Снова. Снова. Снова

Первая мысль Баффи при пробуждении — только не снова. Потому что она умирала и возвращалась уже слишком много раз. Однако на этот раз, она лежала, кашляя кровью, одинокая и замерзшая, думая — думая… Ее вторая мысль заключается в том, что этот потолок действительно уродлив. Ее третья звучит примерно так: подождите, я знаю этот потолок, я знаю эти обои, я в Саннидейле. Но Саннидейл — воронка, дома больше нет, и я сорвала эти обои в конце девяностых. — Баффи! — зовет снизу почти забытый голос. — Милая, ты не спишь? Ты опоздаешь в школу! Это твой первый день! + Итак. Путешествия во времени. + Снова быть шестнадцатилетней… странно. Она так молода, ее лицо такое милое, тело слабое. Ее мать жива и совершенно взбешена после того, как Баффи набрасывается на нее и целую минуту обнимает, прежде чем отпустить под неубедительным предлогом. Никаких шрамов. Никакой Дон. Если это ее первый день, никто из Скуби ее еще не знает. Но они все живы. У нее есть сиськи. Мобильные телефоны дорогие, Netflix еще не изобрели. Она совсем одна в мире, одна девушка вместо наконечника копья многотысячной армии. Она… снова в ловушке и свободнее, чем когда-либо была, и это странно, так чертовски странно — сидеть в новой — старой — машине мамы и ехать по улицам, которые несколько часов назад существовали только в ее памяти, рядом со своей матерью, которая была мертва более десяти лет, а сейчас жива, молода и здорова. Совсем как Баффи. Сезон апокалипсиса, интриги по созданию ада и случайный удар мечом в грудь. Она была мертва. Это было больно. Она задыхалась, одинокая, как всегда, когда умирает, задыхалась и так сильно, так сильно желала, чтобы он… И теперь она здесь. Почему? Она здесь, и все живы и здоровы, и понятия не имеют, что должно произойти, что их ждет. Дженни и Форд, и Джесси, и Тара, и Ангел, и Оз, и Аня, и мама, и их было так много, что она даже не может вспомнить всех, так много тех, кто умер из-за того, что Баффи принесла в их жизни, и все они, все они все еще дышат. Все… О боже. Спайк жив. Спайк… Ей даже не нужно притворяться больной, просто тянет свою мать за руку, шипит что-то, а затем практически выпрыгивает за дверь, как только машина останавливается, тяжело дыша и хрипя. Ее не тошнит, потому что прошли годы с тех пор, как у нее была физическая реакция на любое дерьмо, которое с ней происходит, но это близко. Ближе, чем обычно. Верно. Подростковое тело. Он жив. Спайк жив, Уильям жив. Единственный человек, который когда-либо смотрел на нее и не видел масок, не видел Баффи или истребительницу, сестру, воина, принцессу, дочь, урода, единственную. Между ними никогда не было места маскам, начиная с их первой встречи. Они были безобразны друг с другом и иногда жестоки, но всегда честны, и Баффи умерла с мыслью… Он жив. Они все живы. Она сдерживает слабое хихиканье и изо всех сил старается не отшатнуться, когда ее покойная мать прижимает руку к ее лбу с невыносимо добрым выражением лица. — Милая, ты вспотела. Я думаю, ты заболеваешь. Она стонет, жалобно кивает. Пусть это будет ее ответом. Джайлс, и Ксандер, и Уиллоу, и Корделия — все в той школе. Она не может туда пойти. Итак, она позволяет отвести себя домой и запихнуть обратно в свою старую кровать в своей старой комнате в своей старой жизни, шокированная и лишь наполовину притворяющаяся. + Путешествие во времени. Чтож. + В конце концов, ей удается отправить свою маму на работу, заявив, что она может заболеть сама. — Мам, мне — шестнадцать. Она почти говорит «тридцать пять», но в последний момент прикусывает губу. Сколько сейчас ее маме? Примерно столько же, не так ли? Она хватает чай и крекеры, которые оставляет ей мама, и заползает в постель, чтобы составить план, потому что она понятия не имеет, почему она здесь, или как она сюда попала, или что она должна делать, но пока она это не изменится, она будет исходить из предположения, что застряла здесь, в реальной прошлой версии своей жизни. Это означает, что она может все изменить. Ей просто нужно выяснить, что к чему. Двадцать лет катастроф, и она может все это изменить. Добавьте головную боль к тошноте. + Два дня спустя она симулирует чудесное выздоровление, целует свою мать на прощание и направляется в школу с тетрадью, заполненной всем, что пошло не так в прошлый раз, и всеми способами это исправить. Где-то в глубине ее сознания самый претенциозный проповеднический голос Эндрю сообщает ей, что ни один план никогда не выдерживает первого контакта с врагом. Она за считанные минуты разбирается с бумагами и направляется прямиком в библиотеку, имея в запасе десять минут до первого урока. Лицо Джайлза такое невероятно молодое, в его волосах почти нет седины. И когда он слышит ее имя, он сияет, как ребенок в кондитерской, такой нетерпеливый, такой взволнованный. Так невинно относиться к реальности того, что ты застрял в поле с девушкой, рожденной, умереть. И, как и в прошлый раз, он наклоняется, чтобы вытащить одну из своих книг по демонологии из-под стола. Только на этот раз Баффи быстрее, и прежде чем он успевает положить ее перед ней, она прижимает свой блокнот к его груди и говорит: — Я принесла тебе кое-что, смотри. Я вернусь к обеду. Пока! И она вылетает оттуда, оставляя ему все, что помнит о своих школьных годах и после них, потому что это проще, чем смотреть на него, когда он осознает правду. Она вернется к обеду. К тому времени он должен оправиться от сильнейшего шока. Если он вообще ей поверит, то есть. Но потом, Оливия, Итан, культы призыва демонов, это все там есть. Это Джайлс. Он поверит ей. Он должен. + Она видит их в коридорах, во дворе, и на удивление легко отвернуться, не смотреть. Она спасает их жизни. Это самая легкая вещь, которую она сделала с тех пор, как взяла Спайка за руку и приготовилась позволить им обоим сгореть. + Он верит. Он верит, слава всем богам на земле, живым и мертвым, Джайлс верит ей. И поскольку он всегда был лучшим мужчиной в ее жизни, он обходит стойку, когда она возвращается в библиотеку на ланч, как и обещала, и заключает ее в самые крепкие объятия, которые он когда-либо ей дарил. — Мне так жаль, дорогая девочка. Мне так жаль. — Я боялась, что ты отправишь меня в клинику, — она утыкается носом в его шею, вдыхает запах твида, чая и английского пижона. Он колеблется, прежде чем отстраниться, немедленно начинает протирать очки. — Честно говоря, так и было. Но чем больше я читал… некоторые из этих деталей невозможно выдумать. Твои знания, враги, с которыми ты столкнулась, ты просто не могла знать… — в конце концов, он просто улыбается ей. И, как ребенок, Баффи улыбается в ответ. Он верит ей. Это лучшее начало, на которое она могла надеяться. — Что теперь? — Пока ты моя истребительница, а я твой наблюдатель, без сомнения, и пока один из нас не умрет, эта ситуация, безусловно, экстраординарна. Таким образом, я думаю, мы могли бы покончить с обычной динамикой. — Это означает, — переводит Баффи, и на ее лице появляется нежная улыбка, — что ты готов следовать моему примеру. Он принюхивается, и, боже, в первые дни Джайлс был таким надутым. — Я действительно верю, что это то, что я сказал. — Конечно. Полностью, — она поднимает большие пальцы для выразительности. Он еще недостаточно хорошо ее знает, чтобы закатывать на нее глаза, но это нормально. Они дойдут до этого. + На этот раз Дарла никогда не запустит свои когти в Джесси. Баффи позаботится об этом. Без проблем со сбором урожая нет необходимости в дополнительных миньонах. Не нужно превращать шестнадцатилетних мальчиков в монстров. Это означает, что Уиллоу и Ксандер никогда не будут втянуты в это. Вместо этого они втроем идут за ночным мороженым и смотрят дерьмовые фильмы всю ночь напролет, потому что «Бронза» неожиданно закрыта. + — А как насчет твоих друзей? — спрашивает он три дня спустя, за обедом в кафетерии, тайком принесенным в библиотеку. Он нахмурился, а затем украл ее шоколадный пудинг. Это своего рода забавно, быть с ним на равных. Она выглядит на шестнадцать, но она едва ли на десять лет моложе его, здесь, сейчас, и он это знает. Понимает это. Этот Джайлс никогда не общался с ней на уровне ученика-учителя, так что ломать никаких привычек не нужно. — А что с ними? — возражает она, жуя тепловатую картошку фри. — Ты собираешься рассказать им о сверхъестественном? — Нет, — отвечает она, закидывая ноги на ближайший стул. — Почему бы и нет? — Потому что они дети, и это разрушило их жизни. — Мне кажется, они также очень помогли тебе и были ценными союзниками, — он постукивает по ее блокноту. — Дети. Истребительница — ребенок-солдат и всегда им была, но Уиллоу, Ксандеру и всем остальным нет необходимости снова отказываться от своего детства и своего будущего. Возможно, Аня, если она когда-нибудь появится. Оз и его кузен, если они в конечном итоге снова обратятся. Те, у кого нет выбора. Но каждый человек, которого она может уберечь от этой жизни — это победа. — Разве выбор не должен быть за ними? — он пристально смотрит на нее, и она, честно говоря, не может сказать, говорит ли он серьезно или разыгрывает адвоката дьявола. Но… — Предоставляя им возможность, я уже лишаю их выбора. Потому что им будет слишком любопытно сказать «нет», и как только они узнают, они почувствуют себя обязанными что-то сделать, — потому что, несмотря на все проблемы, которые у них были друг с другом на протяжении многих лет, Скуби всегда были хорошими людьми. Они никогда не могли просто уйти. — Если возникнет необходимость включить их… — Джайлс задумчиво хмыкает. — Мы можем поговорить снова. До тех пор я истребительница, а «истребительница» означает «одна», — она морщится при воспоминании, игнорирует его вопросительную бровь и забирает свой пудинг. + После недели ознакомления со своим подростковым телом Баффи надевает джинсы и куртку, по которым она не будет скучать, и отправляется в канализацию, вооруженная пригоршней кольев, арбалетом и двумя десятилетиями войны за плечами. Старая летучая мышь никогда раньше не встречал ничего подобного ей. И больше не встретит, потому что она перемалывает его кости в пыль и разбрасывает их в грязной канализационной воде. Одно большое поражение. + — Значит ли это, что пророчество спорно? — лениво спрашивает Джайлс, когда она рассказывает ему о своем приключении. Она пожимает плечами. — Может быть. Или, может быть, тот факт, что я заменила себя шестнадцатилетнюю, каким-то образом считается своего рода смертью? Кого это волнует. Мы выжили, плохие парни умерли, все — мир спасен, — она прищуривается, глядя на него. — Ты знаешь, другой Джайлс всегда давали мне печенье, когда я кого-то убивала. Вот и закатывание глаз. + Уиллоу и Ксандер живут своей жизнью, как и всегда, Джойс ничего не замечает и, надеюсь, так и останется на этот раз. Ложь — небольшая цена по сравнению с тем, как она продолжала разбивать сердце своей матери, раз за разом, как только правда вышла наружу. Может быть, она получит аттестат, уедет в ‘колледж’. Звони, пиши, навещай и оберегай мать. Живую. С этого момента регулярные осмотры, даже если ей придется шантажировать женщину, чтобы заставить ее пройти их. Может быть, этого будет достаточно. Может быть, это спасет ее. Джайлс на ее стороне. На данный момент остается только один свободный конец, тот, которого она избегала уже несколько недель, ныряя в переулки и перепрыгивая через здания, чтобы убежать от него. Ангел. Семьдесят процентов ее разочарований в мужчинах, отношениях и жизни в целом упакованы в одну аккуратную, тяжелую упаковку. Она улыбается своему собственному спайкизму и вздыхает, когда ему наконец удается загнать ее в угол. — Истребительница, — приветствует он, опустив голову, глядя на нее из-под ресниц, ссутулив плечи, как побитая собака, и как она вообще находила это привлекательным? Он кричит как эмоционально неустойчивый мазохист достаточно громко, чтобы оглушить ее. — Вампир, — она возвращается, потому что почему бы и нет. Он колеблется, явно пораженный ее спокойным приветствием. — Ты знаешь, кто я? — Я знаю, кто ты. Небольшой совет, душа? Не закреплена. Одно мгновение чистого блаженства, и оно ушло. Цыганам нравятся лазейки и повороты ножа, да? — Как ты… — Смотри. Хочешь помочь в борьбе с вредителями здесь, будь моим гостем. Но я не… просто держись от меня подальше, хорошо? Гладко, Баффи, действительно гладко. Но, но, но. Там слишком много истории, слишком много разбитых сердец. Если она позволит ему оставаться рядом, ей нужно будет все ему объяснить, и она знает, что он воспримет это как знак того, что они обречены, и попытается вернуть ее или что-то в этом роде. И она не может этого сделать. Ей потребовались годы, чтобы забыть Ангела, и она не собирается возвращаться к этому. Не сейчас, когда он даже не помнит долгий, трудный путь, который потребовался, чтобы они стали хоть как-то равны. В конце они были почти друзьями. Это почти перестало причинять боль. Она почти простила его за то, что он убил Спайка во второй раз. А потом Баффи умерла, и вот она снова здесь, и этот Ангел — тот самый Ангел, который месяцами не говорил ей, что он вампир, который выпрыгнул из ее окна, а затем попытался совершить ритуальное самоубийство через сира, который пытался убить ее и всех ее друзей, а затем ушел для ее же блага, украл у нее эти несколько дней счастья, как будто имел на это право, и вообще отстой, обращаясь с ней как с женщиной, а не как с хрусталем. Ну, за исключением того момента, когда он пытался ее убить, но. Ну. Все их отношения можно подытожить под ‘горе мне’, и Баффи вспоминает, как ненавидела, когда Джайлс называл ее глупой и ребяческой за то, что она упала в обморок из-за Ангела, но, боже, он был прав. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, что угодно, но она просто поднимает свой кол, и он не может знать, что она никогда этого не сделает, поэтому он кивает. Кивает и отступает. + В следующем месяце мэр умирает при загадочных обстоятельствах, и подземный взрыв сотрясает северную часть города, недалеко от кампуса. Джайлс поджимает губы, но ничего не говорит, позволяет ей действовать. Она самая старая истребительница, за всю историю, и на ее лице нет ни единой морщинки, подтверждающей это. Он не может остановить ее, и она любит его за то, что он не пытается. Различные культы демонов исчезают или превращаются в фарш. Бар Вилли закрыт, его владелец внезапно изменил мнение относительно своих карьерных планов. Баффи отсутствует примерно шесть ночей из семи, усердно пробираясь по городу, а не только по кладбищам. Она держит свои оценки на среднем уровне благодаря тому, что уже знает многое из того, чему учат в классе. Французский, английский, история — все это впиталось за десятилетия реальной жизни в реальном мире. Математика и химия остаются загадкой, но теперь у нее есть больше времени, чтобы уделять им, вместо того, чтобы разбивать свое ограниченное учебное время на полдюжины предметов. Иногда Джайлс помогает. На этот раз она действительно может обойтись без разочарованного материнского взгляда. Седьмой вечер в неделю Ангел заступает на дежурство, а Баффи ужинает со своей матерью, рассказывая истории о друзьях, которых у нее нет, и вечеринках, на которые не ходила. Если ее мать замечает перемены в своей дочери, она никак не комментирует, просто свободно принимает семейные вечера, объятия и улыбки. Это мило. Это все еще похоже на ожидание. + — Ты когда-нибудь задумывалась, почему ты здесь? Баффи вздыхает, сдувая с лица прядь потных волос и делая небольшой перерыв в избиении своего наблюдателя до полусмерти. — Потому что ты заставляешь меня тренироваться, несмотря на то, что каждый раз заканчиваешь черным и синим? — отвечает она. Иногда слишком легко вернуться к бодрой легкомысленности подростковой Баффи. Он хмурится и пытается скрыть тот факт, что ему больно опускать руки. — Я имел в виду прошлое, Баффи. — Ну, это не рай, это не ад, это не какая-то афера, потому что прошло слишком много времени, и мир еще не начал распадаться, так что, вероятно, это тоже не парадокс конца света. Я здесь, я жива, я могу кое-что исправить. Для меня этого достаточно. Она идет за водой для них обоих, передает ему его бутылку, не встречаясь с ним взглядом. — Да, но почему? Что отправило тебя сюда? Почему ты? Почему сейчас? Что ты должна делать? У кого есть власть сделать это? Ведьма, какая-то высшая сущность? — Это имеет значение? — она делает глоток. — Конечно. Что, если будут последствия, которые мы пока не можем предвидеть? Что, если нам придется отправить тебя обратно… — Ты не можешь, — напоминает она ему. — Я мертва. Ты отправляешь меня обратно, ты убиваешь меня. Кроме того, как бы ты это сделал? — Но неопределенность… — Это то, с чем каждый сталкивается каждый день. Я знала будущее. Я изменила почти все в нем, так что теперь это совершенно новое, и угадайте, что? Никто не знает будущего. — Тогда откуда ты знаешь, что не сделала все хуже? Откуда ты знаешь, что тебя не послала сюда какая-нибудь злобная сущность с намерением использовать тебя для своих гнусных планов? Баффи открывает рот, закрывает его, прикрывает, отпивая еще немного воды и теребя бинт на костяшках пальцев. Она умерла. Она умерла в третий раз, и она сделала это, думая — она думала… — Если это так, мы разберемся. Мы всегда так поступаем. Я знаю, ты этого еще не знаешь, но мы довольно крутые, Джайлс. Все будет хорошо. Она симулирует свидание за ужином со своей матерью, чтобы уйти пораньше. + Баффи умерла, и она умерла, думая, умерла, желая, хотя никогда не высказывала этого вслух, и она думает, что только в этот раз, только один раз… Но это смешно. + Она может чувствовать его взгляд на себе с того момента, как он ступает в Бронзу, может чувствовать, как он нацеливается на нее, как маяк, то, как он раздевает ее до глубины души и видит. На этот раз она не ждет, пока он придумает хитрость с вампиром в переулке. На этот раз она встречает его холодный взгляд между толпой танцующих и улыбается ему, прежде чем развернуться на каблуках и выйти. Зная, что он последует за мной, потому что он всегда, всегда следовал. И он следует. — Две вещи, — начинает Баффи, как только он ступает в переулок за клубом, прежде чем у него есть время даже принять позу. Его руки останавливаются на полпути к карманам и сигаретам внутри. Он поднимает одну бровь. Она забыла, как он это делает, приподнимая бровь со шрамом, поджав губы, самоуверенный. Живой. Плащ, и неуклюжие ботинки, и развязность, уверенность. Цвет его глаз. Она думала, что помнит каждую деталь, мельчайший факт, но она забыла так много. Отказываясь позволить себе погрузиться в это, она спешит продолжить. — Первое, — отмечает она, поднимая палец. — Пожалуйста, держись подальше от школы? Родительский вечер — это достаточно веселый праздник без того, чтобы ты случайно убивал людей. Второе, — еще один палец, — ритуал восстановления Друзиллы требует только крови сира, а не смерти сира, так что не убивай Ангела. Он довольно полезен, когда не хандрит, и Дрю никогда бы не простила тебя за то, что ты убил ее папочку. — Она морщится, просто произнося эти слова, но у Ангела есть работа в этом мире, и, в конце концов, версия с душой принимает Друзиллу, наконец, совершая покаяние за то, что он с ней сделал. В последний раз, когда Баффи была в Лос-Анджелесе, чокнутой вампирше действительно удалось провести целую беседу без помощи своей куклы. Выражение его лица — шок, но это не тот обиженный, сломленный вид шока, который она помнит на его лице раньше. Нет, это шок от его ранних стычек с ее матерью, от того раза, когда она запустила в него органом. Без страха. Просто удивление. Этот Спайк, несмотря на то, что ему больше ста лет, ужасно молод. Ужасно молод и цельный. Наконец, он стирает с лица эмоции, расправляет плечи. — Истребительница… — Баффи, — говорит она ему. — Что за… — Меня зовут Баффи. Используй его. — Я здесь не для того, чтобы вести дурацкие разговоры, истребительница! Она улыбается ему, и она знает, что это слишком знакомо, может чувствовать мягкость этого, но она не может остановить это, не может не смотреть на него со всей нежностью, которую она чувствует. — Пока нет, — говорит она, потому что знает, что он не сможет устоять перед ней сейчас. Он слишком любопытен. Слишком голоден. Он придет к ней. И она будет ждать. — Увидимся в субботу, — говорит она, машет ему рукой и отворачивается, отрывая себя от его вида. — Что произойдет в субботу? — спрашивает он, разрываясь между раздражением и замешательством. Она останавливается и поворачивается к нему, обдумывая. Его кулаки сжаты по бокам, челюсть плотно сжата, плечи напряжены. Замешательство у него всегда оборачивалось гневом, а гнев — дракой. — Что-нибудь… сияющее, — осторожно говорит она, облизывая губы. Она дает себе полсекунды, чтобы полюбоваться его расширяющимися глазами, отвисшей челюстью, а затем разворачивается на каблуках и бежит. Когда ее ноги ступают по тротуару, она перестает пытаться сдержать широкую улыбку. Он жив. Он жив, он жив. Это ритм, который несет ее всю дорогу домой. + Она умерла. Она умерла от удара мечом в сердце, как всегда, в одиночестве, потому что очередной любовник предал ее, продал и оставил умирать. И она лежала там, хватая ртом воздух, думая об Ангеле, пытающейся убить ее, лгущем Райли, Форд использовавший ее, Бессмертный делающий из нее игрушку, и она не могла не думать о Спайке. Единственный мужчина, который никогда не предавал ее. Единственный любовник, который никогда не обманывал ее доверия. Не раньше, чем она обманула его. Когда мир почернел, она не могла не пожелать, молча, чтобы, куда бы она ни направлялась на этот раз, он был там. И он здесь. Баффи планирует сделать так, чтобы так и осталось.