cigarette

Не уснуть. Джуëн не знает сколько он уже лежит неподвижно с закрытыми глазами и старается наконец-то отключиться, чтобы скорее наступил очередной бессмысленный день, желающий хорошенько его размазать, как глупого мотылька по стеклу. Не помогает даже тепло рядом и попытки расслабиться, подстроить ритм своего дыхания в унисон с сопением давно уснувшего Гониля. Лежать уже становится неудобно, хочется заплакать, настолько душу рвëт на части от безысходности и боли. Стараясь не шуметь, Джуëн осторожно поднимается с кровати, поправляет одеяло, в темноте нащупывает любимые широкие штаны и тëплую толстовку и выходит из комнаты. Вытягивает одну сигарету из пачки, следом из сумки зажигалку и ключи. Тяжело и больно, мучительно, неприятно. Гониль не одобрит. Мысль режет больше по чувству вины перед любимым человеком. Не хочется разочаровывать, подставлять, вести себя как ребёнок с видением мира через призму подросткового максимализма. Джуён всё осознаёт — да, это плохо, это вредит организму, это просто непонятно и неприятно, бессмысленно. Прекрасно понимает. Но желание хоть чуть-чуть заглушить переживания на время, короткий промежуток, почувствовать себя лучше и живее, берёт контроль. «Если у тебя что-нибудь болит — значит ты ещё живой». У Джуёна болит. Очень сильно. Что-то глубоко внутри, что не подходит ни под одно описание, медленно пытая, разъедает от самого корня. Любой бы предпочёл таким страданиям обычную физическую боль, неприятные ощущения, что угодно, но не страшную невидимую плесень в самой душе. Тихие шаги, поворот ключа в замке, дверь нужно открыть плавно, но быстро — чтобы не издавала лишних звуков. На лестнице зловеще тихо, гулким эхом отражающиеся лёгкие шаги в этом беззвучии, словно капли отчаяния, постукивали, обозначая переполнение. Всё резко стало слишком: сложным, печальным, ужасным, невозможным. Гониль взрослый человек, он не запретит, не накричит, не будет читать нотации, он может не до конца понять, но поддержит, поможет пройти сложный извилистый путь, справиться, он будет рядом. Сейчас он мирно спит, так даже лучше, здоровый сон важнее всех чужих проблем, сдавивших горло до проступающих слёз. Не хочется вот так вываливать всё что беспокоит, было бы куда лучше суметь избавиться от тревожных переживаний быстро и без сожаления, стереть, уничтожить, закопать глубоко в землю и забыть как самый страшный кошмар. Улица встречает ночной прохладой. Не совсем холодно, просто ощутимо. Свет фонарей указывает на жалкую фигуру специально, намекая, — забавно, что человек могущественный, зачастую ограничен лишь собственным телом или пределами разума, но в то же время может быть таким ничтожным и разбитым. Глаза начинает щипать, а в горле образовывается ком, но заплакать не получается, молния мучения неожиданно бьёт за грудную клетку, жестокий огонь страданий тягуче, медленно разгорается с сердцевины, пожирая нежную плоть, уничтожая чудовищно подло, как пожар уничтожает дерево изнутри — долго, незаметно, невыносимо. Щёлкает зажигалка. Сигарета чуть не падает на сырой асфальт, удерживаемая автоматически, бессознательно, от чего и слабо. Первая затяжка оставляет после себя горечь, на долю приблизившую равновесие между психологическим состоянием и физическим. После на губах оседает сладкий шоколадный привкус, заставляющий машинально провести языком по сухой потрескавшейся коже по мелким ранам и шрамам, выдохнуть резче обычного. Хочется кричать, отчаянно и громко, как в последний раз в жизни. Отдаться во власть одолевающих чувств, отпустить всё, проплыть по течению, хоть раз забыться и не волноваться ни о чём. Снова затяжка. Мысли слишком быстро сменяются, двигаются по кругу, как муравьи в карусели смерти. Запах табака и невесомый дым, обретающий свободу, создают ощущение открытой клетки с выходом на волю. Время замедлилось только для него одного. Маятник часов внутри подсознания стал лишь громче, перетягивая всё внимание, отдавая ритмичным стуком в ушах и голове. Отравляющий организм яд осторожно исследует пределы. Руки мёрзнут от неподвижности, становится ещё противнее от себя и своей жизни. После вдоха лёгкие раздирает, а дыхание сбивается до кашля. Дышать сигаретным дымом легче, помогает, словно ингалятор астматику, не царапает, не разъедает внутренности, как свежий чистый ночной воздух. Так быть не должно. Видно, сам организм поддерживает путь разрушения. Сигарета, как и жизнь — до невозможности горькая, с частичкой сладости, остающейся лишь тягучим воспоминанием с торопливо исчезающим теплом. Каждый выберет больше ему подходящее — один скурит в несколько затяжек, не тревожась и не переживая, другой растянет как только сможет, насладится даже самым неприятным, третий, безысходно улыбаясь, постепенно будет сходить с ума, осознав многие вещи. Сделано уже многое, назад события не повернуть, остаётся только смириться, но хочется жалеть о прошедшем, винить себя, ругаться и осознавать. Бесполезно. Как и его жизнь. Как и тлеющая сигарета в руке. Внутри настоящий ураган, не щадящий ничто на своём пути, будь то хрупкие чувства, нежная ранимая душа, не до конца перегоревшие эмоции, тусклые воспоминания или болезненно истончённые струны нервов. За спиной доносятся шаги. Джуён оборачивается и, увидев знакомую фигуру, спокойно выдыхает. На Гониля падает свет так, что он выглядит как искусство, единственная радость и отдушина в вязкой тяжести существования. Прищуренные глаза и выражение лица указывают на плохой короткий сон. Сложно спать, когда чувствуешь неладное, нехорошее, что творится в душе у любимого человека. Гониль ничего не говорит, лишь крепко обнимает, прижимает к себе, дарит всю свою заботу и чувство защищённости. Дожидается, когда пепел последний раз летит на землю, потушенная сигарета оказывается выброшена в мусорный бак, а Джуён старается незаметно вытереть несколько капель слёз, стекающих по щекам. Кладёт руки на шею, смотрит в глаза, кажущиеся сперва абсолютно пустыми и безжизненными, если знать как, то разглядеть можно озорные искорки и нескончаемый энтузиазм, не всё потеряно. — Кроха. — Гониль опускает руки и переплетает их пальцы, стараясь быть как можно нежнее и аккуратнее. — Ты можешь доверять мне. Я всегда буду рядом. Если тебе плохо, больно, некомфортно, если ты хочешь — рассказывай мне, я выслушаю и постараюсь помочь в любое время дня и ночи. Не думай, что не заслуживаешь и не оставайся в одиночестве, когда тебе нужна поддержка. — Поцелуй в уголок губ. — Пойдём домой? Джуён кивает в ответ и собирается повернуться, но ему не позволяют, легко подхватывая на руки, словно он ничего и не весит. Неловко. Гониль доносит его до квартиры, спрашивает не хочет ли он что-нибудь съесть, получив отрицательный ответ, идёт сразу в спальню. Помогает переодеться и укладывает в кровать. Сам ложится, обнимая со спины, целует в шею, гладит по волосам. Слушает дыхание и сердцебиение. Старается бережно успокоить теплом. — Спи крепко, моё маленькое драгоценное сокровище. Я с тобой, рядом. Всегда.