31 августа.

Чонгук переворачивает календарь только сейчас, сидя за рабочим столом и пожевывая карандаш. С неким ностальгическим ужасом он понимает: уже 31 августа и завтра лето окончательно покинет его. Чонгуку вот уже 29 лет и любой незнакомый человек увидев его со стороны не поймёт почему тот так всполошился: взял бутылку любимого виски, два небольших стакана,помчался прочь из здания,как шальной ребёнок. А ведь он занимает должность директора крупной сети популярной техники, но все равно, также как и раньше, бежит на крышу 31 числа. Он останавливается на середине крыши,переводит дыхание, глубоко втягивая ноздрями воздух — успел. Уже спокойными шагами идёт к самому краю, также тихо садится на бетонный бортик, свесив ноги вниз:рассматривает вид под ногами. Пока ожидание лишь подбирается,а не сжирает его, пока руки не коробит до сильного подергивания пальцев, Чон почти спокойно разливает по стаканчикам хорошее виски и ставит их обратно — рядом с собой на бетонном бортике. Тогда и только тогда, ветер просыпается пуская прохладный лёгкий порыв в его спину, а плеча касается почти невесомая рука: — Ты ждал меня? Как долго? — Чон чувствует эту тёплую, согревающую улыбку, даже не видя лица. — Очень долго, Юнги, ведь ты знаешь какой сегодня день, — старший кладет руку поверх чужой, слегка сжимая, а она — совсем холодная, простая и очень невесомая, как всегда. Как тогда. Юнги опускается рядом, все такой же тёплой улыбкой поддерживает Чона. — Я смотрю ты подготовился, — он закивал в сторону стаканов и потянулся, взяв один, по привычки садясь так близко,как только можно. Прокрутив в руках толстое стекло, юноша сделал немного маленьких глотков из стакана. — В этот раз ты подготовился лучше, очень даже тёплое, хорошо согревает, мне нравится, — Мин солнечно улыбнулся ему, сощурив свои лисьи глаза, которые превратились в два полумесяца. После увиденного, Чонгук больше не нашёл сил сдержаться, завёл руку и провел кончиками пальцев по волосам,убирая их за ухо. — Ты как всегда: все также красив, а с каждым годом это словно умножается в десятки раз, может быть ты наконец останешься? — старший проводит пальцем по пухлым маленьким губкам, слегка улыбаясь, — пожалуйста? — с надеждой он поднимает глаза. — Знаешь, в день своей свадьбы, ты кричал, что ты женишься на любимой девушке, что раз не в этой, то в следующей жизни, в следующей жизни ты обязательно окажешься «пидором» специально для меня, — Юнги смеется, но в отблеске глаз читается океан грусти,пустоты,забвения.Чонгук едва в нем не тонет. — Ю-Юнги, послушай меня,тогда я был молод и глуп, но сейчас я другой,я изменился.Сейчас все изменилось, все стало по другому, — Легонько касаясь чужого плеча, старший сжимает на худом и бледном плече пальцы, но собеседник недовольно молчит, а затем выдаёт: — Тогда и ты, подожди меня в другой жизни, где я стану готов принять тебя, ведь в этой я уже брожу по свету и не смогу больше терпеть твои издёвки, — улыбается, словно маленький ребёнок, Юнги. Старший вздыхает и убирает руки, обнимая сам себя. Он был так измотан вечной погоней за ним, что на пальцах можно сосчитать те дни, когда он не думал о нем. Возможно, если бы он мог изменить прошлое или отправиться туда, то что-нибудь бы стало иначе. Например, он бы сжимал его тёплую руку и уши ласкали звонкий смех. Чонгуку же вместо этого приходит в голову лишь то, как много лет назад, под этим зданием, сидя на окровавленном асфальте, он сжимал тонкие, холодные руки, целовал эти костлявые, бледные пальцы и умолял очнуться, рыдая навзрыд. Ведь именно в тот день, 31 августа, в день его свадьбы, парень наконец-то все про себя понял и ответив «нет», ринулся прочь, долой от осуждающих, липких взглядов. Подоспев к нужному зданию с бутылкой какого-то виски и растрёпанным букетом лилий, он ярко улыбался, пока, подойдя чуть ближе к нужному подъезду, он не замечает машины скорой и полиции; затем гримаса ужаса, дикой боли, отчаяния сменяются на его лице за считанные секунды, когда он смотрит вверх. На крыше было пусто и очень тоскливо. В памяти мужчины плохо отпечатались моменты, когда он оказался рядом с его мальчиком, держа за руку и умоляя проснуться ради него. Этого не случилось, он не очнулся, не успокоил,не сказал, что все будет в порядке. После этой трагедии старшему стал весь мир не мил: не хотелось есть,пить,спать, идти в университет, но выбора больше не было. Так он стал самой одинокой тенью на этом свете, такой же блёклой,какой был для него когда-то Юнги. Мужчина болтает ногами,вспоминая как стал каждый год в одно и тоже время приходить на эту крышу и ждать. Почти сразу они стали видеться, над его грехом сжалились, Мин вернулся с наступлением осени, холодным ветром, золотистыми опавшими листьями, подхватываемые ветром, который уносил их прочь. — Почему ты не веришь, что все будет иначе? Я изменился, прошло уже 11 лет, ты не думаешь, что я могу быть совсем другим человеком? Ветер немного всколыхнул чужие волосы, небрежно посмеялся, поднимая в воздух легкий смешок. — Я,конечно,тебе верю, но тебе за мной здесь не угнаться, там, откуда я прихожу сейчас ночь и это единственная возможность и причина прийти; моя душа выходит из нового тела, на наши с тобой крохотные мгновения возвращается память моей последней прошлой жизни, но просыпаясь на утро, я ничего не помню, — Мин неловко улыбается и продолжает смотреть на собеседника взглядом полного нежности и ласки, чувствуя как соскучился по этим глазам, шрамам на лице и губам. На последнем он зависает и смотрит так долго-долго, вспоминая первый поцелуй, объятия. — Значит, тебе легко будет меня найти, я выгляжу сейчас как обычный девятиклассник, одно и то же лицо, рост, нрав, но волосы уже не рыжие, а мятные и не такой застенчивый как раньше, — После этих слов порыв уходящего лета едва коснулся чужих губ, а затем горячо любимые полупрозрачные уста напротив расплылись в легкой,доброй улыбке. — Тебе придётся постараться:лгать о своем возрасте, не вспоминать наше прошлое до поры до времени и самое главное - не называй мое настоящее имя, тогда ты вернёшь меня и я смогу все вспомнить, но прошу, прояви терпения, наша разница в возрасте слишком велика, — Юнги смотрит на него какое-то время, а потом говорит так тихо,как только возможно: — Я даю тебе один единственный шанс.