No, You'll never be alone
When darkness comes, I'll light the night with stars
Hear the whispers in the dark
No, You'll never be alone
When darkness comes, you know I'm never far
Hear the whispers in the dark (Skillet - Whispers In The Dark)
Мертвецы не знают страха. Но Блэйд в своем стремлении стать настоящим мертвецом каждый раз терпит поражение. Страх ему все же знаком. Страх того, что этот кровавый кошмар никогда не закончится. Единственное, чего Блэйд не знает — это покой. Сможет ли сделка с Рабом судьбы подарить так желаемую им окончательную смерть? По крайней мере, эта сделка привносит в изломанное, совсем как оружие в его руках, существование Блэйда цель и смысл. В последнее время его мир окрашивается в красный все чаще. Монстр внутри беснуется, не дожидаясь очередной смерти плоти, что сводит Блэйда с ума. Проклятые воспоминания о жизни сводят его с ума. Одно упоминание Сяньчжоу будит их — и воспоминания, и монстра внутри тоже. У Кафки от пауков не только изящные, но смертоносные сети, в которые она завлекает свою добычу, но и зрение, кажется, тоже. В темноте она видит куда лучше, особенно если это темнота чужой души. Монстру внутри Кафка почти нравится. Мягким шепотом она гладит его по голове, словно верного пса. У самого Блэйда так усмирить его кровожадное чудовище не получается. А этой женщине достаточно поманить — и оно пойдет к ней, уляжется у ног. Кафка отлично чувствует изменения Мары в нем, но не боится их. Только смеется и говорит, что Блэйду на поле боя самое место. Этот смех кажется искренним, хоть и безмерно грустным. А улыбка, отчего-то, выглядит излишне печальной. Блэйд понимает, что они предназначены вовсе не ему. Понимает, что у Кафки тоже есть нечто, пожирающее ее изнутри. Но он не спрашивает. Когда Кафка просит его прийти, он тоже не спрашивает. Праздные вопросы вообще мало интересуют Блэйда. Да он и не особо пытается понять, что у этой женщины в голове. Зато Кафке копаться в чужих головах нравится. Блэйд ей за это даже несколько признателен — чтобы сдерживать Мару нужно знать, что именно ты хочешь «очистить». Встречает Кафка в ванной, даже не удосуживаясь подняться из воды. Блэйд редко видит ее с распущенными волосами. С бокалом куда чаще, но сейчас ее руки пусты. — Тебе хуже, — это даже не вопрос, а констатация, поэтому Блэйд и не думает спорить, просто кивая вместо ответа. — Это вызывает беспокойство. — У Элио? — спрашивает он бесцветным тоном. — У меня, — мягко отзывается Кафка, вновь улыбаясь своей печальной улыбкой. — Блэйдик, послушай и позволь Маре поразить тебя. Монстр внутри мгновенно поднимает голову и начинает скрести когтями. Эта женщина протягивает чудовищу руку, сотканную из шепота, и пронзает Блэйда множеством нитей своей паутины. — Есть способы совладать с ней, — произносит Кафка, поднимаясь из воды, — помимо боя. Я покажу один из них. Блэйду, в отличие от его кровожадного монстра, она протягивает руку из плоти, мягко касаясь лица. Его мир уже начинает окрашиваться красным, но паутина не дает пошевелиться без того, чтобы увязнуть в ней еще сильнее. Вода капает на пол, пока Кафка ведет за собой. Блэйд идет, как на привязи, постепенно погружаясь в кровавый бред, в какой-то момент обнаруживая себя лежащим спиной на постели. Вода капает уже на его одежду, пропитывая, когда Кафка седлает бедра. Она красива в своей откровенности, но Блэйд должным образом оценить не может, начиная ощущать во рту металлический привкус. Странно. Он не умирает. Тело не немеет, напротив — реагирует, как тело самого обычного мужчины, на котором верхом восседает обнаженная привлекательная женщина. Немеет разум. В него врываются непрошеные воспоминания, потроша сознание Блэйда, вынуждая его разлетаться на куски, подобно фрагментарному клинку. — Эти чувства, Кафка, — хрипит он, запуская пальцы в челку и закрывая ладонями глаза, чтобы не видеть этот раздражающий красный цвет повсюду, — они переполняют меня. Эти воспоминания. Я почти не помню имен и лиц, почти не помню событий, но продолжаю носить знак траура на правой руке, продолжаю стремиться отомстить. Почему? Почему ничего из этого не умерло вместе с моей первой смертью? — Потому что ты сам не можешь отпустить того человека, которым был, — отзывается Кафка своим мягким голосом, проникающим в голову и щекочущим изнутри, подобно паучьим лапкам. — Не можешь принять того, кем ты стал. Позволь Маре поразить тебя. — И что это даст? — спрашивает Блэйд, позволяя женщине отвести руки от лица. — Послушай, — начинает Кафка, и монстр внутри довольно оскаливается, будто она обращается именно к нему, — выпусти на волю свою новую суть. Перестань ее подавлять. Это мешает тебе двигаться дальше, мешает принять нынешнее положение вещей. «Запомни», — говорила та женщина с повелением, убивая снова и снова, провоцируя чудовище на сопротивление. «Отпусти», — произносит Кафка своим шепотом, стремясь облегчить его новую жизнь, и монстр слушает Охотницу за Стелларонами. Блэйд, впервые за долгое время, со своим внутренним чудовищем солидарен. Контраст одетого и раздетого тел не смущает Кафку. Блэйду иногда кажется, что ее вообще тяжело, если не невозможно, смутить. Но монстр алкает крови, тело требует ласки, а разуму хочется раствориться в блаженном умиротворении, поэтому мысли высыхают, как капли воды на обнаженном женском теле. Пальцы Кафки, которые прикасаются к жаждущей плоти через одежду, на паучьи лапки ничуть не похожи. Эти прикосновения легки, но вовсе не поверхностны. Блэйд чувствует, как что-то внутри него меняется — монстр не пожирает его, дабы удовлетворить свою жажду, а встает с ним на одну сторону. И ждет, истекая голодной слюной. Помощь Кафки временами напоминает дрессировку — она привязывает к себе тончайшими нитями шепота, словно пристегивает поводок. С некоторым отстранением Блэйд силится вспомнить, когда у него последний раз была близость. Хотя память ему уже давно не помощник. Попытки воззвать к ней только усугубляют поражение Марой, но именно этого от него и хочет Кафка. То, что она вытворяет с его разумом, с тех пор, как Блэйд присоединился к Охотникам, в разы интимнее того, что происходит теперь, когда она принимает его в себя. Он сам позволяет Кафке пробираться в его голову, как она сейчас позволяет проникнуть в ее тело. Руки Блэйда тут же ложатся на округлые бедра, и он даже немного жалеет о том, что в этом прикосновении их разделяет ткань перчатки и бинты. Короткий поцелуй, который дарит Кафка, смывает металлический привкус, оставляя после себя легкую сладость. Блэйду мерещится, что она делится вкусом так ненавистной ему жизни. Но внутренний монстр довольно урчит и хочет больше, заставляя тянуться к губам Кафки за новой порцией живительного яда. Росчерк улыбки на ее лице впервые предназначается Блэйду, и эта странность окончательно лишает воли. Рука Кафки из плоти, касающаяся области сердца, останавливает, заставляя вынырнуть из кровавого омута. Блэйд отрывается от терзаемой им шеи и нависает над хрупким телом, совершенно не представляя, в какой именно момент безумие захватывает его настолько, что он, помимо воли, теряет еще и контроль. Он ни мгновения не сомневается в том, что Кафке ничего не стоит его сердце вырвать, но она своим касанием всего лишь возвращает в реальность. Блэйд не чувствует вины, не чувствует сожалений. Только опостылевшая нудная тяжесть забытых воспоминаний сопровождает его бытие, но даже это сейчас меняется. Пока Кафка позволяет ему быть внутри себя, сама она проникает другой рукой, сотканной из шепота, в его голову и играется с внутренним чудовищем так, будто это ее домашний питомец. Да и сам Блэйд чувствует себя ее домашним питомцем, ведь кровожадный монстр — его неотъемлемая часть. К рукам Кафки они ластятся оба, просто руки эти разные. — Блэйдик, а ты знаешь, — начинает она шепотом, но не тем, запуская пальцы в волосы Блэйда и привлекая его к себе ближе, — что значит ликорис на языке цветов?