Одной бессонной ночью

Холодный осенний вечер укутывал небольшую деревню, пропитывая собой каждую песчинку сырой от дождя земли. Минувший день прошёл на славу: каждый житель занимался своим, но оттого не утратившим большой смысл для всей деревни делом. Мэй не осталась в стороне — помогала дедушке Чонгану в приготовлении отваров, предназначающихся для болеющих или раненых. Так проходил почти каждый день, за исключением тех, в которые жителям приходилось обороняться от непрошенных гостей или, наоборот, брать роль гостей на себя. Сегодняшний день отличался не многим, да и то не для всех. Время приближалось к середине ночи. Наверное, уже многие сладко спали, улыбаясь причудливым образам во сне, но не девушка, то и дело ворочающаяся в попытках уловить убаюкивающую мелодию сна. Но, как она не старалась — поправляла одеяло, переворачивалась на другой бок, следом на спину, позже — на живот, считала до ста — сон не приходил. Мэй, отчаявшись, больше не пыталась призвать драгоценный сон, который, если бы и пришёл, уже сократился бы вдвое. Волосы причудливо развились по подушке, одеяло откинуто в сторону, глаза устало смотрят в одну точку. Наверное, Чонган уже спал, и Мэй не желала его будить очередным наплывом желания убираться, как она часто делала, если не могла заснуть, но силы оставались. Луна, не спрашивая разрешения, заглядывала в комнату Мэй, рассеивая плотную тьму. Карие глаза, застыв на несколько минут, наконец моргнули, зрачок переместился вправо. Мэй, медленно вздохнув, перевернулась на другой бок. Резко встала с кровати, замерев в этом положении на несколько секунд и проклиная себя за то, что никак не может заснуть. Глаза уже давно привыкли к темноте, разбавленной небольшим лунным светом, поэтому она с лёгкостью, не нарушая ночную тишину дома, переоделась в своё обычное кимоно. Так же тихо, как и облачилась в него, вышла на улицу. Она знала, куда идет, но не знала, пустят ли её туда. Хоть Мэй и не чувствовала ногами сырость земли, она ощущала прохладу воздуха ладонями и лицом. В глаза настойчиво пробивался лунный свет, перемешанный с мерцанием звезд. Ветер плавно обдувал лицо, даруя свежесть одиноко идущей девушке. Подол кимоно плавно развивался под его лёгким напором. Где-то вдалеке в лесу шуршала опадающая листва, чей звук был слышен при особо сильных порывах. Ветви деревьев, растущих неподалёку от тропы, по которой шла Мэй, качаясь в такт им, каждую секунду меняли образы в голове Мэй, которые олицетворяли то, что она увидела в где-то соединившихся, в другом же месте наоборот разъединившихся ветвях. В домах, мимо которых шла Мэй, не зажигали свеч и не выходили на улицу подышать, избавляясь от последних следов минувшего кошмара, или же просто вдохнуть в себя свежий воздух, выйдя из душного помещения. Одна Мэй неустанно шла к маленькому, но на удивление очень уютному домику. В нём было мало аксессуаров, украшающих помещение, например, как в других домах, но оттого уют все только больше приходил в него. Тишину улицы, лишь изредка пронизываемую звуками ночной природы, прервал стук. Хрупкая кисть тихо постучала в дверь, стараясь, если хозяин спит, не разбудить его, а если наоборот — обозначить о себе. Конечно, Мэй была почти что уверенна в том, что ей никто не откроет. Скоро стукнет середина ночи, как никак. В ответ на действие Мэй лишь просвистел холодный ветер. Через несколько секунд, проведённых в слепом ожидании, которое, скорее всего, привело бы к ожидаемому ночью исходу, девушка развернулась. В глаза неприятно ударил лунный свет, все это время скрывающийся за спиной девушки, а ранее перед ней лишь рассеивающийся и причудливо освещающий все вокруг. Спустя несколько секунд после начала движения в обратную дорогу, сзади неё что-то знакомо зашумело. Голос, похожий на шелест листвы, тихо позвал её. — Ты чего не спишь? — мужские тёмные глаза опустились, посмотрев куда-то ниже лица кицунэ. Девушка не успела ответить, как вдруг раздался ещё один вопрос. — Заболеть захотела? Хоть бы потеплее оделась, бесстрашная. — Спустя несколько секунд Мэй почувствовала на талии теплые и жесткие, как и раньше, ладони. Несколько слов, умещенных в несколько секунд, заставили улыбнуться до этого задумчивую и отчасти грустную девушку. Мысли об одиночестве в миг растворились при взгляде в тёмные глаза. Наверное, по мнению самого Кадзу, они характеризуют его душу — такого же цвета, но Мэй же считала иначе. Его душа была вынуждена стать такой. Под плотной коркой черствых мыслей наёмного убийцы таится еле заметный для людей сгусток тепла и заботы, который мужчина дарит человеку, который увидел, дотронулся, понял его. Хотя, большинство предпочитало не вдаваться в подробности состава души Кадзу. Мэй же увидела ту светлую её часть, словно она и не была покрыта тёмной пеленой, отталкивающей от мужчины людей, или же наоборот, затаскивающей в пучину его деятельности, приводящей к попыткам слиться с ним в этом непростом деле, и, в конечном итоге, заканчивающимся горькой неудачей. Из раздумий Мэй вырвал всë тот же тихий мужской голос. Когда-то Кадзу попросил её говорить, не важно о чем. Ему нравился её голос — плавный, с нотками бархата, но в то же время достаточно гладкий. Как же ей хотелось попросить его сейчас об этом же. Иногда она чувствовала, что его голос сводит с ума. — Задумчивая, проходи же. — на краешке освободившегося от затянувших мыслей сознания прозвучал его голос. — Мэй? — тише прежнего произнёс он. Наконец, окончательно выйдя из мира мыслей, она посмотрела на него осознанным взглядом. — Я тебя разбудила? — Кадзу улыбался, смотря в её глаза, которые казались ещё красивее, освещаемые скудным светом, исходящим из дома. В них читалась вина. Желая поскорее очистить их от терзающего девушку чувства, Кадзу поспешил развеять её предположения. — Нет, нет. Я занимался своими делами. — получилось не совсем то, что мужчина хотел сказать, поэтому он быстро добавил. — И нет, ты меня не отвлекла. Даже не думай об этом. Я очень рад тебе. — последнее предложение он произнёс уже не так громко, чтобы никто не посмел узнать о его счастье, делающим жестокого ниндзя улыбающимся, влюбленным мальчишкой, беззаботно смотрящим на неё и забывающим обо всем. — Тогда можно… войти? — с неким смущением спросила девушка, стараясь не смотреть синоби в глаза. Кадзу, уловивший её старательно прятавшиеся от его взора глаза, лишь нахмурился. — Можно, нерешительная. Или ты думаешь, я бы стоял здесь и разговаривал с тобой, если бы не хотел видеть тебя? — и вправду, Мэй не замечала, что временами своевольный синоби никогда не терял возможности её увидеть. Хотел, значит. Не обманывал. Кицунэ неуверенно переступила порог его дома. На окраине деревни было совсем по-другому: меньше домов, больше свободного места и воздуха. Рядом с его домом ощущаешь себя совсем иначе. Кадзу закрыл за ней дверь, а после взял за руку. Пройдя до татами, он отошел от присевшей девушки, чтобы угостить ночную гостью чаем. Неправильным чаем. Который она, без сомнений, снова выпьет. — Ты, наверное, замерзла. — подходя обратно к ней, он отдал девушке свой неправильный, совершенно неправильный чай. Присел рядом с ней и обнял, пытаясь согреть прохладную кожу. Аккуратными поглаживаниями, чтобы не пролила чай и не обожглась, показывал Мэй всю любовь и нежность, которая таилась в его сердце. На фразы он был скуп, зато его прикосновения гораздо полнее описывали палитру чувств, нежели слова. Прикрывшиеся глаза Мэй в уютном счастье, которое он дарил ей, чуть дрогнули, открылись. Подняв голову, из-за чего тыльную сторону ладони Кадзу где-то на женской спине щекотяще тронули длинные волосы Мэй, она посмотрела на него добрым, спокойным взглядом. В нем читалась благодарность, которая непременно передавалась Кадзу. Сжав сильнее хрупкое плечо, он чуть наклонил голову в сторону Мэй. — Почему не спишь? — тихо, как бы невзначай спросил Кадзу. Со стороны может показаться, что он просто разбавляет тишину не важным для него вопросом, на который и не рвется получить ответ — ни одна мышца на его лице не дрогнула, не была напряжена в процессе размышления. На самом же деле, его действительно волновал этот вопрос. Завтра у Мэй тренировки, а пойти на них невыспавшейся — не самая лучшая идея, которую можно воплотить в реальность. — Просто… не спится. Не могла заснуть, потом о тебе подумала. Решила зайти, может, ты тоже не спишь. Ну и… вот. — чуть заметно разведя руки в стороны, ответила Мэй. В глазах, направленных в пол, можно было бы увидеть некую пустоту. В душе у неё беспричинно царила она же. Кадзу опустил свою ладонь прямо в её, накрыв, как бы уберегая от всего. Хоть она была не такой уж широкой, все равно была больше той, что находилась под ней. Чуть поглаживая по центру женскую ладонь, он, другой рукой обняв девушку со спины, чуть покачивал их тела из стороны в сторону. — Тебя что-то беспокоит? — неожиданно задал вопрос синоби. Он не смотрел на неё, не чувствовал по внешним признакам, что у Мэй есть какие-то проблемы, которые он может решить. Нет, не так. Которые он решит, если они состоят из плоти и крови. Стоит кицунэ только сказать ему, и с этого момента может отсчитывать секунды, спустя которые у её ног будет лежать труп того, кто попытался ей сделать больно, и не важно, морально или физически. — Нет, все хорошо, Кадзу. — Мэй подняла голову от столь неожиданного вопроса, будто пытаясь понять, что заставило мужчину его задать. Встретилась с твёрдым, тёмным взглядом, моргнула. Её скулу обвили холодные пальцы, а спустя мгновение теплые, по сравнению с пальцами, губы накрыли её прохладные. Как странно, такие разные, но похожие. Как в жизни. Он — наемный, безжалостный убийца, не смотрящий ни на эмоции жертвы, ни на его чин, ни на угрозы, перед смертью инстинктивно льющиеся из любого рта, даже если воплотить их в жизнь человек не мог. Она — прекрасно воспитанная гейша, выполняющая почти все просьбы мужчин, не смеющая им перечить. Решила связать свою жизнь с этим, учитывая то, что её дебют — самый лучший на то время из её окия, что сулит в будущем отличный заработок и интересную жизнь, а в итоге связала её с ниндзя, и теперь, втянув его в свои проблемы с Óни, смотрит практически смерти в глаза. Всего лишь вопрос времени, скоро она будет смотреть ей прямо в них. Ну и занесла же её судьба сюда. Но сейчас, когда он обнимает её за плечо одной рукой, а второй приятно поглаживает скулу, она и не смеет пустить в голову мысль, что жалеет об этом. Никогда не смела. — Все еще не захотела спать? — с улыбкой спросил Кадзу. Хитрые глаза прямо посмотрели в глаза с янтарным отблеском. Лица девушки коснулась простая улыбка. — Нет пока что. — прошептала Мэй, временами прикрывая глаза только от удовольствия нахождения рядом с ним. Посмотрев в его зрачки, уловила нежную нотку, на которой играли его глаза. — Будешь чай? — предложил Кадзу, подумав, что хотя бы он с успокаивающим действием поможет девушке наконец-то расслабиться. Если сначала он предложил его девушке, чтобы выказать ей своё гостеприимство и заботу, то сейчас предложение играло некую другую роль. На него искоса посмотрели вмиг развеселившиеся тёмные глаза. Упоминание о чае вызывало у них улыбку. — Может, лучше я заварю? Ты устал, наверное. Не спишь из-за меня. — кивнув головой, быстро спросила она. В ответ Мэй почувствовала мягкое поглаживание на своём плече, после чего воздух разрезал шелестящий голос. — Кто еще устал, заботливая. Вижу же, хочешь спать, но не можешь. — в голосе была слышна улыбка, ей же светилось мужское лицо с чуть жёсткими чертами, обрамляющими его и придающими мужчине грозный вид. Но Мэй знала это лицо и другим, каким видели его далеко не все, лишь приближенные к мужчине люди, которым он доверяет. Встав и отойдя от девушки, Кадзу занялся заваркой чая. И как он догадался, как себя чувствует Мэй? Всеми силами пыталась скрывать свою усталость, а он все равно заметил. Синоби. Подготовив почти кипящую воду и разлив её в два сосуда, Кадзу взял несколько грамм гëкуро*, добавил в каждый сосуд. Количество добавления самого чая в воду его волновало мало: как повезет. Конечно, он контролировал, чтобы это «как повезет» не превышало отметку минимума или максимума. Во всяком случае, Мэй достойна чая далеко не из его рук. Кицунэ достойна только лучшего. Перед глазами мужчины был пример того самого «лучшего» — молодая кареглазая гейша, что манит его и по сей день. Из мыслей его отвлекло чувство времени — две минуты уже прошло. Этого вполне достаточно для того, чтобы гëкуро заварился. Взял чаши с чаем за края, чтобы ненароком не обжечься. Кожа ладоней, ставшая грубой от продолжительной работы синоби, не воспринимала боль такой, какая она есть. Приглушенной, редко показывающей себя в быту, такой её ощущал Кадзу. Но не хотелось тревожить уже заживающие порезы и мозоли от прошлого задания. Развернувшись с двумя чашами в руках в сторону сидящей Мэй, лицо синоби озарила улыбка. Такая появляется, когда смотришь на только учащихся ходить котят. Мэй, чуть склонив голову вбок, как бы опираясь о невидимый предмет, прикрыла глаза. Аккуратная, еле заметная улыбка украшала и без того прекрасное лицо кицунэ. Поставив предметы туда, где они находились до этого, Кадзу тихо, чтобы не спугнуть чуткий сон, не разбудить, подошёл вплотную к девушке. Руки коснулись мягкой, будто бы шёлковой кожи. Проведя большим пальцем по выделяющейся скуле, Кадзу снова не смог сдержать улыбки. Сколько бок о бок они прошли? Сколько спасали друг друга? Сколько рисковали собой ради друг друга и никогда бы не посмели рискнуть далеко не собой? Их союз вечен, чувства бесконечны, эмоции насыщены. Другого и не нужно. Подложив одну руку под женские лопатки, а другую — под колени, он потянул её ввысь, за собой. Как и всегда. Никогда и мысли не было о том, чтобы отпустить, не спасти, кинуть на произвол судьбы. Левая рука Мэй расслабленно висела, правая лежала на крепком мужском плече. Голова облокотилась на его ключицы, и, если бы она не спала, наверное, услышала бы стук его сердца. Сердца, которое может в любой день его жизни остановиться. Если он не достаточно надёжно увернется от удара, не успеет быстро справиться с заданием, вовремя не закончит и его задержат, если он не сможет сбежать из-под ярого надзора стражников, лишив их же жизни, если, если, если. Ситуации, в которых может закончиться жизнь синоби, можно перечислять до бесконечности. Из скольки передряг он вылазил, остаётся только загибать один палец, когда насчитаешь с десяток. Наверное, даже при таком счёте пальцев на руках не хватит. И никогда не знаешь, какая цифра будет последней. Зайдя в спальню, Кадзу аккуратно оставил Мэй на прохладной кровати. Обойдя спальное место по периметру, тихо прилег рядом. Рука прикоснулась к талии девушки, что мирно спала, наверное, видя приятный сон. Уголки губ были все еще слегка приподняты, веки иногда подрагивали. Синоби, прислушивающийся к тихому, ровному дыханию, думал о том, как изменила его жизнь эта гейша. Сегодня — ещё один прекрасный день, проведенный с Мэй. Ещё один рывок к счастливой жизни. Ну, а если так подумать, то его жизнь уже была счастливой. Судьба спустя восемнадцать лет бесконечной борьбы за жизнь, преподнесла ему её — гейшу, чудесным образом превратившую его жизнь без планов и завтрашнего дня в неуязвимый поток счастья. Об уязвимости Кадзу лишний раз старался не думать — он, без сомнений, отдаст свою жизнь, если её будет угрожать опасность, но оставлять её одну в этом гнилом мире он пока что был не готов. Сознание медленно и незаметно ускользало сквозь его пальцы, но мужчина сам опустился в эту пучину. Уж заманила его коварная лисица, не выпутаешься. Сон поглощал его с головой, но он верил, что там будет она — причина его беспамятного счастья, ведь почти всегда она ждет его и там, как ждет его возвращения с задания — преданно и терпеливо. Ладонь на тонкой талии расслабилась, но никуда не делась — так и осталась неподвижно лежать на тёплой ткани. А остывающий чай так и остался стоять, дожидаясь утреннего пробуждения хозяев дома, как всегда, когда Мэй приходила к нему на ночь, выходящих из спальни вместе.