В царстве сна

— Я… я не знаю... Я не знаю, как без тебя жить… Я не умею жить без тебя. Прозвучало нежно, печально и прямо-таки воздушно. Эфирно. Кроули вздрогнул. — Хватит нести чушь, ангел, — попросил он вслух, тщетно пытаясь вернуться в прежний сон, где он лихо уходил от погони на верной Бентли, отстреливаясь спрятанными в фарах пулемётами в стиле любимого Бонда, а на соседнем сиденье активно добивала врагов, стреляя сразу из обеих рук, и, кажется, даже ногой, бойкая красотка. Красотка печально растаяла в воздухе, и Кроули даже выдохнул с облегчением, только сейчас по-настоящему разглядев и её блондинистые короткие кудри и подозрительно знакомые голубые глаза. Никакого ангела в его сне, конечно, не было. Но он был. — Ох. Ты... Ты говоришь со мной, мой мальчик, — вздохнул ангел так печально, что в округе как минимум на пару сотен фунтов, люди должны были проснуться с неожиданным, но непреодолимым стремлением исправить все свои ошибки, — я думал, что ты не захочешь со мной разговаривать. Я и не говорю, — хотел было ответить Кроули. Но это было бы глупо. Говорю, как видишь, — тоже глупо, он не был уверен, что ангел его видит, как и он не видел ангела. Ангел находился в своём собственном сне, двигаясь в царстве Морфея параллельно ему. Не пересекаясь. Идеальная конспирация. Ангел всегда был ужасно умным. — Ах, так ты ответил случайно, — не дождавшись ответа, снова вздохнул ангел КРАЙНЕ разочарованно, — от неожиданности... Бентли закрутилась вокруг своей оси, печально моргая фарами. Кроули определенно больше не имел власти над собственным сном. Он устало отпустил руль, позволяя машине делать то, что ей хочется. — Да, — согласился Кроули вслух, опустив на колени руки. За окнами машины проплывал серый туман. Он уже летел? Или все еще находился на неком подобии земли? Кроули добавил, — и нет, я с тобой говорю. Вот прямо сейчас, — не удержался он от ехидства. Бентли взвизгнула покрышками и снова помчалась вперед. Узкая горная дорога сменилась прямым и широким американским шоссе. — О, дорогой мой, — в голосе ангела явственно звучали слезы. Дешёвый приемчик. И знакомый, отточенный за несколько тысячелетий земной жизни. Что ты от меня хочешь ангел? Что тебе нужно, настолько важное, что ты не побоялся ворваться в сон порождения ада? — Ты не представляешь, как мне тебя... Как же мне... Я... Они собираются устроить второе пришествие, — выпалил ангел уже своим нормальным голосом, — представляешь? — Представляю, — мрачно ответил Кроули. Его крутая машина растворилась в сером тумане, сам он остался стоять в одиночестве, среди ничего. Бесконечное ничего. Но сон продолжался. — Так ты знал? — голос ангела звучал одновременно удивлённо и обиженно. — Ну конечно. Я же не идиот, ангел. Убрали подальше и Гавриила и Вельзевул, явно затевалось нечто грандиозное. А что это может быть, кроме второго пришествия? Ты же сам понимаешь, это идеально срежиссированная постановка. Как ты сам не понял!? Ты же такой умный!? Кроули осознает, что снова кричит, и замолкает, запирает все слова, что рвутся наружу. Хватит. Достаточно. Все он понимает, ангел никогда не был идиотом. Повисает тишина. Кроули стоит какое-то время, потом просто идет вперед по бесконечному серому асфальту. Идет в никуда. Вот уж чушь. Все дороги куда-то ведут. Даже дороги в царстве Морфея. Он верит в это всем сердцем, и много веков именно эта вера давала ему силы жить. Кроули идет вперед, наблюдая за серым туманом и бесконечной дорогой. — Но он же... Он же не пойдёт на это… — слышит Кроули неуверенное. Он пинает камень, прежде, чем ответить. — Ты его не знаешь. Он слишком добрый и слишком любит людей. Ему скажут, что есть шанс спасти души из ада, и он тут же ринется вниз. — Но есть же пророчество… — снова неуверенно. — Пророчество? Смеешься? — Кроули осматривается в поисках нового камня, но дорога пуста, и под ногами ничего нет, — сколько их было, этих пророчеств? Ему подсунут любое, самое безобидное. И он поверит и пойдет. Не будь таким идиотом, ты же такой умный! Звучит жалко. Какая, впрочем, разница? Это же просто сон, какая разница, кто и что о нем тут подумает? — Но мы же должны это остановить. Должны, — Кроули словно наяву видит, как ангел в отчаянье заламывает руки. Очередная манипуляция, что что, а это, ангел отлично умеет, отлично умеет им управлять. Становится противно, — я же не смогу без тебя. Мы всегда и со всем справлялись… вместе. Вот ты это и признал. Должно было бы стать легче. Но нет, Кроули все также мерзко. Он находит наконец второй камень и метким пинком отправляет его с дороги в серый туман. А потом вспоминает. Серая безжизненная пустыня, высохшие кактусы и сухие шкурки змей, палящий зной, где влаги пота высыхают за считанные секунды, и изнуренного странника, которого он, Кроули, должен был искусить там. — Отправь его ко мне, — с губ вдруг срывается шипение, — отправввь ко мне, я смогу его убедить. Как угодно, ты должен отправить его ко мне. Ангел молчит. Но Кроули больше не может молчать. — Отправь его ко мне, он спит и видит быть на земле. Он столько веков только и ждет возможности спуститься, — от этих слов пересыхает в горле, прямо как в той гребаной пустыне, — ждет возможности увидеть... Неважно. Вы же его заперли! Заперли на небе, за это время кто угодно сойдет с ума, как он вообще не использовал первую же возможность сбежать? Помоги ему, ангел! И клянусь, ты его больше не увидишь. И никакого второго пришествия не будет. Я… — голос снова срывается, — я обещаю. — Откуда ты знаешь? О, Кроули. Так вы с ним… Кроули не собирается отвечать, потому что… Потому что не собирается и все. Он быстро идет вперед, не думая, идет навстречу серому туману. Где-то впереди должен быть просвет. Обязан быть. — Думаешь, поэтому Метатрон... — невпопад спрашивает ангел. Кроули многозначительно молчит, не останавливаясь. — Кроули, — ангел неожиданно зовет его по имени. В его голосе звучат серебряные колокольчики и звуки органа, — если я сделаю это. И он придёт к тебе. Мы — ещё сможем быть нами? Когда-нибудь? Однажды? Кроули пугается и звуков его голоса и наконец честного вопроса, заданного от души, и неважно, что никакой души... Неважно. Он останавливается. Смотрит вперед. — Я не знаю, — говорит Кроули честно, осознавая как хрипло звучит, как подводит собственный голос, — я не знаю. — Что ж. Я сделаю всё что в моих силах. Если... Если всё же... Я ведь сам решил, что весь мир важнее... Нас. Кроули хочет его успокоить утешить Но у него больше нет слов. Перед ним встает солнце, и узкая розовая полоска света, разгоняя серые клочки тумана, освещает нереально синий цветущий вереск. Синий, как его глаза. — Я не знаю, — повторяет Кроули, и идет вперед. К свету.