Проклятая любовь

— Ты ведь понимаешь, что я должен убить тебя? — с надрывом в голосе шепчет Сатору и смотрит под ноги, потому что знает — если поднимет взгляд, то точно не сможет сдержать предательских слёз. Как назло, повязки на нём сейчас нет, поэтому скрыть ничего не получится. Сугуру горько усмехается, медленно поворачивает голову в его сторону и понимающе кивает. — Я знаю, Сатору. — от его интонации ком в горле Годжо только растёт, потому что он до сих пор произносит его имя также нежно, как и во времена их учёбы. Ладони сенсея сжимаются в кулаки, он поджимает губы, сам отрицая то, что они явно дрожат. — Твои последние слова? — ему тяжело это говорить, но он действительно хочет услышать от него что-нибудь на последок. — Знаешь... Вся эта ситуация с Рикой напомнила мне нас. — Сатору от неожиданности всё же вскидывает на него взгляд, боязнь показать сейчас свои эмоции отходит куда-то на второй план, единственное, что он хочет сейчас — услышать объяснения. — Я к тому, что любовь — самое сильное проклятие. Оккоцу настолько сильно платонически любил Рику, что, не приняв факт её смерти, проклял её, чтобы она всегда была с ним. И... На самом деле я бы хотел, чтобы ты также проклял меня, Сатору. Просто представь — мы могли бы всегда и везде находиться вместе, прямо как раньше. — он смотрит ему прямо в глаза и печально улыбается. — Это было бы так прекрасно. Мне бы хотелось провести с тобой всё время вплоть до твоей смерти. Ты должен знать — я никогда не забывал тебя за всё то время нашей разлуки... Ты всегда был в моей голове. Возможно, ты будешь удивлён, но я правда скучал, мне не хватало тебя рядом. — его речь становилась сбивчивее и быстрее, будто он старался скорее изложить мысль, боясь не успеть. — Я никогда не хотел покидать тебя, но и жить против своих взглядов я тоже не мог. Мне так жаль, что наши пути разошлись, Сатору... Я хотел построить лучший мир для нас двоих. Я ведь всё ещё люблю тебя также сильно, как в те времена. Проклянёшь меня? — последнее предложение звучит с надеждой, а во взгляде читается грусть. Годжо больно. От этих слов в душе что-то скручивается и больно давит изнутри, он с силой зажмуривает глаза, из которых уже вовсю текут горячие слёзы, оседая солёным на губах. Сердце словно пронзает тысячей игл, и оно будто желает пробить грудную клетку усилившимся биением, и Сатору не то чтобы против такого исхода событий, потому что так было бы легче. Не нужно было бы терзаться муками выбора и, скрепя сердце, отдавать предпочтение не в пользу своих чувств, а в пользу правильного решения и здравого смысла. Из-за того, что Гето напомнил ему о Оккоцу и Оримото, он задумался об их взаимоотношениях. Как бы прекрасно и до болезненного заманчиво это ни звучало — «я буду с тобой всегда», он видел, как те были несчастны. В глазах Юты часто можно было заметить боль и отчаяние от того, что он никогда не сможет увидеть прежнюю Рику, не сможет обнять её и по-человечески провести с ней время, любить по-нормальному. А ещё он всё время винил себя за то, что проклял её, приговорив на вечное заключение рядом с ним. Годжо его понимал. Несмотря на то, что это была сильнейшая любовь, поражающая своей нежностью, она была проклята. Она уже не могла нести прежнюю радость, она лишь хранила в себе проклятую, отрицательную энергию, из-за чего оба в паре были обречены на душевные страдания, не получая никакого счастья от неразрывности друг с другом. Сатору не хочет такого для Сугуру. Он не хочет, чтобы по его вине душа Гето не смогла обрести покой, а всё время сдерживалась сильнейшим. Он слишком сильно любит его для того, чтобы подвергать его такому насилию. Годжо хочет, чтобы тот ушёл спокойно и достойно, даже если для этого ему самому придётся убить его. Он просто хочет, чтобы тот был счастлив. «Если любишь, отпусти», так ведь говорят? Он понимает, что, как бы они того ни хотели, как раньше уже точно не будет. Всё изменилось. Они изменились. Та радостная пора прошла, и наступило несущее в себе лишь сплошные разочарования взросление. Пора прекращать думать лишь о себе, нужно позаботиться и о других, по крайней мере о близких людях, поэтому Сатору и принимает окончательное решение. Он делает дрожащий вдох и с болью в груди сдерживает порыв подбежать и обнять Гето изо всех возможных сил, понимая, что отпустить после уже не сможет. Не захочет. Он смотрит ему в глаза, пытаясь передать этим все свои чувства, и тот всё понимает. — Извини, Сугуру... — последнее, что говорит Годжо перед тем как совершить то, из-за чего он будет ненавидеть себя всю оставшуюся жизнь.