Дрянь

      Таких, как она, не водят в кино, не приглашают на свидания, не признаются трепетно в чувствах, как это принято у влюбленных подростков, и уж тем более не пытаются флиртовать. Трудно спорить с тем фактом, что природа на славу постаралась над светлым личиком Кацуки, зато взамен отыгралась, подарив отвратительно-омерзительный характер.       Какой бы крутой и привлекательной эта девчонка ни была, ее поганый рот портил все впечатление. И откуда у нее вообще такой богатый лексикон, который постоянно пополняется? И ведь ей никто не указ, даже учителя. За свой нрав Кацуки Бакуго и прослыла с самого первого года обучения в ЮЭЙ дрянной девчонкой, и далеко не в хорошем смысле.       Со взрывной особой тяжело найти общий язык, ее самоуверенность на порядок выше незаурядной серости одноклассников, не пойми зачем просиживающих штаны на занятиях. И уже на этом моменте можно было бы махнуть на нее рукой, но нашелся один чудик с красным ураганом на башке, который просто не смог пройти мимо.       На самом-то деле Киришима терпеть не может таких, как она, но, видимо, природная отзывчивость не дает ему покоя. Однако кем надо быть, чтобы ни во что не ставить своих одноклассников? Резкая, грубая, беспощадная, вспыльчивая, а в глазах так и пляшут сумасшедшие черти. Да он из подобных особей, разве что противоположного пола, должен выбивать все дерьмо, а тут… девчонка. Стерва. И что только может в ней зацепить?       Черт! Вот именно, что его зацепило?       Нет, он не станет отрицать, что Кацуки Бакуго действительно высокомерная дрянь, какую еще нужно поискать, но есть в ней что-то, за что Киришима — внезапно — готов закрыть глаза на все свои предрассудки. Он всегда стремился быть лучше, и поступок Ашидо стал для него примером и первым уроком, но Кацуки — совершенно другая. Наблюдая за ней на тренировках, Киришима не мог не восхищаться ее стремлением и несокрушимой уверенностью в своей победе. Иного исхода и быть не может в ее битве. Идеал, которым хочет стать и он. На вступительном экзамене Эйджиро уступил ей всего несколько очков, но, узнав, какой крылся потенциал за этими цифрами, проиграть ему было даже не так обидно.       Кацуки хмурая и строгая, Эйджиро всегда яркий и шумный, тянущий за собой в их такую же шумную компанию. Бакуго вообще не понимает, когда это она успела дать согласие на приглашение тусоваться с этими фриками, но видимо Киришима просто не принимает отказов, к тому же он единственный, кому она не может по-настоящему навредить, поэтому ладно, пусть живет. — Эй, Бакуго, пойдешь с нами в кафе? Сегодня у нас вечер жареной говядины.       Зачем спрашивать, если все равно не отстанешь, пока у нее уши не завернутся в трубочку? — Бакуго, потренируемся вместе? Хочу опробовать новый прием.       С радостью! Хоть кто-то здесь может потягаться с ней. — Бакуго, идем на вечер ужастиков. — Отстань, я спать хочу. — Да ладно тебе, хотя бы один фильм. Или ты испугалась?       Ох, зря ты это сказал, Киришима. Но надо признать, он в наглую пользуется этим приемом, который работает безотказно, поэтому, сверкая глазами, Кацуки хватает его за рукав и тащит к телевизору на первый этаж, усаживаясь рядом с парнем на диване.       А дрянные девчонки, оказывается, дрожат перед лицом кинематографического ужаса. Кто бы мог подумать, что сама Кацуки Бакуго будет зажмуривать глазки и подпрыгивать на месте от скримеров, так по-девчачьи хватать за руку Эйджиро и жаться к его теплому боку, сама того не замечая. Это вам не Денки и не Минета, которые сразу же спрячутся в подушку и просидят так до конца фильма. А Киришиме на удивление даже нравилась ее дрожь. Нравилась до мурашек по спине.       Кацуки отлипла от Эйджиро, как только поползли титры, и не дожидаясь пока он сам заметит ее уязвимость, пихнула локтем, прошипев: — Идем, нам все равно по пути.       И снова эта гордая осанка и уверенная походка. Эйджиро даже позволил себе неосторожно усмехнуться, но пошел следом. Только у лестницы вдали от посторонних ушей он заговорил: — Неужели ты испугалась, и просишь так проводить тебя до комнаты?       Бакуго замерла, мысленно благодаря, что в темноте не видно ее лица, которое в секунду покраснело от его слов. Она развернулась, возвышаясь на пару ступеней, и грозно ткнула пальцем в широкую грудь. — Кто тут испугался? Слушай, дерьмоволосый, от ужасов в вашем фильме только название, остальное детский лепет, это во-первых. А во-вторых, винить завтра ты будешь только себя, если не выспишься и пропустишь все мои атаки на тренировке, усек?! — Усек.       Он поднял руки, полностью разгромленный ее «весомыми доводами», а она тут же рванула до своей комнаты и демонстративно захлопнула дверь. Хорошо хоть он не упомянул про ее позорные обжимания, от которых щеки Кацуки становились только краснее. И на том спасибо.       Знал бы Киришима, как изменятся его взгляды, никогда бы не поверил. Ни себе, ни тому, кто скажет: — Эй, да ты втрескался в нее! — В кого? — По уши втюрился.       Подруга пихнула его в плечо и поиграла бровями — Киришима и сам прекрасно знает, в кого.       Чтоб тебя, Ашидо, и твою наблюдательность метеоритом размазало по земле тонким слоем! Эйджиро надулся, сложив руки на груди, и стремительно заалел под смех Мины. Он? Влюбился в Кацуки?..       Хм, если подумать, она — боец, лидер, угнетатель, нарциссичная гадина, в конце концов, просто дрянь. Дрянь, оторвать взгляд от которой он не в состоянии. Кацуки и на нем успела оставить парочку синяков, а Киришима, как дурак, только улыбался и пялился на нее, пока та, распаленная тренировкой, требовала от него сотого раунда.       Может, Эйджиро сильнее обычного приложился головой? Кацуки, оказывается, не только калечить может. Она как-то уж слишком просто согласилась подтянуть его сразу по нескольким предметам, и надо сказать первые занятия с ней проходили довольно продуктивно. А вот недавние… Эйджиро понимает, что нихрена он не понимает из ее объяснений, потому что слушает не слова, а голос Кацуки.       Чтоб ее, неужели правда? Еще и выражений нацеплялся. — Мина, я не хочу об этом говорить. — Так я права?! Отлично, в следующий раз платит Денки!       Ашидо, смеясь, плюхнулась на стул напротив спрятавшегося в ладонях Киришимы. — В смысле платит? Вы еще и спорили на это? — Да по вам сразу видно. По тебе уж точно. Почему не скажешь ей? — Потому что не хочу быть подорванным? — Ну да, странная смесь. Ты-то белый, мягкий и пушистый, — Эйджиро скосил глаза в сторону подруги, не особо оценив шутку, касаемо его причуды. — А Кацуки прям боеголовка из гнева с таймером. — Давай закончим?       Эйджиро уже готов был закрыть за собой дверь, но Ашидо встрепенулась, не намеренная замолкать, и уперлась ладонями в стол. — Дурак, скажи ей! Я больше чем уверена, что тебя она точно не взорвет, разве что пошлет в грубой форме, но не более. — Это должно меня утешить?       Щелкнул замок.       Легко ей говорить, с Бакуго не все так просто, учитывая ее цели и приоритеты. Как вообще ей признаться, если каждый, кто пытался, через минуту летел дальше, чем видит, с полыхающей задницей? Киришима и дружбы с Кацуки добился с трудом, однако держать в себе чувства совсем не в его стиле. К нему она благосклоннее, чем к остальным? Может в некоторых аспектах. Ай, да и черт с ним, мужчина он или кто, в конце концов? — Сегодня ты еще тормознее, чем обычно. Какого хрена с тобой творится?       Ему повезло, раз Кацуки сама начала разговор, значит, она в хорошем настроении. А вот Киришима уже несколько дней ходит серьезный, что совсем для него не свойственно. Они, как у них завелось, идут вместе домой по безлюдной улице в непривычном молчании Эйджиро, а Бакуго глядит на его озадаченное чем-то лицо и — надо же — терпеливо ждет ответа, хоть и хмурится. Она проходит чуть вперед и преграждает дорогу, вынуждая смотреть ей в глаза. — Ну? Долго в молчанку играть будешь? Ты на тренировке чуть было знатно так не отхватил.       Эйджиро вздохнул, понимая, как ему на самом деле нравится, когда Кацуки пытается его отчитывать, как грозно смотрит на него, пытаясь сохранить свою черствость… Жаль, что момент нарушают.       Киришима замечает автомобиль позади нее, на большой скорости мчащийся прямо к ним, и тут же хватает за руку, уводя напуганную Кацуки в сторону и прикрывая собой. Шокированная Бакуго злобно смотрит через плечо вслед удаляющемуся лихачу, пока Киришима вновь не может оторвать от нее взгляда.       Нарциссичная гадина? Ну, не только. Умная, храбрая, целеустремленная, черт возьми, красивая и милая, даже когда злится! Пожалуй, только Эйджиро смог найти в ней все это. — Эй, дерьмоволосый, хватит обжиматься! Пусти меня, мать твою! — Вообще-то я только что тебе жизнь спас.       Кацуки уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь освободиться, и искрящимся взглядом зыркнула вверх. — Благодарю, получи теперь за это медаль. — Поганый же у тебя рот. — Ну попробуй заткни, раз не нравится, умник. — В том-то и дело, что нравится.       Кацуки вдруг замерла от резкой перемены в вечно веселом голосе, да и пыл поубавился от вида холодных красных глаз. Это что-то новое, неужели такой незначительной выходкой она и Киришиму смогла вывести из себя? Возможно, но она не будет собой, если сейчас же заткнется от одного только вида Киришимы. Нового Киришимы, не такого, как раньше. Хотя…       Таких, как она, зажимают у стены, прячут от чужих глаз и не позволяют уйти ни с чем. Кацуки слишком долго терроризировала своих одноклассников, справедливо было бы ответить ей той же монетой. Эйджиро склоняется над ней, пока она молча ждет его дальнейших действий, наблюдает за его глазами, приоткрывает губы, тянется навстречу… и чувствует, как его голова бессильно опускается ей на плечо. Гребанный джентльмен, чтоб его. — Раз начал, то доводи дело до конца! — шипит она на ухо и тянет за ненавистный галстук. Кацуки сама пылко прижимается к губам, поднимаясь на носочках и обнимая Эйджиро второй рукой за шею. Киришима вздрагивает от ее напора, но сразу же теряется в ощущениях, опуская веки.       Кацуки себе не изменяет, любит рисковать и проводит языком по ряду острых зубов, после едва прикусывая Киришиму за губу. И мурашки по всему телу, и прошибает до дрожи, да так, что пальцы каменеют и оставляют на стене царапины. Киришима опускает ладони ей на талию, прижимает к себе еще крепче, и улыбается в поцелуй, заставляет Кацуки повторять за ним. Она сминает в кулаке чужую рубашку от ощущения жестких пальцев на своей коже, и понимает — еще немного и коленки предательски задрожат.       Легкие начинает жечь от недостатка кислорода, но как же не хочется отрываться от Эйджиро хотя бы на миллиметр. А он и не отпускает, принимает все ее фокусы, укусы, наслаждается, пока Кацуки устраивает беспорядок на его затылке, и не перестает улыбаться — Бакуго чувствует.       Приходится приложить усилия, чтобы отстраниться и нагло ухмыльнуться Эйджиро в лицо, очень надеясь, что Киришима не обратит внимания на ее покрасневшие щеки, и плевать, что он подмечает каждую мелочь. — Наконец-то. Думала, так и не признаешься. — Ты знала? — Только слепой не заметил бы твоего ванильного взгляда. Ты тоже мне нравишься, — храбрится, прячет смущение за высокомерным тоном. Не даром же отворачивается и делает вид, что поправляет воротник рубашки, который и без ее вмешательства в порядке.       Эйджиро переполняют чувства, но ему легко и так хорошо, что он не сдерживает смеха, и на хлещущих через край эмоциях обнимает Кацуки, оставляя той на щеке горячее касание губ. — Раз впереди выходные, идем завтра в кино или в парк аттракционов!       Слишком поздно вспоминает, что чем-то подобным Бакуго не зацепить, и натыкается на суровый взгляд. Однако же: — На ужастики. Завтра в шесть вечера, Киришима. Идем, тебе еще меня до дома провожать.       Наглая девчонка, но именно такой она ему и нравится. Ее колючки — лишь защитный механизм, за которым Бакуго тщательно скрывает красное лицо и влюбленную улыбку, а ужастики всего лишь повод лишний раз схватиться да сильную руку и прижаться, как можно ближе.