Несчастный ублюдок и столкновение с Бражником

      Кейл лежал на кровати, наслаждаясь своим заслуженным бездельем. Время уже перевалило за полдень, но он и не думал подниматься. Сегодня был выходной, поэтому Хенитьюс с самого утра передал детей под надзор Маринетт и Али, согласившимся присмотреть за непоседами. Конечно, за эту услугу он заплатил самим девушкам и выдал карманные деньги детям, ведь далеко не каждый человек сможет надолго увлечь Раона, Он и Хона.       Прошло несколько дней с его столкновения с Бражником. К большому сожалению, Хенитьюс не мог позволить себе слишком сильно навредить этому ублюдку, не говоря уже об убийстве — подобное действие несомненно травмировало бы его сына — Адриана Агреста, — он точно не заслужил такого. Конечно, это совсем не помешало ему разрушить половину Парижа. Чему Кейл действительно был рад, так это тому, что последствия его вмешательства стёрлись из памяти всех жителей за исключением разве что Маринетт, но она обещала никому не рассказывать об этом, хотя бы его детям.       Молодой человек сладко потянулся, переворачиваясь на другой бок, почти с головой кутаясь в мягкое пуховое одеяло. Вот она — роскошная жизнь. Он думал ещё подремать немного, когда…       — Возмутительно! Просто возмутительно!       Кейл тяжело выдохнул, всё же садясь на кровати. Сон мгновенно улетучился. Почему ему не дают поспать подольше?       — Папа, я не хочу, чтобы эта девчонка общалась с моим Адрикинсом! — между тем продолжал капризный голос девушки.       — Хлоя, дорогая, я не могу повлиять на решение школы, — оправдывался мужчина, явно старше девушки раза в два уж точно.       — Это возмутительно!       — Прошу прощения, юная леди, но в настоящий момент возмутительны только вы, и ваш скандал, который по какой-то причине вы решили устроить под дверью в мой номер, — сказал выглянувший из номера Кейл. Его голос был спокойным, но в нём сквозили нотки раздражения.       Хлоя обернулась. Перед ней стоял юноша лет двадцати, в одном халате с растрёпанными волосами ярко-алого цвета, очевидно, он только поднялся с постели. В этой небрежности было прекрасное очарование. Хенитьюс облокотился на косяк двери, ожидая объяснений.       — Прошу прощения, месье Хенитьюс, моя дорогая доченька не хотела тревожить вас, — тут же рассыпался в извинениях Андре Буржуа.       Кейл смерил мужчину ничего не выражающим взглядом, губы чуть дрогнули в порыве сложиться в гримасу отвращения. И это лицо города, его лидер.       Мэр Парижа обладал внешностью совсем неприглядной: поседевшие волосы, кое-где уже совсем редкие, маленькие крысиные глазки и безвольный подбородок, почти слившихся с массивной шеей. Он совсем не был лидером, даже собственная дочь спокойно крутила им, как хотела. Кейлу он напомнил баронов и маркизов, не владеющих большими землями, но преданно и подобострастно смотрели в глаза с деланным восхищением, надеясь, что и им перепадёт что-нибудь.       — Месье, мне не нужны ваши извинения…       — «Гранд Париж» выплатит вам любую компенсацию, — продолжал лебезить мужчина, всё ниже опускаясь в глазах гостя.       — Можете оставить ваши деньги себе, — с неким пренебрежением бросил Кейл, устало прикрыв глаза. — Все деньги Парижа не смогут покрыть то, что я получаю, работая на главу своего государства. Мне бы всё же хотелось услышать объяснение вашей дочери.       — Что? Да кто ты такой, чтобы я перед тобой объяснялась? — возмутилась Хлоя, переводя взгляд с отца на постояльца и обратно. — Папа, ну что ты молчишь? Твою дочку обижают.       — Кто я такой? — Хенитьюс выгнул бровь, удивлённый, что бывают настолько избалованные дети. — Всего лишь потенциальный клиент с огромным состоянием. Впрочем, я вполне могу остановиться и в другом месте, я не привередлив, но вот дети… Впрочем, они тоже будут рады.       Молодой человек показательно зевнул, выказывая полное пренебрежение и вернулся в номер, тихо притворив дверь. Хотелось выпить бокал вина, однако пока что он не мог позволить себе такую роскошь. Кейл пообещал детям сходить с ними в Лувр. Хенитьюс откровенно не понимал, что они там забыли, но нарушать своё слово было не в его принципах. Лениво потянувшись, он нашёл рассчёску и принялся приводить своё гнездо из волос в порядок.       Молодой человек только закончил приводить себя в порядок и оделся, когда возле двери послышалась возня. В дверь настойчиво постучали сразу три кулочка, заставляя Кейла расплыться в доброй, совсем ему не свойственной улыбке.       — Входите.       Дверь распахнулась, и трое детей сразу окружили Хенитьюса, хватая за руки, наперебой рассказывая о том, что они сегодня делали, и как им было весело. Молодой папаша пытался услышать всех своих непосед, гладил их по головам, и тихо, почти беззвучно смеялся. Он присел на корточки и, по требованию детей, поцеловал каждого в щёки. Кейл испытывал неловкость, ему всё ещё с большим трудом давалось проявление привязанности, однако кто он такой, чтобы лишать своих малышей чего-то столь незначительного для него самого, но важного для них.       — А вы почему не проходите? — спросил Кейл ютящихся у входа девушек, наконец успокоив ужасно энергичных детей. — Я не кусаюсь.       Маринетт и Аля вошли в номер. И если девушка «супергерой на полставки» только робко осматривалась, то её рыжеволосая подруга с восторгом смотрела на то, как необычный гость Парижа ловит Раона, усаживая его перед зеркалом, чтобы собрать вновь растрепавшиеся волосы в прическу.       Юный дракончик, как только освоил человеческую форму, тут же заявил, что хочет такие же длинные волосы, как у его Человека. Хенитьюс не стал ему запрещать, но взял с мальчишки обещание следить за своей причёской.       — Папа, мы сегодня были в пекарне Неуклюжей Маринетт. Там очень вкусная выпечка, — поделился последними событиями голубоглазый хулиганистый на вид мальчуган.       — Да, а потом мы пошли в парк аттракционов, там были такие карусели! Они такие вжух… Аж голова закружилась! — Хон сделал несколько оборотов вокруг своей оси, показывая, как они катались на новом развлечении.       — Прям вжух? — уточнил Кейл, пряча улыбку, делая в голове пометку спросить Розалин о возможности установки карусели на вилле Супер Камня.       — Да! Мне очень понравилось, а вот Нуна сказала, что больше не сядет на этот странный механизм, — у мальчишки горели глаза.       — Я рад, что тебе понравилось, — кивнул Хенитьюс, закрепляя на волосах Раона резинку. — А что на счёт тебя, Он?       — Мне понравилась Эйфелева башня, она такая огромная! — тут же отозвалась девочка, хитро прищуривая глаза.       — Вы обедали? Или только перекусами? — спросил Кейл. Прогулки прогулками, а забывать о еде ни в коем случае нельзя.       — Мы зашли в пекарню по пути, — отчиталась Маринетт.       — Значит не обедали, — кивнул Кейл. — Загоняли вас мои дети, наверное.       — Да что вы, — с улыбкой отозвалась Алья. — Мы с этими очаровательными ребятишками столько всего переделать успели.       — Да, они очень послушные, — подтвердила её подруга.       Хенитьюс перевёл на детей вопросительный взгляд. Какими угодно, но послушными Он, Хона и Раона вряд ли можно было назвать.       — Мы правда хорошо себя вели, пап, — закатила глаза Он, фыркая.       — Верю, верю, — хмыкнул Кейл. — Тогда я закажу еду в номер. Юные леди, вы что хотите на обед?       — Да нам не надо, — стала отмахиваться Маринетт. Совесть не позволяла ей принять предложение от этого человека.       Однако компания Кейла Хенитьюс совсем не была дискомфортной для девушки, даже наоборот. Он был может быть совсем не на много старше Луки, но его спокойная размеренная речь делала его куда взрослее и серьёзнее. Было очень забавно видеть, как в присутствии детей слетает с его лица маска безразличия, открывая заботливую и нежную его сторону.       — И всё же я настаиваю, — с нажимом сказал молодой человек. — Дети не должны быть голодными, тем более, что вы проследили за Он, Хоном и Раоном, они не многих слушают.       — Тогда хорошо, — сдалась девушка, и счастливый Раон схватил её за руку, сверкая своими голубыми глазками.       Кейл лишь хмыкнул. Этот ребёнок уже пользуется своей миловидностью, ещё немного, и из него вырастет самый очаровательный аферист. Как родитель, он считал, что его малыши самые прекрасные. Кто бы мог подумать, что он будет испытывать такие чувства.