Любопытный город

—Прекрасно выглядите, миссис Стотч, недавно обновляли цвет? — Святой отец натянуто улыбался с недавних пор крашеной в блонд женщине. Уже после двадцати пяти у нее появились первые седые волосы. На пару лет позже Баттерс начал сбегать из дома как по ночам, так и во время очередной перепалки родителей. Все меньше ему хотелось оставаться в месте, где с его слов: «Сама энергетика с каждым годом становилась сквернее и омерзительнее. В этом доме воздух ощущается как зыбучие пески, и находясь там, с каждым разом все сильнее затягивает в свои липкие объятия, душит, обрезая все обходные пути новыми запретами». Линда никак не могла избавиться от своих переживаний, даже не столько за сына, сколько за покидающую ее молодость. Смирение не приходило ровно до тех пор, пока одна из подруг не посоветовала ей крайне стойкую краску для волос, а какой реалистичной пигментации! Линда верила, ибо никогда ранее не видела ни одного седого момента на светло-русых волосах. Как оказалось, та просто была более внимательна и своевременнее нежели Стотч, успевая окрасить нужные пряди ровно с их появлением, словно бы заведомо готовилась к этому как к апокалипсису. Волосы спрятаны под нежно-розовым платком с белыми узорами, чем-то напоминающие отражение в воде полос зебры. Тем не менее блонд шевелюры выдают выбивающиеся наружу волоски в области лба и ушей, как бы она не старалась их прятать. Женщина, смущалась, пыталась убрать прядь за ухо под тонкой тканью, проходя сквозь ворота храма Всевышнего, другой рукой на скорую крестясь. —Правой, Линда! — та ретировалась, исправилась. Казалось, она совершенно не спит ночами, синяки и легкая несобранность выдавали с потрохами, а крикливый каждый день недели, кроме вторника, муж только добавлял ей сонной кондиции. По вторникам у него была сауна, следовательно, этот день можно было назвать «передышкой Линды после марафона не выполнимых задач». Удивительно, но от его голоса именно правый глаз начинал дергаться. Это она еще давно сына не видела, так бы задергался и второй, а она на этой пархатой тяге улетела бы прямиком на небеса. Больно сильно ее раздражал муж, слишком давно она не видела сбежавшего после окончания школы сына. Картман неуловимо дернул бровью, сохраняя приветливую улыбку, встречая каждого заходящего внутрь, монотонно на автомате здороваясь даже со Скотом, хоть и не считал его временами за личность, напрочь забывая кто он после каждого разговора. А тот чуть не взвизгнул от радости, когда к нему обратились по имени без приставки о доебете, хотя, казалось бы, они давно не дети. Пришедшие раздражали, невероятно нервировали и давили на голову с боков, словно мудреная ловушка из «Пилы». Хотелось хвататься за виски, закрывать уши, спрятаться куда-нибудь в темной коморке, замаливая каждое не лестное, брошенное невзначай в чертогах разума, ругательство в след глупых людей, изображающих из себя неебаться каких святош. Приходят они каждое воскресенье, как же, делают вид прочтения молитв и наигранной святости, кто-то даже воспевает в хоре, боже! Да ведь сам Эрик не раз слышал оскорбления как в свой адрес, так и в адрес еще двоих служителей храма. Людишки тихие и в лицо сказать им что-либо сыкотно, они смелые только сами с собой или же с людьми, которым наивно доверяют собственную личную жизнь. Потешаются над всеми вокруг, как над арлекинами, а стоит раз прогадать с доверенным лицом как ретируются и начинается тирада в духе «я этого никогда не говорил, меня подставили, он нагло лжет, вот сколько вы его знаете? Что он за человек? А вот я! А вот меня!». И везде это поскудное «я, я, я, я», понимаете к чему веду? Люди по натуре своей бесконечно алчные, эгоистичные, и даже самоубийцы такие, да-да: они убивают себя любимых из ненависти в первую очередь не к себе, а к тем, кто позволил им ненавидеть себя и спуститься на самое дно, где на столько темно, что не видно иного выхода, кроме такой же, как все вокруг, черной пропасти из которой виднеется маленький огонек надежды. Может быть там, при свете, будет лучше, и люди наконец прозреют, увидят при нормальном освещении, что ты то на самом деле хороший, скажут об этом, заставят верить тебя в эту чушь. Самоубийство – страшный грех в его практике, днище айсберга человеческих пороков, оно равно ненависти. Эрик всегда ненавидел людей в глубине души, при этом являясь существом социальным и улыбчивым, разговорчивым, глубоко верующим, но все еще человеком. Вы замечали, что люди сами не соответствуют, термину, что по сути был придуман для описания их же самих в первозданном виде? Ведь люди по логике все человечны, значит ли это то, что все, что они творят это человечно, а в понимании этого слова нормально? Хотя что в современном мире вообще означает «нормально», у всех оно свое – кому-то нормально придушить себе подобного, а кому-то отдавать последние деньги на помощь тем, кому повезло чуть меньше. Ну правильно, они же не могут почему-то заработать, а у меня тут деньги, видите ли, лишние. У Картмана никогда ничего лишнего не было, все шло на дело, не застаивается долго в пыли. Он умел жить моментом, тратить накопленное и накапливать снова, но по какой-то причине так и не уехал дальше Колорадо, возможно глубоко внутри являясь мазохистом. При всем при этом он сам не верил в то, что рассказывал людям, не верил себе, да никому в целом – если с виду и толкал речи во имя божье, отдавался близким – на деле считал это все за пустышку. Мимо него за одно только утро прошло слишком много персон, взор не фокусировался ни на одной, пока скрытый массивным черным капюшоном субъект не спросил его о возможности войти. Святой отец жмет плечами, мало ли, не местный, впервые здесь и из-под своего укрытия не видит дальше носа. Хотя, Эрик уверен, нос ему тоже увидеть проблематично. Может это вообще женщина, что просто не имеет при себе платка, мало ли не вся еще переехала. Святой дух прихватила, а вещи оставила, бывает, хотя таких людей обычно называют бомжами. Вот те самые, которые за любую мелочь в стакане говорят тебе о пощаде всевышнего, что они курят – неизвестно, но видимо с Иисусом на «ты», раз знают о чем он думает и относят всех с лишними деньгами в разряд безгрешных. Но от этого закопюшоненого вроде не шмонило ничем противным, мелочь он не просил, на даму вроде не похож, да и голос не девичий, сможет чуть высоковат – если это и парень, то не старше двадцати пяти точно. Эрик просит незадачливого парня снять капюшон и только после того как на свет вырвалась огромная кудрявая копна волос, дал добро на вход. Теперь жалеть об этом – рыжие еще хуже, чем люди. Они нелюди, бездушные твари, с рождения обреченные на кручение в адских сковородках одним только пламенем своих волос, являющихся прямым пропуском в нишу. Однако на мгновение ком встрял в горле, почему-то магия конкретно этой шевелюры приковала взгляд, пока не скрылась в толпе пришедшего народа, в дальнейшем показавшись во втором ряду. Он отсидел там весь скучнейший монолог диакона. Скука и Такер были не разлей вода с тех пор, как брюнет научился разговаривать, но не по этой причине не существовали они по отдельности – суть играл его за унылый тембр голоса и вечная неисходимая гнусавость, просто блеск. Как его вообще сюда взяли? Марси на этот вопрос разводил руками, как-то раз упомянув, что кандидатов на эту роль больше не было. Хотя в принципе то все сходилось: унылым речам унылый человек. Невероятно трудное решение уйти на перекур – но Картман с ним справился – за пределы речей этого человека, иначе вероятность уснуть набирала мощь с каждым новым словом. Ей богу, пока проходил вдоль помещения, Картман насчитал как минимум шестерых в открытую спящих, двое из которых не стеснялись сидеть в первых рядах. Видимо там голос был более убаюкивающим, понятно стало почему в паре метрах от диакона клонило в сон до резвых взмахов головы в моменты отключения и до болевых покалываний в глазах. За ним всегда следовал белобрысый паренек, вот он дорвался точно так же, разве что на постоянной основе, а не только когда клонило в сон. Удивительный факт: но ему кажется с Крэйгом не было скучно, более того, они всегда находили темы для разговора и чувствовали себя вполне комфортно друг с другом. Эрик поежился представив их вместе, после под нос хохотнул, представив у них нечто большее. —Это уже какое-то гейство, — он запустил руку в карман, нащупывая сигареты, — а как будет ”счастлив” придурок Марси, если узнает об этом, — смех понемногу утихал, как и ветер на улице. Сегодня утром прохладно, Картману больно смотреть на тех, кто пришел в одних ветровках или чем полегче, от воспоминаний об этих пришибленных по телу слонялись мурашки. Он не заметил, как утонул в своих мыслях, зевнул и поежился от холода. Сизый дым заструился в такое же, как и он небо. Погода пасмурная, странно, дождя не планировалось, возможно это только на утро или до обеда, как было вчера, словом, в прогнозе минус скакал как лошадь. Потом может разойдется, днем будет жарко ну или хотя бы тепло. Сигаретный пепел посыпался на землю, в этот момент тяжелая дверь рядом скрипнула и периферическим зрением глаза уловили долговязый силуэт в ореоле из рыжих кудрей. Невольно захотелось их вырвать. Парень облокотился о стену рядом с Картманом, будто бы и не случайно толкая его плечом. Теперь только он не сутулился, оказалось субъект чуть выше: сантиметров на пять минимум. Эрик ненавистно фыркнул и отшатнулся в сторону от наглого человека. Угловатый профиль создавал впечатление молодых лет, казалось он даже немного младше, длинный острый нос напомнил кого-то вроде еврея. Эрик скривился. Дотлевающая сигарета обожгла пальцы, и он зашипел от боли, резво встряхивая кистью руки, пока стоящий рядом, словно не дыша вовсе, следил огромными глазами за действиями его. Как завороженный, словно не видел никогда ничего подобного. —У тебя что-то случилось? — недовольно процедил сквозь зубы отец, выказывая незнакомцу свою истинную натуры. Прямо сейчас было уже банально плевать, одним своим присутствием это недоразумение портило как вид на потрясающий серый пейзаж, так и настроение. —Позволите войти, святой отец? — глубокие пленяющие янтари стрельнули в самую душу. Картман вспомнил, что уже слышал этот вопрос, чуть не ударил себя по лбу от злости: то ли из-за тупости собеседника, то ли из-за того, что чудом запомнил его фразу; остановился, зависая в этих глубинах. Ему показалось или у этого парня радужка в радужке? Нет, в его единичной плавал зрачок, в круг обведенный. Странные глаза, необычные. —Ты уже спрашивал, — он одернул себя нехотя. —Не в здание, святой отец, — тонкие губы расплылись в ухмылке от чего сразу стало не по себе, — в Вас. Нечисть всегда спрашивает разрешение о выходе, иначе на святую землю ей хода нет как ни крути – крутилось на периферии сознания. Помимо этого ситуации стала еще тупее, когда Эрику в голову прилетела мысль о том, что нечистый принял его, кажется, за святую территорию. Банальщина, действующая не на всех, но похоже именно на этого она распространялась безоговорочно, хотя никуда не уходила вероятность чистейшего пиздежа. Наигранности, великого спектакля, где карты перетасовывали ежедневно, от чего, собственно, зависели главные роли. На этот раз расклад оказался не на светлой стороне. У нечисти нет совести, нет морали и ненависти, она самовлюбленная и этим почему-то притягательна именно для Эрика. Нечисть не испытывает ненависти к вам, ибо ненависть, как и ярость, затупляет рассудок, любы эмоции затупляют, иногда, правда, проще их не иметь. Нечисть любит только себя, опирается лишь на свое мнение и мысли, когда перерезает человеку глотку, она его не ненавидит, нет, ей просто нравится что-то в вашем убийстве и мучениях. Нравится предавать людей сомнениям в себе, нравится смотреть на это «а что если..». Что будет с честностью, если чиновник возьмет взятку? Что будет с преданностью, если супруг начнет изменять? Что будет со священником, если он переспит с демоном? Темный укромный уголок огромного храма, куда через тонкие щели пробиваются еле видные полоски желтого света. Они падают на бледное лицо, подсвечивают каждую родинку и выбившуюся из общей композиции рыжую прядь. Черт так же не прятал сущности в закрытой на замок каморке, свет выхватил из тьмы росшие со лба козлиные рожки и обрамленные светлыми ресницами большие глаза, что затягивали в себя дурственнее самых закрученных сюжетов книжных детективов, от которых Картман был просто в восторге. Дыхание сперто, все мышцы напряжены, когда тело вжимают в деревянную стену, когда горячие губы прикасаются к шее, а руки вырывают пуговицы рубашки, оголяя ключицы и плечи. Бежать некуда, ключ затерялся где-то в дрожащих ногах и похабных вздохах. Эрик сегодня ни в чем не уверен, слово «кажется» не единожды звучало до, будет и после, но кажется он видео пару копыт. В основном помещении зала горят свечи, нагоняя тепло, окна плотно заперты, а от тонких пальцев на коже становится только жарче, священник на секунду задыхается, когда длинный язык проходит по его шее, прекращая путешествие в районе подбородка, открываясь, спустился ниже, к груди. Лоб покрыт легкой испариной, а сердце колотится как бешенное только у одного в этом тесном помещении да при чем так, что что его можно было бы заметить без должного прислушивания. В фильме Эрик видел, как вампиры для вида запускали свой кровавый мотор вновь, но то вампиры, черт наверняка не мог такой магии, либо же ему приносило искренне удовольствие смотреть на то, как мечется человек в отрицании происходящего – он сейчас с мужчиной, с нечистой силой, блять, так помимо этого с той, которая по сути даже не старается притворяться человеком. Отсутствие пульса становилось бонусом, убеждающим продолжить. Так вышло, что секса с потенциальными клиентами морга у него еще не было, риск оправдает средства на этот раз? Скучно жить Эрику Картману, понимаете ли, может первые секунды момент терялся по случаю происхождения партнера, но «одумавшись» он как-то болт на это клал, если честно. Демон так и не определился – человек перед ним ведет себя как целка или как мудак. Вероятно второе, ибо первое не станет сначала припереться, а потом хватать тебя за задницу, оправдываясь «Мне было интересно есть у тебя хвост или нет». Руки священника тем временем шныряли вдоль спины, изучая подушечками пальцев каждый позвонок и лопатку, словно ожидая нащупать там пару пернатых отростков. Дальше выпирающие ребра, интересно, чем оно питается? Ладони спустились ниже, за край брюк цвета хаки притянули бедра ближе, попутно растягивая ширинку и пускаясь далее в более свободное блуждание. Теплые губы изучают бледные ключицы нечисти, пока та извивается от наслаждения, поддается ближе под прикосновения, закатывая в экстазе глаза, когда зубы до крови смыкаются на плече. Рогатому не больно, по неизвестный святому отцу причине, даже приятно в каком-то смысле, хотя пласт кожи был оторван знатный. На пробу он впился пальцами в бедра, на полную силу раздирая кожу – демон прикусил губу, за затылок прижимая священника вплотную к себе, тут же сам отрываясь и ловя его губы своими. Металлический запах расплылся по узким стенкам помещения аккурат вместе с тихими постанываниями. Незаметно для самого Эрика были стянуты штаны и острые когти точно так же, как и он ранее, впились в плоть. Человек зашипел от боли, начиная отталкивать от себя смеющегося в голос. Стоит ли говорить, что данное действие не кончилось ничем хорошим? Отец был развернут спиной к коей тут же прижались грудью, впечатывая его лицо в стену и разбивая таким образом нос. Матерщина святого слилась с кровавым бульканьем и еле заметным звуком удаляющихся о холодный пол капель. —Чшш, отец, если нас заметят, в первую очередь пострадает твоя голова, — как бы в подтверждение своих слов рыжий сжал волосы на его затылке, приближаясь к уху, облизывая мочку. —Если заметят это будет твоя вина, демон, — тот расхохотался. Пристраивались сзади к человеку, — погоди, не собираешься же ты так сразу? — прошлая тема тут же перестала быть актуальной в данный момент. —А что ты хочешь? Молитву как перед ужином или может мне спросить готов ли ты? Давай, расскажи, чего желает твоя блядова душонка, я слушаю, — Эрик молчал, будто забывая все нужные слова, он опустил голову, шепча матерщину как мантру, — растянуть? —Ты догадливый. —Ты придурок, — после слов, не желая выслушивать выяснения отношений от глупого, на его взгляд, человека он приставил пару смазанных в слюне пальцев к колечку мышцы, растирая влагу по кругу, в конечном итоге только шлепая его по заду. Рыжий надавил на Картмановскую поясницу, заставляя прогнуться и выбивая из него пару рваных вздохов – хватало ума человеку догадаться, что войдут в него без всякой подготовки, держа за вспомогательный элемент только естественную смазку, но, к сожалению, не сразу. Стоило подумать раньше, чем на бледной ягодице в темноте засиял краснеющий след от ладони. Что б его, больно. Все волосы на теле буквально встают дыбом то ли от чувства стыдливости, то ли от не столь приятных новых ощущений – стоило оно того или нет, отец так и не понял, но давать заднюю посчитал делом поздне временным – внутри него пульсировала горячая плоть, когтистые пальцы в начале сжимали его рот, а через пару верных толчков поклялись на и без того не видящих глазах. Священник болезненно зашипел, чередуя с гортанными стонами, хрипением, кои слишком быстро наскучили: —Не будешь вести себя потише – зенки твои окажутся на моих пальцах и тогда закрывающаяся в эту коморку дверь станет последним, что ты увидишь в этой жизни. Картман сглотнул нарастающий ком, уперся щекой в стену, искусства собственные губы, стараясь не и звать ни звука. Сквозь щели между деревянных досок проглядывался теплый свет, речи диакона сменил Марси – через раз, и дырявую фокусировку Эрик рассылала молитвы, которые обычно произносят на похоронах. Надо же, он и забыл о смерти той старухи, чьи отпевания были назначены на это пасмурное утро. Из мыслей его выбили ускорившиеся, усиленные толчки, рычащего от наслаждения демона, что вновь трепал его плечи, оставляя багровые колющие отметины. Священник прохрипел нечто болезненное в унисон с падением человека в главном зале. Звучало забавно и после того, как еще более громкий рогатый простонал его имя, тот в свою очередь имел наглость запачкать стену семенем, исцарапать ее медленно ломающимися в мясо ногтями. Как бы уже практически бездыханное тело не просило об хоть какой-то банальной паузе сей процесса, демон за спиной ни на толику не замедлился, пуще нарастив темп как своих движений, так и силы, которая, казалось, в большей своей степени прикладывалась на тонкие пальцы, что впивались в спину и бедра, сдирая пласты кожи. Пока сознательного, но уже буквально во всем потакающего чужой воле, человека развернули и словно бы тот ничего в себе не весил, подняли над полом, размазывая спиной о стену, задирая дрожащие колени на угловатые плечи. Демон горячим языком прошелся по шее, и словно некая проснувшаяся часть второго дыхания заставила Эрика упереться в него трясущимися руками, стараясь оттолкнуть от себя – демон залился хрипящим смехом, вцепился зубами в артерию человека, выдирая не хилую кусок плоти и проглатывая его без каких-либо усилий. Человек пару раз дернулся в руках, замолкая теперь уже навсегда, пока кровь его фонтаном алым хлынула в разные стороны, залив собой как комнату, так и тела. Руки священника обмякли, опали вниз более не препятствуя демону самозабвенно вдалбливаться в остекленевшее тело, попутно поглощая его. Позже в маленькой деревянной каморке будет обнаружена содранная с петель дверь и перекрашенные стены с приятным бонусом от производителя краски — металлический запах, еще долгое время возжелавший растекаться по залу храма, затмевая собой ладан и воск. Эрик Картман пропал без вести, ничего, кроме его кровавых ошметков и одежды не было обнаружено ни в тот день, ни в последующие тягучие медленным песком в часах дни. В некотором роде полиция сама не знала, что намеревалась найти, на периферии зная, что и Лиен понимает это - поиски безрезультатны, сколько бы не длились. Месяц спустя, когда на кладбище засияла новая пустая могила, дом, где ранее проживал отец Картман, был продан, туда заселился молодой на вид рыжий парень, что полностью вскоре заменил Эрика во всех имеющихся аспектах. Никто глазом моргнуть не успел, никем не были замечены те моменты великих случайностей – Кайл Брофловски влился в священный рабочий коллектив, в компаниях друзей стал новой лидирующей фигурой, познакомился с Лиен Картман так, что на новый год он праздновал ее кругу семьи за неимением альтернатив. Город начинал пустеть с моральный точки зрения: людей не убывало, даже на место мертвецов и пропавших вскоре находилась та или иная замена. В конечном итоге Южный Парк начали объезжать стороной, его прозвали проклятым и гиблым местом, ибо ни один новоприбывший ни разу не смог выехать обратно за его пределы, в скорее так же исчезая с лица земли и заменяясь другой персоной – та появлялась неожиданно – никто никогда не видит как. Просто в какой-то момент жители стояли перед фактом. В игру введен новый персонаж, в ближайшее будущее никуда переезжать не планирует. Имеет при себе ровно один пустой чемодан, дежурную улыбку и пару бездушных, пустых глаз, в которых никогда не отражается свет, а зрачок имеет кольцевидную обводку. В прочем его примут с распростертыми объятиями точно такие же поддельные люди.