Новогодняя ночь

Новогодняя ночь сверкала неоном вывесок и светом фонарей, звенела бутафорскими колокольчиками и хрустом снега под ногами проходящих мимо, счастливо улыбающихся людей. Мороз тонкими иглами впивался в кожу, заставляя пальцы деревенеть и с трудом передвигаться по экрану смартфона. Укутав лицо поглубже в шарф, Казуха улыбался, глядя на пришедшее ему сообщение: «Ну, раз ты в эту ночь тоже без сопровождающих, можешь заглянуть ко мне. По крайней мере, с тобой мне приятно проводить время» Несмотря на неприятно пробирающийся под одежду холод, где-то внутри что-то тепло отозвалось на эти слова. Услышать от Скары «мне с тобой приятно» — большая честь для любого, кто тем или иным образом входил в его круг общения. А это «можешь заглянуть ко мне» — донельзя доверительно для того, чей дом является его местом обитания на всё его свободное время, и потому считается сокровенным. И все это Казу видит в одном сообщении в эту новогоднюю ночь. «В новый год и вправду случаются чудеса,» — думает Казу, на ходу печатая одним пальцем короткий ответ: «Жди» Дверь подъезда открылась и, чуть жмурясь от света фонаря за спиной Казухи, Скар посмотрел на него и приглашающим жестом указал в темноту подъезда. — Привет, — немного неловко сказал Казу, — с наступающим, — и слегка посмеялся сложившейся ситуации. Ему впервые пришлось отмечать этот, по всем канонам семейный, праздник без родных и близких. Да и со Скарамуччей они не были так уж близки, но судьба в этот вечер решила свести их, оставшихся одних в канун нового года. — Ага, — отпирая дверь своей квартиры, буркнул Скара, — тебя тоже. Проходи, располагайся, — продолжил он, распахивая дверь, впуская Казуху. В ответ он кивнул и неловко улыбнулся. Проще обстановки в комнате представить было нельзя, но всё в ней было так органично, так правильно, и видно было, насколько жильё было важно для Скары, важно, чтобы всё было удобно и не без деталей. Несколько блестящих и отражающих свет включённого ноутбука статуэток на рабочем столе разбавляли обстановку в полутьме задёрнутых штор, а книги, количество которых не поддавалось подсчету, педантично расставленные по всем полкам, создавали некую атмосферу уюта. Казуха нашел себе место на поставленном в угол диване, когда как Скара сел перед ним за компьютерный стол. — Рассказывай, что ли, как живешь… Давно не виделись, всё-таки… — неловко попытался Казуха завязать диалог. — Мм, — протянул Скара, глянув исподлобья на, кажется, пытающегося сжаться в комок на этом диване, — расслабься. Живу как жил, особо ничего не изменилось. — Вот как… — взглядом Казу пробежался по комнате, оценивая обстановку, когда Скара неожиданно встал и включил висящую на стене гирлянду, — ох, решил таки устроить новогоднюю атмосферу? — улыбка тронула лица обоих, сняв напряжение между ними. — Я подумал, может, хочешь выпить? Ну знаешь, отметить, всё такое? — спросил вдруг Скара, выжидающе глядя в сторону друга. — Знаешь, я особо не пью… Хах, просто очень быстро пьянею. Но, если хочешь, давай, я не против, — немного подумав, протараторил Казу, отводя взгляд всё дальше от Скары. — Хорошо, — он вышел из комнаты, вернувшись уже с бутылкой шампанского и двумя бокалами. — Смотрю, ты подготовился, — снова неловкий смех. — Вообще-то изначально бокал был один. Но раз уж события сложились так, что ты теперь здесь — почему бы не достать второй, — бутылка с громким звуком открылась, а два бокала наполнились прозрачной жидкостью, красиво переливающейся от света гирлянды. Один бокал Скара взял себе, а второй протянул Казухе. Звон бокалов в тосте «за одинокий новый год» раздался в комнате. Разговор шёл легче, пока перебивался глотками игристого вина, и напряжение между друзьями сходило на нет. Они успели обсудить всё, от жизненных событий из прошлого до планов на будущее, когда речь зашла об отношениях. — Знаешь, я уже не вижу смысла искать кого-то. Возможно, я потерял веру в людей, и вряд ли я уже смогу кого-то искренне полюбить, — чуть заплетающимся языком высказывал свои взгляды на жизнь Скарамучча. — Ох, вот к-как, — Казуха был определённо пьян. Не то чтобы он не знал меры в алкоголе, но с трёх бокалов вина его вело явно сильнее, чем любого другого человека. — Мне жаль, что жизнь заставила тебя убедиться в этом. У меня тоже есть опыт не из приятных, — он принял более удобную позу на диване, сложив ноги по-турецки и откинувшись затылком на спинку, предаваясь тяжелым воспоминаниям, а после встрепенулся и, улыбнувшись одними губами, добавил: — Но не будем о грустном, — в глазах Казухи заиграли подозрительные огоньки, — мы можем поговорить о чём-то, что не вводило бы нас в печаль, — кажется, Казу повеселел. — О чём же? — Скара подозрительно глянул на внезапно вставшего с дивана Казуху, после подошедшего к нему со спины. — Я помню, — он запнулся, — как ты говорил, что от бесконечной работы за компьютером у тебя болит спина, — голос медленно прошел за спину, когда чужие руки вдруг опустились на плечи. Глаза Скары расширились, а к лицу прилила кровь — он не привык к касаниям, тем более — таким. — Казу, ты чего? — испуганно, но не враждебно спросил он друга. — Хочу сделать тебе приятно, никакого подтекста. И если тебе вдруг не понравится — я в любой момент прекращу, — спокойный, размеренный, но при том, кажется, флиртующий голос раздавался прямо над ухом, заставляя Скару вытянуться по струнке и выдохнуть в попытке абстрагироваться. Он не мог сказать, что от этих касаний ему не было хорошо. Нет, такой чуши он точно не скажет. Но и напрямую признать, что от ровных движений пальцев Казухи по его плечам и шее он прямо тает — тоже нельзя. Потому остаётся сохранять ровное дыхание и скрывать румянец, предательски выступивший на щеках. Алкоголь Скару брал явно меньше, чем его друга, однако сейчас он, неожиданно даже для себя, буквально плавился под руками Казухи. А потом Казуха провёл большим пальцем — кажется, случайно, но в тот момент совершенно не имели значения изначальные намерения — за ухом Скары, и он, расслабленный и потерявший всякий контроль над ситуацией, не смог сдержать удовлетворённого полустона-полувздоха, когда все внутренности сжались в тугой комок от касания к чувствительной точке. Пальцы остановились и на пробу прошлись по этому месту ещё раз — Скара зажмурился сильнее, сквозь зубы вновь чуть слышно выдохнув. Казу наклонился к уху и прошептал: — Нравится? — усмехнулся, когда Скара отстранился и медленно опустился лбом о стол, стараясь скрыть своё смущение. — М-мгм, — ответил он, пока его пальцы и губы подрагивали от такого внезапного порыва наслаждения. — Я могу продолжить, — предложение Казухи звучало заманчиво. Слишком заманчиво, чтобы отказываться, но так же слишком подозрительно, чтобы без раздумий соглашаться. Немного затуманенный алкоголем, но всё ещё здравомыслящий разум Скары запустил цепочку размышлений. В целом, Казуха не был человеком, которому Скара предпочел бы не доверять — чего таить, он был самым положительным человеком в небольшом окружении Скары, и хотя у него и были свои скелеты в шкафу, но у кого их в наше время нет… Казуха не давал повода ему не доверять, ни разу за всё их общение, что даже казалось странным для Скары, хотя и не слишком. Казуха долго ждал ответа, но после из вежливости выдержанных мгновений ожидания вновь коснулся Скары. Провёл пальцем по выступившим на сгорбленной спине позвонкам, чем заставил Скарамуччу вдохнуть сквозь зубы и подняться, обернуться и посмотреть на соблазнительно и пьяно улыбающегося Казуху. Он явно оторвал его от долгих размышлений, но не казалось, что кто-то из них двоих был против. Неясно, что заставило Скару вдруг поддаться неизвестным, притягивающим к Казухе чувствам — то ли холодные и здравые размышления о том, что Казуха — не такой, как остальные, то ли — алкоголь и поразительно красивый и обольстительный в свете гирлянды в полутьме сам Казуха. Медленно обойдя стул, на котором сидел Скара, Казу подошёл к нему спереди, протискиваясь между ним и столом, а после сел ему на колени, кладя руки на плечи. — К-казу, — отстраняясь настолько, насколько позволяла спинка стула, Скара недоуменно глядел на Казуху, в глазах которого читались самые непривычные намерения. — Скар, давай позволим это себе, — он положил руку на его плечо и наклонился, — а после забудем, — Казу склонил голову и улыбнулся, продолжая, — всё, что было и будет здесь сегодня, если захочешь, останется в прошлом, и даже дата символичная имеется. Позволь себе и мне чудо в эту новогоднюю ночь, — о, говорить красиво Казуха умел даже будучи пьяным, и, кажется, алкоголь ему помогал быть более открытым. — Только в губы не целуй — Понял, — и приближается непростительно близко, касаясь губами носа, и, не отстраняясь, шепчет, — не буду. — Спасибо, Казу, — он, позволяя себе больше, утыкается носом в шею, глубоко вдыхая, словно стараясь напиться его запахом, опьянеть не только от шампанского, оставить в голове как можно больше воспоминаний и ощущений. Губы коснулись макушки, а пальцы — подбородка, приподнимая его, заставляя Скару отстраниться от шеи, дать пространство для Казу, который будто бы дорвался до чего-то запретного, далёкого, в его голове невозможного. Казухи было много — запаха, голоса, рук, губ и взглядов. Но и этого «много» было сейчас так недостаточно, и хотелось больше, будто он вот-вот растворится, утечёт сквозь пальцы, растает с боем курантов. Словно Казуха — удача, настигшая в последние минуты уходящего года, благословение, новогоднее чудо, солнце, возникшее ниоткуда поздней ночью. Хотелось прижать ближе, обнять крепче, целовать чаще, и никогда, никогда не отпускать это снизошедшее благо, по случайности оказавшееся в его доме, его комнате, его руках. Время неумолимо близилось к двенадцати часам, на улице слышались радостные крики отмечающих, но праздник перестал иметь значение для двоих в комнате, неотрывно смотрящих друг другу в глаза. У них свой праздник — праздник чувств и ощущений, невысказанных эмоций и привязанности, рвущихся наружу в горячих касаниях, протяжных стонах и шепоте имён. — Скар… Я… — Казуха тяжело дышал, поправляя растрёпанные волосы, — я влюблен, ты знаешь? — он глупо улыбнулся, отстраняясь и настраиваясь на продолжение речи, — я понимаю… Опыт и всё такое… Я понимаю, что это не взаимно… Я лишь хотел ощутить это. На одну ночь. Ощутить тебя, Скар, — вжался в Скару, обнимая его и прерывисто дыша, давая время осознать слова и оттолкнуть, одновременно с этим наслаждаясь, кажется, последними мгновениями рядом с объектом своей влюблённости. Но его не оттолкнули. Медленно чужие руки опустились на лопатки, немного неловко поглаживая, а нервный шёпот прозвучал где-то не то в реальности, не то в голове. — Я разделяю… Твои чувства, — неуверенно, боясь напугать, произносит по буквам, растягивая каждое слово, стараясь замедлить происходящее. Во дворе слышатся хлопки фейерверков и. Они вновь отстраняются, смотря глаза в глаза. «Пять!» Рука Скары опускается на щеку Казухи, тепло поглаживая её. «Четыре!» Казуха недоуменно смотрит, словно стараясь переварить услышанное. «Три!» Скара смотрит в ответ, утирая блеснувшую в свете гирлянды слезу непонимания и неверия. «Два!» Казуха кладёт ладонь на руку Скары, будто проверяя, реален ли он. «Один!» Скара прижимается губами к губам, погружаясь в поток бесконечных чувств. Где-то внутри что-то колыхнулось давно забытым чувством. Нос коснулся мокрой от слез щеки, к которой тут же прикоснулась рука, успокаивающе утирая влагу. Эта ночь не останется в прошлом. По крайней мере, им этого сейчас точно не хочется.