Солнце, сияющее в лунном свете

      Он ощущал тяжесть и тепло. Его затуманенный разум двигался навстречу пробуждению пока, наконец, Дьяволо вяло не открыл глаза, не видя поначалу ничего, кроме неясных очертаний. Что-то светлое посреди темноты. Он моргнул несколько раз. Восприятие тела медленно возвращалось; мышцы сами по себе напряглись, затем расслабились, из груди вырвался тихий вздох.       К счастью, тело, лежащее на Дьяволо, не пошевелилось. Джорно все еще спал. Он выглядел таким спокойным, таким непохожим на того человека, каким окружающий мир вынудил его быть. Дьяволо любил видеть его в кои-то веки расслабленным. Новый Дон работал слишком много и усердно. По мнению Дьяволо, всегда будет ироничным то, что человек, который помог ему перестать быть напряженным в окружении других, сам расслабиться никак не мог.       Ах, но Дьяволо это вовсе не казалось таким уж скверным, ведь он получил возможность поддразнивать за это Джорно, когда они оставались наедине, и наблюдать, как сужаются от раздражения сияющие голубые глаза, как сжимаются в тонкую линию губы прежде, чем из них вырывалась угроза вернуть Дьяволо обратно. Пусть оба они знали, что он никогда этого не сделает. Дьяволо не использовал это знание против Джорно. Больше он не собирался противостоять ему. Возможно, Дьяволо не сможет смотреть на вещи так, как Джорно, когда дело доходило до других людей, но они достигли взаимопонимания, и этого было достаточно.       Достаточно для них, чтобы заканчивать вот так, в одной постели, снова и снова. Достаточно, чтобы привыкнуть к теплу и уюту. Впервые в жизни Дьяволо чувствовал себя как дома. Его сердце пело из-за чего-то иного, нежели трепета победы или больного удовлетворения от рушащихся под ногами чужих жизней. Мягкое и теплое чувство переполняло его каждый раз, когда он думал о Джорно. Он должен был бы все еще испытывать ненависть к этому человеку, но просто больше не мог отыскать ее в себе.       Тихо вдыхая и выдыхая на его широкой груди, юноша казался таким обманчиво уязвимым. Дьяволо на горьком опыте узнал, что тот могущественнее любого из живущих на свете, но ему нравилось иногда притвориться, что это не так. Ему нравилось думать, что он мог защитить его. Не то чтобы Дьяволо когда-либо смог бы сказать ему об этом. Впрочем, Джорно наверняка знал.       Дьяволо вздохнул. Да, Джорно знал множество вещей, которых, возможно, ему не следовало знать. Он копил информацию обо всем и о каждом. Но Дьяволо больше не беспокоился из-за этого. Если бы Джорно попросил, Дьяволо бы рассказал ему что угодно. Если бы Джорно попросил, то на этот раз Дьяволо бы сам вырвал собственное сердце вместо того, чтобы позволить Реквиему вырвать его. Разумеется, Джорно не попросит об этом — не после всего, через что они прошли, — но мысль все еще не исчезла.       Продолжая тепло смотреть на юношу, Дьяволо неосознанно принялся нежно перебирать золотые пряди волос в очередной раз оценивая их мягкость и шелковистость. Не имело значения, насколько хорошо он заботился о своих собственных волосах, у него не получалось добиться такого же результата. Когда-то он размышлял о том, чтобы подстричься покороче, но Джорно, кажется, нравилось расчесывать его волосы, так что Дьяволо продолжал откладывать стрижку. По правде говоря, однажды он хотел бы увидеть юношу с такими же длинными волосами, как у него самого. Он готов был поспорить, что они бы походили на золотую реку.       Дьяволо глубоко вздохнул и, обняв юного Дона другой рукой, притянул его немного ближе. Джорно, пахнущий цветами и похожий на лето, вызывал в нем смутное чувство ностальгии. Издав короткий прелестный смущенный звук, юноша открыл глаза и, сощурившись, посмотреть на него в темноте, разбавляемой лишь лунным светом.       — Я разбудил тебя, прости, — сказал Дьяволо. Никакого сожаления он, однако, не испытывал, ведь смог вновь увидеть эти прекрасные глаза.       — Все в порядке, — пробормотал Джорно и, повернувшись, придвинулся ближе, слабо утыкаясь носом в шею Дьяволо.       Мужчина в ответ крепче обнял его, мягко потирая место на спине, где всегда образовывались узлы. До ушей доносились тихие довольные звуки, которые вскоре медленно стихли и превратились в спокойное сонное дыхание. С громко бьющимся сердцем, Дьяволо, наконец, тоже сдался сну, убаюканный теперь знакомым чувством безопасности и принадлежности.