Уверен, что не против

Ижек громко выдыхает. Его холодный взгляд белых глаз устремлён на Краткого, который расположился сверху, свирепо смотря на старшего брата. Естественно, не так ненавидяще, как на публике, но под прикосновениями старшего он не может не растаять. — Ты у меня такой красивый... — он усмехается, когда проводит пальцами по лицу Краткого. — Ты мне сегодня обещал поплакать... О да, их визиты очень частые, и Краткий с ума сходит с наставляющего голоса брата, который рассказывает ему как и что делать. Но момент ласок – отведённая для Краткого часть, в которой только он и господствует. Краткий опускается к шее Ижека, проводя вверх от начала, где-то до уровня кадыка, от чего ему в голову начало упираться плечо. — А ты не мешай мне, — говорит Й, когда его берут за голову обеими руками, чтобы воспротивиться ласкам. — Ну... Мне это просто нравится? — посмеивается Десятый, прежде чем тот вскрикнет от укуса. — Хаа! Краткий!! Краткий ничего на это не ответил, продолжая выстраивать дорожку из кровавых подтеках, синяков которые ещё долго будут заживать под воротником рубашки, заставляя Ижека иногда шипеть от боли. Он же сжимал длинные, коралловые волосы руками, заставляя младшего рыкнуть от неприятных ощущений. — Не трогай... — Мне нравятся твои волосы.... — он приподнялся, чтобы сесть на подушки, облокотившись спиной об них, смотря в козьи глаза. — Тогда, ты всё равно не будешь против, — Й поднял руку, погладив брата по голове, а затем дойдя ладонью до кончиков, сильно дёрнул за волосы. Ижек вскрикнул, хватаясь за плечи Краткого, так как чувственная кожа после укуса начала приятно зудеть и отдавать всеми красками такой прелести. Если бы не полурасстегнутая рубашка на И Кратком, у него бы плечи все были в царапинах, шипящих от каждого прикосновения. Всё равно эта чёртова рубашка полетела куда-то за пределы односпальной кровати, которая так сильно мешала распластись по всему объему и вдавать в плотские утехи. Й даже больно взял Ижека за челюсть, свернув его во все стороны, как только ему заблагоразумится. Естественно, Ижек боялся своего брата и его хаотичные движения, при которых ему могли сломать шею, либо челюсть, но всё же это и влзбуждало старшего, когда его грубо берут, особенно когда его постоянно нагибают, когда заставляют вскрикнуть от каждого прикосновения. Краткий поднялся, лишь только чтобы прикусить за нижнюю губу, чувствуя как под ним дрожит тело старшего брата, как он мычит, спекулируя поцелуй, на который младший с охотой отвечает, взяв вверх. Огладив плечи, приближаясь к голой груди, Иже проходится под рёбрами братца, когда он вздыхает в поцелуй, когда Ижека подбирают за оголенный торс под футболкой, которую он носит дома. Пальцы Краткого проходятся от торса до бёдер, проскакивая между резинкой белья, а затем подняв и так слабую ногу, оставляя её у себя на бедрах, чтобы братец всегда мог ухватиться. Громкие вздохи, можно сказать, вздрагивают под натиском, когда Краткий оглаживает внутреннюю часть бедра. — Ох, Краткий... Под бельем обвёл основание члена, пока над Кратким не смели издеваться, и всего лишь сложили свои руки на шее Й. Ижека так сводиди с ума прикосновения, когда они притрагивались всё вниз, глубже, пока не доходят до шова. — Т-ты куда полез?! — Ижек ещё сильнее сжал шею Краткого, чуть ли не удушив его. — А ты схуяли меня душишь?! — ... Это было неожиданно и приятно. — Тогда какого хуя ты так бурно реагируешь не в ту сторону? Сворачивай блять. Ижек опустил взгляд вниз, виновато прикрыв глаза. Всё же, можно и помочь Краткому, к примеру стянуть с него брюки, которые ему нахуй не всрались в этой ситуации. Пришлось Краткому даже отлипнуть и помочь брату, а затем брюки летят куда-то вверх, как и его плавки. — ... Своё белье будешь с моей люстры доставать сам. — С хуя ли? — С хуя, хуя Краткий, с хуя. — он тыкает в лицо Й, когда тот смотрит на него с безразличием, затем берёт его за волосы, больно прижимая к подушке. Десятый же вздрагивает, вскрикивая нечленораздельное предложение. Он так играет, и так он приглашает к большим ласкам. Крапинки слёз просочились между век, но Ижеку было не до них: он приоткрыл белые глаза, чтобы опустить взгляд вниз. Итогом стало то, что он узрел, как его член задыхался от духоты под черной тканью, а у Краткого сочилась смазка, причём падала она на простынь за просто так. — ... Прошу, Краткий... — он умоляюще вернул взгляд обратно к Краткому, увидев размытые черты. — А ты поплачь для меня.. — А... ты мне обещал.. — А-а-а я напиздел. Сердце дрогнуло, после чего его грубо хватают за горло, слегка её сжимая. Позвонок от удовольствия тянется вперёд, выпячивая грудную клетку, на которую ложится Краткий, чтобы разглядеть плачущего брата поближе. Какой же он беспомощный, если на него надавить и не дать убежать. По-началу Краткому нравилось слышать то, как Ижек просит помощи у младшего, даже просил остановиться сквозь слёзы. Но, едиственное что в итоге случтлось – зависимость от таких игр, которые начались случаться так же яасто, как и их перестрелки взглядами. Он снова прошёлся по коже шеи шершавым языком, проходясь вверх до щеки, а затем целуя дорожки из слёз. Действительно, это было приятно, и Ижек зря льёт слёзы, даже если они пустые, созданные на ровном месте. Они всё ещё имеют место быть. Иметь такого гиперчувствительного брата для Краткого как какой-то наркотик, который он хочет употреблять в себя больше и больше, но в пределах разумного, ради этой бирюзовой кучки мяса. Иногда он вообще задавался вопросом, зачем старшему два килограмма бесполезного мяса и костей на его ногах.. Но, он получал по репе, поэтому не задавал этих вопросов впредь. Тёплое дыхание опаляет лицо, становится намного душнее, чем Ижек и Краткий могут себе представить, поэтому куда-то вверх пллетели и вещи старшего. Жар тела всё ещё оставался, даже без одежды, но приобрелась та самая нежность прикосновений двух тел, та самая желанная и имеющая такие бурные впечатления. Краткий ещё выше подобрался к Ижеку так, что их члены могли соприкасаться, а снизу старший вздрагивал, больше и больше приводя к себе Краткого, чтобы его вновь поцеловать в губы. Ощутить этот вкус, насладиться им сполна, а затем ощущать поцелуи у уголков губ, или дарить их. Или совсем укусить губы так, будто бы это кусок мяса. Постоянно сжимает и разжимает коралловые волосы, которые непослушно взвиваются в руках– красиво – а их обладатель корчится от боли, так же проронив немало слёз из уголков глаз. Нажива в виде слёз – вот что такое страсть для Ижека, вот что такое для него азарт и игра, в которой он может так эе господствовать. Впиваться ногтями, делая больные полумесяцы на плечах или спине, и получать в это же время утешительные укусы и засосы, которые парень всасывает в себя каждый раз, когда его спину не мучают и не жгут своими острыми ногтями. Мужчины так себя развлекают, причиняя друг другу боль, не доходя до сверх жестоких мер, при которых пришлось бы надеть омерзительные БДСМ костюмы.. Оба это ненавидели, от того и братья. Краткий сжимает Ижеку предплечья, что так больше и больше болят, царапая их изнутри уже своими ногтями, пытаясь подражать старшему. Он же, под дрожащим Кратким, сам испытывал чуть ли не оргазм, который заставлял опустить ноги с бёдер Краткого, пока тот дёргается. — Ты чего? Мы только, блять, начали.. — Краткий опускается к брату, чтобы поцеловать в кость, а руку тянет вниз, удерживая за основание плоти Ижека. — К-Краткий! — Ты же сам не поанировал прямо на этом моменте закончить. — ... Ты прав... Пожалуй.. — снова сводит глаза вниз, рахмыто глядя на всё происходящее, а затем облегченно выдыхает, не чувствуя такой сильный зуд внутри себя, от которого быстрее хотелось избавиться. Й убирает свою руку, а затем проводит ею вверх, вызывая дрожь у Иже. Тот же, улыбаясь как последняя сука мира, в свою очередь толкает брата рядом с собой, чтобы тот лёг на бок. — И нахуя... — Тебя твой друг не учил, что излишняя нецензурная лексика не приветствуется? — он кладёт руки на лицо брату. — Ты знал, что в твоё детство, все люди матерились, чтобы изгонять злых духов? — ... Что... — Так вот. Вы все че, специально говорите так, потому что вы и есть черты обоссаные? — Я не думаю, что об этом рассуждают во время интимного момента, Краткий. — Ну вот, тогда не говори мне что я слишком много матерюсь. Ижек снова прикрыл глаза, но на сей раз ему пытались всмотреться в белую пелену, загибая чуть ниже голову, приближаясь к чужому лицу. Он и не против, в грустном жесте поддаётся навстречу, когда его всё же целуют. Десятому приходится мычать в губы, когда шаловливые, грубые руки снова проходятся по члену и шву, возвращаясь к мошонке и стимулируя её лёгкими, круговыми движениями. Вмиг Ижека бросают, а сам Одиннадцатый упирается носом в плечо старшего, пока тот стонет прямо возле уха. — Кр-а-аткий.... — Ну чего тебе? — Перестань трогать меня там. Краткий немного задумался над тем, чтобы убрать руку, но в итоге остепенился. — А волшебное слово? — Weißt du, wo ich dein Zauberwort unterbringen werde? — В душе не ебу... — .. Да прям в душу. — ... Бля... — рука поднялась вверх, останавливаясь где-то на паху. — Да ёб твою мать... Ижек посмеялся, но в итоге ему сжали основание снова, от того Иже и пискнул. Рука Краткого прошлась вверх, взяв во всю ладонь всё так же сжимая член, заставляя Ижека ещё больше сжаться. Клыки Й приблизились к груди старшего, оставляя так видимые, красные укусы и фиолетовые синяки. — Не так.. — Заткнись, я здесь доминирую. — Младшим слово не давали. — Ижек стукнул Краткого по голове, от чего тот изъяренно взглянул на брата. Белые глаза нагоняли тоску, “невъебически” тоскливую грусть, даже не выражая никакой эмоции, не двигая никакой мимикой – это всего лишь трюки Ижека, из-за которых можно даже самому расплакаться. Мужчина снова дёрнул Одиннадцатого за волосы чтобы получить вскрики, до ужаса сладкие. Он как будто наживался на боли брата, как будто его это так возбуждало, когда младший братец плакал, либо боялся... Но, в итоге это делал только Ижек. Постоянно плакал под братом, но это о временем приносило невообразимое удовольствие, которое мог себе только представить Ижек. Краткому тоже приносило удовольствие, смотреть на плаксу, смотреть как он льет из белоснежных глаз слёзы, как он корчится от боли, или просит прекратить, но всё же его не слушали, после чего у Ижека постоянно болели пуки, шея, грудь, да и вообще всё. Он так даже иногда не выходил с комнаты, так как встать было больнее всего, а существовать ещё хуже. Но такие игры реально стоят того, что они получают. Краткий перевернул брата к себе спиной, а затем возвысился над ним, переворачивая уже на живот. На боку было бы неудобно, да и тем более пришлось поднимать ноги, а Краткому лишние движения как-то в лень было. Ухватив за живот Ижека, старший пискнул, а Й расцеловывал всю шею, иногда кусая за выдцманный “загривок”, как он думал, у животного, при это убрав бирюзовые волосы рукой, сжимая их со всей силы. Иже зажмурил глаза, чуть ли снова не плача от того, как же больно и голове, и волосам. — Кра-а-аткий.. — Да чего тебе? — Ты такой медленный. — Хочешь чтобы всё было быстрее? Говно вопрос. Ижеку сильно сжали волосы, впечатав их сильно в подушку, от чего тот только больше охнул от удивления. Одиннадцатый же где-то в воздухе наколдовал пачку презервативов – всё же, каким не был бы Ижек, нужно относится к нему человечнее. Каким-то невообразимым образом, Краткий одной рукой взял одну из трёх резинок раскрыв пакетик зубами. В целом, так нельзя делать, но Краткому всё же насрать, потому что на презервативе есть смазка, а значит не нужно ебать себе мозги с тем, сколько вообще её нужно. — Вот бы ты ртом надел этот гандон.. — Мечтать не вредно, Краткий. Младший закатил глаза, но для начала надел эту резинку на пальцы, чтобы разработать Десятого. Ижек же сильно корчился то-ли от боли, то-ли от наслаждения, так как толчки пальцев в нём были куда не нежными, а скорее грубыми и резкими. У Десятого даже слюни пошли со рта, пока он громко вздыхал что-то о своём, когда его голову до боли в висках зажимали к подушке, не дав даже не на секунду отойти от этого. Да и даже когда он вышел пальцами из Ижека, старший никак не расслаблялся, был всегда на чеку. Даже стонет он сдержанно, пока на него не надавят с двух сторон, чтобы покричал для его “лучшего братика”, и он не против. Плачет, создав на подушке мокрые пятна, кричит, заставляя Краткого испытать звуковой оргазм, как от любимой песни. Когда Краткий всё же соизволил полностью, во всю длину, сквозь многочисленные передышки, войти, он потянул Ижека за волосы вверх, вцепляясь в затылок уже ногтями. Иже упирается руками в простынь, чтобы руки зря не болтались, а самого его будто бы вдалбливали, как молотком гвоздь. — Краааткий.. — в мольбе просит Ижек чего-то, что в слух он не сможет сказать, даже когда его за зад придерживает, грубо толкаясь. Он будто бы не может нормально дышать, не может ничего сделать, даже вдохнуть свежего воздуха в свои лёгкие. “Рядом с братом крышу сносит” — едиственное, о чём могут подумать эти двое, когда у них либо спрашивают о мнении о друг дружке, либо же когда они в таких интимных условиях, начинают любить друг друга с такой безбашенной влеченной, что они могли бы убить себя. Грубые руки скользят вниз, к паху, останавливаясь на члене Десятого, а затем сжимает его и разжимают. Он дёргается под Кратким, скорее от удовольствия и накатившего оргазма, чем от чувствительной боли, хоть она и была. Совсем Ижек позабыл, что такое боль вместе с этим хаотичным Кратким.. Но он всё ещё не против. Даже когда ему чуть ли не откусывают плоть, он тоже не против этого. Обожает своего брата, даже когда при других они как собака с кошкой, который не поделили найденные объедки на улице, и посчитали это деликатесом. От таких сравнений они оба даже смеялись, не то чтобы на всю округу, да и вообще постоянно. Могли часами напролёт смеяться.. Но, в итоге предпочли смеху оргазм. “Оргазм продлевает жизнь, так? Тогда подавись, ебанная жизнь” — посмеивался сейчас Ижек про себя, когда он снова и снова испытывает оргазм от одних только щипков, от любых царапин или укусов, которые оставляет Краткий. И в итоге, наконец младший изливается в старшего, плюхаясь на него, чуть ли не задавливая. — К-краткий! Не смей засыпать!!! — испуганно верещит Ижек. — Отъебись, меня в сон клонит. — ... Ты тяжёлый, я же задохнусь и помру. — Я твой труп буду ебать. — ... Верю.