Лучший друг

День не задался с самого утра. Женя не выспался, когда бежал к первой паре в универ, новые ботинки натерли ноги, потом от духоты в кабинете заболела голова... В общем, физра с утомительным бегом в лесопарке доконала его окончательно. Серая футболка намокла от пота и липла к телу, очки запотели, волосы прилипли к мокрому лбу. В спорте Ёжин вообще был не очень, в отличие от Кости. Костя... Как Женя не был раздражен и утомлен, мысль о лучшем друге примирила его с действительностью. Сегодня был, в общем, тот замечательный день недели, когда их пары заканчивались в одно время и практически в одном месте. Они шли домой вместе. Женя скучал по тем временам, когда они каждый день ходили вместе в школу и из школы и вообще не расставались, кроме как на ночь. Сейчас они учились в одном университете, но на разных специальностях, поэтому расписание почти никогда не совпадало. Вернувшись в раздевалку, Ёжин первым делом схватил телефон, ожидая увидеть на экране уведомление о сообщении от Кости. Пара у того кончалась обычно чуть пораньше, и к моменту, когда Женя отмучивался на физре, Костя уже успевал дойти до места их встречи и отправить дурацкий стикер с надписью "жду". Если Женя задерживался дольше обычного, Костя отправлял ещё один стикер, и ещё, пока это не начинало походить на спам. Сообщения не было. "Значит не закончил ещё," — сказал себе Женька. Значит, можно дойти до его корпуса и поджидать у двери. Он запихнул ветровку в рюкзак и направился к серому с колоннами зданию физтеха. На улице было не по осеннему душно, толпы студентов плыли навстречу, кто один, кто парочками или компаниями. Женя чувствовал легкую тошноту и головокружение от голода, он на автомате переставлял ноги, как вдруг... Они увидели друг друга одновременно на перекрестке, переходя дорогу в разных направлениях. Костя шел в компании смеющихся парней и девушек. Увидев Женю, он отчаянно засигналил ему руками с другой стороны дороги, знаками показывая на ребят, на себя, на Ёжина... Наконец он понял (хотя, наверное, он понял это с первой же секунды), Костя хотел пойти куда-то с ребятами. Он сложил руки, как бы извиняясь. Женя махнул рукой — ладно, иди. И если сегодняшний день мог стать ещё хуже, то он только что стал. Крош с той стороны продолжал подавать какие-то дикие знаки руками. Женя устало поднял вверх большой палец, мол "всё нормально". И они разошлись. Ёжин обернулся ещё раз, но не потому, что хоть немного надеялся, что Костя передумал и идёт к нему, а просто так, взглянуть ещё раз на стриженный затылок и голубую толстовку, плывущие в толпе. Ему стало ещё более тошно, чем было до этого. Он почему-то вспомнил, как в девятом классе написал Крошу валентинку и подсунул в рюкзак. — Это от тебя что ли? — спросил потом Костя. Ёжин, переживая небольшой инфаркт, сказал шепотом: — Ну да. Потому что не умел врать. А Костя добавил: — А то я вижу, что почерк твой. Блин, прости, надо было тоже тебе сделать. Женя покраснел. Над единственной на валентинке надписью: "Крошилову Косте" он пыхтел очень долго, стараясь выжать из себя почерк, максимально не похожий на свой. И Костя тут же вырезал из тетради очень кривое сердечко, на котором подписал — "самому лучшему ЁЖИКУ". Они были друзьями, всегда были, с тех самых пор, когда Женя переехал к бабушке в тот самый старый дом в тихом дворе и пошел первого сентября в новую школу, в пятый "а" класс, но почему-то в девятом классе Ёжину захотелось написать ему эту тайную валентинку, и было это совершенно не по-дружески, но Костя умел всё повернуть так, будто ничего не случилось. Разве никто не дарит валентинки друзьям? Может, у него действительно не закралось мысли, что что-то тут не так. Ёжик перерос эту детскую влюбленность, как вырастают из любимых ботинок — в детстве это быстро, поносил сезон и всё. В случае с Костей это были ботинки, которые все равно всегда натирали и приносили боль с самого первого дня, а он упрямо надевал их, пока мог, потому что — а кто ему, спрашивается, купит новые? Они поцеловались однажды, когда играли в бутылочку с одноклассниками. Просто дежурно коснулись губами, конечно, перед этим повздыхав и выслушав миллиард насмешек. И Женя испытал тот самый мучительный кризис ориентации, когда ему в один момент стало ясно — ах вот что это всё значило. Он был достаточно образован, чтобы знать, что так бывает и это в целом даже нормально, но легче от этого не становилось. В общем, в Костю Крошилова он влюбился. В него многие тогда были влюблены, половина девчонок из класса и параллели. Осложнялось всё тем, что для Жени то Костя был не просто какой-то парень, а лучший друг. И он никогда не сделал бы какого-то неаккуратного шага, если рисковал тем, что эта дружба могла закончиться. "Видимо-таки не перерос," — думал Ёжин уже дома, злясь на самого себя. Он поел суп, принял душ, выпил чаю с конфетами, послушал штук пять длинных голосовых от Ани Розаловой, на которые ответил достаточно односложно (а ей большего и не требовалось, Нюше просто надо было выговориться), пожаловался ей на Кроша, посмотрел видео на ютубе про философию экзистенционализма... и тогда пришло сообщение от Кости. "Сорян что кинул". Женя молча смотрел на дисплей, не испытывая желания отвечать. И вообще, что он мог ответить? Если бы стал отвечать, написал бы "ниче страшного", но это было бы не совсем правдой. "Голосовое сообщение". — Не хочу я тебя слушать, — шепотом проворчал Ёжин. "Голосовое сообщение". Крош мог так очень долго. Была у него привычка записывать много коротких голосовых, в которых он говорил буквально по одному слову. Рядом высветилось сообщение от Нюши: "Он хоть извинился?..." Не открывая вк, Женя нажал на сообщении "ответить" и написал: "Ну типа того". "Крошик в своем репертуаре", — ответила Нюша. Тем временем от него пришло ещё сообщение: "Тв хоть дома". — Нет, блять, под забором валяюсь, без тебя не дошёл, — ответил про себя Ёжик. "Я пьяный чут чуть". — Неудивительно. "Я зайду ненадолоо" "?" Женя не выдержал и открыл диалог. Включил голосовые, где вперемешку с шумом ветра и машин, Крошилов путанно рассказывал о том, что ребята из группы позвали его в бар, и он не мог отказаться, ну вообще никак, потому что хочет хоть немного подружиться с кем-то из универа. "Ладно, заходи," — напечатал он в ответ. Через секунду раздался стук в дверь. Ёжин потащился в прихожую, открыл защелку, дернул ручку, и Костя ввалился в квартиру. Сразу запнулся о стоящую на коврике обувь, и свалился на Женю, пьяно хихикая. Женя ткнулся в воротник его худи, чувствуя привычный цитрусовый запах вейпа и какой-то одеколон, которым едва пахло от кожи на лице, но почти сразу все эти запахи перебились мощным спиртовым амбре. Он за плечи отстранил Костю от себя, помогая ему восстановить потерянное равновесие. — Женёк, — протянул он, — спасибо тебе за всё, блин, реально. Мне домой вообще не вариант... — Понимаю, — сдержанно ответил Ёжин и потянул его в комнату. Бабушка скоро должна была вернуться от подруги, и ей этого видеть тоже было не надо, как и костиной маме. Он сгрузил друга на свою кровать. Тот блаженно потянулся и спросил: — Ты же не обиделся на меня, Ежидзе? — Не то, чтобы обиделся, но знаешь, было чуть-чуть неприятно. В следующий раз просто предупреди сразу, ладно? Чтобы я знал, что у тебя планы, и... Женя осекся, глядя на Крошилова сверху вниз. На лице у того была такая тупая лыба, что становилось ясно, что вести с ним разговоры о своих чувствах сейчас нет никакого смысла. И любящий обстоятельно и осознанно проговорить проблему Женя проговорил: — А впрочем, забей. Ну чё ж ты так уделался-то, а? — Это с голодухи в голову дало просто... Блин, да я не помню, сколько выпил, вроде не много было. — Бабушка придёт, ты к ней, главное, не выходи, ладно? Я скажу, что ты уснул. Ты маме-то сказал, что у меня ночуешь, нет? — Не, надо сказать... Он вытащил из кармана телефон и принялся набирать сообщение. — Подожди, дай сюда. Ты щас там напишешь так, что она поймет сразу. По кнопкам не попадаешь вообще... Он вырвал телефон из рук Кости, исправил его смску и отправил контакту под названием "маманя". На экране высветилось новое сообщение от девушки, чьи имя и фамилия ничего Жене не говорили. "Костик, ты домой хоть добрался?" Дальше шли какие-то смайлики. Костя тем временем попытался стянуть с себя худи, но застрял на полдороги. — Сука...— пробубнил он из глубины своей голубой необъятной кофты. Женя потянул за кофту в свою сторону, и Крош наконец снова явился миру, красный, взъерошенный, в задранной футболке. — Тут какая-то дама интересуется, добрался ли ты домой, — сообщил он ему. — Это Варя что ли?.. Да она, блин, меня к себе звала, мол тут недалеко, а то ты до себя не дойдешь... Че за хуйня, я вроде не маленький, блять, чтобы домой не дойти. Ёжин дернул футболку Кости назад, чтобы прикрыть открывшийся впалый живот, с белесой полоской шрама от аппендицита. — Вряд ли она действительно думала, что ты не дойдешь, — улыбаясь проговорил он. — Скорее просто хотела, ну... — Да че ей надо от меня, я её едва знаю вообще, блин. Женя рассмеялся, чувствуя, как обида на Костю пропала, будто ее и не было. Ну чё на него обижаться-то в самом деле. — Дурачок. — Напиши ей, чтоб нафиг шла. Соблазн, конечно, был очень велик, но Женя был достаточно взрослым человеком, чтобы ему не поддаться. Он не стал открывать диалог. — Сам потом напишешь.

***

Они вытащились на берег и упали в траву под деревьями. Мир развернулся вокруг идиллической картинкой — мягкая трава, цветочки какие-то полевые, свет сквозь склонившиеся ветки ивы, Костина часто вздымающаяся грудная клетка под рукой... Всё это ударило в голову лучше всякого алкоголя — жив, буду жить! Женя обалдело провел руками по лицу, убирая назад мокрые волосы, стянул с носа бесполезные мокрые очки, только чудом не потерянные в воде. В голову добивающим ударило и другое — Костя там готов был умереть с ним, умереть ради него, как угодно скажи, хуже не станет. Костины руки вытащили его из омута, выволокли из холодных рук обманчиво тихого озера. Он посмотрел на лицо Крошилова близко-близко, как они лежали, не в силах расцепиться. На нем лежала кружевная тень раскинувшегося над ними дерева. Не иначе, как в голове перемкнуло что-то от пережитого стресса и кислородного голодания, потому что Женя склонился к нему, чтобы сократить это последнее расстояние. Тут же, конечно, в ужасе подумал, что не надо, нельзя, но он был как локомотив, чье неизбежное движение не остановишь сразу даже стоп-краном, и этот локомотив на полном ходу столкнулся с костиными губами. Катастрофа, сход с рельс, миллионы пострадавших. Губы были холодные у обоих, как у утопленников, которыми они едва не стали. Женя отстранился, но не далеко, чтобы видеть без очков как на лице Кости радость жизни сменится чем-нибудь другим — презрением, злостью, отвращением. Каждую эмоцию в этом лице он знал, выучил за столько-то лет, вот брови взлетели вверх — недоумение, сейчас опустятся и нахмурятся. Ан нет — лицо неожиданно заискрило хитрой улыбкой. — Эт че такое, Женёк? Искусственное дыхание? — Ага, — бухнул Ёжин, не зная, как реагировать на Костю, который неожиданно определенно не был зол на него. — Так это вроде тебе больше надо, а? Ты же тонул, — в том же хитром тоне начал Крошилов, но к концу предложения сдулся как-то неловко. Рука его схватила Женю за шею, он привстал на локте и поцеловал его. По-настоящему, прихватывая его губу своими, как целуются в фильмах, как целуют любимых девчонок, как следовало бы целовать кого угодно, но не его, не... — Блять, — Костя оторвался от него, — ты хоть немного поучаствуй, ё-моё, в процессе. Сам начал и... Женя понял, что просто застыл как истукан, не двинув даже губами навстречу. В голосе Кости была плохо скрываемая за шутливым наездом неловкость. Женя прикрыл глаза, чувствуя, как сердце прыгает где-то в горле. — Прости, — прошептал он, — я просто не въехал ещё. — Ну давай подождем, пока въедешь, — тем же тоном, будто ничего особенного между ними не происходит, проговорил Крошилов. Он тоже увёл взгляд куда-то в сторону, и нервно облизал губы. Женя лег на землю. Перед ним был осколочек выцветшего летнего неба, видимый сквозь ветви. Откуда-то с расстояния доносились голоса, звонкий — Нюши и растягивающий слоги — Сашин. А он лежал тут, и чувствовал вместо счастья страх, и подстерегающая всегда где-то рядом тревожность с готовностью подняла голову — что из всего этого будет? Что дальше? Как они будут жить со всем этим? О хорошем не думалось, только о том, что дальше ничего не будет как раньше, что дверца в золотое прошлое, где было их детство, их дружба, их общие мечты и игры, закрылась, стукнув его по лбу со всей силы. Казалось бы надо обрадоваться, что на твои чувства, которые ты таскаешь за собой с девятого класса, если не дольше, ответили взаимностью (вроде бы), а на деле вон оно как. — Эй, Ежидзе, хорош загоняться, — костина рука мягко толкнула его в бок. Так ведь всегда было, Костя один всегда точно знал, когда он загоняется, всегда умел отвлечь, заболтать, аккуратно увести за руку из этой ямы. Женя понял, что уже несколько минут лежит задушенный тревогой, ничего вокруг не видя и не слыша. Его слегка отпустило, но он только смотрел на Костю большими испуганными глазами. — Если не хочешь, я ж ниче, я вообще, хочешь, забудем всё нафиг... Хочешь? Я ж вообще могила, ты же знаешь, я никому, — зачастил пулеметом Костя, не выдерживая жениного молчания. — Да я хочу! — в отчаянии прошептал Ёжин. — В смысле не забыть, а... Просто я столько... Понимаешь? Ну куда мы?.. А я... Ты... Он забуксовал, понимая, что не может ничего сказать. Остановил сам себя, вдохнул, выдохнул. Смял в руке траву. — Кость, да я испугался просто, — выдохнул он. — Да я сам в ахуе, — нервно хихикнул Костя. Его рука, уже теплая, похлопала Женю по тощему плечу, да там и осталась. Недолгое молчание прервалось появлением Нюши. — Вы че, совсем что ли? Пошли купаться, а сами пропали, на воде нет, на берегу нет, я думала, вы утонули там нафиг, а вы разлеглись тут, загораете! С ума с вами сойти можно! Придурошные! Она в возмущении нависла над ними, уперев руки в боки. Волосы воинственно развеваются на ветру, лицо красное, сгоревшее на солнце. На носу толстый слой крема от загара. — Да мы реально чуть не утонули, да, Ёжик? — Ага. — Совсем ненормальные, на глубину полезли что ли? Это же карьер, тут посередине глубина чуть не пятьдесят метров... Костя с Женей переглянулись. Подумать об этом они, конечно, не подумали. — Ладно, Крош, но ты-то, Женя... — Ой, ладно, иди давай отсюда, — проворчал Крошилов. — За Сашенькой следи, чтобы не утонул. И на солнышке не сгорел. — Дураки, — фыркнула она, и, развернувшись, ушла. — Из таких карьеров обычно даже тела потом не достать, если не всплывут, — задумчиво проговорил Ёжин. — Хорошо, что мы это... Не тела. — Да... Хорошо. Костя растянулся рядом с ним на траве. Повернулся на бок и пощекотал ему щеку колоском. — Слушай, короче, чтобы ты знал... Ты в любом случае мой самый лучший на свете друг. От этого ниче не изменится. Понял? — И ты мой самый лучший друг, — медленно проговорил Женя, а костины глаза напротив уже захватили его. И когда Костя снова поцеловал его, он крепко зажмурился. Пахло речной водой и нагретыми на солнце травами.