ID работы: 13838544

Львенок

Слэш
R
В процессе
184
автор
Размер:
планируется Макси, написана 371 страница, 25 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
184 Нравится 483 Отзывы 58 В сборник Скачать

Джентльмены в семье

Настройки текста
Примечания:
      — Нам нужно поговорить.        При всей своей нелюдимости и жесткости, Чан редко выглядел настолько серьезным, что не могло не настораживать. Кинн пропустил его в кабинет, готовясь к чему угодно — от рецидива у Нампын до сообщения о потере складов или срыве важной сделки, однако телохранители возле его двери были спокойны. Чан по въевшейся на подкорку привычке дождался, пока Кинн, как глава семьи, опустится в свое кресло, но сам садиться не стал, становясь перед ним навытяжку.       — Я сделал брачное предложение Нампын, — уронил он, глядя прямо перед собой, как идеальный солдат.       — Каков был ее ответ? — ради проформы поинтересовался Кинн, хотя и так прекрасно знал, что ответила госпожа.       — Она согласилась, — подтвердил догадку Чан, но его лицо после признания еще больше закаменело и ожесточилось. — Я пришел просить тебя о разрешении на свадьбу.       — Ты пришел не к тому, — пожал плечами Кинн, расслабленно откидываясь на спинку и скрещивая руки перед собой. Чан недовольно полыхнул темными глазами, но все же переломил себя и сухо уточнил:       — К кому нужно?       — К Поршу и Порче, потому что они ее родные сыновья. И к Танкхуну, потому что из нас троих он привязан к тебе больше всего.       — Но глава семьи — ты.       — Если тебе так принципиально получить мое разрешение, ифу, то оно у тебя, разумеется, есть. Я искренне желаю и тебе, и кхун мэ счастья в семейной жизни и готов способствовать чем только можно, чтобы свадьба получилась удачной, а ваша семейная жизнь — легкой и мирной.       — Она не хочет свадьбу, — качнул головой Чан, заметно расслабляясь. Кинн снова приглашающе повел рукой на свободные кресла, и на этот раз Чан поддался, грузно опускаясь в ближайшее. — Сказала, хочет все-таки поехать во Францию, раз уж в Италии мы были. Снять отель на неделю, с видом на Эйфелеву башню, гулять по городу, делать фото, и чтобы никто не трогал.       — Будет сложно объяснить это Танкхуну, — прикинул перспективы Кинн.       — Вот именно, — покивал Чан и вновь сжал пальцы на подлокотниках до побелевших костяшек. — Ты правда не против?       — А почему должен?       — Я убил твоего… Корна.       — Туда ему и дорога, — как бы сильно Кинн ни цеплялся за свои воспоминания о хорошем и добром отце из детства, тот человек давно умер, намного раньше, чем остыло его тело, просто смерть была не физическая, а духовная. Так что цепляться за мертвого смысла уже не было.       — Кинн, я…       — Давай так, пи’Чан, сначала с Кхуном поговорю я, ты пока с Киттисаватами разберись. А потом уже спросим, вдруг кхун мэ все же согласится сделать небольшое застолье чисто для родных и близких?       — Ладно, звучит как самый адекватный вариант, главное, убедить в этом Танкхуна, — согласился Чан и откланялся, отправляясь на поиски Порша.       Разумеется, и Порш, и Порче дали согласие, и, разумеется, Танкхуна с очень большим трудом удалось уболтать на скромное празднество в кругу семьи, а не на масштабную попойку с сотней-другой гостей. Под праздник отвели один из недавно отстроенных небольших отелей Тирапаньякулов, заблаговременно закрыв его для остальных посетителей. Паначай, Кинн, Вегас, Пакин и Арм отвечали за охрану и безопасность, а Танкхун вместе с Поршем, Порче, Беном, Тэ и детьми вполне мило и ненавязчиво украсили банкетный зал молочно-голубыми шариками и живыми цветами. Приглашенные на торжество люди мало чем отличались от тех, что посещали дни рождения, Новый год и прочие типично семейные праздники, разве что привычный круг расширился на двух лечащих врачей Нампын и пару старых армейских друзей Чана.       Молодожены скромно, без лишней помпы и фанфар расписались и приехали в трехэтажный свежеотремонтированный отель с обряженным в смокинг улыбчивым Полом в качестве водителя. Нампын из принципа не стала украшать себя для торжества, разве что надела белое приталенное платье в пол и одно-единственное украшение, помимо обручального кольца — маленькую тиару, украшенную парочкой небольших изумрудов, что только подчеркнуло ее благородную внешность и острые черты лица, унаследованные сыновьями и внуками. Женщина следила за собой и совершенно не выглядела на свои годы, да и Чан рядом с ней, в привычном черном строгом костюме, сидящем на нем лучше, чем на любой модели, выглядел куда моложе и счастливее обычного. Ради такого события Нампын, поддавшись уговорам Чансуды, все же покрасила свои почти седые волосы в родной темно-каштановый, и теперь распущенные длинные пряди спадали плащом на ровную спину, закрытую кружевной молочно-белой сеткой, придавая образу легкомысленности и изящества. Приглашенные гости же негласно выбрали своеобразный дресс-код — женщины пришли в закрытых платьях пастельных тонов, мужчины — в двойках и тройках либо черного, либо серого цвета.       Порш и Порче, видя мать счастливой и довольной, радовались, словно маленькие дети, и Кинну пришлось без шуток пару раз заботливо вытирать мужу слезы счастья. Особенно, когда прозвучал первый тост, произносимый самими новобрачными. Нампын и Чан, перехватывая реплики друг у друга и улыбаясь намного чаще и шире обычного, сердечно поблагодарили людей, собравшихся в зале за несколькими круглыми столами, и дали негласное добро на начало полноценного празднования.       Первым со своего места встал Порш. Он снова вытер измятой бумажной салфеткой предательски слезящиеся глаза, ярко, широко улыбнулся и произнес в повисшей в зале полной тишине:       — Видеть мать счастливой и довольной — сокровенное желание любого ребенка. Мы с Порче безмерно рады, что в этот день можем полноправно поздравить тебя с новым браком и его перспективами. Вы оба заслуживаете лучшего. Так пусть это лучшее у вас будет!       Кинн высказал пару вежливых, причитающихся случаю фраз — все самое главное он сказал Нампын и Чану за закрытыми дверями кабинета, напоследок крепко обняв обоих. Ким с Порче, как обычно, отделались песней; оба голоса — хорошо поставленных и интересных по тембру, сливались в захватывающий дух дуэт, а слова о любви, которую не смогли сломить ни невзгоды, ни подводящее здоровье, ни превратности судьбы, до слез растрогали особенно чувствительного в этот день Порша и не менее чуткого Танкхуна.       — Когда мы с Чаем сходились, ты отдал ему медальон с моей детской фоткой. Она уродливая и слишком смешная, хотя Чаю нравится. Мне хотелось как-то тебе за это отомстить, я ждал своего часа очень долго, и вот он, наконец, настал. Кхун Нампын, прошу, берегите этого человека — он заменил нам троим отца, мы очень ценим его профессиональные заслуги и многогранную личность, — Кхун вытер руками мокрые щеки и протянул Нампын бархатную бежевую коробочку, в которой блестел практически такой же округлый золотой медальон, какие украшали шеи Порша, Порче и Чая.       — Как ты нашел мое детское фото? Я же…       — В приюте вырос, ифу? Пришлось повозиться, но я нашел тебя на паре групповых фото, вырезал и обработал. Черно-белая фотка, конечно, но оно того стоило, — рассмеялся Танкхун, с интересом наблюдая за тем, как выражение скупой нежности на мужественном лице Чана сменилось на непонимание и даже легкий ужас.       — Потешный, — фыркнула Нампын, полюбовавшись подарком, и запустила его по рукам, давая заинтересовавшимся гостям взглянуть на пятилетнего худощавого и не по годам серьезного мальчишку, в чьих чертах очень отдаленно угадывался нынешний Чан.       — Он и сейчас потешный, разве нет? — невинным голосом заметил Танкхун, и они с Нампын обменялись понимающими проницательными взглядами, чем еще больше смутили «идеального солдата».       — Нампын, я тут тоже тебе подарок небольшой приготовила, — Чансуда робко подошла поближе, протягивая подруге небольшую продолговатую коробку, перевязанную красной праздничной ленточкой. Нампын отложила свой бокал с апельсиновым соком — пить алкоголь ей строго-настрого запретили врачи — и приняла подарок, с блестящими от любопытства глазами потягивая за края ленты. Сняла крышку из плотного картона и охнула от удивления — внутри лежали очень красивые вязаные крючком кружевные белые перчатки без пальцев.       — Чани, ты сама их?..       — Подумала, подойдут к твоему платью, — кивнула Чансуда, помогая Нампын надеть подарок. Перчатки покрывали руку от локтевого сгиба до запястья, а затем переходили в тонкий треугольник на тыльной стороне ладони, цепляющийся тоненьким кольцом за средний палец. Украшение очень шло Нампын, делая ее образ завершенным и еще более женственным.       — Кхун Чани, а мне такие свяжете, пожалуйста? — попросил Венис, подползая к женщине сбоку, точно змей. Его глаза при виде нежного и изящного модного изыска заблестели предвкушением, и Кинн сразу же догадался, что добрая, мягкая и безотказная для детей Чани свяжет Венису не один комплект, а как минимум три, чтобы можно было их менять в зависимости от настроения и наряда.       — Конечно, милый. Потом обсудим цвета, — благосклонно кивнула женщина, подтвердив опасения старшего поколения семьи, и ласково потрепала Вениса по подставленной под ласку макушке.       Вегас при виде этой домашней и теплой картины залпом опрокинул в себя остатки коньяка и возвел очи горе, напоказ благодаря небеса за появление в их жизни замечательной мудрой женщины, которая умела сглаживать углы и хорошо влияла на их маленького шторма.       Праздник продолжался своим чередом. Наконец пришло время бросать букет невесты. Нампын с нервным смешком и словами, что делает это первый раз в жизни, встала на возвышение и повернулась спиной к толпе незамужних и неженатых родственников. Размахнувшись, она высоко подбросила симпатичный небольшой букет мелких бело-голубых цветочков, и тот приземлился аккурат в руки Чани, затащенной хитрым Венисом в редкую толпу свободных от брачных обязательств гостей. Женщина покраснела до корней волос, а Чоко, которому заранее объяснили эту традицию Макао и Тэ, принялся нарезать круги вокруг смущенной всеобщим вниманием бабушки и радостно хлопать в ладоши.       Этот день и само празднование запомнились Кинну как нечто семейное, домашнее, светлое и уютное. А после того, как гости расползлись по номерам или вернулись домой, Кинн затолкал мужа в кровать и очень долго целовал в губы, едва не зайдя дальше предварительных ласк. К их большому сожалению, пришлось остановиться, так и не зайдя дальше петтинга, так как в их номер приползли ночевать уставшие за день младшие дети и собака. Впрочем, Кинн против не был, с нежностью обнимая Саммер и легонько подпихивая Бадди, чтобы не давил на лодыжки своими шестьюдесятью килограммами счастья. Главное, что его семья была в порядке, да так близко, что стоило лишь протянуть руку — и сразу появлялась возможность погладить щеки или макушки или оставлять на них ласковые поцелуи. Большего пожелать он бы просто не смог.

***

      Испугаться за дочь Кинн с Поршем толком и не успели. Когда Саммер вовремя не приехала с дополнительных по математике, никто не придал этому значения, так как телохранители девочки доложили в рабочем чате, что задержатся вместе с ней на лишний час. Но когда они так и не появились ни через час, ни через полтора, Тирапаньякулы забеспокоились и начали готовить амуницию и оружие.       Кинн снова позвонил дочери, но вызов сбросили. Они практически сразу окончательно подняли людей по тревоге и напрягли Арма. Все в рекордно короткие сроки собрались на выезд на улице, уже обряженные в бронежилеты новейшей модели, когда Арм, нахмурившись и непонимающе глядя на экран рабочего ноутбука, с небольшой заминкой произнес, что Саммер находится прямо тут. Кинн резко обернулся и увидел, как в ворота комплекса, сильно хромая на левую ногу, зашла его дочь, вся покрытая пылью и местами кровью. Она опиралась на руку идущего рядом незнакомого Кинну мальчика лет двенадцати-тринадцати, такого же грязного, но внешне целого. Мальчишка затравленно озирался по сторонам, а когда заметил множество вооруженных мужчин, рефлекторно завел девочку к себе за спину, выставив руку сбоку, чтобы стояла смирно. Саммер положила ладошку с расцарапанными костяшками ему на плечо, успокаивая, и, еще сильнее хромая, вышла вперед, практически падая в объятия подбежавшего взволнованного и растерянного Порша.       — Папа, все хорошо. Меня пытался похитить кхун Прасет.       — А это?..       — Его сын Деймон, — Саммер успокаивающе погладила отца по щеке, выбралась из его рук и вернулась к парнишке, берясь за длинный рукав когда-то белой, а ныне серой-коричневой рубашки. — Деймона нужно где-то спрятать, иначе кхун Прасет его убьет. Пожалуйста, папы, это он меня вытащил.       — Так, в медпункт, оба, — подоспевший Кинн без колебаний подхватил дочь на руки, а Порш молча указал хмурому мальчику на вход в здание. Тот затравленно оглянулся на ворота, тяжело вздохнул, но пошел вперед.       Уже в медпункте Саммер рассказала, что ее похитили возле школы. Охранников — Чака и Ника — вырубили шокером, связали и бросили в машине за пару подворотен от школьных ворот, а саму девочку насильно опоили какой-то дрянью и закинули в багажник вроде бы серебристого сильно битого жизнью Nissan. После ее на руках занесли в какой-то не то небольшой склад, не то сарай, слегка побили, желая скорее напугать, а не всерьез навредить, привязали к стулу и ушли. Там ее нашел Деймон, развязал и помог сбежать.       Кинн и Порш непонимающе переглянулись и перевели взгляды на тихо шипящего от боли мальчика, которому тоже обработали порезанные стеклом руки и разбитое колено.       — Почему ты это сделал? Вряд ли твой отец одобрит такой поступок, — первым разговор с мальчиком начал более коммуникабельный и добродушный Порш, по ходу дела переплетая дочери хвостики, попутно вычесывая пальцами спутанные пряди.       — Нельзя так вести себя с женщинами, — гордо вздернул острый подбородок мальчик. Радужки узких глаз, темно-карие, как и у подавляющего большинства тайцев, имели необычный коньячный оттенок, а на солнце и вовсе казались почти красными, как опалы. Внешне он сильно напоминал сову с лицом-сердечком, острым носом и раскосыми глазами, в которых, несмотря на твердость голоса, отражалось странное смирение. — У вас же есть еще два сына, отец мог похитить кого-то из них.       — Так тебя возмутило, что Саммер — девочка? — удивился Кинн, странно глядя на парнишку. В их бизнесе особо не жаловали половые различия, и, если женщины оказывались замешанными в мафиозных сварах, с ними обращались практически так же, как и с мужчинами.       — Ну да. Мы же все привычные к такому, а девочек нельзя трогать. Дед всегда учил, что женщин обижать нельзя до тех пор, пока они не пытаются тебя убить. Иначе это бесчестно. И я знаю, что сделает со мной отец, когда узнает. По сравнению с последствиями все это, — мальчик кивнул на свои руки и ссадины на них — фигня, но я все равно поступил правильно. Я не пожалею об этом.       — Сними рубашку, — миролюбиво попросил от входа в палату Макао, заглянувший в комплекс за кое-какими вещами Чоко.       — Зачем?       — Я знаю, что там ссадины, сними. Пусть обработают и их.       — Там совсем скоро появятся новые, пи’, так что какая разница, — понурившись, отозвался Деймон.       Саммер слезла со своей кушетки, подошла к парню и запрыгнула к нему, кладя свою ладошку, маленькую и нежную, на его более грубую и крупную руку, хоть и чуть светлее по тону.       — Покажи им, Деймон, пожалуйста.       Мальчик скривил тонкие губы в горькой, невеселой улыбке, но к рубашке потянулся, медленно, нехотя раздеваясь. Завидев его обнаженную спину, Порш не сдержал ругательств, Кинн выпустил воздух сквозь сжатые зубы и забрал у охнувшей медсестры вату и антисептик, а Макао понимающе кивнул. Вся грудь мальчика была испещрена следами от ремня и лиловыми синяками, предположительно, от тяжелых ботинок. Предплечья были покрыты тонкими алыми воспаленными полосами, похожими на удары стека или розги. Со спиной дело обстояло ничуть не лучше. С любопытством заглянувшая назад Саммер несдержанно охнула и схватила лицо Деймона в ладони, как в чашку, не позволяя выкрутиться и отвести взгляд.       — Ты зачем меня на спине тащил, глупый? Тебе же больно было!       — Мне всегда больно, что мне теперь, не двигаться, что ли? — фыркнул мальчик, слабо, чтобы не поранить, выдираясь из ее рук, но от Саммер так просто никто не уходил. Она сдавила только сильнее, отчего губы Деймона сошлись в забавную рыбку, а глаза выпучились, как у лягушонка.       — Ты очень плохо относишься к своему здоровью, так нельзя!       — Шебя не шпрошил, — шепеляво ответил мальчик и зашипел, выгибаясь от боли, когда смоченная в спиртовом антисептике вата прошлась по следу на его спине.       Саммер сильно скривилась, словно почувствовала боль Деймона на себе, быстро сменила гнев на милость, подлезла к нему под бок и обняла за руку, перекинув поцарапанные коленки через бедра парнишки. Тот почти сразу джентельменским жестом накрыл их своей рубашкой.       — Тебя дедушка воспитывал, да? — отвлекая от неприятных ощущений, начала расспрос девочка, ласково поглаживая относительно целый и весьма внушительный для тринадцати лет бицепс Деймона.       — Да. Отец со своей шлю… новой женой жил в Штатах, а сейчас деду совсем плохо стало, вот они и вернулись. Дед уже почти не встает, все дела перешли к отцу и помощнику. Дед их не раз и не два предупреждал, что не стоит к вам лезть, но отец не послушал. Ай!..       Мальчик снова поежился от боли, и Саммер прижалась к нему еще теснее, потираясь об обнаженное плечо щекой.       — Нам нужно их обработать. Ты же и сам знаешь, что бывает, если в рану попадет грязь.       — Знаю. Но мне без разницы уже. Отец узнает и снова побьет, хорошо если быстро из горячки выберусь, — в голосе Деймона сквозили отчаянье и усталая, тупая обреченность. Кинн живо вспомнил суровые наказания Корна, а Макао нервно потер бок и правое плечо, явно вспоминая нечто отвратительное о своем отце.       — Тогда почему ее спас? Ты же неглупый парень, Деймон. Наверняка перед побегом просчитал все риски, — Кинн продолжал методично обрабатывать раны парнишки, про себя удивляясь, как с такими травмами у того вообще получалось ровно ходить и не кривиться ежеминутно от сильной боли.       — Саммер ногу подвернула и не могла идти сама. А меня люди отца не всегда слушают. Я ее тайным ходом вывел, но не мог бросить, она бы одна не дошла. Да и вдруг за ней бы проследили.       — Кто, говоришь, твой дед?       — Сом Сомсак Манират.       — Ебать, — прохрипел Кинн, отшатнувшись.       Он хорошо помнил этого статного, высокого и очень сильного физически мужчину, ровесника Корна и единственного из старой гвардии, кто отказывался вести с Каном любые дела, за милю чуя его гнилую суть. С Корном они открыто не конфликтовали, обходились взаимным уважением и поклонами сильно издалека, однако кхун Сом был известен в кругах мафии как очень сметливый, находчивый и идеально воспитанный человек. Его привлекательная, хоть и не красивая в прямом смысле этого слова внешность, харизма сильного, уверенного в себе лидера и джентельменские манеры привлекали к нему женщин, как пламя — мотыльков, но он все эти годы хранил верность погибшей во время одной из перестрелок жене. У него был единственный сын, Прасет, который долгое время жил за границей. Около двух лет назад кхун Сом неожиданно для всех ушел на покой, оставив все дела на спешно вернувшегося сына и личного помощника. И теперь единственный внук Вепря — как прозвали мужчину в кругах мафии за стальную хватку и умение охотиться на врагов — сидел прямо перед Кинном, непринужденно вытащив его дочь из опасной и дурно пахнущей передряги.       — Саммер, милая, ты в порядке? — Кхуну быстро доложили, что девочка вернулась домой, и он ввалился в палату прямо в домашней одежде и с крохой Фаер на руках.       Деймон, как завороженный, уставился во все глаза на малышку, которая в ответ захлопала большими невинными глазками и протянула навстречу лапки, желая поближе познакомиться с красивым мальчиком. Кхун бросил на Кинна полный сомнения взгляд, но тот, уже получив от охраны сообщение, что в одежде парнишки ни жучков, ни огнестрельного оружия не обнаружено, медленно кивнул, разрешая.       Фаер была аккуратно усажена на колени Саммер, и Деймон без понуканий выставил справа от малышки руку, чтобы та не свалилась на пол. Двухлетняя Фаер все еще была немного пухленькой и тяжелой, но очень милой, общительной, любознательной и обожала внимание мужчин, вот и теперь заулыбалась, сложив розовые губки бантиком в лучших традициях кровного отца, и дружелюбно потянула ручки к шее нового знакомого.       — Это Фаер, можно сказать, моя сводная кузина, она не кусается, — Саммер при виде обескураженного подростка захихикала и придержала ребенка с другой стороны. Они продолжали сидеть в тесном клубке, пока Кинн обрабатывал Деймону спину. Тот даже не дернулся ни разу, полностью завороженный лепечущей о чем-то своем малышкой. Фаер же, увидев страшные следы на руках мальчика, ласково погладила их крохотными пальчиками, и Деймон резко отвернул в сторону лицо, скрывая подозрительно заблестевшие глаза.       — Подкинул ты нам проблем, конечно, — Кинн обошел мальчика, не зная, как лучше поступить — не то выпутать его из клубка и обработать грудь, не то подождать, пока Фаер удовлетворит любопытство и жажду общения.       — Ты его не отдашь, — ровным голосом произнесла Саммер в сторону Кинна, и, хотя лицо ее осталось спокойным, но руки выдали сильное волнение, вцепившись в предплечье Деймона до побелевших костяшек. Парнишка на это даже не поморщился, будто и вовсе не испытывал боли от соприкосновения чужих сильных, пусть и тонких пальцев с синяками и ранами.       — Не отдам, — с тяжелым вздохом признал Кинн, во-первых, не умеющий отказывать дочери в настолько убедительных просьбах, а во-вторых, мысленно подсчитавший нехилую выгоду в области бизнеса — получить в союзники Сомсака было отличным решением от нескольких давно назревающих в клане проблем. — Где, говоришь, твоего деда держат?       — Вы хотите?..       — Да. Хотим. Давай быстрее, пока эффект неожиданности еще можно использовать.       Деймон оживился, взглядом попросил Кхуна забрать Фаер, очень аккуратно снял с себя ноги Саммер, памятуя про неудачное и весьма болезненное для девочки растяжение, и переложил их на кушетку, даже не подумав забрать свою рубашку.       — Я все покажу. Пожалуйста, помогите вытащить деда. Я знаю, как ослабить отца, могу предложить доки в западном секторе, там хорошее место, удачное расположение и удобный причал, — начал он торговаться, совсем как взрослый, что снова невольно подняло градус уважения к нему на десяток единиц.       — Ты настолько отчаялся? — хитро прищурившись, уточнил Кхун. — Предателей нигде не любят.       — Я знаю. Но дед — единственный, кому на меня не нас… плевать. А отец первым в это дерь… неприятности влез, когда отдал приказ похитить Саммер.       — Хорошо. Говори все, что знаешь, — Кхун передал Фаер в руки Макао и повел рукой на выход, приглашая проследовать за ним.       Удар Кинна и Чая был молниеносным и сокрушительным. Старая двухэтажная вилла за городом, на которой держали пожилого и временно недееспособного мафиози, неплохо охранялась людьми Прасета, но с помощью Деймона ее смогли взять меньше чем за полчаса, вообще без потерь со стороны Тирапаньякулов. Пожилой владелец обнаружился в спальне на втором этаже и сходу направил заряженный пистолет в сердце Кинна, вежливо постучавшего в дверь перед тем, как зайти.       Деймон бесстрашно выбрался вперед, подбежал к деду и бросил пару коротких фраз на странном чирикающем языке. Крупный, высокий, но сильно похудевший и осунувшийся седовласый мужчина сильно нахмурился, окинул Кинна оценивающим, строгим взглядом, выдернул катетер из руки и медленно встал, опираясь на жилистое плечо внука. В комнату вбежала медсестра, начала громко охать и ахать над вставшим с кровати мужчиной, пытаясь уложить его обратно, но Деймон взмахом руки попросил телохранителей вырубить девушку и забрать с собой для допроса, что ближайший к ней боец с успехом провернул.       Кинн бесстрашно шагнул вперед и подпер Сомсака с другой стороны, помогая идти. Хозяин виллы попросил задержаться у кабинета, зашел в него вместе с внуком, и Кинн невольно затаил дыхание в ожидании выстрелов или иных неожиданностей, но оба спокойно вышли через пятнадцать минут, причем парнишка нес в руках пухлую черную пластиковую папку на молнии. Кинн снова добровольно стал «костылем», уводя мужчину за пределы дома к машинам Тирапаньякулов. Кинн и Чай взяли с собой медиков в оборудованном специально под такие выезды бронированном фургоне, так что вокруг облаченного в синюю шелковую пижаму мужчины тут же закружились два врача и медсестра клана Тирапаньякул. Сом степенно отвечал на вопросы и позволил провести простейшую диагностику прямо на ходу. Кинн отобрал у ребенка папку, не глядя отложил на сидение и снял с Деймона выданную Кхуном просторную фиолетовую футболку Саймона.       — Какого?.. Дей!       — Прости, дед, — мальчик покраснел и пристыженно ответ взгляд. — Я не хотел тебя волновать.       — Ты мой единственный внук, Дей, почему… почему ты не сказал? Как давно? — в низком, раскатистом голосе пожилого мужчины слышались едва сдерживаемый гнев, горечь и разочарование.       — С самого начала, как он вернулся. Прости. Я не знал, куда пойти, а потом они похитили Саммер, и я не смог!.. Ты учил, что нельзя трогать женщин, а они ее избили, и я слышал, как они хотели продолжить. И я не жалею, что отдал этим склады, ясно? Твоя жизнь того стоит, дед…       Сом рывком передвинулся по кушетке и прижал к себе плачущего мальчишку, наконец сумевшего осознать, что все закончилось и они оба в безопасности.       — Куда мы едем, нонг’Кинн?       — К Вегасу, кхун Сом. Там вас уже ждут нормальное оборудование и отдельные комнаты.       — Спасибо, — мужчина пригреб к себе внука еще плотнее. Кинн во второй раз отложил антисептик, понимая, что сейчас для подростка намного важнее почувствовать себя в безопасности под крылом у деда, и если он несколько дней с такими травмами без обработки бегал, то и еще пара часов погоды не сделают.       Из машины Сом вышел сам, опираясь на немного успокоившегося за время поездки внука. Коротко осмотрелся, наметанным глазом фиксируя посты охраны и количество людей и оружия во внутреннем дворе дома побочной семьи. Встречать гостей вышел Пит, вежливо, низко поклонился мужчине и повел рукой, приглашая пройти внутрь.       — Позвольте представить хозяина дома — Пит Понгсакорн Тирапаньякул, супруг Вегаса и отец двух его сыновей, — официально представил Кинн своего бывшего наемного работника, произнося эти слова с искренней гордостью. За Пита он был очень рад, считая его еще кем-то вроде младшего и любимого сводного брата, а тот, услышав краем уха слова главы семьи, неподдельно смутился, показал гостям ямочки на щеках и низко поклонился.       — Как много я пропустил, — вежливый и учтивый до мозга костей Сом ответил поклоном на поклон и побрел к дому, стараясь не показывать, насколько ему тяжело идти. На внука он при этом тоже старался опираться чисто номинально, чтобы не давить на израненные плечи. Кинн осуждающе покачал головой и вместе с Питом с двух сторон подхватил гордого мужчину под руки, облегчая передвижения.       Встречать гостей также вышли Венис, Бен, Макао, Тэ и Чансуда с Чоко, столпившись в боковом коридорчике. Приглядевшись к ним, Сом вопросительно оглянулся на Кинна.       — Откуда ребенок у семьи Макао? Вы хорошо его прятали от всех.       — Не прятали, кхун. Его усыновили чуть больше двух лет назад.       — Ты зачем ходишь, тебе нельзя! — Деймон выскочил вперед, едва из коридора выступила Саммер, опирающаяся на насупившегося Винтера.       — Тебя не спросила, — беззлобно огрызнулась девочка, и удивленно вскрикнула, когда Деймон наклонился и подхватил ее на руки.       — А ты куда смотрел? У нее растяжение, — попенял он Винтеру, на что тот только плечами пожал и руками развел:       — Слушай, тебе надо, ты ее и удерживай. Если Сам захочет, она кого угодно переупрямит. Я просто берегу свои нервы, время и силы. Гостиная в той стороне, теперь эта проблема — твоя.       Винтер хотел было по-дружески хлопнуть Деймона по плечу, но вовремя вспомнил о его повреждениях и остановил руку в паре сантиметров от одежды.       — Бля, надо грудь ему обработать. В третий раз уже пытаюсь, — вспомнил Кинн.       — Пусть уже отнесет ее, — усмехнулся Макао, с любопытством наблюдая за взаимодействием детей. — Еще скажи спасибо, что Саймона тут нет, хлопотал бы, как наседка.       — Завидовать плохо, дядя Макао, — хрустально рассмеялась Саммер, вполне освоившаяся на руках у Деймона.       — Это твоя дочка? — спросил меж тем Сом у Кинна.       — Да. Саммер, — Кинн наклонился и одной рукой привычно поймал черного мейн-куна Макао по имени Блэк, который, почему-то нежно его обожал и всегда приходил, мурлыча и буквально требуя себя гладить, носить на руках и чесать за огромным ухом с забавной светлой кисточкой.       Сомсака увели на осмотр, но перед этим он, поколебавшись, сунул довольно увесистую черную папку в руки Кинна. Тот сразу же перепоручил ее Питу с просьбой закинуть в один из пустых запасных сейфов, пока медики проводили все необходимые манипуляции с Сомом и брали у него анализы для более детальных и развернутых проверок. Деймона тоже наскоро осмотрели, все-таки обработав повреждения на торсе и ногах. После мужчины устроились в одной из гостиных, лично обставленных Питом под его вкус — в куда более мягких, светлых и легких тонах, чем было заведено при Кане.       После посещения медиков Сом стал выглядеть немного бодрее, с любопытством оглядывался по сторонам и краем глаза неусыпно следил за внуком, который вполне неплохо развлекался в толпе детей. Бен оставил младших на Вениса, а сам присоединился к старшему поколению, по-простому усевшись в ногах у Кинна и чутко прислушиваясь к неспешной отвлеченной беседе о делах, погоде и воспитании подрастающего поколения.       Чансуда, как всегда, одетая в собственноручно связанное длинное ажурное светло-голубое платье, внесла в комнату заставленный тарелками и мисками поднос и аккуратно поставила его на колени Сомсака. Сострадательная и добрая женщина, заметив плачевное состояние гостя, уточнила у медиков, что ему можно есть, и быстро соорудила легкий куриный бульон с гренками и рассыпчатый пресный рис.       — Спасибо, — Сом принял угощение, но тут же остановился, удивленно наблюдая за тем, как Макао встал с насиженного кресла, уступая госпоже самое удобное место. — А это?..       — Кхун Чансуда, госпожа этого дома, — церемонно представил Кинн зардевшуюся от смущения женщину, которая даже спустя прожитые в поместье годы так и не смогла привыкнуть, что она теперь такой же полноправный член семьи, как и Чоко.       Ее действительно считали госпожой дома побочной семьи не только хозяева, но и слуги, и даже охрана — именно она потихоньку сняла с Пита утомительные заботы о хозяйственных делах, готовила вкуснейшие домашние блюда по выходным и сложные, мудреные торты на праздники, и она же с удовольствием занималась подготовкой редких светских приемов, что Тирапаньякулы устраивали только тогда, когда не устраивать их казалось уже неприличным.       Сом отложил поднос и поклонился по всем правилам, больше не задавая вопросов. Чансуда ответила тем же, покраснев еще сильнее. За непривычно тихой и смущенной бабушкой с неподдельным восторгом наблюдал Чоко, пока Тэ и Макао изо всех сил старались не смеяться и не упоминать вслух пойманный женщиной свадебный букет Нампын.       — Поешьте, кхун Сом. Еда, приготовленная руками кхун Чансуды, очень вкусная.       Сом покосился на женщину, на внука, буквально окруженного Тирапаньякулами, на улыбчивого и мирного Пита, и решительно придвинул к себе поднос, приступая к трапезе. Он едва успел проглотить последнюю ложку риса, как из коридора послышалась возня и командный женский голос выкрикнул:       — Ребенок!       Кинн без колебаний встал, ибо был только один человек, который продолжал его так называть, несмотря на приближающийся порог сорокалетия. Технически, таких людей было двое, но второй носил суровое выражение лица как доспехи, и практически всегда называл воспитанников по имени, а не уменьшительно-ласкательными. Дверь распахнулась, и в комнату стремительным шагом вошла рассерженная, как кобра, Нампын с водопадом распущенных волос и очень злым выражением прищуренных глаз.       — Какого хрена, Кинн?! Ты не мог спасти кого-то другого?       — Нампын? Нампын, это правда ты? — Сом побледнел и в два шага оказался рядом с женщиной, протянув руку навстречу, но так и не посмев коснуться госпожи.       — Я, придурок старый, я, — проворчала мать Порша и улыбнулась, блекло, но искренне: — Не думала, что встречу тебя живьем еще раз. Ты стал совсем седой… — ее тонкая изящная рука робко коснулась коротких стальных волос мужчины, и Сом устало прикрыл глаза, признавая справедливый упрек.       — А ты все такая же цветущая, Прекрасная госпожа. И снова замужняя, — он бросил говорящий взгляд на ее руку, где блестело новое изящное и тонкое обручальное кольцо.       — Теперь да. Повдовствовала и хватит, — скупо отозвалась Нампын и протянула руки Чансуде, чтобы поприветствовать близкую подругу.       — Так а в чем проблема с кхун Сомом, кхун мэ? — вмешался Кинн, внимательно наблюдая за взаимодействием двух женщин и мужчины. Чан замер мрачной тенью у дверей, пристально следя за тем, чтобы его жену никто не обижал.       — Ты умудрился вытащить из полнейшей задницы человека, который едва не стал моим мужем в молодости, — улыбнулась Нампын шальной, «акульей» улыбкой, которую также можно было иногда заметить на лице Порче, когда некоторые фанаты переступали черту и как-то не так прикасались или обращались к Киму.       Порш громко и несдержанно закашлялся, Бен комично распахнул глаза, все еще ужасно напоминая растерянного львенка, а Кинн наконец вспомнил, почему Корн так вежливо и отстраненно относился к Сому — когда Вепрь попытался посвататься к Нампын, та прилюдно ему отказала, пусть и соблюдая этикет, что развело мужчин на разные полюса на долгие годы. Хотя осуждать Сомсака было сложно — Нампын сохранила утонченную красоту даже в шестьдесят, а в двадцать она наверняка считалась одной из самых красивых юных богачек Бангкока.       — Как же я могу вернуть тебе долг, Прекрасная госпожа? — Сом отступил от Нампын на шаг, предупредительно сохраняя дистанцию между собой и замужней женщиной. Его поведение и выдержка оставались великолепными.       — Фу, Сом, не называй меня этим уродливым прозвищем, — Нампын тряхнула головой, рассыпая по узким плечам длинные ровные пряди, которые, как Кинн доподлинно знал, обожал гладить и перебирать Чан. — И ты уже сполна вернул. Твой внук сегодня спас мою внучку. Мне этого с головой хватит.       — Это заслуга Деймона, не моя, — упрямо отозвался Сом.       — Нет, твоя. Это ты воспитал его таким джентльменом. Хотя на своей шкуре знал все риски, — женщина чуть понизила голос, намекая старому знакомому на какой-то непонятный для остальных эпизод из их общего прошлого.       О ноги Сома потерся второй мейн-кун, Грей, выпрашивая ласку и почесывание. Мужчина наклонился и подхватил на руки шестикилограммовый комок плотного серого меха, почесывая его за ухом и прикрываясь от Нампын, словно живым щитом. Женщина при виде этой картины только хмыкнула и отступила к супругу, беря его под руку и подводя ближе.       — Познакомься, Сом, мой муж Чан.       — Он же?..       — Помощник Корна, да. Мы обо всем потом поговорим, но пока тебе стоит знать только, что он мой муж, и я ему полностью доверяю. Чан — это мой старый друг Сомсак.       Сом молча раскланялся с предельно серьезным Чаном, хотя Кинн уловил, как дернулась рука их гостя, будто он пытался оградить Нампын и Чансуду от Чана, явно ему не доверяя.       — Дядя Сом, а ваша болезнь же не случайная? — нарушила Саммер повисшую между взрослыми липкую, неприятную тишину.       — С чего ты это взяла? — Сом выпал из задумчивости и повернулся к девочке, но краем глаза продолжил следить за Чаном.       — Слишком удобно вы заболели для вашего сына, — хищно сверкнула темными глазами Саммер, напоминая Вегаса или Танкхуна во время игры в покер или преферанс.       — Мои проблемы со здоровьем начались задолго до его приезда, — покачал лобастой головой мужчина, продолжая наглаживать громко урчащего и щурящегося от удовольствия кота. — Примерно за полтора года. Я ведь тоже не настолько железный, как хотелось бы.       — Bullshit! Чтоб вас всех нахуй! Еле отбился, dump motherfuckers, — из коридора раздался сочный мат на двух языках сразу, и в комнату вошли перемазанные в пыли и крови Ким и Вегас. Последний выглядел точь-в-точь как разъяренный дракон — едва дым носом не шел.       — Нонг’Вегас, следи за языком при дамах, — попенял Сом как в старые добрые, и тут же осекся, вспомнив, в чьем доме находится.       — Эти дамы и сами не хуже меня заворачивать умеют, — хмыкнул Вегас, делая небрежный вай в сторону мужчины. Повернувшись к Деймону, он окинул его сложным взглядом, в котором смешались уважение и легкая неприязнь. — Ты такую кашу заварил, мелочь, просто предоставить себе не можешь. Все в городе на уши встали, хорошо, что мы быстро спохватились. Саммер, ты хоть в порядке?       — В полном, дядя Вегас. Через неделю снова бегать буду, — невозмутимо отозвалась девочка с пола, удобно опираясь спиной о край кресла.       — Ну и заебись, — Вегас со стоном удовольствия упал в последнее свободное кресло, куда тут же подсел Пит, решивший размять своему благоверному плечи и шею. — Я уже слишком стар для этого дерьма.       — Тебе всего тридцать шесть, Вегас, не бубни, — Пит легонько чмокнул мужа в щеку, перегнувшись через его плечо. В ответ на ласку тот слегка оттаял и перестал напоминать ожившего древнего бога войны.       — I'm already thirty-six, baby*, — ответил он, неприкрыто нежась под мягкими касаниями Пита, за годы беспокойного супружества изрядно поднаторевшего в массаже. — Мы все зачистили, Прасет и его семья у Кинна в подвале, за ними в оба глаза смотрят Арм и Пол. Потери небольшие, восемь раненых, три тяжелых, убитых нет. Пацан здорово помог — если бы не он, убитых было бы дохрена, Прасет чуть ли не крепость выстроил. С его недовольными коллегами сейчас Пакин и кхун Форт разбираются.       — Мой сын… в порядке? — Сому нелегко далась эта фраза, но, как отец, он не мог не спросить.       — Пару ребер сломали и руку прострелили, а так бодр и свеж. Когда грузили в машину, активно поливал всех отборным дерьмом. Женщина и ребенок целы, заперты в нижних покоях под наблюдением.       Глаза Сомсака затуманились от сильной душевной боли — несмотря на то, что сына он искренне любил и старался воспитать в своих же традициях, тот сильно замкнулся после смерти матери в одной из перестрелок и вырос властолюбивым, жестким, непримиримым. И все же, родительское сердце не могло не болеть, и Кинн, подступив к мужчине со спины, положил руку на его плечо, молчаливо поддерживая, как мог бы сделать для родного дяди, не будь тот крысой и предателем.       — Что с ними будет?       — Вам решать, — ответил Вегас, серьезно глядя на потерянного, враз постаревшего и жалко сгорбившего плечи мужчину. — Несмотря на то, что ваш сын вместе с вашим прежним помощником Критом забрал власть семьи в свои руки, в клане осталось много преданных лично вам людей. Когда мы через громкоговоритель сообщили, кто мы и откуда, процентов тридцать из внутренней охраны сложили оружие и сдались, сильно облегчая нам задачу. Они тоже у Кинна, в одной из резерваций, их разоружили и предоставили спальные места, воду, еду и чистую одежду.       — Спасибо. Я не знал… даже не мог представить, что Корн и Кан вырастят таких сыновей.       — Нет, кхун Сом, отец и дядя тут и рядом не валялись, — хмыкнул Кинн весело. — Благодарить надо наших мужей и детей. Вы с Деймоном можете пока остановиться здесь, гостевые комнаты уже готовы.       — Можем ли мы… сохранить за собой хотя бы старую виллу?       — Вы о чем? — искренне удивился Кинн, всем телом поворачиваясь к мужчине.       — Черная папка. Ты разве ее еще не изучил?       — Мы ее в сейф закинули, к нашим документам.       — И ты… не смотрел? — Сом выглядел так, будто его пыльным мешком шарахнули.       — Нет, к чему мне, — пожал плечами Кинн, наконец догадавшись, о чем подумал старший мафиози. — Кхун Сом, при всем уважении, ваши склады и точки сбыта нам особо не сдались. Мы помогли, потому что ваш внук спас мою дочь. Да, признаться честно, я буду рад сотрудничеству, от вас я хотя бы не получу удар в спину, как от некоторых партнеров, но это все. Отбирать ваше имущество никто не станет.       — Ты сильно вырос, нонг’Кинн.       — Трое детей обязывают, кхун Сом. А сейчас нам лучше расходиться по комнатам, уже поздно, а день был тяжелый.       Глядя вслед покорно направившемуся на выход мужчине, Кинн испытал странное покалывающее ощущение сожаления, смешанного с разочарованием. Корн всегда воспитывал их троих в парадигме, что даже самые близкие и любимые люди когда-нибудь обязательно предадут. Кинн с помощью Порша и созданной их общими усилиями семьи, все-таки смог переломить это убеждение, пусть и через боль, отрицание и множество других не самых легких и приятных эмоций. Но, как бы тяжело и больно ни было это признавать, ему просто повезло, потому что на его пути часто попались правильные и честные люди. Видеть, как от собственной доверчивости страдает другой человек, тем более настолько сильный духом, было неприятно, как от впившейся в мякоть ладони занозы, и Кинн впервые в жизни до конца понял, о чем пытался когда-то сказать ему Корн.       Впрочем, это спонтанное озарение помогло Анакинну лишь понять отца, но никак не простить. Поэтому он лишний раз пересчитал своих дорогих и близких людей, используя полюбившийся способ поцелуев в макушку, переглянулся с устало щурящимся Вегасом и тоже отправился спать, предчувствуя новый виток проблем и суеты.

***

      Как предполагали Кинн, Кхун и Саммер, мужчину годами травили самые близкие к нему люди, и выжить ему помогло только воистину звериное здоровье. Перечитав распечатки анализов и несколько часов проговорив с врачами побочной семьи, вызнавая каждую деталь и мелочь, Сомсак обессиленно улегся на стол на сложенные вместе руки в одном из пустых кабинетов, пряча потухший, потемневший от горя взгляд. Его плечи уязвимо задрожали, и Деймон притерся поближе, пытаясь хоть так утешить мужчину, страдающего от предательства родного ребенка и доверенного помощника, за годы работы ставшего почти что приемным сыном.       Тирапаньякулы — Кинн, Кхун, Нампын и Вегас — замерли, кто как стоял, не смея прервать молчаливый диалог маленькой семьи или как-то поддержать старшего ее члена, но Саммер в силу возраста подобными предрассудками не страдала, и потому храбро вышла вперед, все еще сильно припадая на поврежденную ногу. Приблизившись вплотную к тихо плачущему мафиози, она обняла его с другой стороны, ласково поглаживая по плечам и спине. Уложила голову на плечо, словно родная внучка, проявляя недюжинное участие и душевное тепло, которого было даже слишком много в ней, братьях и Порше.       — Все будет хорошо. Дядя Сом, ну не плачьте, пожалуйста. У вас все еще есть Деймон, вам нужно быть большим и сильным ради него. А мы во всем поможем, да, папа?       — Конечно, милая, — Кинн испытывал странное ощущение опаски, смешанной с настороженностью и неприятием — видеть, как разбито плачет сильный, крепкий, казалось бы, несгибаемый морально мужчина, было в чем-то жутко.       — Дедушка Сом, ну не надо. Крысы везде есть, вы не виноваты.       Сом медленно отодвинулся от стола, на котором веером валялись распечатки анализов, анамнезы и заключения врачей, жестким, резким движением стер слезы с, казалось бы, на глазах постаревшего лица и крепко обнял обоих детей. Саммер облегченно вздохнула, чуть улыбнулась и переплела пальцы с Деймоном поверх спины Сома, второй рукой ответно обнимая разбитого, выпотрошенного дурными новостями мужчину.       — Ты почему снова ходишь, несносная? — возмутился Деймон подрагивающим от эмоций голосом, пытаясь отвлеченным разговором переключить деда в более конструктивное русло.       — Хочу и хожу, чего пристал! — легко поддержала затею парнишки Саммер, чья улыбка с каждой секундой становилась шире и светлее. Девочка подобрала рукава тонкого серебристого свитера-сетки, очередного вязаного шедевра Чансуды, и заботливо вытерла ими влажное лицо мужчины. — И вообще, не нравится — носи, — фыркнула она смешливо, гордо вздернув носик, на что Деймон обошел деда по дуге и невозмутимо поднял девочку на руки.       — Саймон ревновать будет, — беззлобно хмыкнул Вегас, наблюдая за детьми сквозь свой знаменитый мейнкуновский прищур.       — Не будет, дядя Вегас. Я все устрою, — Саммер лукаво подмигнула Вегасу и на руках у Деймона выехала из помещения.       Взявший себя в руки Сомсак скупо улыбнулся Кинну:       — Ты вырастил отличных детей, нонг’Кинн.       — Стараюсь, кхун Сом, — нейтральным голосом ответил Кинн, и присутствующие с горем пополам переключились в конструктивное русло дележа имущества с учетом изменившихся реалий.       Следующие несколько месяцев Сомсак активно лечился уже у Тирапаньякуловских вдоль и поперек проверенных на профпригодность и лояльность эскулапов и чистил свое окружение от крыс, предателей и проштрафившихся вояк. Деймон жил при нем на все той же старой вилле, наотрез отказавшись покинуть деда и на время перебраться в безопасный и удобный дом побочной семьи, как изначально предлагал гостеприимный Пит.       Сына и своего личного помощника Сом казнил сам — быстро и безболезненно. Оба оказались замешаны по уши в торговле людьми, проституции и даже педофилии. После содеянного в бездонных тирапаньякуловских подвалах Сом три часа рыдал, как младенец, в объятиях молчаливой Нампын, в чьих глазах сполна отражались понимание, сопереживание и сожаление. А после так же долго лежал без движения на коленях тихо напевающей колыбельную Саммер, которая слишком уж явно взяла шефство над маленькой семьей Манират. Саймон, как и обещала Вегасу девочка, к своеобразному пополнению в их шайке-лейке отнесся спокойно. Только в больших щенячьих шоколадных глазах промелькнула странная грусть, которую девочка тут же заметила и поспешила развеять теплыми словами и нежными касаниями.       Склады вернулись к исконным владельцам, но теперь там хранилась часть товара Тирапаньякулов — Сомсак умел быть благодарным. За время чистки кадров и восстановления здоровья он крепко сдружился с Вегасом, воспринимая его как родного племянника. Тирапаньякул без лишних проволочек и условностей помогал заново подбирать кадры, согласился ненадолго отпустить Пита лично тренировать новичков семьи Манират и в принципе очень тепло относился к этой семье.       Жену Прасета и ее дочь, которая, как выяснилось после сделанного тайком анализа ДНК, кровной внучкой Сомсака не была, выслали обратно в Штаты под надежной охраной. Женщина оказалась откровенно глупой и жадной, а ее девятилетняя дочь — избалованной и капризной. Сом недрогнувшей рукой назначил им небольшое содержание и оставил комфортабельную квартиру в центре Нью-Йорка, попросив больше никогда не вмешиваться в дела его семьи. Женщина с первого раза намек не поняла, поэтому подключились Вегас и Пит, всегда готовые помочь в таких щекотливых делах. После пятнадцатиминутного уединенного разговора с семейной парой Миранда была белее муки и покорно согласилась на все выдвинутые Сомсаком условия.       Деймон успешно залечил свои повреждения и все чаще казался обычным подростком, а не настроенным на вечный бой солдатом. Смеялся с Саммер, что-то бурно обсуждал с Винтером, соблюдал вежливый нейтралитет с Саймоном и планировал многоходовые интриги с Венисом. Он даже к Фаер умудрился проникнуться нежностью, охотно кормя малышку с ложки фруктовыми пюрешками или творожками и катая на плечах под довольное улюлюканье ребенка.       Жизнь потихоньку налаживалась, и семья Тирапаньякул как само собой разумеющееся расширилась на двух новых членов.

***

      День рождения близнецов в семье традиционно не отмечали — это был одновременно день смерти их матери, поэтому дети всегда говорили, что отмечать не хотят. Максимум — могли посидеть в любимом кафе с самыми близкими, но подарков им никто не дарил и даже не заикался о поздравлениях. Вместо дня рождения весь мафиозный клан пышно отмечал тот день, когда близнецы впервые переступили порог особняка. Однако теперь на семейном празднике как само собой разумеющееся присутствовали Сомсак и Деймон.       Мальчик протянул Саммер и Винтеру два одинаково запечатанных в небольшие коробки подарка. Переглянувшись, дети сняли бежевую оберточную бумагу — Саммер аккуратно и медленно, Винтер же справился одним рывком. Синхронно раскрыли коробки; внутри оказались парные браслеты: серебряная нить переплеталась с белым золотом. В середине виднелась золотая у Саммер и серебряная у Винтера овальная бляшка с выпуклыми буквами SW.       — Символ вашей связи. Лето и зима. Желтое и белое, — смутившись, пояснил Деймон, который лично нарисовал эскиз для подарка, о чем Кинн и Порш узнали из уст Тэ, отыскавшего по его просьбе самого лучшего ювелира города.       Саммер молча вытянула левую руку вперед, прося застегнуть на ней браслет. Жест сестры охотно повторил и Винтер. Девочка без колебаний повисла на шее у Деймона, многословно благодаря за красивый и ценный подарок. Более скупой на эмоции Винтер ограничился крепким дружеским хлопком по плечу. Но, перед тем как дети всей ватагой ушли в соседнюю комнату болтать и играть, Сомсак остановил Саммер и протянул ей какой-то небольшой черный предмет.       — Это принадлежало моей жене и пару раз спасло ей жизнь в драках. Будь осторожна, клинок очень тонкий и острый.       Предмет выглядел совершенно неопасно, как тушь для ресниц или длинная помада в черном гладком футбляре. Вот только при сильном нажатии на определенный выступ, из корпуса выезжало острое лезвие сантиметров семь длиной, которым, если воткнуть в правильное место, вполне можно было покалечить или даже убить. Винтеру достался изящный и легкий нож-бабочка.       — Спасибо, дедушка Сом! — Саммер подарила объятия и мужчине, спрятала лезвие обратно в корпус и засунула подарок в рюкзачок, который ей по команде поднес Бадди.       Винтер просто низко поклонился, не решаясь подойти поближе. Мужчина в ответ коротко приобнял девочку, кивнул мальчику и снова зациклился на своих мыслях — хоть деловой хватки он и не растерял, но боль от предательства сына и помощника, все еще не давала ему обрести душевный покой. Держался на плаву Сомсак только благодаря внуку, которого еще только предстояло выпустить в мир.

***

      Шестидесятипятилетие Сомсака могло бы пройти незамеченным, если бы не Деймон. Случайно обмолвившись о приближающейся дате в компании Вениса и Винтера, парнишка запустил цепную реакцию, и в знаменательный день Тирапаньякулы собрались большой компанией в комплексе, чтобы достойно отпраздновать.       Кинн как никто был благодарен этому человеку за поддержку и дельные советы. Сом обладал развитым чутьем на неприятности, прекрасно владел собой и знал множество нюансов, которые мог уловить только человек, с самого детства живущий в самых грязных и запущенных трущобах. Его единственной слабостью были близкие люди, от которых он просто не умел ждать подставы, за что и поплатился в истории с сыном и помощником. Советы Сома помогли Кинну выровнять ситуацию с перераспределением власти в городе в рекордно быстрые сроки. Он также имел хорошие связи среди больших чиновников и органов правопорядка, что обезопасило клан еще и с этой стороны. Разумеется, Кинн и до этого старался не выходить из берегов и соблюдать разумные рамки в не особо чистом бизнесе, но за благополучие семьи все равно перманентно тревожился, и эту тревогу вовремя уняли морщинистые, но пока еще крепкие руки Сомсака.       Дети тоже отнеслись к новому человеку благосклонно — Саммер первой начала открыто называть его дедушкой Сомом, за ней почти сразу последовали Фаер и Чоко, затем — Винтер и Венис. Саймон сдался последним, он опасался мужчину, не доверял и пытался при встрече точно так же спрятать Саммер за своей спиной, как сам Сомсак хотел сделать с Нампын и Чани при встрече с Чаном. Однако, видя отношение Саммер к обоим Маниратам и то, как мужчина играл с младшими, Саймон постепенно успокоился и тоже его признал, становясь более открытым и искренним в общении. Сомсак охотно катал Чоко на плечах, пару раз кормил из бутылочки кроху Люци, всегда старался поддержать старших детей и научить их чему-то полезному в приятной игровой форме, при случае играл с Бадди в мяч, развлекая общительного и добродушного пса. И именно признание последнего, всегда чутко улавливающего неприятие и плохое отношение к детям, сломило даже вполне логичные в этой ситуации опасения Кхуна, Кинна и Чана.       Но забавнее всего было наблюдать за тем, как в компании кхун Чани Сомсак скидывал прожитые года и как по волшебству превращался в неловко мнущегося подростка, не решающегося заговорить с королевой школы. Чансуда в его обществе тоже чувствовала себя стесненной, но с нежной и благодарной улыбкой принимала скромные знаки внимания — Сомсак никогда не приезжал в гости к Тирапаньякулам без подарка для женщин, будь то букет цветов, вкусности или мелкие сувениры — и старалась отвечать взаимностью, угощая их с Деймоном своей выпечкой.       На День рождения Сомсака кхун Чани лично испекла здоровенный двухъярусный торт и затейливо украсила его взбитыми сливками, марципанами и тремя видами посыпок. А также, ужасно стесняясь, протянула имениннику подарочный пакет, в котором оказался связанный крючком черно-белый жакет, севший строго по фигуре.       — Кхун Чани, как вы умудрились так точно связать? — вслух удивился любопытный, как кот, Порш, озвучив, тем самым, общее мнение.       — Нонг’Деймон передал свитер, я по его меркам связала, — женщина еще сильнее смутилась, явно опасаясь, что ее поступок посчитают нечестным, но Сомсак лишь бережно гладил жакет кончиками пальцев, любуясь изящной и ладной работой.       — Спасибо. Он потрясающий! — наконец выпав из любования, именинник низко поклонился дарительнице, та кивнула, прижала руки к горящим щекам и сбежала. Сомсак растерялся, не понимая, что сделал не так, но на помощь вовремя пришла ехидная и языкатая Нампын, ловко подтолкнув его в спину меж лопаток в сторону той двери, за которой скрылась Чансуда.       — Иди уже, старый рыцарь без страха и упрека. Чансуда сама себя не поблагодарит.       — Нампын, мне шестьдесят пять только что исполнилось, а ей едва ли пятьдесят пять.       — Солнце мое ненаглядное, в нашем возрасте разница в пять-десять лет — это вообще не проблема. И ей почти шестьдесят, если что. Иди уже, она наверняка в саду.       Мужчина кивнул и как сомнамбула направился в сад комплекса. Нампын проводила его удовлетворенным взглядом удачно поохотившейся тигрицы, всласть потянулась, заводя руки за спину, как Порш и близнецы. И лукаво усмехнулась, кивнув на торт:       — У нас от получаса до сорока пяти минут, чтобы его съесть, не оставив им и кусочка. Время пошло.       Кинн на правах хозяина дома урвал Поршу один из самых лучших кусков и, периодически проглатывая в меру сладкое лакомство, которое Порш на ложечке подносил к его рту, проследил за детьми, находящимися на другой половине помещения. Винтер, несмотря на их с Саммер тесную родственную связь, спокойно позволял девочке развлекаться в компании Саймона и Деймона. Да и эти двое, несмотря на очевиднейшую симпатию к бойкой малышке, умудрялись не ревновать, органично деля ее внимание поровну. Бен сидел прямо на ковре, и, как обычно, обнимал со спины подросшего и даже немного вытянувшегося, но по-прежнему худенького и изящного Вениса. Оба с удовольствием возились с Фаер и Люци, собирая вместе с ними пирамидки из кубиков и листая яркие детские книжки с мягкими страничками, пока Винтер занимал Чоко несложной игрой на внимательность с какими-то карточками. Внутри Кинна при виде этой идиллии разрасталось и ширилось что-то очень теплое, пушистое и большое, куда больше, чем могла вместить его душа, чьи крылья много лет подряд ломали Корн и Кан.       — Она бы гордилась тобой, ребенок, — на плечо Кинна легла узкая сухая ладонь, а щеку защекотали распущенные пряди, свежо и остро пахнущие мелиссой. — Именно такой жизни для вас всех она хотела.       — Я знаю, кхун мэ, — Кинн оставил на костяшках Нампын невесомый поцелуй, благодаря за поддержку.       Нампын заразительно улыбнулась, становясь безумно похожей на счастливого Порче, погладила Кинна по волосам таким же жестом, каким часто гладила родных сыновей, и ушла под бок к Чану, которого только сейчас начали отпускать подозрения относительно Сомсака и Деймона.       — Кот, давай сбежим, — тихонько попросил Порш, проводив мать долгим проникновенным взглядом.       — Тебе плохо? Что-то случилось? — тут же встревожился Кинн, сразу предполагая худшее, но его тревогу легко остановила теплая ладонь мужа на губах. Порш заглянул ему в глаза снизу вверх и на одном дыхании негромко, но четко выдал:       — Я очень хочу тебе отсосать. Прямо сейчас.       — Твою ж налево, мои уши! — подошедший к ним с каким-то вопросом Винтер скривился так сильно, словно съел целый лимон без сахара, и демонстративно потряс головой, «вытряхивая» слова отца из ушей. — Идите уже, кролики, мы с Венисом прикроем.       Щеки Порша вспыхнули, но темный огонь откровенной похоти в глазах не погас, возбуждая и обещая наслаждение и нежность. Благодарно кивнув сыну, Кинн взял супруга за руку и увел с шумного праздника, заталкивая в первую попавшуюся коморку и прижимая спиной к двери — спонтанное и бесстыдное предложение Порша словно стоп-кран сорвало, вынуждая его жадно искать малейшие отклики и стремиться доставить мужу как можно больше удовольствия. Однако упрямый и деятельный Порш ловко поменял их местами, не обращая внимания на темноту и тесноту помещения. Сполз на колени, высвободил полувставший член Кинна из брюк, провел мокрым и восхитительно горячим языком по плоти, отслеживая вспухающие вены. Слизал выступившую на кончике смазку, словно это были сливки от торта на ложечке, плотно обхватил член губами и застонал от удовольствия, пуская хорошо различимую вибрацию.       Он полностью отдавался процессу, не стеснялся обилия слюны, распутно распухших от стараний губ и влажных чмокающих звуков, которые Кинн просто обожал, по праву считая одним из любимых кинков. На пике удовольствия Тирапаньякул запустил руку в растрепанную после его же пальцев шевелюру супруга, не надавливая, но ощутимо цепляясь за гладкие пряди, фиксируя тем самым его в одном положении, а себя — в реальности.       — Я люблю тебя, Порш… я безумно тебя люблю… — выдохнул он в темное и тесное пространство кладовки, оглушенный сильным оргазмом, от которого нешуточно подогнулись колени и болезненно заныл напрягшийся пресс.       — И я тебя, Кинн, — Порш игриво потерся чуть колючей от щетины влажной щекой о бедро Кинна, выпрашивая ласку.       — Дай мне отдышаться, и я все верну.       — Мы не торопимся, кот, — промурлыкал Киттисават, покрывая рассеянными слабыми поцелуями чувствительную кожу бедер.       — Я тороплюсь, — возразил Кинн, жадно глотая раскаленный душный воздух, насквозь пропахший сексом и проклятой лавандой из-за относительно нового парфюма Порша. — Я безумно сильно хочу услышать, как ты стонешь во время оргазма.       Кинн, с трудом развернувшись, поменял их местами и с энтузиазмом залез в штаны мужа. Порш под его руками был горячим, отзывчивым и очень возбужденным — лаская Кинна, он завелся и сам, и теперь с кончика твердого члена обильно сочилась вязкая прозрачная смазка, солоноватая и горькая на вкус. Кинн максимально расслабил глотку и взял полностью, теряясь в откликах и потяжелевшем дыхании мужа. Размеренно задвигал головой, стремясь подарить наслаждение, воспользовался тем же грязным приемчиком, что и супруг ранее, и застонал, пропуская низкую вибрацию, отчего Киттисават выгнулся, еще глубже проталкиваясь в тесноту горла и закрыл самому себе рот рукой, чтобы не стонать слишком громко и отчаянно. Много времени на эякуляцию ему не понадобилось, и Кинн послушно проглотил все до капли, вылизывая горячим языком сверхчувствительный после оргазма член.       — Бля, мы в семьдесят тоже так трахаться будем? — отдышавшись немного, уточнил Порш, помогая Кинну встать на ноги. — Как же перед котенком стыдно…       — Котенок уже почти подросток, Порш, он прекрасно знает, что взрослым иногда нужно уединяться. К тому же, он видел Вегаса с Питом.       — Все видели Вегаса с Питом, — хмыкнул Порш, скользя по шее Кинна вверх-вниз приоткрытыми мягкими губами. — Кинн, ты пахнешь как воплощенный секс.       — А ты и есть воплощенный секс, — так же разнежено улыбнулся Кинн, широким мазком языка слизывая капли пота с виска Порша. — Как пламя в руках — и хочется удержать, да жаль портить.       Порш властно поймал его за подбородок, заставляя заглянуть в глаза, и припечатал, обжигая губы громким злым шепотом:       — Не отпускай, придурок. Никогда не отпускай.       — Не буду, малыш, — поклялся Кинн, снова припадая к губам мужа, как к источнику чистой холодной воды посреди пустыни. Зайти на второй раунд им помешал возраст, не позволяющий повторно возбудиться так быстро, но Кинну нравилось даже так — стоять посреди темной, остро пахнущей моющими средствами и недавним сексом кладовки в собственном доме, посасывать мягкий язык мужа и тискать его все еще тонкую и подтянутую талию. Ощущение праздника кипело внутри, тело приятно ныло от полученного удовольствия, лавандовый парфюм мужа забивался в ноздри, кружил голову и мешал полноценно дышать, а ласковый и разнеженный Порш продолжал опираться на него всем телом, ища опору и поддержку.       Где-то за стенкой шумели и праздновали родственники и друзья, а губы мужа снова прижались к его губам в затяжном, медленном, ленивом поцелуе. Счастливее Кинн себя еще ни разу не чувствовал.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.