Ставки высоки

Этот спор мог стать легчайшим за всю карьеру Рейгена: нет ничего легче, чем спорить, когда ни секунды не сомневаешься в своём выигрыше. Когда работа закончена, и наивный дилетант уверен, что ни одного злого духа не осталось в одержимом загородном пансионате, и готов поставить на это и свой ужин, и свою душу, и свою долю выручки… Тогда можно раззадорить его и заставить влезть в спор, мол, на самом деле ещё один злой дух слоняется поблизости. Сказать это нахально и громко: так, чтобы твой злодуховный коллега, занимающий сторожевой пост на окне, услышал и обеспечил неминуемую победу… И губы кривятся в довольной усмешке, и рука тянется к шторе, чтобы драматически откинуть и её и открыть… пустоту. Теперь Рейген стоял на пустой железнодорожной платформе и пытался закутаться в пиджак. Не ожидал, что зазор между вечерними поездами успеет превратиться в холодильник; мокрая плитка блестела, словно тонкая ледяная корка, под лучами единственного фонаря. Экубо парил неподалёку и светился, как дешёвый ночник на бракованных батарейках: тусклый, мерцающий и готовый подставить в любую минуту. — И куда ты запропастился в самый ответственный момент? — спросил Рейген, когда обмениваться с ним красноречивыми взглядами глаза в глаза надоело. Экубо будто только этого и ждал. Коротко фыркнул и тонко, пронзительно прищурился. — Попробуй в следующий раз не делать на меня ставок! Кто я тебе, лошадь беговая? Рейгену не хотелось выглядеть чересчур сердитым, но зябкая дрожь прочно держала его руки скрещёнными на груди. — Ты мой партнёр, — сказал он. — И эти деньги, между прочим, пошли бы на благо агентства. У меня же принтер сломался… Мне и так пришлось бы половину гонорара отдать этому самому, Баншомаре… А теперь почти всё на проезд уйдёт. Тьфу ты… — Мог бы просто не лезть в дурацкие споры, — проворчал Экубо. А ведь это он виноват, что они застряли на этой платформе — да и то ему было плевать, потому что он не умеет мёрзнуть, а мерцает, скорее всего, не от холода, а от вредности. Когда они уходили из пансионата, лицо победителя сияло, как свежевыпеченный блинчик, и он даже любезно предложил подвезти своего оппонента до города, но Рейгену, разумеется, пришлось отказаться. Во-первых, чтобы унести подальше остатки достоинства, во-вторых — виновник его поражения так и не удосужился появиться! — Мог бы просто поддержать меня, — буркнул Рейген. Экубо вздохнул так тяжело, что ухнул вниз на несколько сантиметров. Трагически раскинул руки. — Да я даже не знал, что вы спорите! Я ушёл, когда речь зашла о том, какой рисунок на трусах защищает от проклятий. Как-то стыдно стало, знаешь… И это признание щипнуло Рейгена пошибче сырой вечерней прохлады. — Погоди секундочку, ты ушёл? — опешил он. — Экубо! Я ведь приказал: стоять у окна, караулить его от злых духов… Это что такое?! — Никаких злых духов там не было, я проверил, — отмахнулся Экубо. На секунду забылся и спор, и непререкаемо пристойное объяснение, отчего вдруг разговор двух экзорцистов добрался до их нижнего белья. Рейген даже дрожать перестал. — Но нельзя ведь сказать наверняка, — возмутился он. — Могли пострадать люди! А на лице Экубо ехидно светилась довольная ухмылка, будто бросить пост было лучшим решением в его загробной жизни. Что ему в голову взбрело, понюхать и незаконно пообрывать пансионатскую вишню?.. — Ну вообще-то, если бы там кто и объявился, ты бы выиграл спор, — заметил он. Рейген набрал в грудь побольше воздуха, чтобы отвесить Экубо искромётную словесную оплеуху… Но застыл, не сказав ни слова. Неожиданное и тревожное осознание обрубило его запал. — Экубо… — проговорил Рейген. — Мы что, ссоримся? Экубо растерялся сам и растерял всё пылкое злорадство. — Ну да… Вроде, — сказал он и замысловато всколыхнулся — будто пожал плечами. — Мы же всегда этим занимаемся. — Да, но… Мы ведь теперь вместе, — возразил Рейген. Получилось как-то совсем уж виновато. Отчитать подчинённого — это абсолютно естественный акт. Поспорить с коллегой — само собой разумеющееся. А приятельские препирательства, кажется, и вовсе вплетены куда-то в самую ткань дружбы. Но Экубо… Экубо уже не совсем подчинённый, не обычный коллега и не простой приятель. Рейгену так пока и не удалось метко и полно сформулировать, на какой же клад они наткнулись, закопавшись в рыхлую и непривычную землю романтических отношений. Но все рассуждения, так или иначе, в общем и целом, сводились к одному и тому же — любовь. А любовь — это гармония. А ссоры — это её противоположность. Противоположности, как это водится, сами собой разносятся по разным краям мироздания. И всё как-то затихло. Экубо смолк и потупил взгляд: всё его мерцание, казалось, стеклось в красные щёки и несмело вздрагивало там. И промозглая сырость куда-то отступила; вместо неё к Рейгену подобрался совсем другой, отчуждённый холод. Они ведь могут и не вернуться назад… — А это должно что-то менять? — осторожно спросил Экубо. — Мы, ну… такие. И он, получается, считает это неизбежностью?.. — Я что хочу сказать… — добавил Экубо. — Какой во всём этом смысл, если мы не сможем говорить друг с другом так, как нам хочется? Кроме того, ты никогда не перестаёшь мне нравится. Даже если я, чёрт возьми, обижен, что ты поставил на меня деньги! Он изображал обиду очень старательно: хмурился, кривил губы, однако получалась скорее улыбка, чем недовольная гримаса. Кружочки игриво подмигивали. Экубо не умел мёрзнуть, но окружать себя теплом как-то наловчился. И Рейген согрето усмехнулся. — А я всё ещё зол, что ты ушёл с поста. Мне придётся лишить тебя премии за эту неделю, — сказал он с подобающей санкциям строгостью и погрозил пальцем. — Потому что я не потерплю халатности в своëм офисе! Однако строгие пальцы очень быстро сложились в робкий кулак. Рейген собирался с силами. — Но спасибо за то, что ты сказал. — Да не за что… — улыбнулся Экубо и почесал в затылке. — На самом деле, я так рад, что втянул нас в эту историю… Рейген вздрогнул. — А?! Его пробирал уже четвёртый сорт холода: на этот раз — какой-то горячий. Хватает же у Экубо нахальства! Ладно ещё экзорцизмы, злые духи — тут ещё неясно, кто кого запроффесионалит. Но в таких чувственных вопросах… — Что значит ты втянул? Я первый тебя на свидание позвал. Значит, отношения начал я. — Ещё чего! — раззадорился Экубо. — Если б не та трубочка, ты бы сам до того не допëр! Так что!.. Рейген с удовольствием раскрыл рот. Поток безупречных аргументов схлестнулся с гулом подъезжающего поезда. Вне всяких сомнений, спор растянется на весь путь до города, никак не меньше, и плевать, сколько сконфуженных пассажиров выбегут из вагона. Ах, если б не та трубочка…