В моём сердце рана, и виной, И виной, и виной, и виной И виной этому ты. Только ты.
***
Поехать в ночной Питерский клуб в одиночку – не из самых здравых его идей. Во всяком случае, не дома же штаны просиживать, пока кругом невпроворот привлекательного, глядишь – найдёшь себе развлечение на ближайшие пару часов. К примеру, юноша в нескольких метрах от него, завораживающе танцующий в такт техно, что медленно опустошает свой бокал с напитком из обязательно неприличной ценовой категории. Собственно, он ей и внешним видом соответствует с ног до головы. Облик гадит лишь неуместно тёплый взгляд, которым он пытает удачу получить коктейль от незнакомцев в качестве комплимента. Взгляд Миши увяз в чужих движениях, как в болоте. Чужие бёдра, вплотную обтянутые чёрными кожаными брюками, нежно покачиваются в такт странных, на взгляд Горшка, мелодий, а деликатная улыбка дополняет до боли в рёбрах знакомое лицо. Знакомое? В самом деле, ухватиться Горшенёву было за что. Не в меру знакомые черты – аккуратный нос, прокол в левом ухе и шальной взгляд чарующих глаз. Чрезмерно красивый для таких отбросов, крутящихся около него. Даже жалко немного. Михаил не в силах прекратить рассматривать его, перебирая в голове всевозможные образы, стараясь понять, кого он ему напоминает. Вероятно, его испепеляющий взор заметили, иначе как ещё можно объяснить уверенные шаги в сторону его столика? Твою мать. Он идёт слишком бесшумно, но молчит, оказываясь бесконечно близко, всё ещё подбирает нужные слова, чтобы начать непринуждённую беседу. – Я видел, как ты меня взглядом лопал, – парень приветливо сияет улыбкой, робко присаживается на соседнее место и протягивает картинную кисть вперёд, – Влад. Горшенёв обомлел, закусил губу и постарался выдавить из себя что-то вроде кивка. Опровергать очевидное смысла нет – он откровенно пялился на него. Уверенности в себе у парня хоть отбавляй. – Миша, – он старается пожать чужую ладонь как можно аккуратнее, лишь бы не презентовать себя, как туземца, – можно Горшок. Коноплёв бережно прячет глупый смешок в объёмном рукаве брендовой кофты. – Забавный ты. Сразу мне приглянулся, Миша. Горшенёв мнётся от подобного тона. Он действительно подошёл к нему лишь поболтать, или это его индивидуальный стиль вербального, зашедшего слишком далеко флирта? Мишу таким не возьмёшь, он сам подкатывать привык, по–своему. В ходе мигом раскрученного диалога оказывается, что Коноплёв на пять лет младше своего собеседника. Он во всех деталях рассказал и даже продемонстрировать успел, как он из шкуры вон лезет ради мизерных ролей в низкокачественном кино, а вечерами выпивает здесь в компании знакомых. Но парень он славный. Доверился случайному человеку и не прогадал, Мишка выслушал. – Вот это резюме, – усмехается уже первоклассно хмельной Миша, расслабляясь в компании Влада. Умеет ведь человек к себе расположить, жаль Горшку такое не дано, по-другому отсутствие друзей в его жизни просто не объяснишь. – Бармен! Щеки Коноплёва багровеют, и всё же от очередной Пина Колады отказаться он просто не может. Миша же просит налить себе что‐нибудь покрепче. И вот он сидит перед ним: юноша с мурлыкающим голосом и невероятно поставленной речью, пахнущий до безумия дорогим, лёгким парфюмом с фантастическим шлейфом, и все теми же сердечными глазами, в которых Миша добровольно готов захлебнуться. Точно. Князев, скотина такая. Одним взглядом очаровывает, про всё остальное Горшку и подумать-то тяжело, иначе голова надвое расколится. Он зацепил его, до нелепой крайности зацепил. Даже его пристрастие к попсе Мишу не смутило, ну любит человек, пусть тогда слушает. Это ведь ни на что не влияет даже? Только вот взгляд Андреевский ломает все надежды на приятное времяпровождение в исключительно его компании. Обмануть свой же мозг видоизменённым голосом и манерой поведения не вышло. – Мишка... – эмпатия Коноплёва ещё никогда его не подводила – Горшок в глубоких раздумьях. Он неловко разглядывает его не такую уж и скромную персону, будто общую оценку сейчас озвучит, но, в сущности, старается не разрыдаться от воспоминаний, что осели в горле. Пытаться разглядеть во Владе Андрея – всё равно, что тушить пожар бензином. – Поехали ко мне? – Что? – Или к тебе... Как будет удобнее? Миша вздрагивает всем телом. «Какое к чёрту «поехали? Мы общаемся всего... Всего три часа!» – слишком убедительно даже для себя думает Горшенёв, словно подобное его когда-то волновало. Безоговорочно, Влад – прелесть. И тему для разговора найдёт, и анекдот расскажет. Но не может он так. В большинстве случаев, он приезжает в этот клуб ради одной конкретной цели – та, с которой Коноплёв так убедительно присел ему на уши. Готов с кем угодно и когда угодно, но не с ним. – Не-не-не, Владос, – Миша авторитетно отворачивается и тянется к карману заношенных джинс. Он достаёт пару крупных купюр из мятого кошелька и кидает их на стол. – Отдашь, кому надо. Я пошёл. Приятно было познакомиться. Ни «малыш», ни «солнце», ни «чудо». Владос, мать его. Кончилась у «Горшка» фантазия. – Миш, что-то не так? – Коноплёв подскакивает со стула, но цепляется накрашенными ногтями за стол и сохраняет равновесие. – Миша? – Успокойся, – Горшенёв тягостно вздыхает, – я просто... Андрюху люблю, вот. И Влад успокаивается. Лезть под шкуру человеку, который не хочет, чтобы у него в голове копались – бесцельно. Он провожает его холодным взглядом и поднимает со стола деньги. Молча. Он забудет его уже утром, а вот Горшенёву словно по сердцу кинжалом полоснули. Угораздило таким вылитым родиться, никакой алкоголь не взял. Миша покидает заведение, долго стоит на улице и смотрит на звезды. Ничего, Влад – умный мальчик, который на все сто знает, как добиться внимания в свою сторону. Найдёт себе «друга» покруче, а главное – помоложе. Вот только Горшенёв никого более похожего уже не встретит. Словно Коноплёв – его двадцатитрёхлетняя версия, собранная по крупицам из далёких воспоминаний. Не сможет он с лёгким сердцем привезти его в свою квартиру, уложить в свою постель, а потом как ни в чем не бывало выпроводить его за дверь. Быть может, он против совершенно не будет, но Князев точно бы с собой так поступить не позволил. Андрей – что–то Горшком вознесённое, недоступное никому и ни за что. Влад – его дешёвый аналог, который дал возможность почувствовать себя кем-то значимым, в то время, как Князев такой услугой не распологал ни к кому. Но сам он, Влад, не знает, как проявиться в чужих глазах, лишь бы почувствовать себя нужным. Князь никогда подобным не страдал и не будет – он знает себе цену, и набивает её с каждым похвальным словом в свою сторону. Спустя, возможно, десятки букетов и предложений сходить в ресторан, он послал Горшенёва, и впредь в его жизни не появлялся. Он не мог выгнать его из своей головы даже чтобы покурить, и этот факт – голая неприкрытая правда. Он потерял слишком много. Два раза.***