Добить до трёх.

Панси Паркинсон с детства была неуклюжей и это очень быстро бросалось в глаза. Предметы постоянно вылетали с рук, будто птицы, желающие вырваться на волю. В будущем прибавился редкий нервный тремор, из-за которого не выходило даже словить "птиц" в руки. Иногда взять листок или ручку было невыносимо. Так, в один из приемов она пролила на важного инвестора бокал вина, который хотела ему подать. Сделка состоялась, но Панси всё ещё не может взглянуть на его лицо и тем более подойти ближе фута. До уроков с престарелой мадам, выдрессировавшей её идеальную ходьбу, ноги тоже несли в неизвестность. Она постоянно наровила упасть и разбить себе что-нибудь. Так, к шести годам она ломала свой нос около десяти раз, из-за чего поневоле, и так не самый симпатичный, он стал уж слишком приплюснутым. Эта черта характера никак не подходила её аристократичному происхождению, из-за чего матушка часто злилась. После гневных речей девочка всегда чувствовала тяжесть вины, но ничего не могла поделать. У многих из нас есть вещи, которые завораживают с детства. Для Панси, как и для многих детей, это были взрослые потехи. Первым стало курение. Её самым ранним воспоминанием является отец, сидящий на своем огромном кожаном кресле. Он в черном костюме-тройке, его борода как всегда идеально ровно выстрежена, нога закинута на вторую, а в руке сигара. Он медленно потягивает её, наслаждаясь никотином, поступающим в лёгкие. Он расслаблен и его редко увидишь таким. В дыму виделись причудливые образы, которые она полюбила рассматривать. Отца это забавляло и он не прогонял девочку. С далека она наблюдала и за другими курящими, и они казались такими же завороженными дымом. Ей думалось, не представляют ли они себя огромными и сильными драконами, которые при желании могут сжечь целую деревню и понаблюдать со своей огромной вершины хаос - бегающих испуганных людей с ведрами или важными документами, авроров, из палочек которых вырываются огромнейшие потоки ледяной воды, треск горящего дерева и последующий грохот разрушений, кричащий о помощи внутри детях и их родителях. Последнее Паркинсон больше пугало, но сама картина выглядела интересной. Конечно, потом бы за ним стали охотится драконоловы - усыпляющие, атакующие и сковывающие цепями. Могущественный зверь бы рьяно сопротивлялся и стал бы несчастным. Но он мог бы и освободиться, бросится в бега и чувствуя своё превосходство лететь над городами. Но это бы не было похоже на полет птиц, улетающих из её рук. Нет, нет. Птицы ощущают свободу, но дракон ко всему этому получает могущество и последующий страх и ответственность. Мысленно она хотела стать драконом, но в её мире женщины не имели такой возможности. Матушка всегда ей говорила, что курить плохо, что у неё будет портится кожа и зубы, а ещё интимное место, из-за чего девочку не будут любить мужчины. Панси думала о том, что её нос кинется в глаза им первым. А потом она представится, и фамилия затмит всё остальное, ведь она чистокровная волшебница, а ещё унаследует всё состояние, из-за чего всё остальное перестанет их волновать. Сделав первую затяжку, она практически испытала разочарование - быстро поплохело и никаким величаем или хотябы расслаблением и не пахло. Только горечью табака. Но она все продолжала и со временем тоже почувствовала ту лёгкость. Это приобрело для Паркинсон лёгкое облегчение, но и груз зависимости. Она быстро поняла, что привязанность не сулит чего-то хорошего, но избавиться уже значило утрату спокойствия. И она решила не волноваться по этому поводу. Ведь курение приносит удовольствие и она всё ещё любит рассматривать дым в поисках очертаний. Алкоголь она встретила точно также. Приемы и вечеринки. Её матушка, так открыто презирающая зависимости в шесть лет Панси, к десяти стала регулярно выпивать вино, по её словам для отдыха. Правило одного бокала она придерживалась. Вот только её бокал присутствовал на каждом приеме пищи ежедневно. Отцу было плевать, а она пристрастилась. Девочка видела, как она вальяжно распивает красную жидкость, откинув голову на бархатную софу и что временем становится веселее и добрее. После вина она не заставляла учится, а была склонна к беседам, которых девочке так не хватало в огромном, но ужасно одиноком поместье. Она рассказывала о молодости, о знакомстве с отцом и своей школьной жизни, о волшебстве во всех смыслах. Её рассказы были либо вдохновленными, либо ироничными и задорными. С того момента Панси ощутила ещё одно желание к пороку, которое достаточно быстро исполнилось. Просто в один из таких вечеров с maman она попросила попробовать, а в хорошем настроении та не отказала. Сначала Паркинсон ничего не почувствовала, а со временем пришла небольшая лёгкость, но она была слишком мала, для того чтобы полность понять. Но привкус сладости и горечи, ощущение взрослости и большой цены сего увлечения пленило. Впервые серьезно напившись утром она клялась себя перестать восхищаться алкоголем, но научившись чувствовать меру предала себя. Ей нравилось облегчение и развязавшийся язык, позволяющий легко найти собеседника и отменно повеселится. Это влекло не только ухудшение здоровья, но и шанс проговориться о том, что знать никому не положено. Но она принимала эту ответственность и продолжала. Секс был третьим заинтересовавшим Панси взрослым деянием. Её мать всё больше выпивала и она стала неосторожной. Так, на летних каникулах девочка загрянула к ней в спальню, желая что-то спросить. Но приоткрывши дверь наткнулась на известную только по рассказам матери картину. Она всегда описывала секс как что-то приятное, но Панси услышала пугающие крики и стоны. Она вжалась в косяк, увидев как незнакомый мужчина вжимает мать в кровать. Она хотела остановить его или позвать на помощь, но любопытство заставило ребенка не двигаться. Она оставила маленькую щелку, через которую наблюдала. Она расслышала слова, которые они произносили и они были отнюдь не о помощи. В лице матери, к удивлению, она разглядела удовольствие. Как только они громко застонали, девочка поняла, что ей пора исчезнуть. Она так и не решилась никому рассказать об этом, лишь думала и думала. Панси не была уверена, понравилось ли ей. И хотела бы она чего-то подобного. Так, к своему стыду, она уже специально подлавливала моменты и наблюдала. У неё не было бы никакого желания описывать подробности, ведь она всё ещё стыдиться этого, но всё было уж очень разнообразно. После "встреч" мать была довольной и даже не пила за ужином, ведь счастья ей и так хватало. Всё же она пришла к выводу, что секс это приятно и следует его испробовать. Драко Малфой совместил все три интересующих её порока, просто по своему. Он был властвующим, ведь знал себе цену и не боялся мелких проблем. Он напоминал ей дракона. Из него не шло дыма, но он в нем и не нуждался. Его имя само приводит к ассоциации, не так ли? Он очаровывал девчонок, как самый отборный алкоголь. Рядом с ним ей захотелось хихикать. Чем тебе не веселящий напиток? Он был привлекательным. О, чертовски привлекательным. Красивое точёное лицо, манеры, высокий рост и чарующие своим редким оттенком волосы. Платиновые. Они подчеркивали его богатства. Льдистые глаза, смотрящие таким же холодным беспристрастным взглядом. У него были длинные пальцы и, как Паркинсон подозревала, спортивное тело. С пятнадцати Драко Малфой стал рассказывать о своих плотских похождениях. О том, как девушки висели на нём, а потом ходили довольными. Он не называл имён, из-за чего она не могла удостоверится в его словах, но к тому моменту и так решила, что хочет его. Он стал её четвертой зависимость и из-за этого и стал вредоносным. Хотя нет, он по своей природе был таким. Разрушающим. Про себя Панси так его и называла. Слизерин славился своим превосходством. На факультете учились династии аристократов. Большинство будущих богачей попадало именно туда. Слизеринцы были хитры и часто высокомерны. Ещё с времён основателей они придерживались идеалам чистоты крови, передавая их. Панси Паркинсон всегда считала Слизерин лучшим. Она впитала это ещё с кровью и молоком матери. Ожидая распределения, она готова была уговаривать шляпу о том, чтобы попасть туда. Она понимала, что не так уж и идеальна, но готова была это исправить. Ей нужны были связи. Она старалась как могла общаться с верхушкой. Но в итоге стала вести себя жалко - превратилась в ещё одного из Малфоевских прихвостней. Панси с одной стороны было стыдно за свое поведение, но с другой она понимала, что ей не стать кем-то высшим. Драко казался идеальным - осанка, одежда, манера, подача, кровь, родословная. Ей в нем нравилось всё. Когда на четвертом курсе он пригласил ее на Святочный бал, Панси не могла поверить в то, что это не сон. Её прекрасный, идеальный сон. Она старалась быть самой красивой - платье, туфли, макияж, прическа, украшения. Но красивые лица вокруг затмевали её чёртов приплюснутый нос. Она потеряла девственность в тот же вечер - Малфой хотел, а она не могла ему отказать. Панси ведь и сама хотела испробовать этот порог на вкус. Вроде было не так уж и плохо, но её неуклюжесть как всегда подпортила жизнь. Она не стала счастливой, какой была мать после секса, ведь в начале было больно, да и место было не таким уж подходящим - кладовка с грязными метлами. Но это придавало ощущения, будто она нужная и достойная, хоть и покамест только его члена. Но вот интерес Паркинсон не утолила, ведь не дошла до вершины удовольствия. А по собственному опыту это значило, что следует попробовать ещё раз. Панси готова была потерпеть ради своего будущего. Но после этого Малфой совсем перестал на неё смотреть - его стали интересовать девушки посимпатичнее. У них были длинные ноги, тонкие талии, большие глазки и аккуратные носики. Они были грациозны, как кошки и прямо таки источали сексуальность. И они раздражали её. Панси стала ненавидеть их. Но ещё больше - себя. За то, что она не такая. Не слишком умная, не очень красивая и не очень интересная. Такая вот простушка. Будто магглокровка, хотя и у них были симпатичные мордашки, аккуратность и даже иногда ум. И Панси Паркинсон решила, что она добьется их внимания и восхищённых взглядов. Она стала ежедневно наносить макияж, который делал её симпатичнее, красить ногти, ухаживать за кожей, волосами, решила стать мягче. Ведь это то, что всем нравится. Она стала худеть. Сначала просто убрала сладкое, мучное и жаренное. Она продержалась так около двух недель, скинув килограмм, после чего сорвалась. Перестала есть углеводы. Только салаты и мясо на пару. Это было сложно, она почти все время думала о еде и ощущала неприятное чувство голода. Некоторые слизеринцы стали говорить, что она похорошела. Она видела несколько заинтересованных взглядов Малфоя. Это заставляло её продолжать. В один из субботних вечеров она забрела на кухню и тогда свершилось страшное - Панси не могла перестать есть. Она ела рагу, пирожки, пирог с патокой, печенье, лазанью, зефир, сыр. Именно в таком порядке и в больших количествах. Даже эльфы выражали удивление, хоть и с радостью кормили студентку. Когда она наконец направилась в башню - заплакала. Слёзы всё не заканчивались, всхлипывая и задыхаясь она забежала в комнату и кажется, никто не заметил. На весах было плюс два килограмма. Это была убийственная цифра. Все ещё плача, девушка направилась к унитазу. Вес вернулся в первоначальный и к счастью, утром она не поправилась. Это стало повторяться слишком часто. Её ненависть к себе стала усиливать в геометрической прогрессии. Смотря в зеркало, Панси видела страшное, жирное чудовище. Проводя руками по телу, ей становилось мерзко. В душе она пыталась стереть этот жир, но не получалось, мочалка лишь оставляла кровавые полосы. Когда она шла, казалось, будто это шаги тролля. Огромного, некрасивого тролля. Будто с её головы стёрлись все знания с уроков. Нос стал ещё больше злить, хотелось сломать его ещё раз, просто из ненависти. На ранее идеальной коже стали появляться прыщи и от них ничего не помогало. Ногти стали ломаться, волосы выпадать и тускнеть, кожа была бледной. Сначало каждый из приступов рвоты вызывал отвращение и страх, но со временем это стало чем-то рутинным, иногда принося удовольствие. Так Панси обрела свою пятую взрослую зависимость. Эта зависимость также убивала, как алкоголь или сигареты. И также приносила извращённое наслаждение. Уже неправильное, не общепринятое. С другой стороны, может это просто в её обществе оно является таковым. Ведь остальные зависимости тоже осуждаемы, но они окружали её всю жизнь. Рвота имела много неприятных последствий, но худоба их затмевала. Как и расслабление от никотина тяжесть в дыхании. Как и веселье похмелье. Как благоприятное будущее и оргазмы унижения и первоначальное терпение. Кстати, о Драко Малфое. Ведь история имеет продолжение. Панси была поражена, когда всё же добилась его. Он практически стал её. Они стали встречаться, хоть она и знала, что он ей изменяет. Это оскорбляло, но по примеру родителей Паркинсон знала, что всё не так уж и страшно. Он покупал ей дорогие подарки, хоть она и сама могла их себе позволить. Её статус вырос. Да, она была богата, но она была женщиной. Чистокровное общество жестоко, но оно оценило её. А потом она узнала о договоренности с Гринграсс, и все надежды рухнули, как те домишки, сожжённые драконом-Малфоем, как корабль, столкнувшийся с ледником его глаз. Узнали все и Панси снова стала шлюхой Драко Малфоя. Но она уже стала зависима от него. А расставаться с зависимостями Панси не хотела. С войной многое изменилось. Она увидела, насколько же жалкими были "драконы". Какая чушь! Они никогда ими не были. Всего лишь жалкие люди. Она тоже унижалась, но это хотябы приносило ей удовольствие. Они же делали это из-за своей глупости, которая теперь могла превратится в их надгробные камни. Её отцу пришлось поддерживать их финансово, ведь он боялся угроз. Она поняла свою мать, изменившую ему. И почему она не уходит. Наверное, он тоже был её зависимостью. Или его деньги и статус, что конкретно не имело значения. Как и Драко Малфоя, изменяющего ей. Потому что она была такой же жалкой. Но и он стал таким. Это принесло Панси злобное наслаждение, хоть потом ей и становилось жаль его. Ей пришлось пережить не так много, ведь её никто не заставлял присягать в верности. Ведь она женщина. Кто бы мог подумать, что в такой решающий момент её незначимость в сексистском обществе станет даром. В Хогвартсе было не так уж и плохо, ведь Керроу её не тревожили, а в Битву за Хогвартс Паркинсон сбежала. Кто-то назовет это трусостью, а она бы сказала, что это разумное решение. Она никому не обещала принимать участие, да и никогда не планировала. Для Панси война стала своеобразным изличением, ведь она избавилась от одной целой седьмой десятой своих зависимостей. Ей стало плевать на то, как она выглядит и через тяжёлый, на самом то деле, труд она избавилась от рвоты. Сначала постоянно занятые уборные и скользкие взгляды новых гостей и преподавателей. Также ей пришлось полежать в Мунго около месяца, но это того стоило. Она просто перестала нуждаться в рвоте. Она больше не хотела быть худой. Лечение оказалось очень успешным и Панси гордилась этим. Семь десятых составлял Драко Малфой. Она увидела его во всей красе - жалким, пустым, незначимым и ненужным. Вот каким он стал. Но всё же она не смогла добиться полного исцеления. Что-то всё равно тянуло к нему. Она ненавидела эти три десятых, но готова была с ними смириться. Но на свадьбе Драко с Асторией в ней бушевала ненависть. Это был настоящий шторм в океане. Или её любимый пожар. Она никак не могла перестать курить и пить. И всё смотрела и смотрела. Вспоминала каждую отвратительную часть Драко, но ревность никак не покидала. В искре её пламени внутри, как молния среди шторма проснулось желание мстить. Мстить хитро, как и обязывал её факультет. Не испортить платье невесты или устроить скандал. Нет, нет, сделать Драко Малфоя жалким до конца и добить цифру избавления до двойки, а зависимостей к любимой тройке. Вернуться лишь к тем, которые она возжелала до Хогвартса. План пришёл быстро, ей стоило лишь перевести взгляд от Драко чуть правее. Астория Малфой восседала в шикарном свадебном платье с огромной белозубой улыбкой, но в глазах её Панси могла рассмотреть такую знакомую печаль, которую Драко дарил женщинам, находящимся с ним дольше часа секса. Он никогда не уважал её. Все знали, что им предстоит поженится, но он открыто встречался чуть ли не со всеми. Он мог унизить её, ведь считал, что имеет на это право. А потом сам стал униженным. Это сильно подкосило его, но Панси бы сказала, что это пошло на пользу. Он стал практически достойной партией, но конечно, Астория не забыла прошло. Как и Панси. Драко унижал их через измены. Почему бы им не провернуть того же? Но также Панси понимала, что Астория не такая. В ней оставалась практически детская наивность и мягкость, которую, казалось, ничто не может сломить. Это читалось во всем: миловидное личико, пухлые губы и всегда широко распахнутые светло-голубые глаза, слегка завитые русые волосы, всегда накрахмаленные платья светлых оттенков - голубые, розовые или бежевые, которые по мнению Паркинсон, были похожи на те, в которые наряжают фарфоровых куколок, жемчужные серьги и ожерелья, на которых иногда висит подвеска в виде бабочки, исключительно белые туфельки и носочки с рюшами. Практически до омерзения милый образ, если ты не знаешь, что он полностью соответствует ей. Вот и сейчас новоявленная миссис Малфой напоминала дорогую игрушку. Панси испытывала к ней искреннее сочувствие и после формальностей они около часа говорили ни о чём. Жаль, что это лишь часть небольшого плана мести. Désolé, chérie. Панси осуществляла свой план медленно. Ей было совершенно некуда торопится. На это у неё было множество лет, пока они трое живы. Всё было проще простого, на самом то деле, просто требовало время. Сначала она раз в неделю приглашала сестер Гринграсс на ужин. Seulement entre les filles, говорила она, когда Астория норовила прийти с мужем. Они вели непринужденные беседы о моде, политике и работе. Ответной реакции долго ждать не пришлось - уже через месяц её пригласили на чаепитие в Малфой-мэнор. Паркинсон не хотела видится с Драко, но и отказаться было бы глупостью, из-за чего она всё же пришла. Она была удивлена, увидев лишь женщин - их было пять, все чистокровные ведьмы. И Панси поняла, что это чистейшее везение. Оказывает, добрая Астория, наделённая сильнейшим состраданием, собирала вечера, на которых любая женщина могла открыть свою душу. Всё это происходило под чарами, запрещающими рассказать кому-либо об услышанном. Конфиденциальность. И она прекрасно понимала, что в какой-то момент Астория тоже поделиться грустной историей. И тогда рядом будет Паркинсон, которая поддержит и утешит, предложит помощь. Сделает что угодно. Для большей убедительности она сочувствовала всем им, хоть и считала, что это своеобразная плата за жизнь без забот. Но у некоторых из них мужья были настоящим зверьём, по-другому их не назвать и тогда она была уже искренней. Но Астория всё только слушала и слушала, а про себя ничего не рассказывала. Это раздражало, но за годы Панси научилась терпению. Пол года ничего не менялось - они виделись два раза, ужиная и на тайных собраниях, изредка посещая магазины или театры. И Астория с каждым месяцем чувствовала себя свободнее в её присутствии, всё больше затрагивала менее отвлеченные темы, рассказывая что-то о детстве или семье. На четвертый месяц она впервые пожаловалась на Драко на собрании и Панси посчитала это хорошим знаком. И вот, через пол года после брака, чета Малфоев, в узком кругу, в который уже успела попасть Панси, объявила о том, что их ждёт пополнение. Паркинсон подумала, не заподозрили её ли в чем-то, уж настолько она была счастлива. О, это отличная возможность сблизится. И всё шло как надо - Панси трансгрессировала по первому зову Астории, было той плохо, скучно или одиноко, ходила с ней за покупками, умиляясь вместе детским вещам, выслушивая болтовню о будущем. Жаль, что она не присутствовала ни на каких обследованиях, ведь это место украл у неё Драко. Но ничего, и без этого справиться. Панси и не заметила, как ей уже по-настоящему стала нравится Астория. Больше в дружеском плане конечно, но при большом желании не так уж и трудно заставить своё тело думать иначе. Для секса этого будет предостаточно. Пошатнула всю схему грустная новость - Астория потеряла ребенка на четвертом месяце. Конечно, Панси предоставилась возможность стать практически незаменимым спасательным кругом, но вот осуществить это показалось практически невозможным. Астория впала в депрессию, она не хотела ни вставать с кровати, ни есть, ни мыться. Никаких ужинов и собраний не было. Паркинсон практически поселилась рядом с ней. Малфой выглядел не очень-то довольным, но он работал, а жене помочь нужно было. А это было сложно. Панси нанимала лучших колдомедиков, приходивших к Астории ежедневно, сама бодрила её как могла, а когда она всё же засыпала, этим, к её бешенству, занимался Малфой. За всё это время Панси стала курить в два раза больше, как и выпивать вина. В тайне она иногда подливала его и в кофе Астории, чтобы той становилось хоть немного легче. Она предварительно высчитала те моменты, когда оно никак не будет угрожать её здоровью, мешаясь с таблетками. Просто дурман сознания и ничего больше. Миссис Малфой понадобилось четыре долгих и муторных месяца, когда она наконец приблизилась к прежней жизни. Но в ней всё ещё чувствовалось горе утраты, такое тяжёлое, что Панси и самой становилось не по себе рядом. Но отступать было поздно. Астория и правда стала рассказывать ей практически всё, но услышанное не очень то радовало - Малфой стал чуть ли не образцовым мужем. Да и Паркинсон сама удостоверилась в этом. Но рядом с ним она всё ещё чувствовала ненависть, а значит и три десятых никуда не делись. Она просто хотела избавиться от этого ощущения. За это время большинство её знакомых вышли замуж и понарожали детишек, а она всё пыталась искоренить свою зависимость от Драко Малфоя. Паркинсон стала думать, что живя всё это время обычной жизнью и не вспоминая его, возможно она бы уже приблизилась к заветной цифре. Но мерзкий голосок говорил, что ей не удастся посмотреть ни на кого другого, пока Малфой не отплатит. Она не сможет смириться без мести. И она продолжала. За это время Панси и самой приходилось иногда открывать душу, ведь Астории нужен был "пример". Ещё через три месяца везение снова повернулось к ней лицом, озаряя уже практически потерявшую надежду девушку. Драко стал задерживаться на работе. Чудо. Она понятия не имела, из-за чего, но ей нужно было убедить Асторию в том, что он изменяет ей. И Панси пустила сплетни - рассказывала истории из детства про то, как засекла мать за изменами, о том, как слышала, что чистокровные мужчины обсуждали и утверждали на одном из вечеров отца, что считают это нормой(чистый вымысел, ничего такого она не слышала), вспоминала истории женщин из сообщества. Потом она стала пускать слухи о Драко в общественных местах - случайно слишком громко рассказала об этом по телефону в кафе, Косой аллее и министерстве. Она подумывала подкинуть статейку Скитер, ведущей свой не очень то известный, но всё таки журнал, но передумала. Так будет проще узнать кто их пускает. А ещё опровергнуть их даже упоминанием Риты. Но всё работало, так пару раз их услышала и Астория, когда они гуляли. Паркинсон заметила, что Драко стал кидать на неё странные взгляды, но её это никак не волновало. Астория уже привязалась к ней. Она пустила в ход своё решающие оружие - рассказала подробности своих отношений с Малфоем, ещё и немного приукрасив. О том, как он воспользовался ею и как изменял, честно призналась в том, что потом не взлюбила Асторию, но увидев ту на свадьбе прониклась и бла-бла-бла. В общем-то, она практически рассказала правду. В школьные годы Драко был мудаком, а она потратила уже практически два года своей жизни на месть ему. Когда она сидела в министерском кафе, увидела Драко, сидящего за столиком с женщиной. Панси бы сказала, что это чисто деловая встреча и ничего не удастся, но она всё ждала и ждала. Прощаясь, они приобнялись, а Паркинсон сделал уж очень удачный кадр, выглядящий совсем не по-дружески. И конечно, она показала его Тори. Та расплакалась, закрыв лицо руками. Панси успокаивала, гладила по спине и шептала успокаивающие слова. И она решилась. Она предложила ей отомстить ему. Сначала миссис Малфой даже не поняла, что ей предлагали. Она говорила, что это глупости и что она так никогда не поступит, что это не такие уж и весомые доказательства. Но Панси была уж очень убедительна, и Тори сказала, что подумает. Панси решила что бы то ни стало убедить её. И она решила поступить так, как поступила бы, соблазняя любого мужчину. Она не знала природы женщин в этом, хоть и сама ею являлась. Ей сдавалось, что всё же подобные отношения отличаются, но она не могла придумать иного плана. Паркинсон купила дорогущий пеньюар и вино. Она наколдовал стол в супружеской спальне и разместила его в самой середине комнаты. Также она перенесла магией из другой комнаты роскошные стулья, обитые изумрудного цвета шелком. Леветировала самые красивые бокалы из Малфоевского сервиза. Она не посчитала нужным ставить закусок, ведь они лишь понижают грудус. Наконец открыв тяжёлую дубовую дверь, Астория замерла. Она определенно не ожидала этого. — Я сказала, что подумаю, а не дала согласия. — Я помню, chérie. Я просто купила нам вина, в честь того, что мы шикарные женщины. Присаживайся. — Что случилось с твоим платьем? И почему оно отсутствует на мероприятии? — Тори села на стул, но выглядела донельзя смущенной. Её и так миловидная внешность приобрела особое очарование, которое Панси надеялась сегодня искусить. — Я пролила на него вино и попросила эльфа постирать его. — Ты могла убрать пятно магией. — Могла. Но знаешь, оно так туго сидит, что и вдох сделать страшно. А я планировала отдохнуть. И да, халат я взяла из своих оставшихся вещей. — Никогда не видела его ранее. — А я приберегла. Выпей же со мной, Тори. Хмельное настроение настигло нас быстро. Астория становилась все розовее, а Панси всё игривее. В шутку, она стала как бы пританцовывая снимать халатик. Далее ей сложно было вспомнить, как они оказались целующимися на кровати. — Это неправильно. — Мы просто преподадим ему урок. — И как же он узнает о нём? — Позовём? — О, нет, нет, нет, нет, нет. На губах Паркинсон играла задорная ухмылка, помада была смазана. После сегодняшней ночи, по её мнению, она наконец вкусила настоящий экстаз, какой не мог подарить ей ни один мужчина. Похоже, она просто не там искала. Она и до этого любила секс, но секс с Асторией принес ощущение полной свободы. Она исполнила своё желание и Драко Малфой на самом деле больше её не интересовал. Он стал бледной тенью прошлого, которую она уже и не могла вспомнить, по крайней мере в ту ночь. Уже лёжа на кровати и тяжело дыша, смотря на звёздное небо, Панси испытала страх. Страх, что она лишь заменит зависимость. С Малфоя на миссис Малфой. И этот страх заставил её перестать дышать. Она резко вскочила, будто обжегшись, будто рядом с ней ударила молния, а может она попала в само сердце. Астория также резко села на кровати. — Ты воспользовалась мной, да? Я раскусила тебя, chérie. — Что ты такое говоришь, Тори? — Я сразу догадалась, просто хотела посмотреть, как же ты будешь изворачиваться. После того, как ты рассказала мне о ваших отношениях с Драко. В тебе всегда чувствовалась стервозность, ещё со школы. Я понимала, что ты просто хочешь поиздеваться над ним, но я правда была оскорблена, ещё и пьяна. Теперь я начинаю думать, что и историю с изменой сотворил твой язык. — Тори... — Тебе лучше уйти. — Мы встретимся на ужине? — Нет. Ни в этот четверг, ни в какой-либо из последующих. И Панси исчезла из её жизни. Но её страхи оправдались, ведь она почувствовала дракона. Она слишком часто возвращалась в своих мыслях к Астории и теплоте её кожи. Она бы не назвала это единицей, нет, но три десятых точно было. И Паркинсон была зла, ей вспомнились детские мысли, и куря на балконе, ей виделся огромный дракон, сжигающий её изнутри. Она вновь почувствовала себя несчастной, но теперь она ничего не желала предпринимать. Изначально она хотела увидеть физиономию Драко, когда он узнает, как с ним поступили. Но это бы подвергло Асторию осуждению, а она не желала ей зла. Может она и совершила неприятный поступок, но все эти годы она и правда дружила с ней. И она успела узнать, насколько той важна семья. Она решила испробовать вариант с ожиданием и спустя года, встречаясь с многими женщинами и мужчинами, она смогла затупить мысли о Тори, но не тоску в глубине души. Она вспоминала тот вечер, лишь когда плескала вино по стенкам бокала. Но в большинстве она пила его, не смотря на содержимое, из-за чего случалось такое нечасто. Горечь табака и градуса она сравнивала со своим душевным состоянием, из-за чего ещё больше пристрастилась. Она всё же не исполнила своё желание иметь лишь три зависимости, полюбившиеся ей с детства. Семьи она не обрела, ведь никогда этого по-настоящему и не желала. Но в один из вечеров, очень дождливых вечеров, Панси бы назвала это целой бурей, прилетела сова с письмом. Женщина мысленно пожурила нерадивого хозяина и впустила пернатую в дом. Та забрызгала ей стены, но Паркинсон не обратила на это никакого внимания, ведь печать была от семьи Малфоев. Прочитав письмо, женщина осела на диван практически без чувств. Огонь в камине резко вспыхнул, а следом затух. Астория Малфой умерла и её приглашают на похороны. Стоя у гроба, Панси ощутила печаль, какую ещё никогда не испытывала. Она была всепоглощающей. Не было ни дракона с пламенем, ни бурь с молнией. Она окинула взглядом десятилетнего сынишку её уже такой далёкой знакомой и почему-то на душе стало тепло. Она давно знала о его существовании, но почему-то сейчас вспомнила, как же Тори хотела ребенка. Кинув горсть земли на гроб, Панси наконец исполнила своё давнее желание. У неё осталось лишь три зависимости, три порока, полюбившихся с детства, она достигла своей цели. Теперь её интересовали лишь алкоголь, сигареты да секс, и никакие мирские трудности с тягостями сердец не мешали ей. Она ощутила настоящее облегчение, хоть и постыдилась этого. Панси Паркинсон добила до трёх.