The Broken View — Reverie
Драко сидел на полу своей квартиры и заливал в себя виски прямо из горла. «Конечно, мама, разве могла ты не рассказать всему миру о том, что твой сын помолвлен?» Сегодня он не пошёл к ней на квартиру. Совесть не позволила? Хотя где была его совесть, когда два года назад он запланировал использовать ее. Ему самому от себя было тошно. Ублюдок, мерзкий предатель. Он и сам это знал. Но чего он не знал, это как жить дальше. Без неё. Он водил по квартире затуманенным алкоголем взором, он купил ее из-за неё полтора года назад, зная, что она никогда не согласится прийти к нему в мэнор. Да и мог ли он привести ее туда, где была его мать, которая и подтолкнула его использовать ее? И теперь все здесь напоминало о ней, он обставлял эту квартиру в соответствии с ее вкусами, чтобы ей было максимально комфортно. Когда он все это затевал, он не испытывал угрызений совести. Совсем. Она просто способ достижения его цели. Он не горел желанием возвращать Люциуса, не после того, что он сделал, но не мог больше выносить страдания единственного близкого человека. И только «самый лучший адвокат Магической Британии» Гермиона Грейнджер могла ему помочь. Но он знал, что она скорее пальнула бы в него Авадой, если бы он заявился в ее офис в качестве клиента и попросил защищать Люциуса Малфоя, в доме которого ее пытали. Разумеется, он не собирался заводить с ней отношения, надеялся просто подружиться и сыграть на ее гриффиндорском вечном желании защищать всех сирых и убогих. Сработало, они подружились. Но чем больше времени он проводил с ней, тем сильнее его затягивало. Она была не такой, какой он ее знал. Первое и самое главное, что зацепило его — ее безупречная естественная красота. Она всегда была такой? Или просто повзрослела? Или он просто не хотел в школьные годы замечать в ней что-то помимо ее грязной крови? Значит ли что-то сейчас для него ее статус маглорожденной ведьмы? Плевать. Он бы выбрал ее, даже будь она маглой. С каждым проведённым с ней днём, он погружался в неё все глубже. Она восхищала его. Вся она — ее неуёмная энергия, амбициозность, огромный мозг, жизнь, бьющая в ней ключом, чистое и доброе сердце, наполненное состраданием ко всему живому. С ней он чувствовал себя свободным. Выигрывая для неё игрушку в тире магловского парка аттракционов, он не был Малфоем, чистокровным магом из древней волшебной семьи. Он был просто Драко. Он бесповоротно влюбился в ее красивую улыбку, буйные шелковистые локоны, огромные, поражающие своей глубиной шоколадные глаза с мягкими всполохами золота, в ее веснушки, дарованные солнцем, в ее хрупкую миниатюрную фигурку, в ее нежную оливковую кожу. Он влюбился в ее внутренний мир, поражающий своей красотой. Он влюбился в свои ощущения рядом с ней — в чувство лёгкости, свободы, спокойствия. Он влюбился в ее страстную натуру, в огонь в глазах, когда она попадала в свою стихию. Он влюбился в неё, и осознание этого полтора года назад его потрясло. Когда она начала от него отдаляться, он испугался и запаниковал. Но не потому что боялся провалить план. К черту его мерзкий план, он найдёт другой способ спасти отца. Он до дрожи испугался потерять ее. Врываясь спустя две недели разлуки в ее квартиру, он ни секунды не медлил, впечатывая ее в стену и требуя ответов. Когда она призналась, что влюблена, но боялась, что он отвергнет ее, он едва не рассмеялся в голос. Нужно ли говорить, что все его существо затопило невероятное счастье? Позже ночью он надеялся, что показал ей в постели всю силу своего желания. Она была восхитительна. Тогда он открыл ее новую черту — Гермиона Грейнджер была настоящей львицей в постели. Они провели вместе год. Драко был невероятно счастлив каждый прожитый миг с ней. Но над ними, словно дамоклов меч, висел родительский обет и обязательство брака с Асторией. Он знал, что способа избежать помолвки не существовало, но не мог найти в себе смелости признаться в этом Гермионе. Он оттягивал неизбежное, в глубине души надеясь, что его прекрасная гриффиндорка сможет его понять и не покинет. А даже, наоборот, поддержит и поможет ему избавиться от чертова брака. Трус и эгоист. Каким был, таким и остался. Единственной возможностью разрушить обет и расторгнуть помолвку был незаконнорожденный наследник. Если бы у Драко или Астории появился на стороне ребёнок, узы бы разрушились сами собой. Но Драко знал, что столетия кровосмешения настолько ослабили фертильность древних родов, что даже в браке, будучи скреплёнными нерушимыми узами, обвешанные амулетами и зачарованные сильной магией, волшебники не всегда обеспечивали семью наследниками, в лучшем случае одним. У него не было ни единого шанса.Being As An Ocean — Tragedy
А потом Грейнджер сама захотела вытащить Люциуса из тюрьмы, приближая их конец. Он не отказался, конечно же он не отказался. И вот, спустя три месяца отец вышел из тюрьмы и первым, о чем он заговорил с сыном, была помолвка. Его судьба была решена за него. Он неделю не выходил из своей спальни в поместье, метался, как раненый зверь, из угла в угол, разрушал все, что попадалось под руку, потом чинил и снова разрушал. И пил, слишком много пил, но алкогольный дурман отключал его на несколько часов, поэтому, пробуждаясь, он снова брался за бутылку. Лишь на девятый день он пришёл к ней. Его сердце едва не разорвалось, когда его нежная девочка встретилась с ним глазами. Она ничего не спрашивала, как всегда чуткая и заботливая. А потом подарила себя ему. Ему, не достойному даже ее мизинца. Он хотел все рассказать ей после, но снова струсил и просто ушёл на утро, не оставив даже записки. Спустя четыре дня он написал ей сухое письмо, что-то о том, что ненадолго уезжает. Ублюдок. Просто его родителям срочно понадобилось провести приём в честь «воссоединения семьи». Блять, какой бред. Воссоединение семьи или продажа собственного сына? Конечно же Драко вёл себя прилично, улыбался, когда нужно, галантно поддерживал за локоть радостную Асторию и всем видом демонстрировал счастливого будущего жениха. Завтра, уже завтра их свяжут, Люциус без его ведома уже обо всем договорился. Каким чудом его Окклюменационные щиты не рухнули, он не знал. Сказать, что земля ушла из-под ног, когда он увидел ее, мертвецки бледную и трясущуюся, уходящую под руку с Люциусом, это не сказать ничего. Он не помнил, как добрался до кабинета отца. Сердце обливалось кровью от ее потерянного вида, а все нутро дрожало от мысли, что она уже все знает, и не от него. Но как он избрал вести себя? Как конченный мудак. Нагрубил, причинил боль и попытался выставить вон. Ублюдок. Но она и сама не собиралась оставаться. В тот момент, когда она наставила на него палочку, его мир рухнул, разбился о суровую реальность. Он потерял ее. Она ушла. Поплёлся ли он к ней тем же вечером? Конечно. Но наткнулся сначала на закрытый камин, а после на запрет на трансгрессию. Черта с два он не добьётся своего. И он вошёл через дверь, обнаружив ее в тишине спальни, хрупкую и убитую горем. А потом она убила и его, прогнав. Он снова пил и оплакивал свою несчастную жизнь. Пил и рассматривал ее фотографии и колдо, запоминая каждую черточку, впитывая каждую улыбку. Конечно же он попытался увидеть ее на следующий день, но безрезультатно. Ее мощные чары не пропустили его, а чтобы взломать их, ему потребовалось бы не меньше пяти часов. Вечером он пришел снова, предварительно отправив письмо. Ответ пришел с одним лишь словом, но написанным ее рукой, на крошечном клочке пергамента, сохранившем ее едва уловимый аромат. Гардения и шоколад. Его чертова Амортенция. Он давно это выяснил. Несколько часов он упорно пытался разрушить ее чары, но ни черта у него не вышло — она постоянно укрепляла свою защиту. Он отчаялся и опустился на коврик возле ее двери. Очевидно, он задремал. Как ещё объяснить, что его тряс за плечо неизвестный мужчина. Он вернулся в холодную квартиру, стены давили на него, он сдался и выпил щедрую порцию Снотворного зелья, рухнул на кровать и отключился. А на следующий день появилась эта чертова статья в Пророке, которая и привела его на пол гостиной с бутылкой в руке.