***
— Я нашел работу, — с этими словами поздно вечером вваливается в квартиру Джисон. Раздраженные за целый день в линзах глаза продолжают слезиться даже после того, как Минхо сменил их на очки в тонкой оправе. Но даже так он может заметить, как пьян вернувшийся Хан. — Даже боюсь представить какую, — убавляет громкость на телевизоре Ли и наблюдает, как пытается расправиться с шнуровкой на ботинках Джисон. Смирившись со своим неустойчивым положением, парень плюхается на пол, привалившись к входной двери. Уже растаявший на его волосах снег, превратил пряди в вьющиеся шнурки, а озябшие красные уши до сих пор сияют в приглушённом освещении коридора. Отделавшись от вредных ботинок и криво повесив куртку на крючок, Хан неуклюже размахивает руками, бормоча «все потом, все завтра», и скрывается в коридорах. Ли подозревает, что тот просто сразу отправился на боковую в выделенную ему в этой квартире комнату, поэтому не стал задавать лишних вопросов. Потом так потом. Он отключает телевизор и снова и идёт на прохладный балкон покурить. В последнее время в пепельнице окурков больше обычного. В последнее время снова приходится о многом думать. Ведь почти пять лет прошло, да? А они всё-таки снова пересеклись. Не сказать, что их дружба была одной на миллион, потому что студенческие годы приносят в твою жизнь куда больше новых знакомств, чем ты того хотел. Но все же они довольно неплохо сблизились за четыре года, даже на магистратуру вместе готовились поступать. А потом Джисон исчез. Как позже от знакомых узнал Ли, парень ушел в армию. Самостоятельно выяснил потом, что это из-за каких-то проблем в семье. Хан в то время жил один в съемной квартире, с родителями связывался редко и, наверное, формально — чисто по праздникам. Минхо никогда не пытался копаться в чужих семейных проблемах, однако даже незаинтересованного взгляда со стороны на всю эту историю ему хватало, чтобы понять — Джисон далеко не из бедной семьи, но совсем не хотел это как-то оглашать. Возможно, там не кроется какого-то многомиллионного состояния, но о наличии развитого семейного бизнеса вполне можно было предположить. Строить любые более масштабные теории глупо, настолько мрачной была завеса тайны Джисона. Если так вспомнить, то они даже не обсуждали это. Просто было какой-то негласное правило не лезть в тему семьи Джисона. Например, Ли так же избегал любых вопросов на тему его непереносимости полной тишины в квартире, особенно если он в ней один. И то, и то выяснилось совершенно внезапно. На какой-то студенческой посиделке после пар Хан жёстко заткнул захмелевшую сонбэ, когда та, положив на него глаз, слишком настойчиво пыталась выяснить, кто его родители и из состоятельной ли он семьи. Минхо до сих пор помнит, как ожесточилось обычно всегда улыбчивое лицо. Потом кучка сонбэ долго ему это припоминали, но Хан талантливо косил под дурачка и наигранно искренне извинялся за грубость. Однако каждый, находившийся в тот день в шумной забегаловке, полной пьяных студентов, начал неосознанно, даже на каком-то подсознательном уровне, сторониться Джисона. Его никогда не отталкивали, но отныне лишних и вообще личных вопросов не задавали, однако, и полностью игнорировать будто боялись. Минхо плохо понимал причины такого поведения, но от этого общение с Ханом казалось ему наиболее привлекательным. Так они и сблизились. Странный парень окружённый кучей секретов и Минхо, недолюбливающий людей, но в то же время ненавидящий абсолютную тишину. Когда третья сигарета достаточно сильно обожгла пальцы, Ли понял что пора заканчивать думать. Порой это вредно. Тепло уютной квартиры, обнявшее его, засидевшегося на ночном балконе, стало слабо щекотать окоченевшие пальцы. Заметив, что чужая неаккуратно повешенная куртка все же свалилась, Ли поднял ее, нормально повесил и направился в свою комнату. Где его ждал распластанный по кровати спящий Джисон. Тяжело вздохнув, Ли оттолкнул длинные конечности Хана и кое-как вытащил из-под него одеяло, забрал одну из подушек и ушел в другую комнату, терпеливо прикрыв дверь. Уже засыпая, Минхо понял, что снова хочется курить. Спал он той ночью плохо.***
Как позже выяснилось с подработкой ему помог Бан Чан, такой же давний знакомый со времен студенчества, как и Минхо. Ли потерял с ним связь сразу, как Джисон пропал из его жизни, — будто Хан являлся ключевым звеном между ними. В тот морозный вечер Джисон, совсем отчаявшись, ввалился в первую попавшуюся забегаловку, где подают традиционную еду по старинным семейным рецептам, с целью залить горе и нескончаемое невезение соджу. Даже в какой-то плешивой рекламной кампании ему отказали в должности секретаря, краем глаза заметив татуировку, выглядывающего из-за ворота футболки. Да, возможно, пойти на собеседование в обычной белой футболке, черных джинсах и темных ботинках на шнуровке — было не самой его гениальной идеей. Но, по правде говоря, сейчас это была его самая приличная одежда из имеющейся. Можно сказать, парадно-выходная. Хоть Джисон и приводил многочисленные аргументы, что в рабочей рубашке и костюме будет не видно никаких татуировок, работодатель ещё более жёстко дал понять, что Хан теперь точно не рассматривается на эту должность. Видимо, подумал, что тот только вышел из колонии. Или является человеком, который не может вырваться из прошлого дурного подростка с судимостью за вандализм и кражи. А ему уже, между прочим, скоро исполнится двадцать семь. Возможно, благодаря его внешнему виду, мужчина, проводивший собеседование, даже не успел в его резюме дойти до строчек с личной информацией, содержащей возраст, образование и предыдущие места работы. — Да прошло оно к черту, — опрокидывает в себя третью рюмку соджу Хан. Сунув уже почти не сгибающиеся пальцы в карманы куртки, он немного скатывается по спинке пластмассового стула и вглядывается в чернильное небо. Из заведения доносится приятный запах и громкий смех компании пожилых мужчин, просящих хозяйку повторить куксу. «И кто вообще ест куксу зимой?» — мысленно негодует Хан, одиноко сидя на улице, пока холод пробирает до костей. Вскрывает какую-то солёную закуску из магазинчика за углом и угрюмо жуёт, не оставляя надежды хоть звёздочку разглядеть на хмуром небе. — Скоро снова снег пойдет, а ты тут сидишь, — опускается напротив с каким-то пакетом явно не приглашенный мужчина. Джисон же лениво ведёт глазами на голос, готовясь отправить восвояси нежелательного компаньона, но затыкается, так и не успев раскрыть рот. Тем временем мужчина напротив достает какой-то контейнер с едой, распечатывает его, вскрывает две упаковки деревянных палочек, буднично протягивая одни из них несопротивляющемуся Джисону, и, расположив блюдо ровно по центру стола между ними, начинает есть, чуть наклонившись вперёд, чтоб мимо не лилось, и шипя от того, насколько горячая и свежая пища. — Чан? — так и сидит с палочками в руках Хан, рассматривая человека перед ним. — Щас остынет, ешь, давай, быстрее, — лишь подгоняет его тот, словно они так сидели ещё вчера. Как потом они съели все, что принес старший, и допили все купленные Джисоном бутылки, Хан не помнит, но сообщение на утро, в котором было указано время и место встречи, чтобы обсудить его дальнейшее трудоустройство, прям кричало о том, как продуктивно они покутили, встретившись впервые после стольких лет разлуки. — То есть Чан взял тебя на работу к себе в салон сразу после того, как ты ему пьяный поплаклася на жизнь за рюмкой соджу, — позднее, отужинав и уже убравшись на кухне, в гостиной на диване спрашивает Минхо, пока Хан бродит по комнате в поисках хоть одного кота, которых сегодня вернул домой Ли из дома родителей. — Не плакался я никому, — немного резко отозвался Джисон, бросив в сторону друга предостерегающий взгляд, и вернулся к поискам. Нашел Дори за шторкой — Минхо уже ему сочувствует. У Хана из-за похмелья весь день дурное настроение. Котик, держись. — Не ты ли сказал, что ничего не помнишь почти сразу после того, как он пришел, — следит глазами за парнем Ли, как тот, упрямо укладывая на руках кота, плюхается на другой конец дивана, вытягивая ноги в сторону Ли. — Не помню, но это не отменяет того факта, что все скорее всего произошло за обычным разговором о жизни, как и куда она нас завела, — располагает у себя на животе животное Хан, а Минхо лишь удивляется, как тот почти сразу отбросил любые попытки к сопротивлению. Ли всегда считал, что у Дори скверный характер, но кот Хана никогда не царапал, даже теперь, через такой промежуток времени, лежит с ним, как с родным. Оглядев эту парочку скептичным взглядом, он продолжает расспрос: — То есть теперь ты секретарша в тату салоне? — ухмыляется Минхо и, заметив краем глаза подошедшего Суни, похлопывает себя по бёдрам, призывая кота запрыгнуть. Тихое мурчание разбавляет их разговоры. — Не секретарша, — сказал, как отрезал, Хан. — Что-то типо менеджера. Запись клиентов, консультация и составление графика работы мастеров, контроль онлайн сайта тату салона. Ну это в двух словах, что рассказал мне Чан, — делает неопределенный жест рукой в воздухе парень и возвращается к поглаживанию кота. — И зачем учился четыре года на программиста, — качает головой Ли, пока почесывает Суни за ушком. Дуни за всеми ними поглядывает из дверного проема с презрением, но по нему видно, что соблазн присоединиться к диванной идиллии слишком велик. Он над этим подумает. — Ну как только я там обживусь и закорешусь с владельцем, может предложу ему обновить интерфейс сайта. Глядишь, зарплату себе подниму, — хмыкает Хан, заинтересованно поглядывая на Дуни. — Спорим, он подойдёт ко мне, — кидает вызывающий взгляд он, и в этот момент Минхо понимает, что тот обрекает себя на поражение. — Спорим. Но если нет, то твою первую зарплату мы отмечаем полностью за твой же счёт и как-нибудь очень дорого, — чувствуя привкус победы на языке, улыбается Минхо. — Идёт, — легко соглашается Хан, даже не представляя, что только что принял безоговорочное поражение. У Ли, весело разводя костры, в душе ликуют черти, но он до последнего не выдаёт своего торжествующего вида. Отвлечённо спрашивает: — А от чего же талантливый выпускник нашего института, душечка Бан Чан, стал пирсером и тату-мастером? — осторожно, чтобы не потревожить животное на коленях, стягивает носки Ли, пока Хан следит за его действиями рассеянным взглядом. — Говорит, что отработал три года по специальности, параллельно искал хобби. В итоге оно и пересилило, — пересказывает Джисон, почесывая пушистого соседа за ушком. Ли участливо мычит в ответ и наблюдает, как озорные искорки загораются в глазах Дуни, как только носки Минхо приземляются рядом с диваном на пол. — А вот и моя победа, — тихо смеётся под нос Минхо. — Что? — растерянно бормочет Джисон, и они оба следят за тем, как Дуни хищной походкой крадётся к носкам и набрасывается на них, словно на добычу. Ещё когда Дуни был котёнком, чужие носки могли заменить ему все самые лучшие кошачьи игрушки в мире. Жульничать ведь никто не запрещал, так рассудил Минхо. — Ну все, теперь до конца вечера ребенок будет занят делом, — любовным взглядом, будто этот кот действительно родное дитя, одаривает его Ли, совершенно не обращая внимания, как на диване по соседству разгорается маленький пожар из возмущений. — Это нечестно, — в конце концов сварливо ворчит Джисон, понимая, что Минхо предугадал расклад событий далеко заранее, и уже мысленно расстается со своей несуществующей зарплатой. Ненадолго они слишком сильно погружаются в то состояние, когда мысли самовольно плывут своим чередом, а ты даже не можешь отследить их ход. В это же время руки, будто завороженные наглаживают пригревшихся к ним котов. Может быть, все кошачьи обладают волшебной притягательной силой, заставляя всех в радиусе ста метров их обожать. А возможно, на это ведутся один Ли Минхо и Хан Джисон, сдаваясь без шансов на сопротивление в плен этим пушистым созданиям. — Странно все это, — продолжая любоваться котами, возвращается к теме разговора Ли. — Ты о чем? — Никогда не замечал у Чана тягу к чему-то подобному, а потом тот совершенно неожиданно меняет род деятельности, — рассуждает Минхо. — Кто знает, как может жизнь сложится, — явно со знанием дела говорит Джисон, и Ли подсознательно чувствует весь тот груз, который пришлось протащить другу в те времена, когда они не поддерживали связь. Минхо не знает, поговорят ли они об этом когда-нибудь да и как сложится разговор, но даже сейчас присутствует чувство, что тот будет не из приятных. — Но сейчас, мне кажется, для тебя все складывается, как никогда хорошо, — переводит глаза на Джисона Ли, находя в своей голове наиболее безопасный ответ. — Да, возможно, ты прав, — улыбается только уголками губ Хан. Он стал мало улыбаться. Минхо это заметил сразу же. Уже пошел второй месяц, как парень живёт у него, а Ли только сейчас понял, что будто заново заводит дружбу с Ханом. Тот так сильно изменился. Стал таким зрелым, взрослым. Возможно, он и раньше был не по годам серьёзен, но шальное и полное приключений студенчество помогало ему это скрывать. Сейчас же постоянно прослеживалась строгость в его выразительных чертах. Сдержанность. Порой это очень завораживало, однако Минхо не хотел себе в этом признаваться. Именно он в их дуете то самое рациональное и все взвешивающее звено разума, а не наоборот. Хотя верно сказал Джисон, наученный тайными знаниями жизни, что наши дни идут, все меняется. Меняются и они. Наверное, не него так повлияли годы службы, а может быть, и что-то ещё. Скорее всего что-то ещё. Изменился ли Минхо за столько лет? Или все в нем осталось по-прежнему? Если это так, то прискорбно. Страшно хранить в груди надежду, что все старания не обратились вспять. Ведь он чувствует, что до сих пор что-то не так. А может снова стало хуже? Тем же вечером он вновь оказался на балконе в компании мыслей и сигарет.***
Идя уже по знакомому маршруту, Минхо подходит к не примечательному на первый взгляд заведению, но оригинальная неоновая вывеска притягивает взгляд. Огромные синие светящиеся буквы отбрасывают красивые блики на асфальт, местами покрытый ледяной корочкой. Поздним вечером температура сильно упала, как никак конец января. Ли не спеша поднимается по небольшому крыльцу и попадает в тепло приёмной. Снежинки на его плечах стремительно тают, пока Джисон, отбрасывая с глаз челку, окидывает его всего внимательным взглядом. — Ты чего? — услышав, что кто-то пришел, выходит из соседней комнаты Хан. — Да так, просто решил напомнить тебе, что сегодня конец рабочей недели и мы собирались в бар. А так ничего важного, — старается не слишком демонстративно вздергивать уголком брови Минхо, однако, очевидно, проваливается. — Черт, серьезно? — с искренней досадой хлопает себя по лбу Хан. — Прости заболтался с парнями, — он оглядывается через плечо. — Подождёшь, я предупрежу и попрощаюсь, — искренне спрашивает Джисон, стараясь побыстрее расправиться с оставшимися делами. Ли на это лишь кивает подбородком, мол вперёд и пошли уже, и заваливается на темный кожаный диван в углу. Теперь не новый глазу интерьер — стены из битого кирпича и забавная высокая пальма у зеркала в полный рост на противоположной стене — заставляют себя чувствовать уютно. Вот бы кофе ещё сюда. Или покурить. Неожиданно слышится смущённый возглас Хана: — Ох, ну постыдились бы, — и какие-то его дальнейшие нелепые бормотания, на которые в ответ лишь разразился дружный смех двух мужчин. Потом раздается пара приветствий для Минхо откуда-то из глубины заведения, на которые Ли кричит в ответ, так же откровенно громко смеясь над Джисоном. В дальнейших чужих отголосках разговора Ли мало что понимает, лишь слышит что-то отдаленно знакомое из рассказов Джисона о каких-то сроках, повторной записи клиентки прикольными синими волосами, кажется Наби, и о возможности взять пару дополнительных выходных в следующем месяце. После Хан появляется в проходе, параллельно накидывая куртку, и машет Минхо в сторону входа. — Никогда не думал, что у Чана порой совершенно отсутствует чувство стыда, — идя вдоль улицы и сунув руки в карманы, бухтит Джисон. Не дожидаясь вопросов о подробностях продолжает, — а ведь на этой кушетке ещё час назад он бил первую в жизни татуировку какому-то пацану. Минхо хрипло смеется. — Неужели целоваться после закрытия на рабочей кушетке запрещено? — издевательски пихает локтем его Ли. — Ну не когда же я вышел тебя встретить на пару секунд! — чуть ли не визжит парень. — Хоть бы подождали пока мы уйдем… — сопит он и оглядывается по сторонам, прежде чем перейти дорогу. Минхо лишь остаётся на это добродушно хмыкнуть под нос и покачать головой, пока они все ближе приближаются к лофтбару в этом районе. Снег усиливается, поэтому приходится прибавить шагу. Так же быстро, кажется, идёт и время. Прошло почти два месяца, как Джисон стал работать в одном салоне с Бан Чаном. Его начальником оказался приземистый мужчина с немного вьющимися тёмными волосами, обожающий носить черные футболки на пару размеров меньше, чтобы всем были хорошо видны его забитые татуировками мускулистые руки. Ну и очертания накаченной груди, конечно же. И Минхо не может его за это судить — выглядит реально хорошо. Начальника этого, как в шутку теперь Джисон любит его звать «хэй, босс», на самом деле зовут Со Чанбин. И он является единственной причиной, почему Чан оказался в этом салоне на постоянной основе. Ну и почему Хана не выперли ещё в первый месяц работы. Видимо, Чанбин слишком хороший человек. Другого аргумента Минхо не видит. Ведь Хан постоянно тусуется с любым из мастеров данного заведения во время процесса нанесения тату, а не за своей стойкой. Как сказал сам Хан: «Мне достаточно и телефона в руках, чтобы успевать всех записывать и консультировать, при этом не быть постоянно привязанным к рабочему столу.» По прошествии месяца такая практика была успешной, по этой причине Со не видел смысла гнать вечно шатающегося рядом Джисона, которому было слишком увлекательно наблюдать за процессом создания шедевров. Иначе работы Чана и Чанбина он не называл. Сам Хан отлично вписывался во всю эту брутальную атмосферу тату-салона: ему не запрещалось носить свои любимые открытые майки, которые хорошо демонстрировали собственные немногочисленные, но иногда масштабные оригинальные тату, да и его знания по уходу за ними были тут как раз кстати. Но что удивило Минхо больше, чем успех Джисона задержаться на новом месте работы так долго, так это то, что Бан Чан в отношениях с владельцем этого салона, то есть с Со Чанбином. Сказать, что и он, и Хан были удивлены, — ничего не сказать. Однако, кажется, от этого знания новая работа Джисону стала нравится ещё больше. Возможно, тайно в мыслях он радуется персональному рычагу давления на своего босса, в виде Бан Чана, кто знает. Над этим они и смеются, заказывая новую порцию алкоголя за стойкой в баре. Скинув верхнюю одежду и привычное безразмерное чёрное худи, Джисон остался в свободной белой майке, а Ли, до груди ослабив галстук и закатав рукава белой рубашки, стал чуть менее похож на обычного офисного планктона. Однако, как ни посмотри, эта парочка довольно комично смотрелась вместе со стороны. Чего только стоили внушительные грубые шнурованные ботинки Джисона, придающие ему грозного виду из-за пары дополнительных сантиметров в росте, на фоне лакированной обуви Минхо. Небо и земля, честное слово. Но они продолжали этим вечером сидеть на высоких стульях, периодически разбавляя разговоры звоном стаканов и тихим грудным смехом, искренне наслаждаясь компанией друг друга. — Это что, похоже на отличное завершение очередной рабочей недели? — покачивая бокал в руках, играется со льдом в нем Джисон. А разговаривает будто сам собой, внимательно глядя на ледяной блеск в теплом жёлтом свете приглушённых лампочек над ними. И лишь едва приподнятые уголки его губ знают ответ на этот риторический вопрос. Минхо остаётся лишь понятливо хмыкнуть и отпить своего напитка, хотя в последнее время он ни черта не понимает, что творится в чужой голове. Мысленно проверяет, нужно ли ему купить завтра новую пачку сигарет. Да, нужно.***
— Твое умение пить осталось на таком же дерьмовом уровне, — смеётся Джисон, разуваясь в темной прихожей. — Завались, — стонет, привалившись к стене, Ли с прикрытыми глазами. Тело кажется неимоверно тяжёлым, язык ещё волочет внятные слова, но знатно бы начал запинаться, если бы заставили участвовать в конкурсе скороговорок. Взглянув на свои лакированные туфли, Минхо вздыхает и, наступая на пятки, скидывает обувь. Сегодня можно, сегодня он слишком устал, чтобы растрачивать остатки сил на такие мелочи. Оказавшись в комнате, он падает на кровать прям в офисной одежде, распластавшись на животе звёздочкой. Дуни осуждающе смотрит на него и уже хочет ретироваться куда подальше, но его нагло сгребают огромные человеческие руки, притягивая ближе к лицу, чтобы уткнуться носом в шёрстку. Минхо чувствует, что кот упрямится, но заторможенный мозг сейчас плохо что-либо воспринимает и не чувствует угрозы. Поэтому очевидную атаку лапой по лицу ждать долго не пришлось, Дуни пару раз забавно извернулся, отбиваясь от хозяина, и успешно выбрался из захвата, быстро убегая из комнаты. — Черт, — шипит Минхо, почувствовав короткий укол боли на скуловой кости, и трет лицо. — А Суни и Дори со мной так не поступили, — скулит в след сбегающему животному. Спустя некоторое время уютные мгновения покоя нарушает шествующий с кухни в свою комнату Джисон, который услышал этот печальный монолог, и тот его очень позабавил. — Что за драму ты тут развел? — встаёт перед ним около кровати Хан, наблюдая сверху вниз за разнеженным на одеяле другом. — Ты бы хоть переоделся. — Я стал жертвой насилия, а ты… Эх, — лишь машет в его сторону ладонью Ли и глядит одним глазом из простыней. — Подожди, — в миг хмурится Джисон, что-то заметив, — у тебя кровь на щеке, — указывает на своем лице пострадавшее место Хан, все ещё в беспокойстве хмуря брови. Минхо лениво мажет рукой по лицу в указанном месте, особо не ощущая ничего, а взглянув на окровавленные подушечки пальцев, несколько мгновений тупо таращится на них без всяких эмоций на лице. Ужасное чувство начинает сначала буравить где-то на внутренней стороне рёбер, потом медленно, но верно ползет к горлу. Минхо кажется, что его сейчас стошнит из-за него. Он подрывается с кровати, хоть конечности будто не слушаются, но парню удается быстро и без каких-либо проблем добраться до ванной комнаты. Из зеркала на него таращится растрёпанный мужчина, которого на своем третьем десятке совсем одолела офисная работа, волосы взъерошены, как у воробья, периодческий недосып украшает лицо тёмными пятнами под глазами, чуть впалые щеки. Но что привлекает внимание и является совсем чужеродным в этом образе, так это струйка крови, которую по неаккуратности Минхо сам же и размазал по коже. Ли долго пилит себя взглядом в отражении, потом снова смотрит на пальцы. Включает кран на максимум и мочит ладони под потоком воды. Нервно меняет воду на более горячую, аж пар начинает валить, и упрямо держит руки под струёй. Джисон, привалившийся к косяку в дверном проёме, сначала с интересом наблюдал за чужими махинациями, скрестив руки на груди. Однако когда чужие ладони стали стремительно принимать более розовый оттенок, видимый даже сквозь клубы пара, оторвался от косяка и оттащил Минхо за локоть подальше от раковины. На пробу сунул палец под поток воды и, неконтролируемо отдернул его от того, насколько она была горячая. Совершенно круглыми глазами Хан таращится сначала на чужие руки, потом на запятнанное кровью лицо Минхо и снова на свободно льющуюся воду. И так ещё несколько раз, пытаясь понять происходящее. Принимается импульсивное решение настроить воду на прохладную, но не ледяную. Парень самостоятельно, вместе со своими, помещает под поток чужие руки, разглядывая поражённую термическим ожогом кожу. — Каким надо быть идиотом, чтоб в кипяток засунуть руки, — бормочет Джисон, но Ли на это никак не отзывается. Пустой взгляд лишь уставился на две пары рук, которые окутывает блестящими струями вода. Все видится словно через толстое стекло, а сам он заперт в аквариуме с вакуумом. Нельзя забывать, как дышать, — чувство тошноты все ещё перманентно щекочет горло. Даже волосы на затылке шевелятся. Минхо заставляет себя не слишком тонуть в себе, цепляясь взглядом за то, какой смуглой и красивой выглядит кожа Джисона на фоне его бледных венистых рук, местами порозовевших от высокой температуры. Получается все равно плохо. Хан перекрывает воду и подносит чужие руки ближе к лицу внимательно осматривая. Ли позволяет ему делать все, а сам стоит, словно безвольная кукла. И тонет, тонет, тонет. Джисон же пытается снова оценить причиненный ущерб. Держит чужую ладонь перед глазами одной рукой, а второй аккуратно, едва касаясь, кончиками пальцев ведет по ладони. Обычно для Минхо было это было щекотным чувством, а сейчас же… — Я не чувствую, — не удается совладать со своим голосом, потому звуки, покинувшие его рот, были ломаными, булькающими и такими слабыми, что стало бы даже стыдно, будь он в состоянии испытывать что-либо кроме опустошения. Он пробудет снова, чуть громче, — я ничего не чувствую. И Джисон уже хочет возмущаться, что после макания рук в кипяток это неудивительно, но потом осознает, что боль и жжения избежать было бы нельзя. Для пробы он щипает за кожу запястья сначала себя, примерно оценивая примененную силу, а потом Минхо. Они оба пялятся на то, как Хан подщипывает здоровую кожу Минхо повыше кисти. Джисон внимательно пытается считать чужие эмоции с лица напротив, пока Ли глазами, полными надежды, таращится вниз. Хан усиливает степень применения боли, осознавая, что, возможно, после этого здесь будет темнеть небольшой синяк. Но Минхо по-прежнему хладнокровен. — Это едва щекотно, — хриплость его голоса выдает, как он сам шокирован происходящим. Хан отнимает руку и начинает растирать место, начинающее краснеть из-за прилива крови. — Я ничего не чувствую, — как робот повторяет Минхо и уже пялится куда-то в грудь Джисона, но будто сквозь. Все прикосновения Джисона остаются блеклыми, будто сквозь крепкий сон, а более нежные и то неощутимыми. Он снова ничего не чувствует.