Мельница

      Время теперь совсем не ощущается. С тех пор, как остановились часы, остановился и ход небесных светил; Солнце будто застряло в облаках в два часа дня. Прошло уже столько времени, что я не удивлюсь, если миновали сутки, а то и больше.       Не высыпаюсь.       Наблюдаю за мельницей, которая появилась в тумане. Именно появилась; я, пока что, ещё в доброй памяти, а этот квадрат точно сровняла с землёй артиллерия. Стоит думать, здесь имеет место потустороннее вмешательство. Добрый ли это знак? Путь к спасению или, быть может, очередная изощрённая ловушка того Разума, что скрывается в земле и посылает на наши головы своих порождений, отравляющих рассудок? Я в замешательстве.       Пока я рассматривал мельницу, ко мне подошёл Гийом, и всё решилось в один момент. Выдвигаемся вчетвером, винтовки брать не будем.       Меня тошнит. Всё ещё тошнит.       Жиль изучал зловещую мельницу. Он перемещался по траншее, пытаясь рассмотреть её с разных углов, выявить хоть какие-то признаки жизни — но так и не пришел к чёткому плану действий. Мельница была самой обычной, по крайней мере, так казалось с расстояния в две тысячи пье. Несмотря на туман, она была хорошо видна. Это смущало Жиля и не давало покоя; откуда ни взгляни, мельница маячила перед глазами, где-то там, она ждала его, направив свои зияющие чернотой окна в сторону укреплений. Был ли это путь к спасению? Нельзя сказать, не сходив к ней. Безделье — худшее решение в их положении. Но многие или боятся, или устали бороться с невидимым врагом. Жиль пока ещё держится. Он боится, но не хочет умереть или сойти с ума. Ему нужны ответы, он хочет увидеть конец.       «Мсье профессор» раздалось почти над самым ухом Жиля. От неожиданности он вжал голову в плечи, на мгновение задержал дыхание и зажмурился. Погодя он понял, кому принадлежал голос, и неуклюже развернулся.       — Это ты!.. Никогда так больше не делай, — сказал Жиль, смахивая выступившую слезинку. — Мы все на нервах, не нарывайся на удар по морде.       Перед ним выросла могучая фигура Гийома. Даже в этой странной ситуации с туманом он не терял бодрость духа, ехидно улыбался в тридцать два зуба и держал едва ли не офицерскую осанку.       — Вы научились угрожать, профессор?       Жиль проигнорировал подколку, подводя Гийома поближе и указывая на жуткую мельницу.       — Ты тоже видишь её?       — Чёрт подери, её ведь раньше не было?       Лицо Гийома приобрело задумчивый вид. Он всегда притворялся, что взвешивает все «за» и «против», прежде чем громко объявить всем, что спешит на свидание с чёртом.       Но в этот раз Жиль опередил его.       — Мы должны сходить туда.       Гийом засмеялся, и в его глазах мелькнула озорная искорка.       — Профессор! Мсье профессор, вы растёте в моих глазах! — он вскинул руки к небу. — Не вы ли до сего часа были голосом разума в этом сортире?       — Мы понятия не имеем, который сейчас час, это глушит благоразумие, — парировал Жиль. — Как я понимаю, ты мой соучастник.       — А то ж, мсье профессор! Сам бы предложил, да думал долго! Вот к чему приводит общение с учёными людьми...       Гийом шутил, но очевидно, даже если бы Жиль струсил, Гийом пошёл бы в одиночку — что, по мнению Жиля, было абсолютным безрассудством. Обратного пути нет, но теперь их хотя бы двое.       Помимо Гийома, к экспедиции присоединились Исаак и Каддету. Им тоже надоело ждать спасения извне. Сборы были недолгими и состояли из немой молитвы. Туман образовал нечто вроде коридора, и это свело на нет страх потеряться по пути; тем не менее всех настораживало такое поведение природы. До этого туман возвращал их к траншеям, а то и забирал навсегда. Не сказать, что это было естественно, но, с тех пор, как связь со внешним миром была оборвана, туман стал своеобразной границей, и оставался ею до сего момента.       Грязь замедляла передвижение. То и дело кто-то спотыкался об останки: всё-таки путь лежал через ничейную землю, и приходилось мириться с её богатством. Проволоку ещё можно было заметить, а вот прах частично поглощала земля, превратившаяся после обильных дождей в болотную топь. Мертвецами здесь давно никого не напугать, но всё же к лучшему, что туман скрывает вид на бескрайнее поле, усеянное скелетами в шинелях. Даже спустя три года соседства со смертью, вид за укреплениями порой вгонял в тоску, особенно в такую серую погоду, как сейчас.       — Дожили, день не сменяется ночью, что дальше, а? Небо упадёт нам на головы?!       Всю дорогу Гийом пытался разбавить напряжённую обстановку в привычной для него манере.       — На месте Создателя я бы уже давно скинул на тебя хотя бы кусочек неба.       Каддету был не в лучшем расположении духа и начал перепалку с Гийомом.       — Мельница выглядит целой, — Гийом проигнорировал беарнца. — Веселее, парни, там должно быть зерно!       — Я могу надеяться только на то, что она не исчезнет, или не будет отдаляться при нашем приближении. К тому же, я напомню, мы не птицы, чтобы клевать зёрна.       — Не спорю, это может быть очередная замануха, но, сам посуди — зерно, мука, хлеб!       — Прощу тебе должок, если там будет хотя бы мука. Я не собираюсь толочь зерно до старости.       В разговор вмешался Исаак.       — Вы забываете о главном. Кто-то должен испечь хлеб из этой муки.       — Я вообще не верю, что там что-то есть. Этот разговор не имеет смысла.       Гийом шёл впереди, но остановился, чтобы сровняться с Каддету.       — Вот она, упрямость истинного гасконца, — с этими словами Гийом ткнул беарнца в нос. — Мы все не имеем ни малейшего понятия, но я высказываю самые разнообразные предположения того, что, в теории, там может быть. А ты упрямый баран.       — Не называй меня гасконцем, — ответил Каддету, вытирая нос рукавом.       — Как скажете, мсье Жиньяк, как скажете...       Гийом снова вырвался вперёд, окрылённый своими грёзами о наживе. Жиль плёлся позади всех и вытирал чёрные струи пота со лба.       — Хотел бы я, чтобы мы нашли погребочек с вином, — сказал он, — нет сил уже пить эту разбавленную мочу.       Все молча согласились с ним, хотя и не питали больших надежд на такую роскошь.       Остаток пути говорил только Гийом, но и его болтливость сходила на нет с каждым шагом до мельницы. Прибыли.       Мельница. Вблизи она казалась такой же, как и множество других подобных мельниц по всей Франции. Если бы не туман, серость и скрип мельничных крыльев в тишине, она бы не создавала такого гнетущего ощущения, которое явственно испытывала группа Жиля. Немного замявшись, Гийом подёргал ручку. Дверь не была заперта, но осела от сырости, и пока Гийом усиленно пытался сдвинуть её с места, Жиль рассматривал нутро мельницы через маленькие окошки.       — Что ты видишь? — спросил Исаак.       Жиль пристальнее всматривался в плохоосвещённое помещение. Жернова, четыре грубо сделанных стула, мешки, большая ложка, висящая на стене и прочие, не шибко отличающиеся богатством вещи провинциального быта.       — Если бы сейчас было, скажем, начало четырнадцатого года, я бы сказал, что тут нет ничего удивительного.       Жиль выдохнул облачко пара в темноту окна. На полпути он начал сомневаться в том, что сюда стоило идти, а у самой мельницы его пронял могильный холод.       — Скажи честно, что ты об этом думаешь?       — За меня сейчас думает только желудок, Дюпон, не беспокой меня, не надо.       Исаак отмахнулся и закурил.       Из окошка пахло сырым картофелем, от чего начинало сводить желудок. Как бы Жиля не отвращало это место, он тоже хотел есть. Послышался треск; Гийом открыл дверь, сорвав её при этом с одной петли.       — Прошу вас, господа мародёры!       Все обступили вход в мельницу, ожидая, кто первым наберётся духу войти в затхлое неприветливое обиталище. Каддету рискнул войти первым. Постояв некоторое время посреди главной комнаты, он сделал вывод, что здесь безопасно, и подал знак войти остальным. Казалось, все успели позабыть загадочную природу этой мельницы — кроме Жиля.       Войдя внутрь, страх перед этим местом усилился. Жиль чувствовал себя как в могиле. Сыро, холодно, а запах картофеля был схож с запахом земли. Зачем они пришли в это мерзкое место?       Жернова стояли в другой комнате и Жиль иррационально не хотел приближаться к ним, отдавая предпочтение стоять как можно ближе к выходу. Гийом с шумом открывал немногочисленные шкафы и нырял под кровать, доставая оттуда ненужный хлам, периодически что-то разбивая. Каддету и Исаак стояли в комнате с жерновами и что-то активно обсуждали.       Пыли не было. Жиль протёр ладонью по полу, по горшку для масла, стоящему рядом — ничего. Эта мельница словно декорация. Она и была декорацией, иначе быть не может, здесь никогда не жили люди. Очередная загадка; Жиль всё ещё ломает голову в поисках смысла происходящего. Мельница не была очередной иллюзией. Её можно потрогать, её действительно возвели, значит, чем бы ни было то, что сидит в земле — оно созидает, и оно разумно.       — Мсье профессор! Профессор! — Гийом, спотыкаясь, подлетел к Жилю. — Посмотрите-ка, голубчик, на эту роскошь!       В руках он держал стеклянные бокалы, кои в Париже сочли бы вполне годными для сервировки в хорошем ресторане. Это была та неестественная деталь, которую в потёмках разглядеть было трудно.       «Нечто, возводящее замки из грязи, режиссирует на ходу, но ему не хватает знаний о нашем быте», — подумал Жиль, чувствуя себя ещё более неуютно.       Каддету вертел в руках свежую колбасу.       — Мне тяжело это признавать, но здесь действительно есть еда.       — К тому же, здесь есть заветный погребок! — добавил Исаак, не скрывая своей радости.       Он дважды постучал бутылками в обеих руках, чтобы ни у кого не возникло сомнений в этом.       Жиль понимал, что это капкан. Всё как в восточных сказках: путники приходят в уютный шатёр, их кормят лучшими яствами, а как уснут — чик. Крышка. Он прижался к стене, чувствуя недомогание. Все одурели, предвкушая пир.       — Вы ведь не забыли, куда мы пришли?       — Профессор, — сказал Гийом, разливая вино, — я не знаю, зачем вы позвали меня, но я пришёл сюда лишь для того, чтобы найти еды, пусть даже её подложили нам черти или сам Сатана.       На отодвинутый от стены стол стали вываливать еду, запах которой Жиль не ощущал. Мясо и колбасы блестели, словно сделанные из воска. От одного их вида сводит желудок, но и есть такое Жилю не хочется. Запах грязного сырого картофеля был более явственным, чем что-либо из мяса, но, по всей видимости, беспокоило это только его.       — Садись за стол, Жиль. Это действительно вино, иначе бы оно пахло гнилью.       — Профессор, что же вы стоите, прошу!       — Жиль, эта передышка нам свыше, давай же!       Неохотно сев за стол, Жиль взял бокал, так и не решаясь отпить из него. Голоса сливались в гул, отдаляясь от его слуха. Безумие.       «Отрава, отрава, всё это — отрава».       Он отказывался принимать тот факт, что их кормят просто так.       Жиль смотрел в бокал, и гранённая ножка, видневшаяся на дне, в бордовом цвете становилась похожей на готическую розетку — словно с фасадов соборов Старой Европы. Когда он последний раз ходил в церковь? В бога Жиль уже верил с трудом; кровь Христа давно превратилась в орудие Дьявола, склоняющего бедолаг к пьянству. Он думал о том, что вино не так уж и похоже на кровь. Поэтичная метафора, не более. Ему действительно стоит отпить из этого бокала, ведь он и есть бедолага, который топит печали в вине. Кто эти люди, что смотрят на него за столом? Почему они так рады своему горю? Стол кажется ужасно длинным, а комната маленькой. «Друзья мои, друзья, почему вы так смотрите на меня, словно у меня растут рога?»       Бредовые образы перетекают друг в друга, как стёклышки в калейдоскопе. Кадавры, пляски смерти — всё это кажется таким естественным, в отличие от восковых яблок. Но ведь мёртвым необязательно есть настоящие яблоки. Воск, гниль, нечистоты — всё это распространяется по столу и шевелится копошащими внутри червями.       Гийом произносит тост, держа в руках чашу крови. Зубы у него сгнившие, а вместо слов изо рта вываливаются комья земли. Жиль лишь наблюдал это, в то время как Исаак и Каддету восторженно восприняли жест, и их гниющие руки подняли бокалы.       Словно уже опьяневший, Жиль размышлял, не замечая как вино густеет. Лишь когда оно начало кипеть и источать мерзкий запах, он в ужасе опрокинул бокал и упал со стула. Товарищи с недоумением смотрели на него. Жиль оттягивал воротник, не в состоянии отдышаться. Разум прояснился, с края стола капало вино. Видения пропали. Каддету сел рядом и услышал едва заметный шёпот с уст Жиля: «В ваших животах земля».