Вслед за тьмой идет рассвет

Робби знал. Он знал что его жара будет со дня на день. Он это знал. Но все равно не был готов ко всему, что его ждет. Он переживал это два раза в год на протяжении уже тридцати пяти лет, и до сих пор не привык. Ну, тридцать пять это, конечно, сильно сказано, скорее двадцать, но это не меняет суть. Это было больно, живот скручивало судорогами, ноги периодически немели, сильный зуд по всему телу, а возбуждение не утихало никакими способами. И так на протяжении недели. Хвала всему святому, что это было только два раза в год, Робби чувствовал невероятное сочувствие женщинам, у которых подобное было каждый месяц. В немного меньших масштабах, конечно, но так или иначе. Робби проклинал тот факт, что он родился омегой. В обычное время это не приносило больших проблем. Омеги, беты и альфы не сильно отличались, это только в романтических бульварных романах альфы были сильными качками, а омеги нежными фиалочками, не способные держать что-то тяжелее иглы. Робби знал и умел обращаться со многими строительными инструментами, не только в целях строительства. Когда вам нужно защитить свою жизнь от отморозков в темных переулках, научишься не только этому. Только в нереалистичных историях альфы и омеги находили свою пару по запаху и жили долго и счастливо, в реальности запах можно было почувствовать только при непосредственном контакте, или, во время жары. Робби проклинал свои обостренные чувства во время жары, его дом начинал пахнуть слишком сильно. Запах металла резал нос, пыль становилась непосредственным врагом, а дети шумели особенно сильно. Пыль, конечно, можно было убрать, но на это требовалось слишком много сил, и Робби никогда не собирался быть настолько активным. Всегда можно этим заняться завтра, это будет проблема завтрашнего Робби, и откладывая это каждый день, ко времени жары ничего не было изменено. С детьми и одной синей каплей было куда сложнее. Робби пытался выгнать этого гиперактивного кенгуру на протяжении четырех лет и это оказалось каким-то изощренным сизифовом трудом. Но это были мелочи. На горизонте маячила куда большая проблема. Его нелепая (он стиснул зубы) влюбленность в городского героя. Это было сильное осложнение всей ситуации. Робби любил мечтать. Он часто перед сном мечтал о лучшей жизни и воображал, как живет жизнью своей мечты (по мнению Робби, он уже живет жизнью мечты) где все было идельно. Обычно у тебя не так много развлечений во время бессонницы. Но во время жары его воображение слетало с катушек. Он мечтал о любящем, внимательном партнере, который бы разделил с ним его жару. Он мечтал о партнере, который бы без отвращения смотрел на его лицо, который бы любил его долговязое, непропорциональное тело с мягким и нелицеприятным выпирающим животом. Партнер, который бы не смотрел на него как на урода, когда Робби не мог контролировать свой мозг и начинал болтать о сложных научных вещах, от которых у него самого иногда болел разум. Проблема была в том, что последние две его жары прошли с мечтами о некотором конкретном партнере. Робби знал, что Спортакус был представителем альф. У них было достаточно тесных контактов друг с другом во время его планов, чтобы заподозрить и убедиться в этом. Он не был уверен, что Спортакус знает, что он омега, по крайней мере, он бы точно запомнил, если бы городской герой уткнулся в его шею и вздохнул. Сам Робби смог это сделать когда его держали на руках после спасения. Но это лишь подлило масла в огонь. Спортакус словно был воплощением его лихорадочных мечтаний. Добрый, любящий, внимательный, заботливый. И это раздражало. Сильно. Ну почему именно он. Почему из всех людей именно этот гиперактивный шут. Робби видел, как он запоминает любые мелочи, сказанные детьми. Видел, как он дарил им в подарок вещи, которые были лишь упомянуты. Он видел, как Спортакус внимательно слушал рассказ детей, о том, как прошел их день, даже если это было похоже на странный поток сознания, и самое главное, было видно, что он действительно слушал их. Он вовремя задавал вопросы, когда не понимал деталей, словно ему действительно было интересно, а не просто для вида. Он видел его заботу о детях. Спортакус внимательно следил, чтобы детям не было холодно, или жарко, следил, чтобы у них всегда был перерыв, следил, чтобы они в безопасности добирались до дома. Сначала Робби все это раздражало, потому что это был какой-то глупый комплекс героя, но спустя время Робби понял, что это было чисто спортакусовское дело. Это был он, а не какой-то там герой, свалившийся с неба (буквально) Он даже не подозревал, что любит этого синего турбо-спортсмена, пока не наступило его время жары год назад. Тогда он смог полностью осознать и испытать на себе это всеобъемлющее чувство. После той жары он не выходил неделю, пытаясь осознать все это. Возможно за эту неделю сильно пострадала мебель. Робби пришлось делать новый стол и несколько полок, а его любимая кружка была разбита. Во всем он винил героя. Это стало проблемой. Не было ни дня, когда Робби бы не думал об этих сильных руках, и толстых пальцах (о Боже..) Он хотел чтобы эти руки обнимали его и утешали. Он хотел видеть красивые сны в этих красивых руках. Он мог утонуть в этих синих глазах, напоминающих морской бриз. Он хотел проводить с ним время, болтая ниочем и обо всем сразу. Он хотел быть вовлеченным в его жизнь и пустить его в свою. Но он этого не делал. Он просто не мог. Как бы это не звучало клишированно (блэх) он был злодеем, он пытался выгнать Спортакуса на протяжении четырех лет, и вел себя бесстыдно грубо. Конечно, год назад все планы Робби потеряли в себе цель изгнания Спортакуса из Лентяево, и были направлены скорее на контроль шума и активных действий со стороны городских жителей. Но кто в здравом уме вообще после всего этого посмотрит на него дважды? А сам Робби? Урод, которых еще и поискать надо. Родись он на столетие назад, точно был бы главным экспонатом в каком-нибудь цирке уродов. Слишком длинные руки, неуклюжее поведение, выпирающие зубы и огромный подбородок. Спортакус же словно сошел с Олимпа, словно самая красивая античная скульптура внезапно ожила и сделала шаг с постамента. Это бесило. Очень. Это точно была проблема. Потому что приближалась его жара, и человек, которого он любит был на расстоянии вытянутой руки. Все осложнялось тем, что Робби не знал, как в этот раз пройдет его жара. Во время предыдущей жары только чудо смогло удержать его от набрасывания на Спортакуса с просьбами трахнуть его (и закрытый люк) Другой скрытой на данный момент проблемой была потеря времени и забывчивость Робби. Он работал над своим последним проектом когда внезапно понял, что его жара уже началась и он не успел ничего подготовить. Что ж, теперь это приводит нас к настоящему моменту времени. Робби лежит под столом в гнезде из одеял, подушек и пледов, которые только смог найти. Мягкие вещи всегда помогают ему чувствовать себя не так плохо. Зарывание носом в мягкие одеяла помогало приглушить внешние запахи, и нагрузка на его нервную систему уменьшалось. Даже ценой раздражения от пыли он все равно делает это. Обычно у него подготовлены чистые одеяла и подушки, из которых выбила пыль его машина, но не в этот раз. Дыхание через одеяла помогает дышать полной грудью, а не мелкими судорожными вздохами со страхом рвоты от сильных запахов. Робби посильнее скручивается в комочек в своем гнезде от сильной судороги в животе. В глазах стоят слезы, которые он смаргивает со следующим морганием. Озноб давно сменился жаром и Робби могу чувствовать, как горит его лицо. Он несколько раз видел себя в зеркале во время жары и это было, ну, скажем, не самым приятным видом. Его лицо покрывалось темными, красными, неравномерными пятнами. Он коснулся своих ушей и почувствовал как они горят. Он был уверен, что если глянет вниз, то увидит такие же пятна на груди. Он лежит в этом мягком комке, казалось бы часами, а может не прошло и десяти минут. Единственное, что дает ему понять, какое сейчас время, так это шум с поверхности, издаваемый детьми, и сейчас, хвала небесам, наступил вечер, потому что ропот и топот наконец стих. Блаженная тишина была сладким бальзамом на душу. Все его тело горит, а зуд не прекращается ни на минуту. Осталось потерпеть еще шесть дней и все это закончится. Робби пролежал в туманном состоянии еще несколько часов, прежде чем сон забрал его. Но и там Спортакус не отпускал его. Ему снилось, как руки героя гладят его поясницу и дразнящими движениями опускались ниже, но тут же возвращались обратно. Он смотрел на самый синий цвет, который можно увидеть только во снах и тонул в нем. Спортакус внимательно следил за его лицом и улыбался, когда его руки вызывали дрожь во всем теле под ним. Его мягкие теплые губы касались других, потресканных и израненных зубами от тревоги дня. Он чертил поцелуями замысловатые линии по всему лицу, от виска к губам и обратно, пока не оторвался только из-за какой-то точки на шее Робби, которой он хотел уделить особое внимание, и Робби теряет весь воздух в легких и еле сдерживается от позорных всхлипов. Но потом эти сладкие губы находят другую цель и Робби уже не может сдержать громкого стона и просыпается. Он лежит с распахнутыми глазами и сильным возбуждением, но ничего не предпринимает, потому что знает, что ничего, кроме партнера не поможет. Стиснув зубы, он был зол на самого себя за этот сон, но знал, что ничего с этим сделать не может. Уже как год не может. И так шли дни, он то уплывал в туман лихорадочных возбужденных снов, то выплывал в не менее горячую и жаркую реальность. Иногда он вставал чтобы немного поесть или выпить газировки, но потом ему надоело ходить туда-сюда и он просто принес все поближе к своему гнезду. И так бы и продолжалось до конца жары, если бы она не прервалась возмутительно громким падением из желоба, от которого у Робби стоял звон в ушах. Это не было запланировано. Вообще нет. Он не ждал гостей, даже если бы они когда-то приходили к нему. Поэтому звук удара ног о пол бункера заставил внутренности Робби похолодеть. - Робби? О нет. О нет. - Робби ты тут? Чертчертчертчерт Почему люк открыт? Ну конечно, он не только не уследил за своей жарой, но и забыл закрыть свой дом. Просто замечательно! Шуршание ткани в другом конце главного зала привлекло внимание Спортакуса и он направился в том направлении, откуда доносился звук. Громкие удары шагов в тишине отдавались гулким эхом. Робби был в панике. Каким бы современным мир не был, нередки были случаи нападения на омег во время жары. Робби был в ужасе. Даже самые ласковые и добрые альфы сходили с ума от запаха омег в эти дни. Да, Робби любил этого простодушного синего героя, но он никогда не предполагал что подобное может произойти. Он всегда запирал люк, а герой был слишком добр, чтобы выламывать его входную дверь. Робби не знал что делать, он не мог пошевелиться. Мысли в его голове неслись с небывалой скоростью, и он не мог зацепиться ни за одну из них. Бежать? Он все равно не был быстрее Спортакуса. Ударить? Да разве это хоть как-то повлияет на эту гору из мышц? Не двигаться и молчать? Не поможет он уже идет сю... - Робби ты тут? Я не видел тебя две недели и пришёл проверить тебя. - Спортакус подошёл ближе и наклонился к большим комкам из одеял. - Я стучал, но ты не ответил, - Робби мог слышать странную интонацию, но не мог определить ее. - Я беспокоюсь о тебе. Спортакус присел и откинул одно из одеял чтобы увидеть есть ли там Робби. И тут в него ударил запах. Запах новой ткани, резины и чего-то сладкого, что Спортакус не смог определить. Пахло странно, но очень интригующе. Очень. Спортакус почувствовал как его мышцы напряглись, как перед прыжком, а вены вздулись. О боже. У Робби была жара. Его легкие старались вобрать как можно больше запаха из-за чего Спортакус дышал быстро и прерывисто. Через надвигающийся туман в голове он видел искажённое ужасом лицо в грудах одеял. Слёзы катятся крупным градом из испуганных глаз напротив и Спортакус не может этого вынести. Он несколько раз сжимает и разжимает кулаки и резко отталкивается назад. Больно приземляясь, он отползает еще на пару метров. Дышать стало легче, а думать проще. Он смотрит на Робби с широко распахнутыми глазами и не может оторвать взгляда. Робби был омегой. Самым красивым омегой, которую он только видел. Румянец на лице, красивые серые глаза цвета самого чистого серебра, влажные прилипшие волосы ко лбу и вискам, красивые руки, сжимающие одеяло и самое испуганное лицо, которое только можно себе представить. Робби плакал и не мог сказать ни слова. Все отталкивающие и грубые слова просто не могли сформироваться на языке, а губы не двигались. Он дернулся когда Спортакус резко двинулся и накрыл руками голову в защитном жесте. Но ничего не произошло. Его не схватили, на него не накинулись. Он убрал руки и смотрел. Он не понимал что делать. Он мог только плакать и то неосознанно. Что делать?. Его мысли прервал Спортакус, пытавшийся встать, что он и сделал, правда, не с первой попытки. Пока он вставал, он продолжал смотреть на Робби и Робби не мог прочитать его взгляд. Он не видел такого никогда. Обычно на него смотрели с презрением или злобой, но никогда так. Даже его родители, но, ради справедливости, они не особо обращали на него внимание. Но Спортакус смотрел и ничего не говорил. Просто смотрел. Робби уже был готов хоть что-то сказать, даже если это был бы странный булькающий звук, но его прервал Спортакус. - Робби, Робби, пожалуйста, о, Робби...Я...Если...если ты когда нибудь захочешь разделить жару со мной, скажи мне, пожалуйста, боже, Робби мне очень жаль. Ты такой красивый, я сейчас же заткнусь и уйду, но Робби, пожалуйста, дай мне шанс, мне очень жаль. И пулей вылетел из логова. А Робби и дальше безмолвно сидел. Красивый?