Наше печальное будущее

Винтер шагает по мокрому асфальту, избегая лужи. В её руках прозрачный зонтик подруги Жизель. Она останавливается возле небольшого кафе, где внутри пахнет новой выпечкой и вкусной едой, а в конце небольшого зала её ждал молодой человек. Силы медленно уходят из-под ног, как только шаг за шагом она оказывается ближе к стеклянной двери кафе, откуда просто так уйти не сможет. Это важный день в их жизнях, где им предстоит поговорить на важную тему. Но Винтер уже хочет сбежать отсюда, уйти в неизвестном направлении, чтобы не смотреть в его глаза и не чувствовать боли и отчаяния от происходящего. Стук её сердца учащается, и раздаётся противный звук колокольчиков над дверью заведения. Назад выхода не было, невозможно убежать, невозможно избежать разговора. Ноги уверенно вели к столу, где парень заказал себе необходимое и тихо дожидался её. Ким украдкой смотрит на него, в попытках разгадать эмоции, спустя несколько дней, которых они не виделись. — Привет, — немного громко говорит Минджон и садиться за стол, аккуратно складывая пальто и сумку на соседний стул. Бомгю выбрал четырехместный стол. — Привет, Винтер, — на том же тоне поприветствовал девушку Чхве. Вскоре незамедлительно подошла официантка, поздоровалась с новой посетительницей и дождалась заказа. Винтер особо не разглядывала меню в поисках чего-то необычного и интересного, она выбрала свою собственную классику — латте и чизкейк с зелёным чаем. После ухода официантки повисла тишина между ними, они смотрели друг другу в глаза, не боясь обжечься. У обоих что-то неприятное рвёт и мечет в сердце, но никто не задается вопросом «что именно». По-прежнему лишь язык тянет оторваться от глаз и сказать что-то собеседнику. К этому надо подходить особенно, только так, как могут они. Ведь это их отношения и им оказывать спасение или позволить отпустить другой судьбе. Но никто не решается этого сделать, попросту потому, что они привыкли друг к другу. Оказать спасение, или закончить отношения это, как оторвать кусочек сердца или души от себя и растоптать. Минджон думает, что должна делать первый шаг, ведь это все начала именно она. Весь этот беспорядок. В разгар ссоры девушка не выдержала и собрала вещи в сумки, которые смогла найти и позвонила своей подруге Эри, чтобы она помогла донести. Глубоко поразмыслив, они решили встретиться и обсудить разлад и проблемы в отношениях. Но никто и языком не крутит, только по сторонам смотрят и глазками хлопают. Они не понимают, что избежать данного разговора у них не получиться. Но смелостью никто из них не блистал, ноги сомкнуть и взгляд отпустят, в попытках убежать от реальности. По крайней мере Ким могла взять силу в кулак, тяжело вздохнуть и поднять взгляд на парня. — Думаю, нам нужно расстаться, — тяжёлые слова, которые она должна была сказать в начале их семейного разлада, когда ситуация не стала катастрофически тяжелой. Эти слова Бомгю мог сказать давно, но его удержали тёплые воспоминания. Когда сказала девушка, с души Чхве будто бы упал тяжелый груз. Ему не пришлось говорить эти нелегкие слова. Возможно, они похолодели друг к другу, возможно, больше не любят, но не покидает мысли, что им было хорошо вдвоём. Они были сплочённой командой, которая прошла тяжелый, тернистый путь и подошла «сладко» к своему завершению. А за окном медленно сгущались тучи, и медленно капал дождь. Асфальт в некоторых местах вновь становится мокрым, люди скрываются за зонтиками или кровлями домов. Белое, чистое небо сменялось темнотой, и в сердце Минджон образовалась пустота. — Я желаю тебе всего самого наилучшего, Минджон, — слова парня больно ранят, и рана так быстро не затягивается, как раньше. Она продолжает кровоточить. У него глаза добрые, в них можно увидеть всю вселенную, стоит только взглянуть. Он лучезарно улыбается, несмотря на то, что за окном идёт крупный дождь, и дует неслабый ветер. Но Чхве как будто бы стало легче, после этих слов. — Я благодарна тебе за жизненный опыт и прекрасное время, — выдавить улыбку было трудновато, в горло не лезло и куска принесённого чизкейка. В горле застывает боль и обида. Обида, что их отношения обречены на провал. Боль за осознание произошедшего. Они не сумели удержаться на плаву, выстроить против стойких преград и быть счастливыми. Сломались, повстречав конец. Их отношения — корабль, не повстречавший причала. Узаконивания брака. Бомгю в очередной раз делает глоток зелёного чая, заглядывая вглубь белой чашки. Ему было неловко и стыдно смотреть в её глаза. Он винил себя в том, что их отношениям пришёл конец, понимал, что именно его неадекватные поступки стали концом сказки из жестких книжек. Чхве всегда думал, что любовь приносит только счастье, как в книжках, которые читала ему мать, в детстве. И на протяжении всех отношений он жил с этой мыслью. Но вскоре розовые очки треснули, и Бомгю впервые увидел её слёзы. И услышал много слов, какой он эгоистичный. Он не хотел и не любил смотреть в реальность, предпочитая забыться в иллюзии и кормить себя обещаниями, что Винтер сильная, она переживет. А Чхве ещё маленький для жестокости. Он не знает, что любовь состоит из боли и радости. Не всегда солнце светит над головой, иногда небо покрывается темными тучами, как за окном. Не бывает стабильности в отношениях. Если ты не чувствуешь боль от партнера, были ли тогда у тебя чувства? Винтер благодарна, она знает теперь, что такое любовь. Может быть больно, что хочется лезть на стену и ломать локти об кафель, в ванной комнате. Или радоваться моментам, обнимая Бомгю, когда он спит. Теперь её не волнует был ли в неё влюблён Чхве, или это иллюзия в его глазах. Ему стало во второй раз больно только сейчас. Сейчас, когда Минджон не смотрит на него влюблёнными глазами, а холодными и пустыми прожигает самое сердце. Когда Минджон устала, и нет сил оставаться такой же. Парень привык к такой же, к таким «лёгким» отношениям, пушистым, словно они в сказке. На трудностях он опускал руки и искал место, чтобы спрятаться, пока Винтер решала их. Винтер искала выход. Винтер пыталась спасти отношения, но ужасно устала и сорвалась на ссору. У неё не было больше сил искать их отношения среди безразличия Бомгю и его сказочного мира. Там, где Чхве ищет только счастье и хорошие воспоминания, а Минджон пытается построить в сказке реальность. Она мечтала ткнуть его головой в правду — начать жить по-настоящему и не расчитывать на удачу, которая «неожиданно» скрепит их отношения. Он ведь наивный. Когда они всё доели и оплатили счёт, первой вышла из кафе Винтер. Она раскрыла прозрачный зонтик и направила верх над головой, дожидаясь выхода Бомгю. Наконец, неприятное, тяжелое чувство обязанности ушло, спало с её плеч, и она может легко вздохнуть воздух и не задохнуться в нем. Её больше не тревожат мысли о будущем, о том, что могло ждать их, ведь теперь его нет. Теперь они отдельно, их ничего не связывает, кроме бывших отношений. У Винтер теперь в руках только своя жизнь, нет тревоги и сильного стресса, нет переживаний за исходы громких ссор. Руки не трясутся, и тело не покрывается холодным потом. Это теперь позади. Это их конец. Но Винтер уверена, она ещё долго будет всматриваться в толпу прохожих людей, чтобы среди них однажды увидеть Бомгю с длинными волосами и осветленными прядями. Её сердце по-прежнему любит его и ищет на него похожих. — Это наш конец, не так ли? — на его стороне появилось яркое солнце, после дождя, освещающее его кожу и одежду нежными лучами. А на её все по-прежнему пасмурно, но дождя практически нет. Между ними нарисовалась радуга. — Да, конец, — тяжелый конец, когда девушка вырывает целое сердце израненное и изуродованное болью и страхом. Они посмотрели друг на друга в последний раз, как пара возлюбленных, как друзья и жильцы одной квартиры. Теперь у их связи ничего тёплого и впечатляющего. Может быть, Чхве не заметил, но по лицу Минджон медленно стекали слёзы. Она чувствует опустошение и боль, разрывающее все её тело на мелкие осколки и перекрывающий доступ к кислороду. Бомгю нежно улыбается и поворачивается к ней спиной, оставляя за собой след прошлого и тяжелых воспоминаний. А Винтер не выдерживает, садится на корточки, засунув стержень зонтика себе под подмышку, и громко плачет, вытирая рукавом свои мокрые глаза. *** Я помню, как это было незабываемо: тёплый, белый песок под ногами, пальмы и чистое море острова Чеджу, различные водопады и незабываемый вид на горы и синее небо, что по ночам осыпается звёздами. А на небольшом бревне, растянутым вокруг костра сидела Винтер и исполняла песню на гитаре. Её голос, пробирающий сквозь кожу до самых костей, возбуждал мозговые центры и оставлял за собой отпечаток в глубине сердце. А также не упускала возможности посмотреть в глаза своему парню и искренне улыбнуться. Казалось сердце приятно забилось, а земля под ногами уже не казалась такой твёрдой, он будто бы ступал по мягким облакам, словно искал своего ангела в тысячах звёздах. Мы приехали с компанией отдыхать на остров и хорошо провести время: выпить, искупаться и приготовить мясо барбекю. Вода уже была не тёплой, так как на дворе стояла середина осени и за территорией острова уже выпадают листья с деревьев и льёт дождь. Чувствуется приятное ощущение того, что ты находишься в тёплом месте, где ярко светит солнце, прозрачное море и не становиться холодно под вечер. Получилось сделать множество красивых фотографий, совместных с компанией, отдельные вместе с Винтер и личные на привезённый фотоаппарат Тэхена, который больше всех рвался покорять остров, но благополучно отравился ягодами с рынка и лежит в кровати второй день. Каждый приём пищи в отеле приносили ему в номер, где он проживал с Каем, который иногда пропадал ночью, знакомясь с новыми ночными клубами и отдыхая в компании красивых девушек или парней. Помимо этих двоих, с нами приехала Бахи в сопровождение парня Субина, который вёл себя ответственней всех, в те дни, когда не было Тэхена. Красивое звездное небо манило к себе, но опечаленные странники, не хотевшие с ним расставаться, особенно Минджон, постоянно зевали, потягивались и всякий раз расширенно открывали глаза, когда засыпали. На один день мы выдвинулись в горы, где агентство по горным походам предоставило нам необходимые вещи и снаряжение для розжига костра и его тушения. Палаток было всего две, для каждой пары, они были довольно большие и широкие, что можно было отдыхать и спать с удобством и без дискомфорта. Кай остался с Тэхеном, чтобы следить за его состоянием и не умереть от скукоты. На часах было два часа ночи, и Субин с Бахи уже ушли спать и выключили свет фонарика. — Ты спать хочешь? — спрашивает меня Винтер с заметными уставшими и сонными глазами. Сегодня мы достаточно прошлись по горам, что у многих болели ноги, но Минджон выглядела бодрой и энергичной, поэтому именно она ходила собирать ветки и искать место для ночлега, пока остальные рыбачили в горном озере, образованным по итогу обрушения части горы, в разломах. Вода была чистой и прозрачной, что Субин смог словить парочку раков для предстоящего ужина или обеда, как повезёт. А я в поисках рыбы потратил немало червяков, купленных у одного старика на рынке. Она смотрела так, будто бы ждала от меня определённого ответа, ведь если я положительно отвечу на её вопросов, то Ким быстро поменяется в лице, её улыбка пропадёт, а сама тяжело вздыхая, поднимется с брёвна, прихватив с собой гитару, надвигаясь в сторону палатки. Ведь Винтер не останется на улице в одиночестве, боясь оказаться среди диких животных и быть съеденной одним из них. А если отвечу отрицательно, заулыбается шире, позовёт к себе сесть рядом и взглянуть на павшие звёзды. — Нет, — хоть я, может, и выглядел сонно и даже говорил невнятно, но старался придать голосу уверенности и естественно улыбался. Как и ожидалось девушка сразу же оживилась, убрала гитару в сторону, и, когда я сел, обвила мою руку своими и посмотрела прямо в глаза. Она выглядела безумно красивой рядом с ярко-полыхающим костром и синим небом, что руки мои сами потянулись обхватить её щеки и приблизиться чуть ли не вплотную. Винтер именно этого и ждала, приблизилась ещё, как только возможно ближе, в пределах физики и запустила руки в мои отросшие тёмные волосы. Она прикрыла глаза, когда наши губы сомкнулись, и я почувствовал невероятное тепло по всему телу, будто бы молнии сверкают у самого укромного уголка сердца. Винтер не стеснялась целовать первой и первой лезть в ротовую полость языком, обхватывая мой в приятном танце. Да, теперь мне точно не хочется спать. *** Мы учились в одной школе, но я был старше на один год и с Винтер мы не встречались так часто, чтобы её запомнить. Она состояла в школьном клубе по игре на гитаре, где вместе с остальными исполняла разные песни. Иногда она с остальными музыкантами путешествовали по стране и участвовали в различных музыкальных конкурсах и фестивалях, где выигрывали и проигрывали. Винтер очень сильно расстраивалась, когда они оказывались ниже третьего места и без выхода на пьедестал. Для неё такие забавы были очень важны, как и для моего друга, который вместе с Минджон участвовал в конкурсах. Однажды мой друг Ёнджун ужасно напился, когда после проигрыша вся команда решила отдохнуть у кого-то дома, ведь пить в общественных местах, по типу бара или клуба было опасно и нарушала закон, так как не все там были совершеннолетними. Винтер была из таких, она не выпивала, а просто следила за всеми, за их состоянием и действиями «не навредить себе». Пила она только безалкогольные коктейли, которые сама и готовила в шейкере. Было уже за полночь, мне позвонил телефон, и я взял трубку. — Ёнджун, ты время видел? Иди чисть зубы и ложись баиньки, завтра в школу, — у меня не было желание разговаривать с пьяным подростком, который скорее звонит, чтобы пошутить надо мной. Ведь Чхве так и делает. Я хотел отключиться и забраться под одеяло, чтобы оказаться в тепле, но звонкий женский голос заставил меня остановиться и преподнести телефон к уху. — А? Это кто? — я посмотрел на номер в телефоне, но все по-прежнему было запутанно для моей сонной головы, что уже ничего вокруг не воспринимала, как что-то необычное и отказывалась просыпаться. На телефоне также было изображено смешное лицо Ёнджуна и его имя в контактах. — Это Ёнджун? — Ты тоже пьяный что ли? Это не твой дорогой пьяный Чхве, это его одноклассница Минджон, — я попытался вспомнить людей с таким именем, но в голову ничего не приходило, видимо я сильно хотел спать. — Заберёшь его отсюда? Он ужасно выпил и практически не понимает, что творит, — было слышно не только голос девушки, но и громкие возгласы Ёнджуна, и как кто-то пытался его успокоить и не упускал возможности посмеяться над его поведением. — А, ладно, окей, — я тут же возненавидел весь алкоголь в городе и проклятого Чхве, который не знает меру в выпивке и хлещет в горло все, что попадётся на глаза, не заботясь о том, что градусы нельзя понижать, и пить параллельно с энергетиком. — Скинешь адрес по этому номеру. Когда я сонный стоял на улице, слушал музыку в стереонаушниках и получил заветный адрес, то тут же вызвал такси, следя за его медленным маршрутом в приложение. Долго ждать не пришлось, сверил номер машины и сел в салон. Дорога казалась мучительно длинной, хотелось побыстрее оказаться в обществе пьяных подростков, взять друга за уши и вывести его тушу на улицу и вновь заказать такси. Как только я вышел из машины, в нос ударил запах закуренной сигареты, посмотрел по сторонам и встретился взглядом с незнакомкой. — Простите, вы, Минджон? — в лице не было ничего знакомого мне, я даже не мог вспомнить, чтобы когда-то видел её. — Нет, но если ты за Ёнджуном, на третий этаж поднимайся, самая крайняя дверь слева. Когда я оказался в квартире, открылся прекрасный вид на ванную комнату, где одна из девушек пыталась прийти в себя и очистить желудок, а вместе с ней стояла младшая сестра Кая. В зале не было так шумно, как тогда, когда мне позвонили с телефона Чхве, и ответила девушка. Разбросанные бутылки из-под вина и пива, пустые коробки от пиццы и упаковки от роллов, одеяло заляпанное в какой-то жидкости, которым кто-то пытался укрыться. Музыка играла намного тише, люди частенько зевали и ложились спать. — Где Ёнджун? — спросил я у Бахи, что продолжала помогать подруге и держала её волосы и лоб. — Он с Винтер на балконе, — все что успела сказать Хюнин перед тем, как человек снова срыгнул не до конца переваренную пищу. На балконе было прохладно, а эти двое стояли в одних футболках, джинсах и в домашних тапках с меховыми вставками. Ёнджун вёл себя спокойно, курил сигарету и о чём-то разговаривал с девушкой, что внимательно его слушала, не перебивая. Чхве, после каждой тусовки, когда перепивал алкоголь, а позже очищал желудок, в моменты отхождения — вёл себя очень спокойно, как не вёл себя в трезвом состоянии, промывал свою душу и делился печальными событиями, лишь потому что ему становилось легче и спокойнее от мысли, что его выслушали. Трезвый Ёнджун никогда бы не начал полоскать свои проблемы и кости в шкафу, пытаясь найти покой в головном мозге и помощь, лучше он затянется в пучину одиночества и будет страдать от самого себя, разрушая моральную оболочку. — О, Бомгю, — Чхве услышал шорох за своей спиной и, сделав последнюю затяжку, выкинул сигарету, предположительно потушив об карниз. — Как ты здесь? — Я ему позвонила, — коротковолосая блондинка оказалась той самой Минджон. Вскоре Ёнджуну очень захотелось спать, и он уместился вместе с остальными на диване, где практически у всех торчали ноги. Вскоре мы остались одни на балконе, и только мимо проходящие люди через три этажа. Она проследила взглядом, когда я взглянул вниз, на парковку и детскую площадку, стряхнула пепел с сигареты и снова преподнесла её ко рту, не спуская с меня взгляда. Её короткие волосы попадает под поток ветра и склонялись в сторону. Красивые в форме миндаль ногти из едких и, будто бы въедающихся в кожу, цветов. Потекшая тушь для глаз, которую она уже не раз пыталась стереть с глаз без мицеллярной воды. — Так внимательно смотришь, — Минджон встряхнула пепел сигареты и сделала затяжку, выдыхав едкий дым в мою сторону. От таких слов я заметно занервничал и начал заглядываться по сторонам, почёсывая свой затылок под волосами. *** Тёплая струя вечернего душа и выпитая часом ранее кружка кофе никак не могли успокоить меня. Я громко плакала, пока Жизель была на работе и кричала, вырывая из своей души осколки печали и боли, чтобы очистить себя, но на ней остались огромные борозды, что ужасно болели и ныли. Прозрачные стенки душевой кабины запотели, и я оставляла на ней незамысловатые рисунки пальцами. Все тело болит, и будто бы тысяча ниток и иголок впиваются под кожу, до самых костей и хрящей, вонзаются в голову. Струи тёплого душа стекали по моей спине и груди, согревая холодное тело, пропитанное такими же холодными чувствами. Боль никогда не бывает приятной, особенно душевная, которая так просто не проходит, а живет на подкорке твоего мозга и сердца всю жизнь. Она растворяется в тебе, как фейерверк в ночном небе. Тебе не становится легче, и боль не исчезает со временем, сердце лишь привыкает. Могла покурить травку, чтобы стало легче, но не хотела расставаться со своими собственными суждениями. Ведь это цена любви? Так ведь? А ведь признаться честно, Винтер хотела, чтобы Бомгю продолжал любить её или обманывать, но в своих объятиях: тёплых, нежных и лживых. И ведь она бы побежала к нему, обнимая в ответ, умоляла не исчезать и не оставлять её одну. Лишь бы не одну. Винтер была готова биться об пол головой, глотать гвозди и шурупы, прожигать глаза ярким светом светильника, лишь бы чувствовать, что она кому-то нужна. Но Винтер держится, ведь понимает, что это неправильно, что её не любили. А она любила очень сильно и бережно относилась к чувствам. Винтер дрожащими руками набирает номер старшей сестры. Слышны громкие гудки и длинное молчание в комнате. — Минджон? Что случилось? Ты плачешь? — её старшая сестра — Венди сначала сонно пробормотала, а затем удивилась. — Ты плачешь? — она слышит тяжелое дыхание и еле уловимые шмыганье носом, а позже дрожащий голос, практически переходящий на глухой крик, ровняющийся полной тишине и столь пугающий для её старшей сестры. — Бомгю попал в аварию, сейчас в реанимации. Я не знаю, что с ним, я без понятия, что произошло, мне никто ничего не может объяснить. Лишь твердят об аварии. Венди, ты можешь приехать, пожалуйста! — умоляющий голос младшей сестры сразу же разбудил мутное и сонное сознание Сынван. Она резко встала с кровати, куда прилегла несколько минут назад, вернувшись с работы. На ней была рабочая одежда, и только скинутая на пол куртка и разбросанные сапоги пришлось собирать по пути к входной двери. Она застегивала молнии на обуви и попутно вслепую искала ключи на крючке, около двери, но случайно обронила их. Проматерилась, подняла ключи, вышла в подъезд, пропахший запахом мусора в мусоропроводе и закрыла за собой дверь. Заказанное такси приехало быстро и также молниеносно доехало до больницы. Венди ненавидит такие места, ведь в последний раз, ей было всего двенадцать лет, когда она стояла возле двери реанимации, с матерью и младшей сестрой на её руках, заплаканными глазами выслушивала вердикт доктора. Когда прозвучали непонятные слова для Винтер и пугающие для Венди. Их отец умер по вине нетрезвого водителя, что сбил его, когда тот выходил с работы поздно ночью. Мужчина много работал, чтобы обеспечить семью всем необходимым. Венди хорошо помнит этот день, ведь с того момента стало жить — тяжело. Им никогда не было легко, но стала ещё труднее. Венди росла и смотрела на старающуюся мать, считающую по мелочи в кошельке, ведь для Сынван необходимо было каждый день колоть инсулин и измерять сахар в крови с помощью глюкометра и полосок, которые стоили денег. В жизни их не хватало отцовского тепла и поддержки, видеть широкую улыбку, когда он возвращался домой уставший, практически под ночь. Он учил их рисовать, петь и танцевать под популярные хиты его молодости, давал дельные советы и успокаивал в трудные времена. Отец никогда не лез в конфликты и не спорил с начальством, у него не было врагов и недоброжелателей, но жизнь утекала из его рук, через проемы между пальцев. И сейчас был тот же больничный запах хлорки и медикаментов. Белые стены, множество кабинетов и бегущие по коридору медсестры. Её всю передёргивает от запаха, медработников, белых стен и светящей красным цветом дощечки «реанимация». Впереди стоит Минджон, взгляд у неё измученный, истощённый, а сама будто выжита, как лимон: телосложение худощавое, бледное и будто бы изношено жизнью. Под глазами мешки и синяки, мелькают горящие слёзы, которые та вытирает рукавом полупрозрачной туники, старается держать в себе и шмыгает нервно носом. Юное тело потерпело немало срывов и истощений. Винтер стала выглядеть не менее болезненно и почти сливалась с белыми стенами больницы, на которые хотелось нанести яркой краски. Как только девушка увидела силуэт старшей сестры, подбежала и крепко обняла, срываясь в крики и крепкие объятия, не в силах сдержать волнение и, объедающий её страх. — Боже, Винтер, — Сынван обняла в ответ и зацеловала макушку. Она волновалась за неё, за её психическое состояние. Вскоре сестры подождали ещё два часа, как уставший врач-хирург вышел из экстренной операционной, надев чистую стерильную медицинскую маску. Полностью белый костюм и чепчик, врач выглядел нейтрально, его лицо невозможно было прочитать и выяснить, что с Бомгю. — Все хорошо. Вы сможете встретиться с ним через несколько дней, пока ему нужен отдых. Затишье. И Винтер не моргая, смотрит на дверь реанимации. Её окутывает холод и неожиданно знобит. *** — Ты во мне дыру проделаешь, Минджон. Бомгю сидел, облокотившись об подушку. Его глаза не тухлые, не закрытые, у них привычный живой цвет. И сам парень, одетый в больничную одежду, походил на живого, целого и невредимого. Только голова обмотанная повязкой, пахнет больничными лекарствами, стоит капельница и гипс намотан на половину ноги, полностью прикрывая кожу голени. За окном дул приятный ветерок, и Бомгю никак не мог надышаться свежим воздухом из приоткрытой форточки, местами скрипящей, с крошившейся побелкой. Больше всего она хотела узнать, что случилось, как это произошло и другие подробности, но рядом с ней человек — пациент, который недавно лежал в интенсивной терапии и медицинские работники мониторили его состояние через аппаратуру. И которому точно не хотелось вспоминать то, что с ним произошло. Утихомирив собственное желание узнать, Винтер склонилась над его койкой и обняла за плечи, тихо всхлипывая. По её слегка красным щекам вновь потекли слезы, глаза кристально чистые, искренние, искренне переживающие за любимого и дорогого человека. Ведь каждый раз, дожидаясь около реанимации в тот злополучный день, Минджон боялась услышать плохие, неблагоприятные слова, которые погубили бы её, сломали и растоптали. Она боялась увидеть его бледное, слегка желтоватое лицо, с появившимися трупными пятнами и не реагирующими зрачками глаз. Без признаков жизни. Или на протяжение нескольких дней, когда он прибывал в интенсивной терапии с искусственной вентиляции легких, боялась увидеть ровные полосы на мониторе и противный звук, что, как заезженная пластинка сверлила череп до головного мозга. Винтер боялась больше всего именно смерти. Чужой. Она знает, как терять родного человека, но каждый раз, как новый. К этому привыкнуть было невозможно. Лишь меняется степень чувствительности, когда детские, юношеские слезы меняются на взрослое молчание и попытки держаться. Но теперь все было — нормально. Перед ней — Бомгю с гипсом на ноге, перебинтованной головой, противопролежневым матрасом, ярким больничным освещением и запахом медикаментов и хлорки. Её любимый человек, с которым она будет жить вечность. — Я люблю тебя, все будет хорошо, Минджон, — пообещал парень и нежно поцеловал макушку своей девушки, обняв за спину. — У нас все будет хорошо. У нас все будет.