Дело семейное

      Германии долго пришлось отходить от шока. Он ещё неделю ходил глубоко погружённый в свои туманные мысли, и много кто из его окружения замечал, как время от времени он начинал что-то бормотать себе под нос. За подобным его никогда не замечали, а некоторые, кому удавалось разобрать слова "невероятно... согласился, просто согласился", удивлялись и того больше. Италии понадобилось чуть меньше времени. Спустя примерно двадцать часов он уже обрадованно кричал в трубку, умудрившись разбудить не только Романо, но и Испанию. Тактично умолчим, как же это получилось, кажется, братишка Романо до сих пор не готов признавать очевидного.       Через полтора дня к ним в дом ворвалась пыхтевшая, как паровоз то ли от усталости, то ли от возбуждения столь радостной новостью Венгрия. Бесцеремонно выбив дверь, она тут же принялась выуживать из не менее радостного Феличиано подробности и сетовать, что они не пригласили кого-то запечатлить на камеру такой важный момент.       Через два дня непонятно как прознавший Америка прислал им посылку с каким-то радужным хламом – похоже мания вторичного производства взыграла в его накаченной заднице и он нашёл куда можно спихнуть оставшийся после месяца прайда мерч. В тот же день Пруссия, не узнавший обо всём сразу же по причине запоя, выложил пост с поздравлениями в своём блоге. Надо бы сказать, что львиную долю этого поста занимали самые разнообразные смайлики и похвалы самому себе и своему великолепному воспитанию Германии. Так, внезапно переставший работать интернет не дал Китаю вовремя обновить приложения, и теперь весь его экран пестрил знаками вопросов. Но основной месседж он понял. Восточная Европа(чат без Беларуси) Литва "Зацените-ка" "Прикреплённый пост" Латвия "НИ$*&##%" Польша "Пересланное сообщение: НИ$*&##% Это тотально что? Материться теперь нельзя? Я проспал какой-то новый пакт от Евросоюза?" Литва "Нет, это Эстония нахимичил" Эстония "Да кто ж знал, что у этой функции лимит времени стоит T^T" Чехия "ВААААУ" "Я так и знала!!" Румыния "Отлично, давно пора :))" Словакия "А чего все так рады то? -_-" "Нас всё равно не пригласят..." Польша "Ну кого как >:) Мне Германия сильно так задолжал ещё с сороковых" Литва "Не тебе одному вообще-то..." Украина "Пересланное сообщение: Зацените-ка Ой, какая прелесть! Как жаль, что достойного подарка сейчас сделать не получится" Эстония "Не переживай, мы что-нибудь придумаем)" Польша "Эх, Эстония-Эстония, я думал твоё сердце предано только одному Фугаку а ты" Эстония "Я сделаю вид, что ничего не видел"       Заведомо смешно поперхнулся чаем Англия, когда в его тихий и скромный особнячок на краю Лондона ворвались сразу трое – Бельгия, Франция и, к особому его удивлению, Шотландия. Пришлось угощать их настоящим индийским чаем, от еды те, к счастью, отказались.       Кажется один-единственный Австрия ни капли не удивился подобной новости. Хотя, может он из чисто аристократической вежливости решил не выкачивать глаза из орбит и не куксится в надменной роже, так и выражавшей "а я вам говориииил". Когда Германия узнал, что Пруссия продул Японии двадцать евро, то только развёл руками. Оказывается его дорогой брат, искренне веря в решительность Людвига, сделал ставку на то, что именно он сделает предложение руки и сердца. И проиграл. Италия сделал этот шаг первым, оттого может и верещал потом в подушку минут тридцать, а Япония получил свой законный выигрыш.       Свадьба. Вернее, сперва помолвка. Они же теперь с Италией помолвлены. Кажется, что весь мир уже знает. Да оно, скорее всего, так и есть. Учитывая, что поздравления начали сыпаться буквально со всего света. Даже африканские страны, с которыми у Германии были весьма далёкие отношения, нашли минутку его поздравить. Не сказать, что это неприятно, наоборот, очень даже мило. Если бы ещё каждый не стремился подколоть его по поводу того, что он теперь, как бы, невеста. Мда уж, двадцать первый век, а им всё неймётся с шутками про гендерные роли. По слухам, Швеция всё ещё Финляндию женой называет, хотя эта хохма исчерпала себя уже века три назад. Людвига перспектива оказаться женой, конечно, не слишком и пугала – зато Финляндия бы обрадовался, если бы узнал, что в рядах "жёнушек" намечается пополнение. Ладно, слишком много мисгендерности и стереотипов даже в его голове.       В тот день он весьма спокойно и методично протирал полки, шкафы и зеркала. Следуя своему еженедельному обряду, он сначала навёл идеальный порядок в кухне, пока по всему остальному дома шумя ездил умный пылесос, а потом взялся за тряпку. Несмотря на свой педантизм и даже некоторое чистоплюйство, настолько сконцентрированным на таком, казалось бы, обычно деле Людвига застать было очень тяжело. А всё от того, что, во-первых, мысленно он всё ещё пытался как-то организовать внутреннюю сумятицу, во-вторых, потому что сегодня Пруссия весьма бесцеремонно ворвался в его дом, оккупировал диван, и сидел, и смотрел на него каким-то нечитаемым взглядом. Время от времени отвлекался на телефон, но большей частью сидел погружённый в себя и молчал. Поведение для него абсолютно нетипичное, поэтому сперва Германия искоса на него поглядывал, но потом решил махнуть рукой. Первый раз что ли у него в мозгах что-то перемыкает?       – Слушай, братишка, я бы конечно не хотел портить момент, но я думаю настала пора поговорить о действительно важных вещах, – необыкновенно серьёзный тон Пруссии слегка застал врасплох погружённого в вязкие воды мечтательности Германию.       – И о чём же? – удивлённый тем, что брат так неожиданно решил подать голос, настороженно спросил Людвиг.       – Ты, вероятно, в курсе к чему приводит инцест, – с авторитетной миной начал Байльшмидт. Германия изумлённо вытаращился на него и немного выпал в осадок. Боже, дай ему терпения.       – Инцест?.. Ты о чём, Пруссия? При чём тут это? – Германия выровнял книжки и начал по одной засовывать их на только что протёртую полку.       – А при том! Ты вспомни Родериха, Антонио и их Габсбургов! Повеселились нечего сказать, а я тебе желаю одного лишь счастья, и себе здоровых племянников! – голосом, требующим немедленного восстановления справедливости, запричитал он.       – Гилберт, что с тобой? Каких ещё племянников? – Германия воззвёл глаза к небу, мысленно спрашивая, за что ему это всё.       – Обыкновенных, Люд, обыкновенных, – ничем не смущённый, он намеревался продолжить свою тираду, однако внезапно их, как в каком-то дешёвом ситкоме, прервал звонок в дверь.       – Ждёшь кого-то? – вопросительно уставился на него Гилберт, явно недовольный, что у кого-то хватило наглости прервать его великолепную речь.       – Вообще-то Дания должен был заскочить обсудить кое-какие дела, – задумавшись произнёс Людвиг, а потом сверился с часами. – Но мы собирались в пять, а сейчас ещё трёх нет.       – Пфф, если это неофициально, я удивлён, что он часов в десять не заявился. У него всегда так, на одном месте ему не сидится, шило у него в заднице, – развёл руками Пруссия и откинулся в кресле. Германия, совсем не желавший знать у кого и что застряло в нижнем проходе, только вздохнул и пошёл открывать дверь.       – Привет, Германия, как делишки? Ты извиняй, что так рано, подумал, чем раньше, тем лучше. Много что обсудить успеем, у меня как раз есть одна идейка по поводу увеличения оборотов красильной промышленности, – не дав Людвигу вставить и слова, Дания приобнял того за плечо в знак приветсвия, по-хозяйски прошевствовал в дом и только в гостиной обнаружил Пруссию.       – Какие люди! Гил, а ты тут какими судьбами? – сверкающая улыбка Миккеля засияла ещё сильнее.       – Это дом моего брата, если ты не в курсе, – не очень приветливо пробурчал Пруссия. Похоже, он был не сильно рад такой встрече. Аж скуксился весь, руки на груди сложил и даже корпус чуть развернул. Подальше он новоприбывшего.       – Само собой, – пропустив колкость мимо ушей, Дания всё также довольно уселся на диван.       – Итак, – Германия устроился в кресле напротив него. Осознание того, что он даже не возмущён тем фактом, что в его дом можно беспардонно ворваться, немного расстраивало. – Если мы собираемся говорить о делах...       – Вообще-то, герр Данмарк, у нас с братом тут был серьёзный разговор, – зыркнув исподлобья, процедил Пруссия.       – Ой да будет тебе, Гил. Ты всё ещё дуешься из-за моей маленькой победы? – задорно рассмеялся тот, откинувшись на диване и по-хозяйски раскинув локти на спинке. – Просто кому-то повезло сильнее. Стоит ли это того?       – Ага-ага, друзьям своим, таким же читакам, рассказывать будешь про везения. Я точно знаю, что у тебя какие-то сторонние софты! – вскинулся Пруссия.       – Ничего подобного, Гил, – Дания только развёл руками.       – Кхм-кхм... – Людвиг, покашливая чуть громче, чем того требовал этикет, наконец привлёк внимание своих нежданных гостей. – Пруссия, мы собираемся говорить о делах, можешь, конечно, остаться, если Дания не против, но тогда не возникай.       Секундная пауза.       – Тем более из-за каких-то дурацких игр, – тише добавил Германия.       – Она не дурацкие!! Как ты можешь так говорить, вест, когда процент киберспортсменов в твоей стране растёт с каждым!..       – Да-да, я понял, – обречённо вздохнул тот.       – Смешные вы конечно, ребятки, – усмехнулся Миккель, – Но ты, Гил, вроде что-то хотел обсудить с Германией. Если это не прям приватно, то продолжай. Мне всё будет интересно.       – Угу.. – Пруссия по-детски обиженно отвернулся, растягивая интригу, чуть пожевал губу, поворчал нечто абсценное себе под нос и наконец выдал. – Говорим про инцест.       – Чего?! – от удивления Миккель аж подпрыгнул. – Вы что, серьёзно?       Германия только сейчас понял, каким именно это заявление  сложилось в голове у Дании. Отвращения как такового на лице его, конечно, не проступило, но голос явно звучал ошарашено.       – Я думал у вас максимум ты и Австрия, но чтоб родные братья, – он шокировано прикрыл рот рукой, пока Германия стыдливо чувствовал, что розовеет. Он собирался открыть рот, чтобы опровергнуть столь скандальное заявление, но его опередил Пруссия.       – Да нет, балда. Ты о чём вобще думаешь, а? – казалось, Пруссию это даже не возмутило. Похоже задетая честь из-за игр волновала его куда сильнее, нежели обвинение в таком серьёзном грехе. – Я говорю про веста и Италию. Если вдруг выяснится, что они связаны родством, ты представляешь какой скандал будет?       Миккель погрузился в раздумья. Очевидно, из своей глубокой многовековой памяти он пытался вытащить абсолютно все его достоверные и не очень факты про этот дуэт. С тоской обнаружив нехилые такие пробоины в корабле собственной осведомлённости, он решил уточнить.       – Так они же, вроде как, из разных семей? Италия потомок Рима, так же?       – Насколько мне известно, внук, – решил всё-таки вставить свои пять копеек наконец-то собравшийся с мыслями Людвиг. – Но, Пруссия, с чего ты вообще решил, что мы родственники?       Сказать, что Германия был в шоке от того, в какие дебри занесли шебутные идеи его брата на этот раз, это не сказать ничего. Выудить откуда-то настолько нелепую вещь, это надо ещё постараться. Кто надоумил, интересно? Для ответа следует узнать последнего собутыльника и слегка прокрутить вниз историю браузера.       – А ты сам подумай, существование таких как мы противоречит законам природы впринципе, – поэтично начал Гилберт, – Однако, если сдавать нашу кровь на тест ДНК, в нём обнаружат почти стопроцентную принадлежность к какой-либо национальности. Родственников, конечно же, не найдут, кроме кровных братьев и сестёр, таких как мы, например. Но! Скажи-ка мне, вест, что ты знаешь о Древнем Риме?       – Эм.. Ну могущественное государство, существовавшее с 8 века до нашей эры до 476 года нашей, – на автомате выдал давно заученную информацию тот.       – Это ты про Западную её часть, а как же Восточная? Что насчёт Древней Германии? А Священная Римская Империя? Разделённая до 19 века Италия? На мысли не наводит? – с лицом и интонациями заправского инфоцыганина, начал он. Непрекрытое заискивание в его голосе по идее должно было заставить его невольных слушателей задуматься, но Германия просто ответил:       – Да нет, в целом.       – Действительно, зачем ворошить прошлое. Всё равно ответов от них лично нам не получить, – поддакнул Дания, всё с меньшим интересом поглядывая на друга. Он ожидал чего-то воистину гениального и в стиле Пруссии, а тут. Какие-то глупые вопросы с историей. А кто из них не задавал вопросов этой прелестной даме – истории? Только та нема, как рыба, и молчит всю свою жизнь,так что толку-то.       – Аааагх, ну пораскиньте вы мозгами! Вас что, никогда не интересовало как вы появились на свет? Я вот не знаю, создал ли меня кто-то или я появился сам по себе. А что нас интересует больше всего, так это кто же тогда родители Феличиано и Романо? – от переизбытка чувств Гилберт вскочил на ноги.       Как только вопрос был озвучен, комната погрузилась в молчание.       – А ведь действительно... – Германия задумчиво подпёр подбородок. – Если мы точно знаем, что они внуки Рима, то кто же тогда его отец и мать?       Не сказать, что Германия не думал об этом. Точнее, этот вопрос, может, когда-то и пролетал у него в голове, но так, мимолётом. Ощущалось, что он всегда был где-то неподалёку, ворочался на задворках и всё стеснялся вырисоваться во что-то приличное, о чём и поразмышлять на досуге не стыдно, но никогда на свет не показывался. А теперь пытливый ум Пруссии всё же решился озвучить его вслух. В какой-то степени это было даже некое табу, запрет, на которое кто-то однажды наложил право вето и без согласия этого недоступного анонима, никто не смел обсуждать столь личные темы.       Думать о том, кто ты – естественно. Для людей это в порядке вещей, и если человек никогда не задавал себе этот вопрос, то он либо младенец, либо блаженно неведующий. Однако с ними, подобными им, совсем другой разговор. Кто они, как появились, где их создатель, а главное, зачем они нужны? Зачем, право, людям, этим жалким и слабым созданиям, нужно этакое воплощение их разумности? Такие как они – словно манифест, словно идиотское заявление, беспретенциозный трофей. Воплощение человеческого развития. Будто ходячая табличка – "Хей, посмотрите, эти лысые обезьяны смогли самоорганизоваться настолько, что создали государство". А потом, в бесчётном, кровавом и абсолютно бессмысленном истреблении себе же подобных из-за низменной жадности и кипящей ненависти они выдумали себе романтичный и удобный способ превратить зверскую жестокость в благородство. Они придумали нации. Эти бессмысленные ярлыки,  раздробившие, навсегда разделившие и так хлипкие людские отношения на мелкие части. Можно подумать, англичане всегда ненавидели французов. Да только на полях этой сугубо экономически и политически выгодной столетней войны появилось это национальное самосознание. Люди дошли до того, что смогли оформить свою абстрактную ненависть и жажду крови в нечто целостное. Придали ей форму, так сказать. Засунули внутрь всю ярость и злобу, уплотнили глупостью и нежеланием видеть дальше своего носа и обшили всё это дело собственным нещадно раздутым эго, прозвавшимся национальной гордостью. Да, Артур мог ненавидеть Франциска за каждый нанесённый шрам и каждое отобранное владение, но Англия начала ненавидеть Францию сравнительно недавно. А вспомнить, как он, Германия, будучи ещё в самом нежном возраста, сам люто ненавидел того же самого Франциска. Просто терпеть не мог. Он уже не делал различий, может поэтому, и наступил на одни и те же грабли дважды. Германии повезло знать своих создателей – бесконечно дроблёные немецкие княжества вложили в него самое лучшее, а Пруссия с небывалой ответственностью отшлифовал его, превратив в фигуру с нужными гранями. Но так повезло далеко не всем.       Например, тот же самый Миккель. Людвиг очень смутно представлял его историю, его жизнь. Он знал о викингах достаточно, чтобы не верить в то, что они носили шлемы с рогами, но недостаточно, чтобы понять, а были ли у них создатели? Каким он был те же пятьсот, тысячу лет назад? Тогда он, кажется, кошмарил Англию похуже французов в их лучшие годы. И норвежский трон наверняка уже принадлежал датскому двору. Пожалуй, как только весь этот странный диалог закончится, Людвиг основательно засядет за книжки по истории. Вот бы спросить у всех лично, но это должна быть весьма щекотливая тема, чтобы вот так беспардонно лезть кому-то в душу.       – А я тебе о чём толкую. Ты же в курсе, как установил папа – те кто ближе третьего колена, те считаются извращюгами, – Пруссия нравоучительно поднял вверх палец.       – Прям так и сказал, – прыснул Миккель, сменив позу. Теперь он закинул одну ногу на вторую и подпёр щёку локтём. Теперь становилось интересно. – Мы, кстати, хочу напомнить, протестанты.       – Знал бы ты как мне глубоко наср...       – Гилберт! – тотчас выйдя из раздумий окрикнул его Людвиг. Миккель покатился со смеху.       – Ох.. ну это в самом деле, хороший вопрос, – утирая воображаемую слезу, сказал он. – Как собираетесь выпутываться из ситуации? Это же, типа, и законом запрещено.       Долго раскидывать мозгами не пришлось. В их случае был только один дееспособный вариант.       – Придётся вспомнить всех наших предшественников, – вздохнул Людвиг. – Надо всё-таки убедиться, что этот союз не будет инцестом.       – Тогда пойдём по стороне невесты. Начнём пересчёт всех наших немногочисленных родственников. Всё равно, согласно логике, у нас должен быть общий предок.       – Ну не говори, – внезапно возразил Миккель. – Швеция с Финляндией же этот вопрос как-то решили. Вот, живут душа в душу уже сколько лет. Двое детей и никакого инцеста. Хотите я позвоню Тино у него узнаю?       – Точно, Дан! Ты гений, давай звони! – воскликнул Гилберт. – Удивительно как с нашими-то маленькими возможностями можно ещё и найти эксперта.       – Я бы так сильно не радовался, – усмехнулся Дания, быстренько отыскивая номер телефона в фейстайме. Не иметь Айфон в их время, просто отстой. У каждого минимум один. – У них случай не такой запущенный и запутанный, как ваш. Экспертным мнением я бы его точно не назвал.       Про то, что Тино сейчас скорее всего очень сильно поржёт Миккель уточнять не стал. Пускай сам позорится, а ему нечего, хорошие отношения с южными соседями ещё никому не помешали.       – А мы ему сейчас не сильно помешаем? Вдруг дела какие-то? – как единственный в собравшейся тройке с образцовыми манерами поинтересовался Людвиг.       – Да не, ты что. Моим звонкам он всегда рад, – он беззаботно отмахнулся.       Дания нажал кнопку вызова, и, спустя несколько томительных гудков и характерного звука, на экране появился Финляндия. Видок, надо сказать, так себе. Похоже, его прервали прямо в разгар бурной деятельности на работе, потому что в камеру пялилось явно недовольное и в уставшее лицо.       – Какого хера ты мне звонишь, блять? Дания, сука, у меня здесь триста страниц какой-то невообразимо важной хуйни, в которой надо разобраться. Какого чёрта тебе сейчас от меня надо? – на пуленепробиваемую защиту Дании опять посыпался миллион матов. Тот, судя по всему давно привыкший, даже бровью не повёл, когда увидел недовольную моську своего товарища.       Германия и Пруссия переглянулись. Не то чтобы они удивились... Нет, ладно, хорошо, они жесть как удивились. И если Пруссия, ещё слегка помнивший воинственного финна из восемнадцатого века, оказался в относительном шоке, то Германия, не имевший абсолютно никакого понятия о том, как ведёт себя Тино в неформальной обстановке, аж рот открыл от удивления. Во время второй мировой, тот предпочитал вообще отмалчиваться, поэтому такой словесный поток обычно дружелюбного и милого финна его ошеломил.       – Приве-ет, Тино, – елейно протянул Дания, даже не стараясь хоть как-то сдержать ехидную улыбку. – Я тут в гостях у братьев-немцев и нам срочно понадобилась твоя помощь в одном деликатном деле.       – Германии и Пруссии привет. Чего вам так внезапно понадобилось? – недовольно промычал телефон. Если Финляндия и смутился от того, что его выпад слышали посторонние, то никак этого не показал. С его стороны, он имел полное право злиться, потому что тристо страниц, как сказано, сами себя не разберут и не подпишут.       – Короче, ты когда-нибудь задумывался о том, какой коэффициент инцеста в вашем с Бером браке?       – Эмм... Примерно, нулевой, – с читаемым замешательством в голосе проговорил он. – Я же из бывших кочевников, а он из прогерманской семьи. Что за вопросы вообще? Вы чем там занимаетесь?       – А-а-а, точно, как я мог забыть, – совершенно проигнорировав заданные вопросы, Дания поднял глаза вверх, будто действительно что-то вспомнил.       – Вы ж с Венгрией какие-то там родственники? – просунул свою белую башку в экран Пруссия, беспардонно вытолкав оттуда Миккеля.       – Да. Я, Венгрия, Эстония ещё, мы все из финно-угорской семьи и чисто биологически вам, европейцам, родственниками быть не можем. Насколько сейчас известно благодаря исследованиям, предки наших народов откуда-то с Уральских гор.       Видимо смирившись, а может в тайне и обрадовавшись, что наконец-то получится отвлечься от вечной работы, Финляндия поудобнее вытянулся на рабочем столе, положив голову на согнутую руку. Второй, вытянутой вперёд, он держал телефон и косил в камеру взглядом исподлобья.       – Точно-точно, про это даже анекдот есть, хотите расскажу? – обрадовался Дания, как только вернул себе законное место. Ну, почти, полголовы Гилберта так и осталось маячить где-то неподалёку.       – Если это тот поганый анекдот про "те, кто умел читать, стали венграми", то я отказываюсь слушать.       – Ой да ладно тебе, не в твоём возрасте на такое обижаться, – отмахнулся от него Дания, хотя и анекдот рассказывать не решился, лишь кивнул Пруссии, мол, позже расскажу, а то тут неженки.       – Нет, а если серьёзно, с чего это вы так озаботились не инцестные ли у нас отношения? Не думал, Дан, что тебя это хоть капельку волнует.       – Да меня и не волнует. А вот Германию очень даже, – Дания развернул камеру, и в телефоне у финна отобразился взволнованный и одновременно сконфуженный Людвиг. – Помаши ручкой, Германия.       – Привет, Фин, – неловко помахал он пятернёй. Тино отдал честь двумя пальцами, никак не поменявшись в позе.  – Мы просто подумали, что мы с Италией можем быть связаны какими-то родственными узами, и тогда получится, что наш брак будет инцестным...       "Ты ведь расскажешь Норвегии, правда?" – мысленно вопрошал Дания, уже предвкушая как они впятером будут обсасывать эту новостью на следующей встрече.       "Щас расскажу Норвегии, вот он поржёт" – мигом подумал Финляндия, хотя и виду не подал, что его это как-то трогает. Хотя, не следовало им, конечно, поднимать такие темы с незнакомцами. Несмотря на то, что Пруссия и сам по себе был тем ещё болтуном и обладал бескостным языком, но ради брата он, пожалуй, и смог бы этот самый пресловутый язык прикусить, но Дания... Их предки хоть и были в каком-то смысле роднёй, но они лично скорее нет, чем да. Поэтому северные сплетники совершенно точно и очевидно собирались сначала развлечься этим сами, а потом так, невзначай рассказать кому-нибудь. Бедный Германия, из-за его мнительности всё европейское сообщество, как минимум, будет потешаться над ним ещё пару недель. Хотя, учитывая скуку и жажду приключений, бытующих ныне среди стран, вполне возможно он задаст новый тренд в их узких кругах, и все пойдут выяснить кто кому какой брат или сестра.       – Сильно в этом сомневаюсь. По-крайней мере, даже если вы и окажетесь родственниками, вряд ли процент инбридинга окажется таким высоким, – постарался успокоить его финн, но, видимо, напрасно. Если уж Людвигу, а тем более с лёгкой руки Пруссии, втемяшилось что-то в голову, он в лепёшку расшибётся но выяснит всю поднаготную. Так что, сейчас Дании и Финляндии оставалось просто наслаждаться шоу.       – Итак, начнём, – выпрямившись, Гилберт с важным видом профессора откупорил фломастер. Перед ним уже лежал белый листочек, готовый пожертвовать своей девственной чистотой ради выяснения истины. – Из тех, про чьё существование нам точно известно: Древняя Германия, Империя франков, Священная Римская Империя и его тогдашние герцогства Швейцария, Австрия, соответственно, я и ты.       На листочке появилось несколько разрозненных имён.       – Мы можем предположить, что Священная Римская Империя был прямым наследником Древней Германии. После формального исчезнования последнего германские территории были завоёваны Карлом Великим, а потом по итогам Верднеского раздела, появились зачатки Священной Римской империи. Скорее всего, СвРи можно считать наследником Древней Германии, хотя в его ДНК явно натоптали франки. Но будем считать, что Германия с франками были братьями. Учитывая, что я сейчас сижу здесь, вполне возможно, что и Древняя Германия могла создать СвРи. Тогда воспользуемся человеческими терминами.       Пруссия провёл корявую стрелочку от Древней Германии к СвРи и приписал сверху "отец".       – Дальше становится сложнее. За Австрию и Швейцарию я отвечать не возьмусь, потому что плохо знаю о том, в какой момент они появились. А я ведь помню и других – Саксонию, Баварию, Кёльн и даже Браденбург. А сейчас твой братишка игры про его правителя делает, – без особого иронии или сарказма уточнил Пруссия, кивнув на Данию.       – Да он в своё время с ним сильно поссорился, так что видимо вину пытается загладить, – пожал плечами Дания.       – Они все постепенно исчезли после твоего рождения, – проигнорировав Данию, закончил свою мысль Пруссия.       Германия слегка напрягся. Пускай в голосе Гилберта и не звучало ни единой обвиняющей ноты, а лишь толстая ностальгия, он всё-равно почувствовал себя неуютно. В его рождении участвовала чья-то смерть – это не его вина, и никто его этим не попрекает, но осознавать это не так уж и приятно. Людвиг постарался отбросить все эти мысли и целиком погрузиться в историю. В конце концов именно история не терпит никаких проявлений чувств.       – Так вот, вероятно нашу тройку тоже можно худо-бедно назвать сиблингами. Мы не то чтобы братья, в Швейцарии явно больше от франков, а во мне от них почти ни следа. Это как у людей мать одна, а отцы разные, – на листке вновь появились надписи. Миккель с неприкрытым интересом следил, как остриё маркера летало по поверхности бумаги, пропитывая её чёрной жидкостью. Ему особо не было что сказать, потому что в истории центральной Европы он разбирался слабо, и во время их разборок занимался своими тёрками с братьями. Финляндия даже при всём желании не мог вставить слова, он был такой же профан. А вот лицо Германии было невероятно сосредоточенно, и немногим напоминало лицо ребёнка, которому с нежностью рассказывают о его предках и он старательно пытается уложить всех в памяти.       – А ты, Вест, мой родной братишка. Моя плоть и кровь, самый родной мне из всех, кто только был и есть. Так что будем считать, что Древний Германия твой не самый далёкий родственник. Типа двоюродного дяди, или просто дяди. Это всё... несколько сложно, – Пруссия задумчиво почесал затылок, пристально разглядывая свою нехитрую схему. Как бы он не старался, но никакой человеческий термин подобную ситуацию бы не описал.       – Ну, ты так говоришь, – неоднозначно протянул Германия. – Скандинавское семейство нам тоже фактические родственники, где они на твоей схеме?       – О-о, мы вряд ли в таком уж близком родстве, – улыбнулся Дания, радуясь возможности всё же блестнуть своими знаниями. – Сам я, как и мои братья родился около восьмого-девятого века нашей эры. Но мне доподлинно известно, что до прихода сюда германцев наши земли были под влиянием Рима, только потом уже произошло смешение германских племён. Но и это не показатель, вспомните готов – старших братьев нашего Швеции, они разнесли Римскую империю в пух и прах, так что у нас, получается даже есть какие-то семейные тёрки с Италией.       – Сомневаюсь, что он захочет выяснять с вами отношения на эту тему, – вздохнул Германия. – Но да, мы с вами очень уж далёкие родственники.       – Эй, это не значит, что нас можно не приглашать на свадьбу, раз уж на то пошло, – покачал головой Миккель, скрывая улыбку. Финн в телефоне фыркнул.       – Настоятельно рекомендую тебе подумать, Германия. Если бы Дан не был нашим ближайшим соседом, то он явно бы не был приглашён на нашу свадьбу, – съязвил Тино, а Пруссия ехидно рассмеялся. Миккель обидчиво развернул телефон фронталкой к себе.       – Заткнись, Тино. Если бы не я, вы со Шве вообще никогда бы не сошлись, – он надул губы, закинул ногу на ногу и демонстративно уставился в стену.       – Не сомневаюсь, – сардонически протянул Тино.       – Не волнуйся, Дания, вы со всей северной Европой точно будете в списке приглашённых, – поспешил его утешить добросердечный Германия. В конце концов, на свадьбу Финляндии и Швеции их с Италией тоже пригласили, не ответить было бы верхом невоспитанности.       – Ладно-ладно, со стороной жениха закончили. Берём второго жениха, Италию. Кто-нибудь из здесь присутствующих знает хоть что-нибудь из истории Италии? – похлопав в ладоши, спросил Пруссия. Воцарилась неловкая тишина. – Серьёзно, Люд? Ладно эти два дурачка, но ты то?       – Ты кого дурачком назвал? – в один голос зазвучали Миккель и Тино. Они остались абсолютно проигнорированными.       – Ну, я знаю, что его дедушкой был Рим, а Рим вроде брат Древней Германии, – неуверенно протянул тот, потирая шею под испытающим взором брата.       – Мда, а ещё есть вероятность, что они были любовниками, – скорчив мину, объявил Гилберт.       – Серьёзно? – все, кто физически мог это сделать, уставились на Пруссию.       – Так это же Рим, начало средних веков, все дела, чего тогда только не творилось. Но ладно, возьмём их за так называемых "братьев", – согнув пальцы в ковычках, он сделал новую запись. – А ты выяснял кто отец или мать наших любимых Италий? Не может же быть деда без отца.       – Остготы? Лангобарды? Те же франки? – начал перечислять Германия, усиленно стараясь вспомнить упомянал ли когда-нибудь Италия хоть кого-то кроме своего деда и брата.       – Точно не остготы. Я придерживаюсь теории, что они просто пришли, натоптали как следует на римских владениях и канули в лету. А вот Лангобарды это уже интереснее. Они тоже были германским племенем, а после Италия была также захвачена франками, что даёт нам основания полагать несколько вещей. Первое, что Королевство Франков, Древняя Германия и Древний Рим были братьями, погибшими друг за другом. Второе, Лангобарды были отпрыском Древней Германии, но не сыном, а скорее его составляющей, в отличие от Священной Римской Империи, который являлся подлинными наследником Древней Германии и Франкийского королевства. Третье, наш Италия является племянником франков, сыном Лангобардов, двоюродным братом Священной Римской Империи, что впринципе не помешало им полюбить друг в друга.       – Чего-о-о? Ты серьёзно, Пруссия? – Миккель аж рот открыл от удивления. Ему про подобное слышать не приходилось.       – Нет, я тут шутом на полставки, – уязвлённо сострил Гилберт. – Только посмей сплетничать об этом с кем-то – зубов не досчитаешься.       Уж что-что, а малыша Италию Пруссия всегда был готов защищать. Иногда у Германии даже возникали болезненные подозрения, уж не любит ли его брат Феличиано в том самом смысле, и не ранят ли они его своими отношениями. Хотя Гилберт никогда не давал повода в себе усомниться. Следовало бы потом открыть новое обсуждение, в котором они бы перечисляли всех, с кем у Пруссии был какой-никакой роман. Они точно весело провели бы вечер.       – Не злись, Гил. Я без предрассудков, – тут же в примирительном жесте Миккель очаровательно ему улыбнулся. Германия укрепился в мысли, что надо бы обсудить личную жизнь его брата. А ещё он внезапно задумался о том, имеет ли смысл писать в приглашениях "плюс один", если они, по сути, собираются приглашать чуть ли половину земного шара.       – Итого, что мы имеем? Ты, вест, чуть дальше, чем двоюродный брат малышу Италии. Думаю, в наших реалиях, вполне себе неплохой результат.       И с довольным лицом только что открывшего новый элемент учёного, Пруссия откинулся на спинку кресла, заведя руки за спину.       – Но наука, религия и мораль запрещают браки между родственниками не ближе троюродных, – заволновался Германия. Он внезапно понял, что действительно, точно также как и его предшественник Священная Римская Империя, влюблён в своего фактического родственника. Холодный пот градом окатил его. – Это же... неправильно.       – Ой, да это всё очень приблизительно. Ты же не прямой родственник СвРи, даже Великий Я ему не прямой родственник. Так что считай, ты ему как седьмая вода на киселе, кроме языка и географического расположения ничего общего, – беззаботно отмахнулся Пруссия, раскинув все свои конечности во все стороны, и лениво продолжая собачиться с Данией. Сделал дело – гуляй смело, его делом было предупредить брата, отвести душу. Теперь пусть хоть на Австрии женится. Хотя лучше не надо, а то в Гилберте всё-таки проснётся синдром девушки, у которой сестра увела парня, пусть и бывшего – будет много неприятных последствий.       Естественно Германия не поверил и так просто успокоиться не смог. Мысль эта, крамольная и безусловно рушащая всякие устои высокоморального общества, в котором он привык жить, не давала ему покоя всю следующую неделю. Вяло переговорив с Миккелем, который справился за них двоих, о важных делах, Германия взялся продолжить прерванную уборку, но все его движения были настолько заучены и настолько механическими, что давали свободный проход к мыслям другого характера. И господи, наверное никто так не мучался совестью, оттирая пригоревшую еду со дна кострюли, как Людвиг в тот день. Его и так брал лёгкий мандраж, стоило только подумать о предстоящей свадьбе, а теперь его посещал настоящий тремор. Он страдал от вопросов, наводнивших его бедную голову: поступает ли он плохо выходя за Италию? Не проще ли будет всё отменить? Но как можно отменить то, что является буквальной розовой его мечтой? Как он может сторговаться со своим эгоистичным желанием присвоить, окольцевать Италию, чтобы всю оставшуюся вечность он мог провести рядом? Он хочет, он просто желает Италию, но вместе с тем...       – О, не волнуйся, Германия, – ничуть не расстроено протянул в трубку Италия. На заднем плане слышно было, как в очередном приступе Романо покрывает его проклятьями. Похоже, какую часть диалога он слышал.  – Я попрошу папу, и он выпишет нам бумажку, в которой простит нам этот грех, и всё будет хорошо!       – А так можно?... – с сомнением протянул Германия. Как-то слишком уж всё легко.       – Конечно можно! Я и забыл, что тебя не было в средневековье, тогда этим все баловались и ничего не было. Вот Австрия, например, столько раз получал эту бумажку, что и не сосчитать. Или братик Франция, он однажды вообще запер папу у себя в доме и зставлял его себе подчиняться,– довольный о того, что удалось подчеркнуть насколько же он старше, проговорил Италия.       – Ну как скажешь. Спасибо, я вешаю трубку, – всё-таки чуть недоверчиво протянул Германия и сбросил вызов.       Спустя два месяца, на свадьбе, помимо великолепной официальной части, красивых костюмов и шикарного торта, после третьей бутылки развернулся огромный спор. Диспут закончился невнятным генеалогическим древом, начерченным кремом с торта на полу, разбитой бровью Франции, ибо "это просто позор – так долго ненавидеть протестантов!" и задушевной Palumell'ой с некоторым акцентом.       Подарок удался на славу. А разрешение от папы римского сначала было заключено в красивую рамочку, а позже сожжено проклятыми кальвинистами.