Лучше быть разбитым нефритом, чем целой черепицей

Шан Цинхуа думает об убийстве. В этом нет ничего нового, он придумал много творческих пыток от имени Ло Бинхэ, от которых страдал в большинстве своём Шэнь Цинцю, а после не столь подробно другие не слишком запоминающиеся злодеи, потому что читатели сказали, что наказание не было соизмеримо преступлению, — от Несравненного Огурца, только задумайтесь об этом. Серьёзно, Самолёт ждал от своего хейтера, призывающего кастрировать его мерзкого злодея, большего. К слову, о его шисюне. Хотя он старался избегать его все эти годы, несмотря на то, что у него всегда была слабость к жестокому юмору своего злодея (он бы хотел назвать Шэнь Цинцю, Шэнь Цзю, другом; где-то в мире, в котором он бы имел на это право), он избегал его, как огня. Он не хотел привязываться: ни к своему злодею, ни к любому из пиковых лордов, держа их так далеко, как только возможно. Потому что, если он привяжется, он сделает что-то очень и очень глупое. Например, попытается спасти Цан Цюн от падения. Мог ли он убить Ло Бинхэ, когда тот был ребёнком? Мог ли он сделать это в обход Системы? Мог ли он сделать того своим сыном? Поэтому, Шан Цинхуа — был замкнутым и попустительским шизунем, лордом, шисюном и шиди для всех остальных в секте; ровно таким, каким был оригинал, но по совершенно другим причинам. Однако, даже у него были хорошие, нейтральные, ужасные отношения со многим людьми, и… Лю-шиди. А ещё в его жизни был Лю Цинге. Как отдельное явление, к которому он не знал, как относиться, кроме утомлённости. Его шиди может быть идеальным воином, безупречным фехтовальщиком с невообразимыми для него навыками боя, и, возможно, то ли первым, то ли вторым по красоте лордом Цан Цюна (это негласный рейтинг; потому и Лю Цинге, и Шэнь Цинцю убьют всех, кто причастен к этому; и это будет единственный раз, когда они смогут работать вместе), но его шиди невыносим. В мире нет достаточных слов, чтобы описать того, насколько Шан Цинхуа устал от этого человека. Единственное, что держало его в здравом уме — тот факт, что его шиди не будет в основной истории достаточно долго. Не то, что бы он желал своему шиди смерти, но он ждал этого. Все бессонные ночи, все его микро-отклонения ци, которые ощущались сродни инфаркту, все его часы-дни-недели работы с бумагами, не видя солнечного света и едва вспоминая о еде и питье — были посвящены Лю Цинге и его необузданной сумасбродности. Вернее, последствиям, на которые его шиди не оглядывался никогда даже один раз. Они не в компьютерной игре, где всё обновляется само собой, в реальном мире есть люди, которые делают это, и тот, кто должен всё исправить, назначить людей, что бы что-то исправить, починить, вынести, купить, найти — это Шан Цинхуа. На одну пару сломанных дверей ему от руки приходится писать два свитка, что эквивалентны двадцати листам А4 каждый. А Лю-шиди в свой обычный день может сломать четыре таких пар дверей. И хотя Шан Цинхуа рад тому, что большую часть своей деятельности Лю-шиди проводит вне секты, это не значит, что им не приходят счета за него из городов и деревень. Однажды его шиди лишил крыши дом феодала. Шан Цинхуа пришлось найти время, которого у него нет, чтобы лично извиниться за это от имени секты, потому что чжаньмэн-шисюн ловко избежал этого, Шэнь-шисюн бы, скорее всего, случайно развязал войну, а сам Лю-шиди уже в другой части страны, ни о чём не беспокоясь. Шан Цинхуа не желал Лю Цинге смерти. Но хотел этого. А потом Шэнь-шисюн начинает вести себя как-то странно, но у него было слишком много работы, чтобы проверить это лично (это не говоря о его второй работе, где плата только его жизнь и возможность посмотреть на обворожительное тело его короля; ну, хоть что-то), и, конечно, это аукается ему. Шэнь Цинцю спасает жизнь Лю Цинге. Это не столь очевидно, потому что Лю-шиди чрезмерно горд, чтобы признать, что человек, которого он презирал, помог ему выжить. Это было то, о чём не писал, но имел в виду. О том, что Лю Цинге умер с сожалениями, и его смерть породила слишком кровавые недоразумения для нескольких людей сразу. (Тогда, в самом начале, он планировал, что спустя время Лю Минъянь должна была узнать о том, что Шэнь Цинцю никогда не был виноват в смерти её брата; что все эти годы её ненависть, её месть, не имели смысла; это бы пошатнуло её достаточно сильно, чтобы, подобно достойному воину, уйти из жизни, оставив Ло Бинхэ, который никогда не мог смириться с тем, что его кто-то бросает; но такой исход бы только оттолкнул читателей, как он понял в дальнейшем, поэтому он оставил эти мысли.) Просто однажды, когда его шиди отправился в пещеры Линси, то он вернулся от туда. Это приводит его к тому, что он немного, самую малость, в отчаянии. Шан Цинхуа думает, что не будет ждать ещё десятилетие, прежде чем его псевдо-сын сожжёт секту — он сделает это сам. Лю Цинге сидит перед ним, как упрямый ребёнок, как кот, который знает, что виноват, но делает вид, что это его проблема; весь из себя красивый, безукоризненный и неизменный; его шиди снёс половину Бай Чжаня. Буквально. Пик стал ровно в два раза меньше. — Лю-шиди, — и он чувствует себя немного безумным от того, как сильно у него раскалывается голова, его улыбка не совсем нормальная, — ты выебал мне мозг так сильно, и так часто, что после такого просто обязан жениться на мне, и… — Хорошо, — отвечает Лю Цинге, соглашаясь с ним. Подождите, ЧТО? — Что…? — повторяет он, уверившись, что заработался до галлюцинаций. Снова. Однажды ему так привиделось, что его король говорил, что он симпатичный. Его воинственный шиди скрещивает руки на груди и кивает сам себе, видимо, что-то решив. — Ты прав, шисюн, моя сестра говорила нечто подобное, — сообщают ему, и Шан Цинхуа чувствует, что он потерял нить разговора. — Минъя-то-есть-твоя-сестра — что? — Она говорила, что однажды мне придётся жениться на том, кто решает мои проблемы, — продолжает Лю-шиди, как будто мир Шан Цинхуа не остановился с треском. — Ты всё это время знал, что создаёшь проблемы?! — кричит Шан Цинхуа, возмущённый до такого состояния, до которого никогда не был способен дойти, он только шокировано хватал воздух ртом. У Лю Цинге хватает наглости кивнуть ему. — Я предлагаю свадьбу осенью, — говорит его шиди, когда за окном август. Он улыбается ещё более безумно, чем в начале этого бессмысленного, нелепого разговора. — Отлично. Шан Цинхуа активно думает об убийстве.