Птица счастья

Нолдо – Финрод Фелагунд, теперь Гортхаур знал это точно – распростерся на каменном полу Главного Чертога, больше не имея сил не то что защищаться, но даже подняться. Темный майа предвкушающе облизал губы. Конечно, кровать в покоях куда предпочтительнее, чем мытый в последний раз еще при Ородрете пол, но до нее еще надо было добраться. Колдовать же в крепости сейчас, когда та едва не рухнула от двух столкнувшихся Песен Силы, Гортхаур справедливо опасался. Он шагнул ближе, усмехаясь и прекрасно зная, что в чертах его лица проступают сейчас очертания волчьей морды. Скользнул языком по заострившимся клыкам. С трудом сдержался, чтобы не заскулить от нетерпения. Вот же она – добыча. Такая красивая, такая вкусная. С таким трудом добытая. Зверю внутри нравилось, как нолдо, вскинув огромные на бледном точеном лице голубые глаза, с трудом приподнимается на локте, медленно поднимает дрожащую руку в попытке заслониться. От него, как ни странно, пахло не страхом, а какой-то отчаянной обреченностью. Не беда, так даже слаще. Сперва сломить окончательно, сделать своим, а потом, под настроение, и сожрать. Гортхаур опустился на колено, сжал когтистой рукой судорожно дрогнувшее под его пальцами светлое горло. Запрокинул эльда голову, жадно вдыхая сводящий с ума запах. Зашарил свободной рукой по тяжело вздымающейся груди, разрывая в клочья темную рубаху и добираясь до гладкой кожи. Надавил сильнее, опрокинув эльда обратно на пол. Улегся сверху, окончательно придавив собой, давая почувствовать собственное возбуждение и осознать, что сейчас произойдет. Финрод судорожно сжал губы, когда по его щеке прошелся горячий мокрый язык. Уперся ладонью Гортхауру в плечо, но больше не мог не то что оттолкнуть, хотя бы немного отстранить от себя Хозяина Волков. −Владыка! – откуда-то издалека донесся крик Эдары. −Не старайся, нолдо. – хрипло проурчал Гортхаур, вжимаясь носом Финроду в растрепанные волосы. – Ты уже проиграл. Глаза у твари были желтыми, звериными. А голос все больше и больше напоминал хриплый утробный рык. Финрод вздрогнул всем хроа, когда его шеи коснулись клыки. Деловито примерились к отчаянно бьющейся жиле. Где-то наверху шумно захлопали крылья. Гортхаур с неудовольствием оторвался от добычи и озадаченно уставился на усевшуюся прямо на его трон большую птицу с длинной прихотливо изогнутой шеей. Птица повернула голову, будто красуясь, и уставилась на него внимательным черным глазом, распушив яркие, как небо на закате, перья. Двое смертных, схваченных вместе с Фелагундом и тоже притащенных пред очи Наместника Мелькора, уставились на птицу так же внимательно, отделенные и от нее, и от самого Гортхаура слегка мерцающими прутьями на скорую руку наколдованной клетки. Птица перевела взгляд на них. И смертные вдруг принялись творить странное. Полуседой адан со шрамом через глаз плюхнулся на пол и начал торопливо стаскивать с себя сапоги. По Главному Чертогу поплыл характерный запах давно не стиранных портянок. Волчья сущность Гортхаура брезгливо сморщилась и заставила оглушительно чихнуть. Фелагунд вздрогнул, когда когти майа оцарапали ему шею. Гортхаур спешно убрал руку, чтобы не вскрыть пленнику ненароком горло, прикончив раньше времени, и чихнул еще раз. Зло прикинул, не испепелить ли этого адана вместе с его портянками. Адан, однако, уже обулся, почему-то натянув правый сапог на левую ногу, а левый на правую. Смертная девица, с которой орки еще во дворе содрали плащ с фибулой Первого Дома и теплую куртку, тоже времени зря не теряла. Сорвала с себя пояс, стянула рубаху, сверкнув узкой повязкой, скрывающей грудь, вывернула рубашку швами наружу и надела обратно. А потом оба – и адан, и аданет – продемонстрировали птице какие-то непонятные знаки. Адан сжал руку в кулак, выставив вперед средний палец. Аданет тоже показала птице кулак, только большой палец почему-то оказался у нее между указательным и средним. Фелагунд, так и придавленный фаной Гортхаура, пробормотал сквозь зубы несколько слов, в которых Наместник Мелькора с удивлением узнал выражения крайнего неудовольствия, на которые не скупился Нельяфинвэ во время своего пребывания в Ангамандо. Птица издала странный звук – мерзкий, как скрежет железа по стеклу – и переступила длинными тонкими гнущимися во все стороны ногами. Гортхаур с гортанным рыком махнул в ее сторону рукой. Сгусток пламени оторвался от его ладони и врезался птице прямо в упитанное туловище. Птица шумно захлопала крыльями и заголосила. Крепость дрогнула от основания и, кажется, до самой крыши. Смертные бросились на пол, закрывая головы руками. Гортхаура снесло в сторону тугим ударом какой-то незримой волны и как следует впечатало в стену. Птица раздулась и стала, кажется, еще больше. Фана эльда стекла с майа, как оплавившийся воск. Огромный варг вскочил на лапы. Зарычав, припал к полу, но одним прыжком пересечь зал и сожрать наглую тварь не успел. Птица все хлопала своими режуще-яркими крыльями и орала, будто неслась квадратными яйцами. Крепость тряслась. Незримое содрогалось. А Гортхаур с ужасом почувствовал, как рассыпается прямо на нем звериная фана. Завизжал надрывно, взмахивая уже не лапами, а темными нетопыриными крыльями. Странная чужая сила ударила, как налетевший ураган, разрывая кожистые перепонки и ломая гибкие кости. Гортхаур распахнул полную мелких игольчатых зубов пасть и завопил громче и пронзительнее, но перекрыть крик этой кошмарной птицы не сумел. Темным облаком взмыл к потолку, просачиваясь в щель. Птица, хлопая крыльями, метнулась за ним. Тяжелый черный клюв угрожающе щелкал. Когда шум и вопли стихли, Финрод рискнул поднять голову и осмотреться. Зал напоминал поле боя. Пол пошел трещинами, его усыпало каменной крошкой и пылью. Снаружи слышались панические крики и топот. Непоколебимо стояли только двери, сработанные еще Ангарато. Эдара расцепила прикрывавшие голову руки и села, встряхнувшись, как мокрая кошка. Пыль сединой усыпала ее волосы. Рядом, ворча, поднимался Берен, которому угодило по плечу камнем. −Пронесло, слава Эру. – шумно выдохнула аданет, поднялась на ноги и, подумав, протянула руку Берену. Сын Барахира, не чинясь, ухватился за ее ладонь и тоже встал. Финрод запахнулся в остатки рубахи и потряс головой. −Никогда такого не видел. – все еще слегка ошалело выговорил он. Эдара подняла голову и со священным ужасом глянула на увеличившуюся дыру в потолке, где исчезли лишившийся фаны Гортхаур и птица. −Птица счастья не любит неуважения. – тихо выговорила аданет. – Я видела ее однажды, еще ребенком, перед самой Браголлах. Мы с лордом Майтимо стояли на стене, а она уселась на зубец. Государь велел мне зажать уши и минут пять выказывал ей почтение. Видимо, птице понравилось, раз Химринг выдержал осаду. Государь мне потом объяснил, что делать, если ее встретишь, а нужных слов не найдется. −Вот-вот. – поддержал Берен, отряхиваясь от пыли и потирая ушибленное плечо. – Меня отец тоже обучил. А птица явилась Горлиму почти перед тем, как наш отряд перебили. Верно, Горлим не сумел ее уважить. Финрод закрыл лицо руками, делая вид, что стирает рукавом призрачное ощущение мерзкого слюнявого языка, и старательно сдерживая смех. Подумать только, какими суевериями обросла у атани эта птица. А ведь даже воспитанной в Химринге Эдаре невдомек, что фламинго спела в свое время крайне огорченная чем-то Йаванна, и отпугнуть эту несущую неудачу заразу можно было только любимыми выражениями мастера Феанаро, от которых иной раз металл сам собой гнулся. Майтимо, видимо, посчитал, что негоже учить этим волшебным словам юную деву. Впрочем, полупочтенные жесты на фламинго тоже действовали. А вот откуда взялся обычай выворачивать одежду и переобуваться, надо бы уточнить. Задумавшийся о природе суеверий Финрод не сразу вник в разговор смертных. −Как-как она называется? – переспросил Берен. Эдара повторила длинное звучное слово на квенья. Сын Барахира, понимавший этот язык с пятого на десятое, пожевал губами и выдал: −Короче, птица-обломинго. Эдара фыркнула и расхохоталась. Финрод тоже оценил изящество конструкции и улыбнулся. Шум снаружи стих. Стоило все-таки выглянуть из зала и разведать, остался ли в крепости хоть кто живой. Хотя вряд ли. Птица-обломинго обидчива и мстительна. Мало никому не покажется.