Хоть и тыщу лет как отпустило Хоть две тыщи лет уже не слушаю Земфиру Солнце, так же я краснею при тебе, как Гром-Задира Всё ещё краснею при тебе, как Гром-Задира
Пусть и был вечер, но погода — не имеющая конца жара, теплый ветер и ни намека на прохладу — не давала даже малого желания оставаться на улице. От духоты болела голова, хотелось скорее оказаться внутри любимой студии, до которой жара не добирается. Нескончаемый день вкупе с мыслями о нескором появлении дома давили на мозг, ухудшая и так не лучшее настроение. Время текло безумно медленно, даже учитывая тот факт, что находился Елисей в "стенах" горячо любимого места. Лагерь, пусть и со своими странными правилами, давно перестал быть "работой" и превратился в "хобби", куда он продолжал с удовольствием возвращаться каждым летом. Но всегда и везде должен быть подвох. Когда-то самый важный, но совершенно чужой сейчас человек все время был так близко и так далеко одновременно. До чего тяжко было видеть ее каждый день, стоять рядом, но не иметь никакой возможности нормально поговорить. Конечно, они перекидывались фразами, но ведь это были совсем не важные слова. Это не то, что им обоим нужно было обсудить. Невыносимо видеть ее обозленный взгляд в собственную сторону, хотя когда-то эти же глаза смотрели со всей любовью и искренностью, которая только помещалась в них. Только один ее обиженный взгляд приковывал к месту, не давая даже рот открыть, а зло брошенные слова и вовсе делали на душе так паршиво, что просто не забыть. Без шансов. А ведь когда-то все было совсем по-другому…***
Стань моим спутником на пути И даже, если я ослепну, то не переставай светить Будь моим сердцем слева в груди И даже, если я умру, то ты не умирай, стучи
Познакомились они еще задолго до того, как оказались вместе в одном лагере. Однажды встретив Елисея в баре, что предоставлял открытый микрофон для неизвестных музыкантов, она долго не могла понять, что же в этом человеке заставляет вернуться воспоминаниями в школу. Только вот Елисей узнал ее сразу. Будучи лишь семнадцатилетним подростком, он долго не решался подойти и напомнить о себе, только бросал заинтересованные и восхищенные взгляды за соседний столик, сидя с группой и отмечая крошечную победу — пусть и маленькое, но все же выступление, заслужившее аплодисменты. Тогда, раскручивая группу и занимаясь только ею, Елисей не мог думать ни о чем другом, а уж тем более — ни о ком другом. Музыка полностью заняла все его мысли, и он даже не думал, что найдется что-то, что сможет заинтересовать его сильнее. Но это «что-то» все же нашлось. Аня стала воплощением всего, что парень так ценил в людях. Она умела совмещать в себе безмерную доброту — каждого могла вместить в свое сердце, помогла бы всем, кто обратится — и суровость, которая, проявляясь, заставляла любого тут же пожалеть о своих словах или поступках. Но самое главное, что она смогла пронести с собой сквозь года — веру в лучшее. Все недостатки людей меркли в ее глазах, любая, казалось бы, безвыходная ситуация превращалась в сущий пустяк, когда она рядом. Она держала в себе невероятную энергию, которой умела пользоваться и делиться. Настоящий сказочный персонаж, вылезший прямо из страниц книги — вот кем она была. И ведь Елисей столько времени не замечал этой сказочной красоты. Он знал о ее давней дружбе с Катей, ведь именно она и рассказывала Елисею про веселые прогулки и ночевки с подругой. Парень знал о существовании некой Ани, имя которой присутствовало почти в каждом разговоре с подругой, но никогда всерьез не пытался разузнать о ней побольше. И вот тогда, совершенно случайно встретив ее там, где никогда бы не подумал, что увидит, Елисей — мрачный, скучный и грубый подросток — и подумать не мог, что сможет хоть немного заинтересовать Аню. Он чувствовал, что ему досталось нечто особо ценное, к чему нужно было аккуратное и осторожное обращение. Именно так он и не умел.***
Моё прошлое — песок, и всё, что было мне так важно Теперь просто грязь и пыль у моих ног, и всё Я отпускал людей легко, ведь всё равно придут ещё Но если нету прошлого, то нет и будущего
Тогда все закончилось гораздо быстрее, чем начиналось, и парень полностью понимал свою вину, ведь именно он не смог научиться обращаться с дарованным чудом. Аня, такая хрупкая, просто не сумела бы не сломаться рядом с давно разрушенной душой, не смогла бы оставить свою доброту. Он корил себя за то, что научил девушку хранить в душе обиду. Сейчас, вспоминая то невероятное время, Елисей думал, что чувства остались все такими же сильными. И даже спустя столько лет она приковывает взгляд, как только оказывается в поле зрения. Ее улыбка, голос, движения, поступки… Все в ней заставляло Елисея вновь почувствовать себя влюбленным подростком, который сидит за соседним столом, боясь подойти. Сердце ныло от безвыходности и понимания, что девушка злится совершенно справедливо, и он никогда не вернет той нежности в ее взгляде. Он не умеет любить так, как заслуживает Аня. Мысли заполнили голову на всю недолгую дорогу. В последнее время только Аней и был забит мозг. А пропадала ли она оттуда вообще? Наверное, мысли о ней стали совершенно обыденными и привычными, если Елисей даже вспомнить не мог, когда в последний раз она уходила из головы. Жара уже перестала быть такой сильной проблемой, а скоро и совсем исчезнет — до студии оставалось несколько метров. На перекрестке Елисей вдруг замер в нерешительности. Он знал — стоило ему повернуть налево и пройти совсем немного — меньше минуты, — и он окажется напротив корпуса, где сейчас Аня, наверняка, укладывает детей спать. Там его никто не ждет. Он с усилием отвел взгляд от виднеющейся из-за деревьев крыши здания и поспешил войти в прохладное помещение, о котором так мечтал уже несколько часов. Он взял за привычку засиживаться допоздна. Не только из-за того, что нередко сидел за инструментами, но и потому что за не первое лето привык дожидаться Игоря, который обычно возвращался далеко после полуночи — подготовка лагеря к следующему дню лежала и на его плечах, а это было непросто и не быстро. И Елисей, включив музыку и легонько — лишний шум создавать было нельзя — отбивая палочками по тарелке в такт, ждал прихода друга, чтобы отправиться в квартиру, предоставленную им на лето.***
Бывают вечера, когда эмоции захлестывают с головой, и ты перестаешь здраво мыслить, лишь поддаешься желаниям, о которых позже будешь жалеть. С мыслями сложно справиться, ты только и можешь, что закрыться в комнате, четно пытаясь успокоить развывшееся сердце. А ведь сейчас никто и остановить не сможет… Напарница занята детьми, а Ане уже давно пора возвращаться в квартиру, но путь она держала не той дорогой, что шла обычно. Между зданиями всего несколько метров, но даже они так тяжко даются. Слишком сложно было все это время держаться и не поддаваться, чтобы сейчас взять и все испортить. Аня шла, иногда срываясь на медленный бег, но тут же себя одергивая — растягивая время. Редкие остановки сопровождались оглядыванием по сторонам, долгим всматриванием в дорогу с противоположной стороны, пройдя по которой, она все-таки избежит встречи со своим прошлым. Слезы текли по щекам, падали на футболку, но Аня уже не пыталась их стереть или остановить, хотя и было неприятно. Руки тряслись, а ноги немели. Страх поглощал, несмотря на то, что девушка прекрасно понимала — ее пустят, ее поймут, ее простят. Там, куда она идет, ее всегда примут. Три ступеньки на лестнице казались непроходимым препятствием, которое могло бы стать причиной, чтобы вернуться назад. Но музыка из приоткрытого окна звала и затягивала. А еле слышимый звук ударных подсказывал, что внутри точно есть тот, кто ей нужен. Он прямо сейчас сидит за стойкой и ударяет палочками. Расслабленно или напряженно и сосредоточенно? Узнаешь, только если зайдешь. Остался последний шанс отказаться и уйти, оставить все, как есть. Но Аня поддается мыслям, в голове слезно прося прощения у самой себя. Трясущаяся рука сжимается в кулак и стучит в старую деревянную дверь. Стук не звучит вопросительно, он не просит разрешения войти, он только предупреждает, что сейчас дверь откроется. Удары затихают, музыка через пару секунд замолкает. Рука дергает ручку двери. Она поднимает глаза на того, от кого так усердно бежала несколько лет, кого так старалась забыть и отпустить. В ответ на нее смотрят удивленные и взволнованные, но такие родные глаза. Слезы накрывают еще сильнее, Аня подходит ближе и беспомощно падает в родные объятия, утыкаясь носом куда-то в шею. Она не хочет слов. Она не хочет слышать ничего. И Елисей до сих пор понимает ее желания лучше, чем она сама. Он молчит и лишь сильнее прижимает девушку к себе, без слов отдавая всю защиту. И больше ей ничего не нужно.Петли вяжут в бантики, и так тяжело найти романтику Давай-ка просто помолчим И ты когда-нибудь найдёшь ответ сама Всё, что есть, не более, чем бесполезные слова