ты мне нравишься, я не против встречаться, только нам стоит узнать друг друга лучше, — путешественница расставила руки в боки и поправила волосы уже сама, малость краснея. Все, кто видели лицо Паймон в этот момент, говорили, что это описать нельзя, но нужно наблюдать — до того округлились маленькие глаза, наблюдавшие за последствием общего ужина компании из трех.***
Воспоминания со смехом добавили немного смелости сделать снова шаг. Нежный поцелуй, не столько глубокий, как до того, но объединяющий и трепетный. Тарталья удивлен, когда Люмин отстраняется и увлекает его в некое подобие танца, пока солнце намеревает садиться. Эта внезапная встреча, будто бы вне сценария их бесконечного круга занятости рушит барьер мыслей и Люмин думает, как ценит их свидания, что происходит между ними и правда химия любви взаимной и прекрасной. Они прощаются уже, когда Люмин находит Паймон болтающей с Шарлоттой и делают это очень тихо и незаметно, чтобы не стать завтра иллюстацией на первую полосу. Обоим не хватает голоса друг друга, больше объятий, но им слишком рано...***
Как он без страха и желания правосудия на бумаге прыгает побеждать приговор, но его прерывают и волнение в Люмин заставляет интересоваться положением дел возлюбленного, о чем не смог умолчать ни разу Верховный судья.***
Ее путь под водой. Крепость Миропид была так близко и так далеко, но не навестить его было бы очень грустно, опрометчиво. Девушка подготовила немного разрешенных вкусностей и готовилась сообщить, что ищет доказательства в пользу его невиновности, почему-то скорее счастливая с мыслями о гутках, что теперь их свидания наконец обретут регулярность.