***
«Ты должен быть осторожен, Хоук. Если провалишься слишком глубоко в этот облик, можешь застрять в нем.» — «Надолго?» — «Навсегда.» Дракону часто снится эта женщина; она хоть и выглядит как человек, на самом деле она нечто иное. Глаза у нее цепкие, как чертополох, а улыбка такая ядовито-зловещая, что по спине бегут мурашки. Рана под крылом Алого немилосердно чешется. Но он терпит и осторожно потягивается во сне, чтобы не раздавить спящего возлюбленного: ночью тот начинает мерзнуть, но не разжигает огня, как это обычно делают двуногие, так что дракон сворачивается вокруг него кольцом и греет. Его внутреннего жара достаточно для двоих. Дракону хочется полежать на солнышке, почистить чешую, валяясь в теплом песке, но пока снаружи светло, любимый не даёт ему выходить из логова. Встает поперек выхода из пещеры, ругается и гонит обратно. Алый недовольно шипит в ответ, но больше для приличия. В конце концов, ночь с застывшим в небе серпом луны ему нравится не меньше дня. Темнота наполнена любопытными звуками и даже пахнет иначе, чем свет: острее, гуще. И, что немаловажно, ночью Алый видит куда лучше. Он грезит о будущей ночной охоте, готовится к ней, запоминая цепочки следов и запахи обитающих тут животных. Озеро возле пещеры неглубокое, но холодное; его подпитывают подземные ледяные ключи. Прежде, чем купаться, дракон нагревает воду своим дыханием, пока та не начнет исходить паром, а к поверхности не поднимется рыба. Тогда дракон может одновременно и выкупаться, и перекусить. К радости Алого, эльф тоже любит теплую воду. Они купаются вместе под светом звезд, а потом обсыхают на траве. — Уйдем отсюда, когда сможешь взлететь, — голос эльфа серый, как пепел. Он все время печалится: и когда лежит рядом в траве, глядя в ночное небо, и когда уходит ненадолго в лес или горы, и когда возвращается. Каждый день он говорит с Алым, рассказывает что-то, но пусть дракон и не может его понять, отдельные слова вызывают в нем знакомое чувство чего-то болезненного, утраченного. Дракон смутно чувствует свою вину перед любимым, поэтому всеми силами старается его порадовать. Окружает маленького супруга вниманием и заботой, ходит сзади, поет по-драконьи, урчит, заигрывая. Но это мало помогает. Когда Алый снова сможет летать, он побалует своего избранника свежей дичью, а пока что оставляет ему самых жирных овец, которых тот почему-то не ест. Скоро дракон понимает, что опаленное огнем мясо эльфу нравится больше, и отдает ему лучшие куски. Он ведь ест так мало, неудивительно, что Алый намного крупнее его. Рыба в озере эльфа не интересует. Но память подсказывает дракону, что тому по душе красно-желтые плоды, которые растут на некоторых деревьях. Под утро Алый улучает момент, чтобы улизнуть в лес и попытаться найти там среди колючих, горьких, сухих деревьев нужное, постоянно наталкиваясь на острые сучья, а к рассвету, весь ободранный, грязный, но донельзя довольный он появляется возле логова с драгоценной находкой в зубах. Завидев это, эльф ахает и роняет в траву доспех, который чистит песком. И вдруг смеется — так хорошо и красиво, что дракон поначалу пугается, а потом не находит себе места от восторга. — Не смог набрать яблок и вместо этого принес мне яблоню целиком? — Эльф улыбается, умопомрачительно чешет основание рогов — то место, куда сам Алый никогда не дотягивается. Дракон ласково порыкивает и чувствует себя самым счастливым существом на свете, — Хоук, ты болван. Я очень тебя люблю. Воодушевленный этой маленькой победой, дракон лезет в горы. На всех четырех, цепляясь за скалы когтями, — как унизительно, — но ради редкой, и поэтому ценной улыбки любимого Алый готов ползти на брюхе, как змея. Он роет землю мощными лапами, раскалывает булыжники, плавит горную породу, слушает, как камни вибрируют под ним, затем снова плавит, снова копает. Поиски оказываются успешными: к его маленькой коллекции самоцветов и золотых кругляшков прибавляются несколько крупных необработанных камней и самородков. Сокровищница очень скромная, но дракон исполняет брачный танец с гордостью и достоинством, как того заслуживает его избранник. — Ты… ухаживаешь за мной? — Маленький супруг кажется удивленным, когда Алый заканчивает танец и торжественно демонстрирует ему тайник в скале с самоцветами и золотом, — где ты нашел такие крупные камни? Этого нам хватит на месяцы, если не… Он замолкает, запнувшись на полуслове. Когда он снова поднимает взгляд на Алого, его темно-зеленые глаза, похожие на редкие изумруды, полны тоски. — Это все моя вина. Я не знал, что у тех работорговцев припрятана баллиста. Не уследил. И я должен был догадаться, что ты можешь потерять контроль, когда тебя ранили, — в его голосе столько тоски и боли, что это разбивает Алому сердце, — прошло уже больше двух недель. Ты был драконом слишком долго, чтобы помнить себя настоящего. Но я буду рядом, пока ты не перестанешь меня узнавать. И даже после этого. Обещаю. Эльф обхватывает драконью шею обеими руками. Его руки дрожат — и сам он подрагивает, будто замерз. Алый осторожно накрывает его крыльями, укутывая в свое тепло, как в большой кокон, и ласково рокочет, успокаивая. Они спят в обнимку до самого заката, а когда на долину опускаются сизые сумерки, дракон раскрывает крылья, делает пробный взмах — и взлетает.***
Алый возвращается с вечерней охоты, неся в когтях свежего оленя. Ему все еще сложно летать, но он старается как можно быстрее вернуться к любимому. Они на чужой территории: скалы и деревья в этой долине насквозь пропахли виверном. Он может быть где-то неподалеку. Смутное ощущение опасности витает в воздухе. В любое другое время Алый бы с удовольствием посоперничал за это место, но не сейчас, когда он рискует не только собой, но еще и любимым. На подлете к временному логову дракон с болезненной четкостью различает запах крови. Его охватывает страх; он бросает оленя и ускоряется, летит, не щадя крыльев, пока запах не становится нестерпимым. Поляна недалеко от пещеры залита темными пятнами, трава примята, а земля изрезана бороздами от когтей. Алый понимает, что опоздал. Он складывает крылья, пикируя вниз, и разражается воем — яростным, страшным, сотрясающим лес. Стань у него на пути кто-то, даже бестелесный, дракон без раздумий бросился бы на него. Но никто не останавливает его, когда он приближается к двум распластанным на земле фигурам. Одна из них — бездыханный виверн, земля под которым стала черной. Вторая принадлежит эльфу. Он не шевелится, только грудь вздымается еле заметно от слабого дыхания. Алый почти теряет рассудок от горя. Он стенает и мечется над возлюбленным, не зная, что делать, как помочь. Его лапы слишком большие и когтистые, чтобы осмотреть его, чтобы даже прикоснуться, приподнять голову, отвести со лба слипшиеся от крови волосы. Дракон помнит, что во сне руки у него человеческие, без когтей и чешуи. Они умеют перевязывать раны, умеют колдовать, лечить, прикасаться бережно и невесомо, как это сейчас так отчаянно нужно. Вот бы стать сейчас человеком! Хоть на мгновение! Едва он успевает подумать об этом, как мир вокруг него трескается, темнеет и осыпается к ногам багровыми хлопьями пепла.***
— Хоук? — Голос у Фенриса надломленный, слабый, но он все равно звучит лучше любой музыки мира. — Т-ш-ш, не шевелись. Ты потерял много крови. — Где мы? — В доме лекаря. Он успел приготовить противоядие от яда виверна. Долгая история, расскажу, как ты отдохнешь. Фенрис вздыхает, медленно поднимает веки и долго смотрит на Хоука. В его уставших глазах — облегчение пополам с яростью. Нельзя сказать, что Хоук не ожидает удара в челюсть — наоборот, он, наверное, даже разочаровался бы, если бы Фенрис отреагировал иначе. И так повезло, что эльф пока не может встать. — Согласен, я это заслужил, — горько смеется Хоук, потирая горящее от боли лицо. Ему хочется сказать так много, что он теряется, — Фенрис, прости меня, я… Его бесцеремонно затыкают поцелуем.