Счастливый конец

      Луна светит тускло. Она не способна осветить ночное небо, полное звёзд. Мелкие точки на небе, но гигантские и огромные вблизи. Но никто никогда не видел звёзды вблизи. Они слишком далеко. До них ни дотянуться рукой, ни дойти ногами. Это невыносимое расстояние, невозможное для пересечения. Ночами я не спал, читал научные статьи в интернете о звёздах и космосе. Но никогда не смотрел в своё окно; по ночам занавески скрывали от меня луну, пока я читал о звёздах. Если солнце потухнет, мы узнаем об этом только через восемь минут и восемнадцать секунд. Оно может потухнуть по чистой случайности, а на то чтобы понять это, нужно будет целых восемь минут. Пистолету в моих руках для поражение цели нужно всего две или три секунды. Цели? Можно ли выразится «цель», говоря о нём? О человеке напротив меня. У него были короткие чёрные волосы, но до невозможности лохматые, будто он совершенно забыл о существовании расчёски. Маска, что чернее и без того чёрных волос скрывает его лицо. Лицо вора. Вора человеческих надежд, жизней и моего сна. После нашей первой встречи я перестал спать. Именно так я начал мучатся бессонницей, поздно засыпать и рано вставать. Его странная такая же чёрная одежда скрывала тело. Перчатки, рубашка, штаны, сапоги и ремень. Его вид был до жути неопрятным, а лицо улыбчивым и странным. Брюнет насмешливо улыбался, смотря мне в лицо, пока я стоял с наставленным на него пистолетом. Я не помню ни нашу первую встречу, ни то как мы оказались на пустом этаже офисного здания, с разбитым стеклом позади него. Кажется что-то из него выпало. Нет-нет, кто-то из него выпал. Кто-то живой и думающий. Было ли ему страшно падать вниз зная, что в конце концов он разобьётся? Считал ли он секунды до того как разбился? Пистолет был наставлен на брюнета. Он закрывает глаза, делая пару шагов назад. Я же, делаю пару шагов вперёд. — Знаешь…— начинает говорить он. — я рад, что мы вновь встретились здесь.       Я делаю шаг назад. Он же, делает шаг вперёд. Он жаждет приблизиться ближе, но понимает, что я отступлю. Дистанция между нами не могла изменится, так же как пистолет—опустится. Оружие в моих руках его не пугало, в его глазах оно будто было игрушечным. Злодей как никто знал—я не смогу нажать на курок, я не могу взять на себя ответственность за чью то смерть. Именно поэтому я не злодей, а герой; потому что я слаб и никчёмен. Но брюнет не может долго молчать. — Уже вечереет. Мы здесь слишком долго. Он смотрит себе за спину, на разбитое окно. Солнце уже полностью село, лишь пару лучей доходили до видимого нами неба. Я делаю два шага вперёд, он делает один шаг назад, медленно сближая дистанцию. В мой голове бесконечно крутилось 18 секунд, до чего или после, я не знаю. Со временем моя личность перестала быть единой, от неё оставались лишь размытые образы. Мои мотивации стали ни чем, их заменило нечто, говорящее мне следовать моему образу. — Я не хочу стрелять в тебя. — Ты и не станешь, —Злодей убирает руки в карман.— мы это уже проходили. Это будет противоречить Табату. Я опускаю голову, меня сжигает чувство вины. А он продолжал смотреть на меня. Злодей даже ничего не ждёт; ему нечего ждать, у него ещё вечность впереди. Эту тишину я считал ужасной и долгой, когда он с улыбкой смотрел на меня. Я был виноват, я понял это по его глазам. — Не смотри на меня так… Брюнет приподнял бровь. — Мне отвернутся? — Нет, не надо. Я опускаю руки, уже не понимая ничего. Моя личность становилась более прозрачной, как и желания. Я был уверен, что пистолет который держал в руках, я отобрал у него, но инициалы на нём были моими. Стрелял ли я из этого оружия в кого-то? Я открываю патронник, там совершенно не было пуль. Я не был удивлён, а Брюнет лишь с изумлением смотрит на пистолет в моих руках. — Сколько?— Спрашивает он. — Что? — Сколько пуль? Я молчу пару секунд, закрывая патронник и пряча куда-то пистолет. — Достаточно. Пусть в пистолете не было пуль, я был уверен, что он сможет выстрелить. Я плохо понимаю как это работает, но Табат всегда брал и будет брать эту ответственность на себя. Я делаю шаг назад, он три вперёд. Он догоняет меня. Он охотится медленно, будто мы играем не в охотников и жертв, а в шахматы. Каждый ход является стратегией, а я утопаю в своём же повествовании. Я не уверен, что способен соображать настолько хорошо. Табат не мог вечно копировать моё поведение. Он медленно подгонял его под общие очертания человека. Вся моя сила воли медленно превращалась в простые человеческие чувства. Я становился слабее с каждым разом. Злодей в это время лишь уставал. Он сделал четыре шага назад, я делаю шесть вперёд. Мы стоим в шаге друг от друга. Брюнет спрашивает у меня: — Каково это стать телом?—я потерял момент, когда он перестал улыбаться.— Твои вкусы и слова перестают быть индивидуальным. После каждого раза ты становился более… обобщённым. У Табата фигово получается тебя повторять. — Он старается. Но и его время тоже на исходе. Я не уверен, что это продлится долго. Он вновь улыбается с усмешкой, будто ему рассказали что-то забавное. — Если вечность для тебя не долго, то да. Табат забрал наше время, оставив его нам. Я молчу: отвожу взгляд. Мои чувства перестали иметь какой то порядок. — Никогда не подумал бы, что буду горевать о смерти того, кто не умрёт. Забавно, правда? — Да, наверное. Я вытираю нос. Я уже и не уверен есть ли маска на моём лице, слетела ли она или срослась с моим лицом. Брюнет же снимает с себя маску, делая последний шаг. Мы стоим впритык друг к другу. Он берёт меня за плечи. Его глаза смотрят прямо в моё лицо. Он целует, с нежностью. Целует прямо в губы. Это может вскружить голову, заставить поверить, что между нами что-то могло было быть возможным. Его губы на ощупь были сухими и обкусанными. Он не любил меня, я не любил его. Это было что угодно, но не любовь. Это было прощение, извинение, сочувствие, попытка утолить голод и проявление жалости, но никак не любовь. Возможно это была глупая влюблённость, не понятно кого, моя или его. Но мы обречены на нескончаемый конец, там нету места для влюблённости. После поцелуя мы глупо стоим друг возле друга. Злодей кладёт голову мне на плечо. Он шепчет, тихо и неразборчиво. То ли извинения, то ли признание в любви. Разницы нет. Но спустя какое то время я наконец понимаю, что говорил его шёпот, он обвинял меня. Обвинял в смертях, обвинял в том, что я всё это начал, что появление Табата моих рук дело. Я лишь с презрением смотрю на голову продолжающую лежать на моём плече. Да, я виновен, но что я мог был сделать? Злодей наконец то отходит, обходя меня и становясь на ту позицию где стоял в самом начале, только теперь ближе к окну за которым солнце уходило стоял я. В его руках мой пистолет. Злодей наставляет его на меня и снимает с предохранителя. Сейчас мне известно точно, в пистолете была одна пуля, а рядом была лишь одна мишень. Я делаю пару шагов назад, он продолжает стоять на месте. — Не волнуйся, когда Табат иссякнет я обязательно приду на похороны. — Ты обещаешь? В ответ— кивок. Дверь сзади него начинает открываться. У нас не осталось времени. Он даже не улыбается, будто сейчас заплачет, опять. Но он стреляет. Пуля пронзает мою шею насквозь, а потом и стекло которое раньше было разбитым. Я делаю последний шаг назад, он становится последним. Опоры сзади меня не было. Единственное, что я успеваю перед падением с многоэтажки это разглядеть вошедшего героя в комнату. Это был я. Это была моя маска, мои волосы и моя одежда. Табат отлично справляется со своей работой, ведя за собой циклы повторяющихся событий. Я начинаю корить себя за то, что ни я, ни тот кто зашёл в эту дрянную комнату с разбитым окном не является тем, кто упал отсюда в первый раз. Возможно он и был героем, возможно именно он обладал всеми своими качествами. Когда я падал, мне не было страшно. Я знал, что не умру, я часть Табата, я лишь растворюсь в пыли перестав быть актёром. В моей голове был лишь счётчик секунд. После 18 секунд я уже не смог считать.